- Адам - в безопасности и выздоравливает. Мы узнаем, кто убил твоего друга. А каковы твои действия?
Бран может испугать. Он психический - по крайней мере он сам так это называет, если его спросить. А значит это, что он с любым вервольфом может общаться мысленно, мозг с мозгом. Именно поэтому Чарльз мог в лесу говорить за него. Бран использует это свое качество наряду с другими, чтобы держать под контролем североамериканские стаи. Он утверждает, что может заставить других слышать свои мысли, но в обратную сторону это не действует.
В стае шепчутся, что у него есть и другие способности, но какие именно, никто не представляет. Чаще всего утверждают, что он действительно умеет читать мысли. Он всегда точно знает, кто повинен в той или иной неприятности, случающейся в его городе.
Моя приемная мать, обычно смеясь, заявляла, что именно эта репутация делает его непогрешимым: ему стоит только войти в комнату и определить, кто смотрит на него самыми виноватыми глазами. Может, она и права, но когда как-то раз я попыталась выглядеть невинной, это не сработало.
- Уеду завтра утром.
"Очень рано, - подумала я. - Чтобы снова не разговаривать с Сэмюэлем - и начать и искать Джесси". Бран покачал головой и нахмурился.
- Днем.
Я почувствовала, как от удивления поднялись мои брови.
- Что ж, - осторожно произнесла я, - если ты знаешь, что я собираюсь делать, почему бы прямо мне не сказать об этом, а не спрашивать?
Он слегка улыбнулся.
- Если подождешь до середины дня, Адам будет способен ехать с тобой, а Сэмюэль что-нибудь разузнает о том, как твой молодой человек… Алан Маккензи умер. Сэм сегодня всю ночь проведет в лаборатории за вскрытием и изучением шприца. - Бран наклонился ко мне. - Это не твоя вина, Мерси.
Я пролила какао на футболку.
- Дерь… - Я прикусила язык. (Бран не одобряет бранные слова.) - Ты можешь читать мысли.
- Я знаю, как работает твой ум, - ответил Бран с легкой улыбкой, которая совсем не была самоуверенной. Сразу взяв бумажное полотенце, он смочил его над раковиной и протянул мне, а я тем временем отлепила футболку от тела: какао все еще горячее, хотя и не обжигающее.
И пока я промокала футболку и кожу у раковины, он продолжал:
- Если только ты не слишком изменилась - а это вряд ли возможно, - когда кому-нибудь больно, ты считаешь это своей виной. Мне Адам рассказал все, что знает, и никакого отношения к тебе это не имеет.
- Ха… ты точно телепат. Он в волчьей форме и говорить не может. - С футболкой я сделала все возможное, но пожалела, что у меня нет смены.
Бран усмехнулся.
- Уже может. Иногда перемена помогает нам быстрее выздоравливать. Обычно мы из человека становимся волком, но перемена в противоположную сторону тоже действует. Сэмюэль ему не очень понравился. - Улыбка Брана стала шире. - Прежде всего Адам выругался. Заявил, что Сэм любитель, а не профессионал. Что Альфа не имеет дел с теми, кто не умеет обращаться с ранами. И добавил, что у тебя иногда больше мужества, чем ума. - Бран указал чашкой на меня. - Кстати, я с ним согласен - именно поэтому я попросил Адама присмотреть за тобой, когда ты оказалась на его территории.
"Вот как, - подумала я, стараясь не выглядеть слишком ошеломленной. - Значит, Адаму было приказано опекать меня? Мне казалось, что наши странные взаимоотношения основаны на чем-то другом". Знание того, что Бран велел следить за мной, меняло окраску всех наших разговоров.
- Не люблю лгать, - сказал Бран, и я поняла, что не сумела скрыть реакцию на его откровения, - даже умолчанием. С самой жестокой правдой можно иметь дело, можно победить ее, но ложь уничтожает душу. - Он выглядел так, словно говорит на основании личного опыта. - Эта нелюбовь заставляет меня вмешиваться, когда следовало бы отойти в сторону. - Бран помолчал, как будто ждал ответа, но я понятия не имела, к чему он ведет. Он сел и сделал глоток какао. - Были такие, кто считал, что от тебя нужно скрыть правду о смерти Брайана.
Брайан - это мой приемный отец.
Я вспомнила, как проснулась однажды после Рождества, услышав на кухне низкий голос Брана. Когда я вышла из своей комнаты, Бран сообщил мне, что полиция нашла тело Брайана в реке Кутеней.
Вервольфу трудно совершить самоубийство. Даже серебряная пуля не в состоянии помешать самоизлечению. Эффективно отсечение головы, но его трудно достичь при суициде. Хорошо действует утопление. Вервольфы очень мускулисты и плотно сложены; даже если они хотят плыть, им это трудно, потому что, как у шимпанзе, у них слишком много мышц и слишком мало жира, чтобы держаться на поверхности.
- Кое-кто в стае хотел представить все как несчастный случай. - Голос Брана звучал задумчиво. - Мне говорили, что четырнадцать лет - слишком мало, чтобы воспринять мысль о самоубийстве, особенно сразу после смерти подруги Брайана.
- Ее звали Эвелин, - напомнила я. У Брана есть тенденция не обращать внимания на окружающих людей, словно их не существует. Сэмюэль однажды сказал мне, что это происходит потому, что люди очень хрупки и Бран видел слишком много их смертей. Я подумала, что если я в четырнадцать лет смогла справиться со смертью Эвелин, то Бран тем более.
Он бросил на меня подавляющий взгляд. Когда я не опустила глаза, как требует протокол, он скривил губы и спрятал их за чашкой.
- Действительно, Эвелин. - Он вздохнул. - Когда ты решила жить одна, а не возвращаться к одной матери, я с этим согласился: ты доказала свое мужество и имела право на выбор. - Он осмотрел комнату. - Помнишь наш последний разговор?
Я кивнула и наконец села. Даже если он сегодня не настаивает на соблюдении протокола, как-то неловко стоять, когда он сидит.
- Тебе было шестнадцать, - произнес он. - Ты была слишком молода для него - слишком молода, чтобы понять, что ему действительно от тебя нужно.
Когда Бран застал нас с Сэмом целующимися в лесу, он отослал меня домой, потом пришел на следующее утро и сообщил, что он уже переговорил с моей настоящей матерью и она в конце недели ждет меня. Он меня отправляет, и я должна собрать все, что хочу взять с собой.
Да, я собралась, но не для того, чтобы ехать в Портленд; собралась, чтоб бежать с Сэмюэлем. Он обещал, что мы поженимся. Мне не приходило в голову, что в шестнадцать лет невозможно выйти замуж без разрешения родителей. Несомненно, Сэмюэль нашел бы решение и в этом случае. Мы хотели перебраться в большой город и жить вне всякой стаи.
Я любила Сэмюэля, любила с тех пор, как умер мой приемный отец и Сэмюэль принял на себя роль моего опекуна. Брайан был мне дорог, но Сэмюэль оказался гораздо более эффективным защитником. Даже женщины перестали меня преследовать, когда за моей спиной встал Сэмюэль. Он был забавен и очарователен. Вервольфы не часто бывают веселыми и беспечными, но у Сэмюэля эти качества были в изобилии. Под его крылом я научилась радоваться - весьма соблазнительное ощущение.
- Ты заявил, что Сэмюэль меня не любит, - сказала я Брану, чувствуя себя так, словно рот у меня набит опилками. (Не знаю, как он узнал о планах Сэмюэля.) - Что ему просто нужна самка, которая выносила бы ему детей.
Беременность от вервольфов в половине случаев заканчивается выкидышем. До нормального срока женщины способны выносить только тех детей, которые станут полностью людьми. У женщин вервольфов выкидыш происходит в первое же полнолуние. Но волки и койоты могут скрещиваться и давать жизнеспособное потомство, почему бы тогда не смогли мы с Сэмюэлем? Он считал, что некоторые наши дети могут быть людьми, может, даже ходячими, как я, но некоторые родятся вервольфами - и все они будут жить.
До тех пор, как Бран не объяснил мне все это, я не осознавала, почему и Ли, и все женщины так враждебно ко мне относятся. - Мне не следовало говорить тебе это, - произнес Бран.
- Пытаешься извиниться? - спросила я. Я не понимала, что он хочет мне сказать Мне было шестнадцать. Сэмюэль мог казаться молодым, но, насколько помню, он всегда был вполне взрослым. Сколько? Пятьдесят лет? Шестьдесят?
Когда я любила его, меня это не тревожило. Он никогда не вел себя так, будто он старше меня. Вервольфы обычно не распространяются о своем о прошлом, как это делают люди. Большую часть того, что мне было известно о Бране, я узнала от приемной матери Эвелин. Но она была человеком.
- Я была молода и глупа, - заявила я. - Мне нужно было слышать то, о чем он вел речь. Так что если ищешь прощения, оно тебе не нужно. Спасибо.
Он наклонил голову. В человеческой форме глаза у него теплого зеленоватого цвета, как освещенный солнцем дубовый лист.
- Я не прошу прощения. Не у тебя. Я объясняю. - Тут Бран улыбнулся, и сразу стало заметнее обычно слабое сходство с ним Сэмюэля. - А Сэмюэль немного старше шестидесяти. - Веселость, как и гнев, возвращали в речь Брана следы старого его родины - Уэллса. - Сэмюэль - мой первенец.
Я удивленно смотрела на него. У Сэмюэля нет ничего общего со старшими волками. Он водит машину, у него есть стереосистема и компьютер. Он на самом деле любит окружающих, даже людей, и, когда необходимо, именно его Бран использует для переговоров с полицией и властями.
- Чарльз родился через несколько лет после того, как ты приехал сюда с Томпсоном, - сказала я Брану, как будто он сам этого не знал. - Это было когда… в 1812?
Учась в колледже, я много читала о Дэвиде Томпсоне, привлеченная его связью с Браном. Валлиец по рождению, картограф и торговец мехами, он вел дневники, но ни разу не упомянул Брана. Читая, я гадала, не было ли тогда у Брана другого имени, или Томпсон знал, кто такой Бран, и потому не упоминал о нем в дневниках, которые были в основном адресованы его нанимателям: в них было очень мало личного.
- Я пришел с Томпсоном в 1809 году, - уточнил Бран. - Чарльз родился весной, я думаю, 1813. К тому-времени я оставил Томпсона и "Северо-Западную компанию", а сэлиши считают время не по христианскому календарю. Сэмюэль родился от моей первой жены, когда я еще был человеком.
Я никогда не слышала, чтобы он так много рассказывал о своем прошлом.
- Когда это было? - спросила я, ободренная его необычной откровенностью.
- Очень давно. - Он отбросил этот вопрос, пожав плечами. - Поговорив с тобой тем вечером, я оказал плохую услугу своему сыну. Я решил, что слишком усердствую с правдой, и Сообщил тебе только часть ее.
- Да?
- Я сказал то, что считал необходимым в то время. Но в свете последующих событий я лучше понял сына и хочу, чтобы ты тоже его поняла.
Меня всегда бесило, когда он начинал говорить загадочно. Я стала резко возражать, но заметила, что он опустил глаза. Я привыкла жить среди людей, для которых язык телодвижений менее значителен, чем язык слов, и потому едва не пропустила главное. Альфы - особенно этот Альфа - никогда не отводят взгляд, когда на них кто-нибудь смотрит. Это показывает, как он себя чувствует от того, что ему предстоит сделать.
Поэтому я сбавила тон и просто попросила:
- Расскажи.
- Сэмюэль стар. Почти так же стар, как я. Первая его жена умерла от холеры, вторая - от старости, третья - во время родов. У его жен было восемнадцать выкидышей; дюжина детей умерла во время родов и только восемь дожили до трех лет. Один умер от старости, четверо - от эпидемии, трое погибли, не пройдя перемену. У него нет живых детей, и только один, родившийся раньше Чарльза, достиг зрелого возраста. - Бран помолчал и поднял на меня взгляд. - Возможно, это даст тебе понять, как много для него значило, что в тебе он нашел партнершу, которая могла рожать ему детей неуязвимых перед судьбой, таких, которые могли бы стать вервольфами, как Чарльз. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать наш разговор, и я понял, что еще тогда должен был тебе сказать все это. Ты не первая принимаешь Сэмюэля за молодого волка. - Он слегка улыбнулся. - В те дни, когда Сэмюэль еще был человеком, шестнадцатилетние девушки часто выходили за мужчин, гораздо старше себя. Иногда представления мира о добре и зле меняются для нас слишком быстро.
Изменилось ли что-нибудь, если бы я понимала степень потребности Сэмюэля? Страстная, тоскующая по любви девочка-подросток, столкнувшаяся с холодными фактами? Разглядела бы я за числами ту боль, которую причинили все эти смерти?
Вряд ли я пересмотрела бы свое решение. Я и сегодня не вышла бы за того, кто меня не любит; но, наверно, я стала бы лучше думать о нем. Оставила бы письмо или позвонила бы, добравшись до дома матери. Может быть, я даже набралась бы храбрости, чтобы попрощаться с ним, не будь так обижена.
Я отказалась размышлять о том, как рассказ Брана повлиял на мое теперешнее отношение к Сэмюэлю. В любом случае это неважно. Завтра я возвращаюсь домой.
- Всегда существовали такие вещи, которые я не мог тебе объяснить. - Бран улыбался, но улыбка его была невеселой. - Я упустил из виду, что знаю не все. Два месяца спустя после твоего отъезда Сэмюэль исчез.
- Он рассердился из-за твоего вмешательства? Бран покачал головой.
- Вначале может быть. Но мы все обсудили с ним в день твоего отъезда. Он был бы более сердит, если бы не чувство вины за то, что воспользовался положением ребенка. - Он потрепал меня по руке. - Он знал, что делает, и понимал, что ты почувствуешь, что бы ни говорил себе и тебе. Не заставляй его ощущать себя жертвой.
"Никаких проблем".
- Не буду. Но если он не злился на тебя, то почему исчез?
- Ты многое понимаешь в нас, потому что выросла среди нас, - медленно произнес Бран. - Но иногда даже я кое-что упускаю. Сэмюэль видел в тебе ответ на свою душевную боль, но не на сердечную. Но это не все, что испытывал к тебе Сэмюэль, - сомневаюсь, что он сам это осознавал.
- Что ты имеешь в виду?
- Он чах после твоего ухода, - сказал Бран, и старомодное слово показалось странным в устах такого молодого человека, каким он выглядел. - Он похудел, не мог спать. Первый месяц он почти все время проводил в облике волка.
- Но что, по-твоему, с ним было? - осторожно спросила я.
- Он тосковал по утраченной подруге, - сказал Бран. - В некоторых отношениях вервольфы не отличаются от своих диких братьев. Но мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять это. И прежде чем я это понял, он исчез, не сказав нам ни слова. Два года я ждал, что в газетах напечатают сообщение о его теле, найденном в реке, подобно Брайану. Когда Сэмюэль наконец начал снимать деньги со своего банковского счета, Чарльз его выследил. Сэмюэль купил себе документы и поступил в колледж.
- Насколько мне известно, Сэмюэль по крайней мере один раз закончил колледж - медицинский.
Он снова получил диплом врача, какое-то время руководил клиникой в Техасе и вернулся к нам года два назад, - закончил Бран.
- Он не любил меня, - заявила я. - Так, как мужчина любит женщину.
- Конечно, - согласился Бран. - Но он выбрал тебя своей парой. - Он резко встал и протянул руку к пальто. - Сейчас не волнуйся ни о чем. Я просто решил, что ты должна знать. Спи спокойно.
Глава седьмая
На следующее утро я в куртке Брана отправилась на заправку и купила на завтрак буррито. Буррито было если не вкусное, то по крайней мере горячее, а я была достаточно голодна, чтобы съесть что угодно.
Молодой человек за кассой выглядел так, словно готов был задать мне немало вопросов, но я укротила его взглядом. Мои знакомые осведомлены, что не стоит вступать со мной в борьбу взглядов. Я не была вер-кто-нибудь, но и он тоже, а обо мне он этого не знал. Напугать его было приятно, но я не слишком хорошо себя чувствовала после этого.
Мне необходимо было что-то делать, все, что угодно, а приходилось все утро ждать. Ждать означало беспокоиться о Джесси, представляя себе, как она страдает в руках похитителей, и думать о Маке и гадать, могла ли я предотвратить его смерть. Это означало снова переживать унижение от того, что Бран объясняет мне: мужчина, которого я люблю, просто меня использует. Мне хотелось убраться из Осинового Ручья, где воспоминания о шестнадцатилетней девочке преследовали меня, как я ни старалась от них избавиться; подчинение Брану слишком глубоко укоренилось во мне - особенно когда его приказ был совершенно ясен. Но испытывать при этом радость было совсем не обязательно.
Я возвращалась в мотель, дыхание паром вырывалось изо рта, снег скрипел под ногами, когда что-то меня окликнул:
- Мерси!
На шоссе остановился зеленый грузовик: очевидно, водитель увидел меня. Но сам он не показался мне знакомым. Яркое солнце, отражавшееся от снега, очень мешало, поэтому я заслонила глаза рукой и повернулась, чтобы лучше его рассмотреть.
Как только я сделала это, водитель выключил мотор, выпрыгнул из машины и пошел по шоссе..
- Я слышал, что ты здесь, - сказал он, - но решил, что ты уехала рано утром, иначе давно бы тебя разыскал.
Голос определенно знакомый, но никак не сочетается с курчавыми рыжими волосами и гладким лицом. Человек как будто обиделся, даже рассердился оттого, что я сразу его не узнала. Потом покачал головой и рассмеялся.
- Я все забываю, что каждый раз, как погляжу в зеркало, вижу незнакомого человека.
Глаза, мягкие и голубые, соответствуют голосу, но окончательно я узнала его благодаря смеху.
- Доктор Уоллес? - спросила я. - Это действительно вы?
Он сунул руки в карманы, наклонил голову и улыбнулся.
- Точно, как лунный свет, Мерседес Томпсон, как лунный свет.
Картер Уоллес работал в Осиновом Ручье ветеринаром. Нет, вервольфов он обычно не лечил, но здесь были кошки, собаки и скот - достаточно, чтобы он был занят. Его дом стоял по соседству с тем, в котором я росла, и он помог мне пережить первые месяцы после смерти приемных родителей.
Доктор Уоллес, которого я помнила, был человеком средних лет, лысеющим, с животиком, который свешивался над ремнем. Лицо и руки его загорели и покрылись морщинами из-за долгих часов, проведенных на солнце. Встреченный мною человек был худым, поджарым и выглядел голодным; кожа у него была как у двадцатилетнего, но больше всего изменилась не его внешность.
Картер Уоллес, которого я помнила, был медлителен и мягок. Я видела, как он выманил скунса из груды шин, и при этом тот не окутал никого своей вонью; он голосом удерживал испуганную лошадь, доставая из ее ноги колючую проволоку. В нем было что-то мирное, прочное и подлинное, как в дубе.
Больше этого не было. Глаза его оставались яркими и добрыми, но в его взгляде, который был устремлен на меня, было что-то хищническое. Облако насилия окутывало его, я почти ощущала запах крови.
- Давно ли вы стали волком? - поинтересовалась я.
- В прошлом месяце исполнился год, - ответил он. - Не отрицаю, я клялся, что никогда этого не сделаю. Слишком много и в то же время недостаточно я знал о волках. Но год назад мне пришлось уйти на пенсию, потому что руки больше не работали. - Он с некоторой тревогой оглядел свои руки и чуть успокоился, показав мне, что все пальцы свободно шевелятся. - Я правильно поступил. Если ветеринар к чему-либо и привыкает, особенно здесь, так это к старости и смерти. Джерри снова принялся за меня, но я упрям. Потребовалось нечто большее, чем артрит и Джерри, чтобы я согласился.
Джерри - это его сын. Он вервольф.
- А что случилось? - спросила я.