Лютик обернулся прыжком, - и, еще не приземлившись, выстрелил. Глушитель негромко хлопнул. Лишь после этого Лютик разглядел выкатившуюся из-за шкафа конструкцию на колесах, сверкающую хромом и никелем. Увидел сидевшего в ней человека. И чугунную гантелю в его руке - казавшуюся в огромной лапище маленькой, несерьезной, игрушечной.
Одновременно на улице громыхнуло - так, что заложило уши и задребезжали стекла. Лютик успел смутно заметить что-то темное, несущееся во мраке к его голове… И это стало последним, что он увидел в жизни.
Архивариус досадливо поморщился. Рефлексы у киллера оказались безупречные, и всё могло закончиться печально… Однако, как ни странно, именно феноменальна скорость реакции подвела Лютика - и спасла Архивариуса от пули. Рефлекторно, не задумываясь, киллер выстрелил на уровне груди стоящего человека… Кстати, случайную удачу можно и повторить, если…
Женщина сделала несколько нетвердых шагов, опустилась - скорее даже рухнула - на кушетку.
- Всё, Маша, всё… - прошептал Архивариус. - Сейчас всё закончится…
Он перегнулся с кресла, поднял с пола пистолет с глушителем. За окном снова сверкнуло. Архивариус, не включая двигатель кресла, взялся левой рукой за колесо, провернул, - и совершенно бесшумно выехал в коридорчик.
6
Доктор Святослав Марчук отошел от реанимационного стола, сдирая липнущие к кистям рук перчатки. Сказал без малейших эмоций, в голосе лишь усталость:
- Бесполезно… Зинаида Филипповна, позвоните в морг, не помню, кто там сегодня дежурит… Пусть пришлют санитаров с каталкой.
Пожилая медсестра кивнула, посеменила к телефону. Отключая приборы, Марчук бросил последний равнодушный взгляд на замершее - теперь навеки замершее - грузное старческое тело. Сожалеть не о чем - надежды вернуть мертвеца к жизни с самого начала практически не было.
Заполняя бланк заключения о смерти Ворона Г. В., Марчук удивленно присвистнул, увидев в паспорте дату рождения покойного. Ладно, дедуля свое отжил, дай Бог каждому такие годы… в общем, вечная ему память - а жизнь продолжается…
До конца смены оставалось десять минут. Морговские санитары задерживались, - не то пьянствовали по вечернему своему обыкновению, не то ленились идти по улице под начинающим крепчать дождем.
Выходя из реанимационной, Марчук не оглянулся на труп. Хватит, насмотрелся… Сегодняшним вечером доктора ждет куда более приятное общество. Таня, Танюшка…
Он не знал, что его поджидала не единственно Татьяна Прохорова.
7
Слюсаренко так и не понял: действительно ли он услышал глухой хлопок выстрела или же ему почудилось, - почти тут же громыхнул раскатистый удар грома.
Раскаты стихли - и в квартире Архивариуса вновь стало тихо. Ни звука. Слюсаренко напряженно вслушивался, ожидая услышать шаги возвращающегося Лютика, - ничего. Тишина… И никакого условного сигнала от напарника. Что за чертовщина…
Громыхнуло снова. И тут же в прихожей погас свет.
Слюсаренко прижался к стене. Вытянул вперед руку с пистолетом. Ждал, пока зрачки расширятся достаточно, чтобы хоть что-то разглядеть… Ничего разглядеть он не успел. Но услышал - легчайший шорох и совсем уж тихое поскрипывание.
И тут же вспыхнул фонарь. Яркий, ослепляющий конус света метнулся из коридорчика, безошибочно зацепил сжавшегося в углу Слюсаренко. Тот выстрелил, прямо в слепящее пятно, - раз, второй, третий… Фонарь разлетелся со звоном. Послышались ответные хлопки.
Слюсаренко хотел метнуться в другой угол, и продолжить дуэль в темноте, и уже начал движение, - словно бы невидимый кулак ударил его в грудь, развернул и отшвырнул обратно.
Пистолет выпал из руки, Слюсаренко этого не заметил, он прикладывал все силы, чтобы остаться на ногах, вцепившись руками в свисавшую с вешалки одежду. Почему-то сейчас казалось самым важным: не упасть, не упасть, не упасть…
Еще один хлопок.
Слюсаренко рухнул. Сверху упала - вместе с одеждой - сорванная со стены вешалка, сильно ударила по голове. Слюсаренко этого уже не почувствовал.
Архивариус положил пистолет на колени, поднял на лоб прибор ночного видения, нажал кнопку на подлокотнике кресла (с небольшого пульта он мог управлять почти всем в своей в квартире). Свет загорелся. Заваленное одеждой тело лежало неподвижно. По паркету расползалось кровавое пятно.
С пальцев, до сих пор сжимавших изуродованный пулей фонарь, тоже капала кровь. Седоголовый готовил своих людей па совесть - Слюсаренко попал в источник света, высоко поднятый над головой Архивариуса, со второго выстрела.
Архивариус осмотрел руку - ничего серьезного, пальцы поранены острыми осколками пластмассы. Обернул кисть носовым платком. Извлек из недр своей каталки телефонную трубку и стал по памяти набирать номер…
8
Первый удар грома как-то пробился, просочился в сердце Антропшинских катакомб. Вернее, в сердце уцелевшей, не засыпанной их части, никому не известной (сотрудники НКВД, методично взорвавшие после войны все выходы из подземелья, про ведущий сюда лаз не догадывались).
Там, в самом центре огромного зала, спал на голом камне человек. Спал, не просыпаясь, уже несколько дней. Если бы здесь оказался кто-нибудь посторонний и обнаружил бы спящего, - скорее всего, посчитал бы его трупом. Сердце билось редко-редко - десяток ударов в минуту, не чаще. Вдыхал и выдыхал спящий еще реже. Температура кожи не отличалась от окружающего камня…
Но посторонние здесь не появлялись давно… И человек был жив. Далекий, неслышимый удар грома разбудил его - разбудил не звуком, но пронизавшей камень вибрацией. Камень дрожал, как живое существо - напуганное или пришедшее в ярость.
Человек сел, тут же потянулся к лежавшей рядом катане. Ему казалось - потянулся стремительным движением, но рука ползла медленно, как сквозь толщу вязкой жидкости.
Некоторое время человек просидел неподвижно - сердце стучало все быстрее, дыхание стадо чаще… Потом поднялся, подошел к провалу шахты в центре зала. Вокруг была полная тьма - ни единого лучика света ниоткуда не просачивалось. Глаза человека давно привыкли к темноте, но здесь и они были бессильны. Он просто чувствовал : где стены зала, где расположены входы в пять тоннелей, радиальио уходящих в пять сторон. Разверзшуюся под ногами круглую пропасть он тоже хорошо чувствовал - и не сделал следующего шага, грозившего стать роковым.
Снизу, из глубины шахты, поднимался поток теплого воздуха - дрожащего, вибрирующего… Сашок, стоя на самом краю, погрузил в лицо и руки в воздушную струю. Стоял долго, пытаясь понять, получить ответ: что ему делать дальше?
Ответа не было.
Смысла в оставшейся жизни - тоже.
После смерти Козыря смысл ушел из нее, как воздух из проколотого шарика. Хотелось сделать шаг - и падать, долго-долго падать, чтобы страх успел уйти, чтобы пришло спокойствие и ожидание встречи с тем, что ждет внизу, с чем предстоит слиться и частью чего предстоит стать.
И он почти сделал этот шаг, начал делать… Движение остановила неожиданная мысль, пришедшая в голову, - короткая, резкая, как выстрел. Сашок закачался, взмахнул руками на краю обрыва. Подошвы скользнули по гладкому, отполированному камню. Тело перевалило точку неустойчивого равновесия - и начало падать.
Но он уже не хотел!
- Эвханах! - вопль потряс стены и своды пещеры. Снизу ударил тугой заряд воздуха - плотный, осязаемый. И буквально вышвырнул Сашка из жерла шахты.
Он долго сидел на каменном полу, приходя в себя. Потом вернулся к странной мысли, пришедшей на грани жизни и смерти.
Козырь умер, но… Кое у кого здесь, в Спасовке, смерть лишь выглядит смертью. Кое-кто тут застрял между телесной жизнью и черным Ничто - и чувствует, и знает всё, что происходит вокруг… Динамит, по крайней мере, не ушел в НИКУДА - он здесь, он рядом, он давно простил Сашка, и рассказал, как всё было на самом деле…
(Сашок ошибался, считая, что беседовавший с ним голос принадлежит Динамиту. А в остальном был прав.)
Мысль, остановившая на краю бездны, была проста: а если Козырь тоже? Тоже где-то здесь, может все чувствовать, наблюдать за событиями? Может страдать и мучаться?
Тогда игра приобретает новый смысл.
Сашок тяжело поднялся на ноги. Отыскал плоский камень-голыш и занялся позаброшенным было делом: стал точить катану.
Вжиу! Вжиу! - тихонько напевало лезвие. Словно радовалось, что ему вновь предстоит работа.
9
Застежка-молния на пластиковом мешке вжикнула почти беззвучно - и Лютик исчез из виду. Будто и не было никогда на свете убийцы с невинно-детским выражением глаз. Остался некий "груз двести" - с каковым и надлежит совершить полагающиеся манипуляции.
- И это ты называешь "проблемами"? - спросил подполковник Мельничук. - По-моему, "проблемы" - слишком мягко сказано, ты не считаешь?
Архивариус не ответил, сочтя вопрос риторическим.
- Агентство "Рапира"… - Подполковник подкинул на ладони пластиковую карточку удостоверения. - Чагин, само собой, открестится от этих отморозков: личная, мол, самодеятельность. А прижать мне его никто не позволит. Скажи уж прямо - что такое ты раскопал, работая на "Рапиру"?
Архивариус пожал плечами:
- Сам удивляюсь… И что теперь? Подписка?
- А ты как думал, Сережа? Хоть и явная самооборона, но всё-таки два трупа…
Мельничук сделал паузу, подождал, пока вынесут носилки с пластиковым мешком на них. Продолжил, когда они остались с Архивариусом вдвоем:
- Подписку о невыезде оформим прямо здесь, на месте. А ты, не откладывая, ее нарушишь.
- ???
- Чагин всегда отличался… м-м-м… вменяемостью. И попусту с мокрыми делами не связывался. Но если решил добраться до чьей-то головы - на половине дороги не остановится. Дезу о твоей смерти запускать бесполезно - у него свои каналы. А за спиной у "Рапиры" стоят такие люди… Глянешь на них снизу - фуражка с задранной головы сваливается. Короче, уезжай. Вместе с женой. Немедленно и подальше. А я попробую разрулить ситуацию. Если удастся связать "Рапиру" с убийством одного бизнесмена… Можно будет натравить на Чагина других больших людей… И все-таки: что вы с ним не поделили?
Архивариус вновь молча пожал плечами. Ни он, ни его собеседник не знали: приказ на ликвидацию отдавал уже не совсем Чагин…
…Через полчаса из подземного гаража вырулил серый "Лендровер-Дискавери". Знаки с изображением инвалидного кресла смотрелись на лобовом и заднем стеклах джипа несколько комично. Но за рулем сидел именно Архивариус.
Впрочем, он лишь отчасти последовал совету своего старого знакомого Мельничука. Уехал немедленно, но отнюдь не "подальше". Джип прокатил пустынными улицами Царского Села, свернул на Павловское шоссе… Пересек железнодорожную ветку и поехал дальше, в сторону Спасовки.
Предания старины - VIII.
Архивариус. Июнь 1988 года
- Итак, Нина Викторовна, вы не отрицаете, что были знакомы с Пинегиным? - спросил капитан КГБ, которого много позже все знакомые начнут называть Архивариусом.
У продавщицы сельпо Нинки (которую знакомые никогда не станут называть Ниной Викторовной) рыльце определенно было в пушку. По крайней мере, едва рыжеволосая труженица советской торговли узрела мельком продемонстрированное удостоверение капитана, - поведение ее разительно изменилось. Сейчас она не посылала Архивариусу томные, полные намеков взгляды. И больше не поводила кокетливо плечами, заставляя призывно колыхаться содержимое бюстгальтера.
Нинка испугалась - и скрыть этого не могла и не умела. Хоть и пыталась. Но застывшее на лице выражение фальшивого равнодушия портили чуть подрагивающие губы и бегающий по сторонам взгляд. Покупатель, поначалу затеявший с ней разговор, пестрящий легкими намеками на дальнейшее развитие событий, обернулся вдруг офицером грозной конторы. Теперь женщина упорно не желала смотреть ему в глаза.
Нинка боялась, это очевидно, - но вот чего? Действительно знала что-то важное про убийство - или испуг был связан с тайнами мадридского двора здешней торговли?
Подсобка сельпо (именно там продолжился начатый у прилавка разговор) была завалена дефицитными продуктами - и резко контрастировала с почти пустым прилавком, украшенным затейливой пирамидой из баночек с морской капустой. Но сие противоречие мало интересовало Архивариуса. Пусть ОБХСС занимается… Интерес капитана был в другом: кто, как и зачем убил Станислава Пинегина?
* * *
Убитый зверским способом Стас Пинегин слыл авторитетным в своем кругу человеком - в кругу "черных следопытов". Но к сфере деятельности Архивариуса имел косвенное отношение - капитан занимался нелегальным оборотом оружия. И работы у него, надо сказать, хватало.
В любом бизнесе спрос рождает предложение - а спрос на стреляющие и взрывающиеся предметы вырос в последнее время неимоверно. На окраинах Союза вот-вот грозили вспыхнуть локальные войны, стыдливо именуемые "межнациональными конфликтами" - и выяснилось вдруг, что боевики встречаются не только среди заграничных террористов. Вокруг крепнущего кооперативного движения зароились спортивного вида стриженые парни… С ними активно - со стрельбой и взрывами - конкурировали другие ребята, чуть менее спортивные, щеголяющие синими лагерными наколками и золотыми фиксами. И всем требовались стволы и взрывчатка, взрывчатка и стволы…
Оружейный черный рынок затрясся в горячечной лихорадке. Спешно налаживались контрабандные каналы - Контора их вычисляла и прихлопывала - тут же возникали новые. Учебные автоматы воровали из школ и ПТУ - и переделывали в боевые. Охотники в массовом порядке рассказывали в милиции на удивление однообразные байки о бесследно утонувших нарезных карабинах. Прапорщики воинских частей, имевшие отношения к хранению и утилизации оружия, вдруг зажили богаче, чем директора продовольственных складов. "Самодельщики", русские Левши и Кулибины, чьим техническим идеям порой удивлялись конструкторы-профессионалы, - переходили от штучного к серийному производству. Оживились и черные следопыты - пролежавшее долгие годы в земле оружие, выкопанное и восстановленное, шло нарасхват.
Станислав Пинегин вполне мог числиться клиентом Архивариуса - но оружием Стас не занимался принципиально. Зарабатывал на военной атрибутике, на немецких "смертных медальонах" - не более того. Несколько раз к Пинегину подводили сексотов, завербованных среди следопытов, подводили с самыми заманчивыми предложениями, - но безрезультатно. В общем, погибший оставался в поле зрения капитана - но в активную разработку не попал. Может быть, и его убийство никак не заинтересовало бы Архивариуса - если бы не место его совершения…
К начальству капитан вышел с логичной версией: всё когда-то и с чего-то начинается - вот и Пинегин начал грешить против "оружейных" статей УК. Слишком большие деньги закрутились в этом бизнесе, тут и святой оскоромится… Но закончилась его попытка печально - кто-то, занимающийся тем же самым и не любящий соперников, выдрал незваному конкуренту глотку - в самом прямом смысле слова. Из-за солдатских пряжек и медальонов подобных эксцессов не случается, - Конторе есть прямой смысл отыскать пресловутого "кого-то", наверняка ее клиент. И не мелкий.
О своем внеслужебном, личном интересе к месту преступления Архивариус не сказал ни слова. Равно как и о жгучем желании самому заняться расследованием. Но рассчитал он всё верно. Любая инициатива наказуема ее исполнением. И "глухарь" поручили именно капитану КГБ Сергею Васильевичу Дибичу, которого много лет спустя все знакомые станут называть Архивариусом.
* * *
- Ну-у-у… - протянула Нинка, - заходил вроде, высокий такой… А Пинегин он там, или кто еще - я без понятия.
- Заходил… и что? - уточнил Архивариус.
- Что, что… Продукты покупал - зачем еще к нам заходят?
Похоже, все опасения продавщицы действительно не касались вопросов про Пинегина… Что там может на ней висеть? Мелочи: обсчет, обвес, пустяковые растраты да торговля из-под прилавка. Архивариус провокационно поинтересовался:
- И какие же продукты он покупал? Ячневую крупу? Морскую капусту? Березовый сок в трехлитровых банках? Я ничего не позабыл из вашего ассортимента? - Капитан демонстративно начал в упор разглядывать стоявший в подсобке штабель коробок с венгерскими "глобусовскими" консервами.
Нинка перехватила взгляд и первой своей фразой ответила именно на него:
- Баночки эти, между прочим, для ветеранских наборов. И для свадебных тоже. А если что прикупить желаете - так среду и субботу приходить надо, к завозу…
- Пинегин пришел в среду? - утвердительно спросил Архивариус. Субботним утром остывшее тело черного следопыта уже обнаружили в траншее.
- Да не знала я его фамилии! Ну пришел… вроде действительно в среду… Ну купил того-другого… Слово за слово - разговорились о том о сем… Поболтали - и ушел он. Всё. Всё! Ничего больше не было!
Версия напрашивалась сама собой. Нинка к тридцати двум своим годам замуж так и не вышла - но в ее кровати побывали многие спасовские парни, да и женатые мужики порой заглядывали на огонек втихую от благоверных. И вроде все облагодетельствованные ее ласками уживались мирно. Но то были свои - а если к Нинке попытался подъехать чужак, и отношения их зашли дальше, чем она рассказывает… Всякое могло произойти. Версия напрашивалась сама собой - но Архивариус всерьез ее не рассматривал. Почерк не тот. Вот если бы Пинегин умер от побоев… А выдранная глотка - словно бы просто пальцами, с неимоверной силой, - никак не укладывалась в его понятия о деревенских разборках.
Беседовал с продавщицей капитан лишь потому, что привык проверять все версии до конца.
Последовавшие двадцать минут разговора ничего важного не принесли. Нинка упорно стояла на своем: дескать, все общение с Пинегиным и началось, и закончилось у прилавка. Архивариус ей верил.