7
Когда Слободчиков сдернул с трупа простыню, доктор Марчук издал неопределенный звук: нечто среднее между недоуменным охом и не менее недоуменным мычанием.
- Вот и я говорю… - пробубнил из-под марлевой маски Гена. - Так что ты там накарябал? Сердечную недостаточность?
Они стояли над столом, где лежали обнаженные останки Ворона Г. В., 1906 года рождения. Но Марчук поначалу не узнал старика. Труп увеличился в размерах! Распух, раздался по всем направлениям! Стал и длиннее, и гораздо массивнее. Потемневшая кожа туго натянулась - ни единой морщинки не осталось. Голова казалась раза в полтора больше нормальной человеческой. Ни глаз, ни носа на лице почти не видно - исчезли в неимоверно распухшей маске лица.
- И давно он так… - Марчук замялся, не в силах подобрать нужный глагол.
- Когда начал распухать, не знаю. Минут сорок назад, еще свет не погас, стали забирать на секцию - и вот тебе картинка. "Что бы это значило?" - называется. С тех пор еще подрос …
Марчук протянул было руку - но так и не смог прикоснуться к трупу. Даже в перчатках - не смог. Спросил:
- Начальству сообщил?
- Какое там… - махнул рукой Гена. - До тебя единственного едва-едва дозвонился. Городской телефон вообще не фурычит.
- Так пошли кого-нибудь! Черт знает какая зараза тут может оказаться! Хоть вон этого, что ли, отправь в инфекционное. - Марчук раздраженно махнул рукой в сторону полупьяного санитара, уныло слонявшегося между морговских столов, - того самого, отпершего двери. Похоже, выпивка у персонала закончилась, и этот индивид отирался около врачей в надежде: вдруг попросят о какой услуге и отблагодарят толикой медицинского спирта…
Никого и никуда послать с известием Генка не успел. Именно санитар заметил новую странность .
- Э-э-э, шеф, глянь-ка! - позвал он. - Что за едрена мать мумия?! Не была у нас тут такая!
"Мумия" лежала за два стола от трупа Ворона. Судя по бирке, при жизни звалась она Ващенко О.Ю. и скончалась два дня назад в возрасте сорока семи лет. А судя по внешнему виду - ее действительно извлекли из какой-нибудь древнеегипетской усыпальницы: пергаментная кожа туго облепила череп, иссохшие мышцы казались веревками, навитыми на кости скелета. Глаз в провалах глазниц не видать - высохли, сморщились, ввалились внутрь черепа.
Санитар задумчиво почесал затылок. Грязноватый халат был ему короток, из рукава далеко торчало запястье, густо изукрашенное затейливой татуировкой.
Доктор Марчук, осененный шокирующей догадкой, начал сдергивать простыни со всех столов подряд. Слободчиков и санитар присоединились. Те же "мумии"… Но - в разных стадиях мумификации. Чем дальше от стола Ворона - тем менее усохшие.
Через минуту они - уже втроем - вновь стояли над раздувшимся телом старика. Марчуку показалось, что выросло оно еще больше… Точно! Подросло! Только что на раздувшемся, бесформенном лице виднелись глаза и нос - теперь их стало не разглядеть.
- Закон Ломоносова-Лавуазье в чистом виде, - подрагивающим голосом сказал Гена. - Где-то убыло, где-то прибыло… Или я спятил, общаясь с трупами, или…
Он не договорил, и закончил фразу Марчук:
- ИЛИ ЭТО ОН ИХ ВЫСАСЫВАЕТ…
Третий свидетель странного природного явления, санитар, находился в той стадии опьянения, в которой люди мало чему удивляются, но способны в чем угодно увидеть смешную сторону.
- Вампи-и-ир! - придурковато завопил санитар. - Граф, едрёна мать, Дракула!
И тут, совсем не вовремя, в примыкавшем к мертвецкой коридорчике зацокали каблуки. И прозвучал голос Татьяны, громкий и недовольный:
- Мальчики! Вы там решили устроить вечеринку со свеженькими покойницами? Они хоть молодые и симпатичные?
Откликнулся опять же санитар:
- У нас, едрёна мать, тут еще круче! Вампир в натуре! Щас гляну, клыки-то как, подросли у графского сиятельства?
И он потянулся к лицу Ворона. Если, конечно, лежавшее на морговеком столе нечто можно было еще назвать Вороном.
- Не трогать! - рявкнул Марчук. А сам поспешил навстречу Татьяне - нечего ей тут делать.
Санитар Фомченко дисциплинированностью никогда не отличался, зачастую игнорируя распоряжения врачей. Да и доктор Марчук начальником для него никоим образом не являлся. Прямое же начальство в лице Слободчикова застыло в прострации, тупо глядя то на усыхающие трупы, то на труп растущий…
И Фомченко решительно потянулся к тому месту, что совсем недавно оставалось похожим на человеческое лицо. Потянулся, в очередной раз проигнорировав распоряжение.
В очередной и в последний.
Коснуться туго натянувшейся кожи санитар не успел. Труп взорвался.
8
Под ногой Кравцова что-то подалось - мягко и в то же время с легким хрустом. Он отдернул ногу, нагнулся - ворона. Вернее, вороний трупик. Рядом еще один. И еще, и еще…
Дальше он пошел, низко согнувшись над густой травой. Так и есть - земля у развалин усыпана дохлыми воронами, Кравцов, преодолевая брезгливость, поднял один, осмотрел внимательно, раздвигая мокрые перья. Никаких повреждений, никаких следов насильственной смерти. Жила, жила и умерла. Естественная кончина. Бывает. Птицы тоже умирают от старости.
Но господину писателю пришла в голову иное: симбиоз. Теснейший симбиоз, при котором один партнер-симбионт немедленно умирает после смерти другого. Интересно, сколько лет этим птичкам? Вполне может быть, что не меньше, чем старому Ворону. Симбионты жили долго и умерли в один день… Интересно, у летучих мышей тоже есть партнер-человек?
Кравцов смахнул дождевую воду, стекающую по лицу. У него появилось нехорошее подозрение, кого именно прочат на роль того самого человека…
Отшвырнув птичий трупик, он подошел почти вплотную к руинам. Ступил на насыпь, подождал несколько секунд. Ну, кто теперь попробует его остановить? Призрак графини Самойловой?
Не попробовал никто. Похоже, у противника действительно кончились все козыри. Графские развалины стояли без малейшего признака жизни. Кравцов поднялся по насыпи и шагнул внутрь. И замер, изумленный.
Ливня внутри не было!
Потоки воды продолжали низвергаться с неба - вокруг дворца и даже над ним. Но между стен дождевые капли не попадали. Однажды ему довелось увидеть такое - несколько лет назад, в Казахстане. Наползла дождевая туча, вторая или третья за все лето, сыпанула дождичком, капли были отлично видны в воздухе - по до земли не долетали. Испарялись. Но там-то летом термометр показывал больше сорока градусов в тени…
Кравцов задрал голову, пытаясь понять, что происходит с каплями воды здесь и сейчас. Казалось, что развалины прикрыты гигантским и абсолютно прозрачным куполом - и дождевые струи скатываются по его невидимым стенкам. Или что снизу бьет сильный поток воздуха, относя их в сторону. Причем на дальнее крыло Самойловского дворца дождь попадал-таки - вершина предполагаемого купола или источник предполагаемого потока находились неподалеку. Как раз там, куда указывала светящаяся стрелка - и она, и надпись "ЛЕТУЧИЙ МЫШ" были хорошо видны в сгустившихся сумерках. Кравцов пошагал туда.
Лаз в подвал, который он обследовал в памятное утро после ночи, проведенной на Чертовой плешке, оказался на месте. Но внизу, на засыпавшей ход земле, уже не валялся всякий мусор и пустая бутылка из-под портвейна. Да и земли не было. Проход вел теперь не на полтора метра вниз - уходил гораздо глубже. И оттуда, из глубины, виднелся свет - мягкий, желтый, колеблющийся. Похоже, свечной.
Кравцов - несмотря на липнущую к телу мокрую холодную одежду - почувствовал, что ему жарко.
9
Вторую дверь, ведущую из входного тамбура внутрь, Колян приоткрыл медленно, осторожно. Зажмурился - свет в вестибюле морга горел неяркий, но после уличной темноты глаза Прохорова не сразу приспособились к перепаду освещения. И главную информацию донес до него слух: где-то рядом цокали женские каблучки. Танька? Не иначе, она. Стиснув крепче топорик, Колян устремился внутрь.
Смутно видимый силуэт исчезал в неосвещенном коридорчике. Женский силуэт… Потом зазвучал голос - точно Танька! Он поспешил следом.
10
- Не надо, Танюша, мы сейчас… - начал Марчук и не закончил.
За спиной грохнул взрыв. Не слишком громкий, но мощный - взрывная волна ощутимо толкнула доктора в спину. Что за… Он не успел обернуться - крик. Истошный, панический. И резко оборвавшийся.
Доктор бросился обратно, в дальний конец мертвецкой. Рядом стучали каблуки Татьяны. Марчук влетел в проход между столами, ведущий к телу Ворона.
- Генка?! Что там у вас…
И тут же он увидел сам. Увидел ясно и четко, несмотря на тусклое освещение. Но мозг отказался воспринимать и осмысливать увиденное - доктор остановился, недоуменно помотал головой, пытаясь отогнать наваждение.
Генка Слободчиков застыл соляным столбом, а у его ног… У его ног копошилось нечто совершенно непонятное и невозможное. Больше всего это напоминало слизистую кучу недавно живых, безжалостно отрубленных и конвульсирующих обрубков неведомой твари. Обрубков, обрезков и внутренних органов. Высотой куча была чуть ниже пояса Гены, но расползлась по изрядной площади.
Все это месиво содрогалось и шевелилось. Слизь вспухала пузырями.
- Слава… Что это? - прошептала Татьяна.
Он не ответил. Не успел. Конвульсии мерзкой груды усилились - и Марчук увидел, как из переплетения слизистых, лоснящихся обрубков высунулась рука. Обычная человеческая рука, густо синеющая затейливой татуировкой. Высунулась, безвольно обвисла и втянулась обратно.
Татьяна взвизгнула и побежала к выходу. Марчук несколько секунд промедлил, прежде чем присоединиться к ней. И успел увидеть за эти секунды, как груда выстрелила чем-то длинным, стремительно распрямившимся - как гигантская лягушка, ловящая языком муху. Вот только на месте мухи оказался Гена Слободчиков.
Бред, кошмарный сон, наркотический глюк… - мысленно твердил себе доктор. И сам понимал - не сон. Кошмар наяву…
Тварь втянула Генку до половины - слабо подергивающиеся ноги торчали наружу. Марчук повел неуверенным взглядом по сторонам - не с голыми же руками бросаться на выручку приятелю. Живо и сам окажешься внутри мерзкой кучи… Ничего подходящего поблизости не оказалось.
А потом повернулся к твари. И через секунду уже несся к дверям.
Тварь приближалась! Быстро ползла по кафельному полу, оставляя широкий слизистый след. Ползла со скоростью бегущего человека. Генкиных ног уже не было видно.
Тридцать метров до выхода Марчук преодолел быстрее олимпийского спринтера. Татьяна возилась с дверью - яростно вертела поворачивающуюся ручку, толкала. Марчук хотел крикнуть ей, что дверь открывается внутрь, хотел сам распахнуть ее…
Дверь распахнулась без его участия. Распахнулась, отшвырнув Татьяну в сторону. Внутрь ворвался мужик с перекошенным лицом. С каким-то сверкающим оружием, занесенным над головой.
Доктор успел обрадоваться - до чего же вовремя подмога! - и в следующую секунду топорик Коляна Прохорова со свистом рассек воздух.
Марчук вскинул руку инстинктивным защитным жестом. Отточенная голландская сталь играючи перерубила пальцы. И обрушилась на голову доктора. Он рухнул. Кровавые брызги далеко разлетелись по кафельному полу. Подползающую тварь - очень быстро подползающую - Колян увидел мгновением спустя.
11
Внизу горела не свеча, как решил было Кравцов. Горел самый натуральный факел, вставленный в крепящийся к стене кованый держатель, чуть тронутый ржавчиной. В его свете можно было рассмотреть лишь центр подвального помещения, углы скрывал непроглядный мрак.
Но и в центре оказалось достаточно интересного. Па возвышении громоздилась гладко обтесанная прямоугольная глыбища гранита - явно стол, потому что рядом высились три кресла, тоже гранитные, с высокими полированными спинками. Едва ли сидеть на подобной мебели удобно, но выглядела она внушительно. Господину писателю сей гарнитур напомнил суд - места для судьи и народных заседателей.
Хозяев подземного судилища не видно. Но кто-то же зажег факел? Значит, появятся. Иначе не стоило и огород городить.
Кладка ближней стены (дальние факел не освещал) и сводчатого потолка - не кирпичная, но из камней, почти не обтесанных и выложенных, как показалось Кравцову, достаточно небрежно. Впрочем, небрежность эта могла быть нарочитой, задуманной, предназначенной для создания некоего впечатления - учитывая безупречную отделку стола и кресел.
На столе поблескивало нечто небольшое. Кравцов оглянулся на отверстие в стене - три или четыре выпавших камня - через которое проник сюда. И осторожно подошел к столу. Маленький блестящий предмет на столе оказался гильзой от немецкого "шмайссера" времен войны. Однако, судя по внешнему виду, патрон этот выстрелил сегодня, самое раннее - вчера.
Действительно ли эта медяшка старая, военная, сохранившаяся тем же непонятным способом, что и складной ножичек или фонарь с Чертовой Плешки? Кравцов перевернул гильзу, попытался разглядеть цифры, выбитые на донце. Не получилось, он шагнул поближе к факелу…
- Не стоит портить зрение, - прозвучал голос из неосвещенного угла. - Гильза сорок третьего года. Только стреляли не из "шмайссера", а из "вальтера", принадлежавшего оберштурмбанфюреру СС Гельмуту-Дитриху Кранке.
12
Обернувшись на истошный Танькин вопль, Колян чуть не выронил топорик из рук. Мерзкая шевелящаяся куча дерьма в буквальном смысле слова заглатывала его жену! Ноги и нижняя часть торса уже исчезли. Руками Танька пыталась за что-то ухватиться - пальцы скользили по гладким плиткам пола. Вопль не смолкал, терзал уши.
Колян взревел раненым быком, заглушив супругу. Он только что собирался разделать ее, как телячью тушу, - но сам! Сам! На хрен конкурентов! Невозможность и невероятность наблюдаемого зрелища Прохоров не осознал.
Подскочив к гадине, он рубанул ее молодецким ударом - словно перед ним на колоде лежал здоровенный кус говядины и надо было перерубить кость с первого раза. Бесформенная груда содрогнулась. Из раны ударила струя черной жидкости - далеко, сильно.
Колян размахнулся снова - и почувствовал странный холодок внизу. Опустил взгляд - проклятая куча раздалась еще больше и накрыла его ноги до щиколоток. Удар получился несильный, смазанный. Топорик, погрузившийся в тушу, рвануло из рук. Вернее, рвануло вместе с рукой - и втянуло ее почти по локоть. Колян дернул изо всех сил, выдрал руку, покрытую комками слизи. Оружие осталось в глубине туши. Ноги Прохорова тем временем по колени ушли в тело твари.
…Доктор Марчук был еще жив. И не потерял сознание. Отточенное до бритвенной остроты лезвие топорика разрубило ему кисть, - и, слегка изменив направление полета, скользнуло по черепу, оскальпировав доктора: изрядный кусок окровавленной кожи свисал на лицо. Видел происходящее Марчук лишь одним глазом. Видел, как туша окончательно втянула не прекращавшую вопить Татьяну. Видел, как проигрывает схватку маньяк с топором, непонятно зачем рубанувший его по черепу.
Сил встать на ноги уже не осталось, и доктор попытался отползти подальше. Не удалось и этого. Кровь хлестала из раненой руки - и вместе с ней стремительно уходила жизнь Марчука…
Колян дрался отчаянно. Лишившись оружия, рвал плоть твари голыми руками - прочностью она не отличалась. Выстрелившее из кучи щупальце обхватило горло - Колян попытался вцепиться в него зубами. Даже когда тело Прохорова полностью оказалось внутри туши - разросшейся почти вдвое - ее содрогания повторяли его последние движения.
Потом тварь надвинулась на Марчука. Ей тоже пришлось нелегко - черная жидкость (кровь?) лилась и сочилась из нанесенных Коляном ран. Слизь и что-то еще, более плотное, отваливалось большими комками. И двигалась в сторону забившегося под стол доктора тварь гораздо медленнее. Его последняя связная мысль была о заказанном в ресторане столике и о том, что зря он ответил на звонок Слободчикова…