8
Алекс Шляпников ползком карабкался по каменистой осыпи. Встать на ноги не смог - сломанная левая тут же подламывалась.
Прополз пару сотен метров по ровному речному руслу Алекс достаточно легко, хоть и очень медленно, - не чувствуя ни боли, ни усталости. Затем увидел наверху - там, где наклонная каменная осыпь переходила в отвесный обрыв - темный зев пещеры. И понял - ему надо попасть туда.
Зачем? С какой целью? - такие вопросы в голову Алексу не приходили. Надо, и всё.
Он полз.
Отталкивался здоровой ногой, цеплялся здоровой рукой, извивался раздавленным червем, - и продвигался вперед. Ногти давно обломались, кожа с кончиков пальцев ободралась, но эти ранки не кровоточили. Как, впрочем, и все остальные.
…Камень, за который ухватилась его правая рука, лежал непрочно - лишившись единственной точки опоры, Алекс покатился вниз.
Голова ударилась о каменный обломок, затем о другой, о третий… Позвоночник в районе лопаток подозрительно хрустнул. Левая нога, и без того нерабочая, сломалась еще раз - на этот раз в голени.
Около минуты он пролежал неподвижно в исходной точке своего восхождения, точнее говоря - восползания. Лежал, словно бы переводя дыхание, - но в дыхании он сейчас не нуждался. Пощупал пальцами поврежденную голову - осязание не действовало, но пальцы погрузились в затылок чересчур глубоко. Потом Алекс снова пополз вверх…
После двух часов усилий (и трех неудачных попыток) ободранное и изуродованное нечто растянулось на полу пещеры, выкопанной Васьком Передугиным и его приятелями. Усталость так и не появилась - очень скоро отдаленно похожее на Алекса существо поползло в глубь пещеры. Она разветвлялась в нескольких шагах от входа - правый отнорок, работы в котором давненько не велись, был совсем коротким.
Но существо упорно ползло именно туда. И - Васёк Передугин изумился бы - уползало все глубже и глубже.
9
Кравцов с трудом подавил неуместный смех: перед дверью лежал коврик! Самодельный, деревенский, сплетенный из старых веревок. На фоне прочего антуража пещеры эта деталь, столь привычная на спасовских крылечках, выглядела сюрреалистично. И вызывала подспудное желание самым обыденным образом постучаться - чтобы услышать столь же обыденное: "Заходите, не заперто!"
Но господин писатель пренебрег правилами формальной вежливости - и стучать не стал. Замков не было - ни врезных, ни навесных. Да ни к чему здесь-то, в самом деле… Кравцов сделал знак мальчишкам: дескать, отойдите и прижмитесь к стене. И толчком распахнул дверь.
Конус холодного белого света заметался по стенам, готовый в любую секунду превратиться в конус пропитанного свинцом пламени. Не превратился… Никого.
…Берлога Ворона представляла из себя на редкость эклектичное смешение эпох и стилей. Несколько поколений хозяев потрудились над тем, чтобы сделать созданную природой каверну похожей на обычную деревенскую горницу. Стесывали, выпрямляли неровные естественные стены, помаленьку заносили с поверхности мебель и необходимую в хозяйстве утварь. И ничего при этом не выбрасывали - размеры помещения позволяли не страшиться тесноты.
В результате их трудов самодельный ларь с узорчатой оковкой по углам (настоящее произведение искусства девятнадцатого века, насколько мог судить Кравцов) соседствовал с аляповатым шифоньером, наверняка купленным во времена хрущевской оттепели. А под древнейший светильник - каганец - вместо полагавшейся деревянной лохани был подставлен красный пластиковый тазик.
Кравцов посмотрел на часы. Под землей они чуть больше часа… Отлично. Хватит времени осмотреть все эти шкафчики, ларчики, сундуки и этажерки, - и вернуться в условленный срок к Женьке. Вот только стоит включить освещение…
Через несколько минут в подземном жилище горели все имевшиеся в наличии осветительные приборы: потрескивала лучина в каганце, ровно светила керосиновая лампа антикварного вида, пылали пять восковых свечей в медном подсвечнике.
- Приступаем к обыску, молодые люди, - сказал господин писатель командным голосом.
- Что ищем? - деловито спросил Даня.
- В первую очередь план. Или карту, или схему всей этой подземной… Положи!!
Последнее слово адресовалось Пещернику. Тот уже сделал первую находку- новенький автомат ППШ, стоявший в углу. И (явно вознамерившись уложить всю их честную компанию рикошетящими от стен пулями) целился из него в настенный календарь, поздравляющий советских колхозников с новым, тысяча девятьсот тридцать четвертым годом.
- Уф-ф-ф, - облегченно вздохнул Кравцов, забирая у мальчишки опасную игрушку и отстыковывая от греха подальше диск с патронами.
Потом он увидел нацарапанные на прикладе инициалы: ФЦ. Вспомнил мимолетного персонажа очередной сказки Летучего Мыша - сержанта, убитого красноармейцем Вороном.
- Цымбалюк… Радист Цымбалюк… - медленно проговорил Кравцов вслух.
Всё подтверждалось. Всё до мелочей.
10
Документы покойный Ворон держал в небольшом сундучке, способном привести в восторг любого антиквара. Впрочем, вполне возможно, что как раз антиквар счел бы изящную вещицу новоделом, сотворенным неумехой, не знающим, как искусственно старить вещи - палисандровые доски еще хранили запах свежераспиленного дерева, шляпки медных гвоздей красновато поблескивали в свете пламени, не успев покрыться слоем окислов… Не успев за пару веков.
Бумаги, хранившиеся в сундучке, тоже казались новенькими. И лежали все вперемешку: облигации "золотого" займа и купчие начала прошлого века; справки, выданные сельхозкоммуной "Красная Славянка" в двадцатых и райсобесом в девяностых… Там же попадались фотографии - и старинные дагерротипы, выглядевшие вчера сделанными, и современные глянцевые снимки.
Мальчишки в изучении документов не участвовали. Азартно пересчитывали содержимое нескольких полотняных мешочков, туго набитых царскими золотыми империалами. Пожалуй, обеднели Вороны в канун революции не всерьез - преднамеренно и демонстративно. Неужели чуяли, что скоро у богатых в России начнется невеселая жизнь?
Отложив красноармейскую книжку рядового Ворона, Кравцов заинтересовался небольшим черным конвертом. Там лежал единственный старый снимок с фигурно обрезанными краями. Причем действительно старый - сеть тонких трещинок и пожелтевшая с изнанки бумага резко отличали его от прочего фотоархива. Наверняка большую часть времени фотография хранилась не здесь. Именно этим она привлекла внимание Кравцова.
…Парень и девушка стояли на беломраморной террасе, за их спинами открывался шикарный вид на крымскую гору Капет-Даг. Причем терраса явно была сделанной из дерева декорацией, а черноморский пейзаж - нарисованной картиной. Обычный антураж старинного фотоателье.
Гораздо интереснее оказались персонажи снимка. Парень в неловко сидящем пиджаке - наверняка лишь на праздники надеваемом - без сомнения Георгий Владимирович Ворон. Молодой, лет двадцать с небольшим. А девушка в простеньком ситцевом платье… Кравцов рассматривал ее и так, и этак - сомнений не было. Бабушка Лена… Его собственная бабушка по отцовской линии.
С нехорошим предчувствием он вчитался в надпись на обороте:
"Дорогому Жоре на память от любящей его Лены. 15 мая 1927 года".
Вот оно что… От любящей… В голове у Кравцова замелькали цифры, вычитаясь и складываясь. Результат получался однозначный.
Именно в двадцать седьмом году умер Кравцов-"Царь", отец Елены и прадед Леньки Кравцова. Месяц его смерти Кравцов-правнук не знал, но год помнил точно. Елена Кравцова после смерти отца уехала в Питер, где у нее и родился в марте следующего года сын Сергей… Причем отец мальчика никому не был известен… Больше детей у Елены не было.
У Сергея тоже родился сын, и тоже единственный (родился достаточно поздно, в сорок три года) - будущий писатель Леонид Кравцов. Между прочим, в семействе Воронов всегда рождались исключительно мальчики - по одному на поколение. И отцы их всегда были в изрядных годах.
Дорогому Жоре от любящей Лены… Ворон - отец Сергея Кравцова?
Похоже, именно так… Тогда понятна странная близость Ворона с отцом, понятен интерес старика к мальчишке Леньке… И можно предположить, почему у Георгия Владимировича не родилось больше детей. Род хранителей , заботливо пестуемый Тварью, не должен был прерываться - и в то же время тайна не должна была расползаться среди многих посвященных, передавалась строго от отца к сыну. Но с Жорой Вороном и Еленой Кравцовой отлаженная система дала осечку. Сергей, надо понимать, не прошел некую инициацию - и старый Ворон остался без наследника. А у Леонида, росшего вдали от Поповой горы и бывавшего в Спасовке лишь в летние месяцы, родилось уже двое детей… Причем первой родилась девочка.
Тогда становится объяснимым многое. Странное, двойственное отношение к Кравцову Твари и ее прислужников… "Федькино семя!" - бросил ему в лицо Ворон незадолго до своей смерти, бросил как плевок, как оскорбление… Доведенный до крайности дед поднял оружие на внука - и не смог выстрелить. Сердце не выдержало.
Сережка Ермаков… Зачатый на Чертовой Плешке сын Козыря и Наташки… Запасной вариант? Попытка начать новый род хранителей? Попытка, которую снайперским выстрелом оборвал хранитель прежний? Вполне возможно… Теперь не узнаешь, спросить не у кого. Точно так же не узнать, как далеко зашел Ворон в своих давних разговорах с Сергеем Кравцовым. Кравцов-отец, кстати, после выхода на пенсию остался жить в Москве. Ни разу за двенадцать лет не побывал в Спасовке и даже в Питере. И завещал, к удивлению родственников, кремировать свое тело…
Кравцов оглядел подземные хоромы, зацепившись взглядом за груду золота, от которой наконец-таки оторвались Даня с Пещерником.
"Значит, всё это - моё наследство. Ну и как прикажете вступать в права наследования? Подмахнуть кровью договор: душу в обмен на долгую жизнь и расположение живущей под землей Твари?"
За спиной раздался громкий шорох. Он схватился за отложенный было "Бекас", резко обернулся… Но из стены не выползало щупальце, сжимающее пресловутый договор - мальчишки вытащили из-под ларя, на котором восседал господин писатель, свернутые в рулон большие листы.
Кравцов мигом позабыл про наследство. Потому что на листах было то, что он так стремился найти: подробный план лабиринта.
11
У сторожки его ждал сюрприз: две милицейские машины освещали фарами место действия, сновали люди в форме, двое в штатском понуро стояли в сторонке - не иначе как понятые.
Что стряслось?
Долго гадать не пришлось. Для начала молодой, смутно знакомый лейтенант, попросил "Бекас", который нес Кравцов. И документы на него.
Лицензия на оружие была в порядке и лежала в кармане. Но лейтенанта отнюдь не заинтересовала - глянул мельком и протянул одному из подчиненных. Потом спросил:
- Что это у вас тут зарыто, Леонид Сергеевич? - И он кивнул на холмик, весьма напоминающий могильный.
Хотя вопрос прозвучал сухо и неприязненно, Кравцов вздохнул с облегчением. Неужели весь сыр-бор разгорелся из-за ямы с дохлыми воронами? Угораздило же сделать ее так похожей на человеческую могилу.
- Мусор кое-какой зарыт, - обтекаемо сказал господин писатель. И узнал наконец лейтенанта - именно тот снимал с него допрос, четвертый по счету, в ночь убийства Козыря. И завершил тогда разговор неожиданным аккордом: попросил автограф на книгу.
- А вот к нам поступил сигнал, что закопан здесь криминальный труп, - сообщил лейтенант. - И есть три свидетеля, которые видели утром, как вы вместе с каким-то мальчишкой засыпали могилу.
Он испытующе смотрел на писателя. Двое омоновцев в громоздких бронежилетах пододвинулись поближе, держа наготове укороченные автоматы.
Кравцов пожал плечами:
- Тогда зачем мы теряем время? Всё равно на слово вы мне не поверите. Давайте вскрывать могилу и эксгумировать труп. Вернее, трупы…
- Так у вас тут массовое захоронение? - поднял брови лейтенант. - Или это писательский юмор?
…Рыхлая, не успевшая слежаться земля легко поддавалась лопатам. Кравцов этому лишь радовался. Сейчас лейтенант осмотрит воронье "массовое захоронение" и уберется восвояси. А господину писателю, похоже, предстоит бессонная ночь… И прогулка к центру лабиринта, к огромному заду с расходящимися в пять сторон туннелями. Надо успеть. До восемнадцатого июня два с половиной часа… Есть надежда, что человек, в чьих жилах течет кровь хранителей , сумеет поставить точку в растянувшейся на три века истории. Крохотная надежда…
Неладное Кравцов заподозрил, когда на дне раскопа показалась зеленая ткань. Ничем подобным они с Даней вороньи трупики не прикрывали…
Спрыгнувший в яму омоновец откинул ткань в сторону. Женя Маркевич смотрел в вечернее небо мертвыми глазами. Пулевое отверстие в середине лба казалось в свете фонарей черным.
- Может явочку с повинной, пока задержание не оформили? - участливо предложил лейтенант. Его подчиненный отстегивал от пояса наручники.
Кравцов молчал.
12
Камера для задержанных Гатчинского РУВД оказалось узкой и похожей на пенал. Арестантское ложе, кстати, размещалось в торце пенала, упиралось концами в стены и было весьма коротким. Сон для рослого Кравцова грозил обернуться мучительным занятием… Впрочем, ему было не до сна.
Иная обстановка в камере отсутствовала, за исключением тусклой лампочки без абажура, горящей под высоким потолком. Проектировали помещение явно не сторонники либерализма в отношении заключенных.
Игра закончилась, понял Кравцов. Чагин (или взявшая его под контроль Тварь?) продолжает политику Ворона. Причем гораздо успешнее… Сам седоголовый по каким-то неведомым причинам не может или не хочет убить Кравцова. Даже отдать приказ о ликвидации - не может.
И попытался избавиться от писателя чужими руками. Когда попытка использовать Сашка Зарицына провалилась, Чагин натравил милицию, благо нужные связи имелись… Теперь придется долго и старательно доказывать, что не господин писатель убивал и закапывал Маркевича. Доказать, наверное, в конце концов удастся. Но есть подозрение, что будет поздно… Завтра Чагин (или Гном? или Алекс? неважно…) попытается выпустить хозяина на волю… Много лет, из поколения в поколение Вороны подпиливали оковы и подкапывали стены темницы. Судя по тому, как Тварь без сожаления расстается со своими креатурами - нового цикла она ждать не намерена.
Всё решится завтра. 18 июня.
- Решится, решится… - пропищал Летучий Мыш с издевкой. - Пока ты тут отлеживаешь бока на казенной койке.
Кравцов перевел взгляд и увидел: рукокрылый мутант висит в дальнем углу камеры, как-то умудрившись вцепиться лапами в гладкую штукатурку потолка.
Интересно, если заорать сейчас во весь голос, так, чтобы прибежал дежурный, - увидит ли мент нового обитателя камеры? Сомнительно…
Писатель спросил напрямую:
- Кто ты? Ты тот, кого я про себя называю Тварью? Тот, кому служил… - Кравцов замялся, но все же закончил фразу: - Мой дед?
Летучий Мыш рассмеялся. Странно, но Кравцов стал привыкать к его смеху. По крайней мере, неприятное физическое воздействие уменьшилось.
- Я ведь всё тебе объяснил, родственник… Бедный маленький летун - то есть я - чисто случайно оказался в неудачном месте и в неудачное время. Вот и всё…
- Оказался - и?
Летучий Мыш скучающе зевнул - почти как человек. Но у людей при зевках не обнажаются длинные, игольчато-острые зубки.
- Зачем рассказывать, если можно показать? - спросил нетопырь. - А мне пора. Я, собственно, только за этим и заглянул - показать тебе, чем закончилась история дона Пабло-Себастьяна де Эскарильо-и-Вальдес. Вернее, на чем остановилась. Потому что завтра всё начнется именно с того, на чем оборвалось три века назад. До встречи, родственник!
- Подожди! А как…
Но собеседник не стал дослушивать вопрос. Расправил крылья и улетел. Причем улетел своеобразно - заметался туда-сюда по камере, уменьшаясь при этом в размерах. Очень скоро он стал размером с самую заурядную летучую мышь, затем с ночную бабочку, затем с муху… Исчез.
Кравцов вытянулся на жесткой койке, закрыл глаза и увидел…
Предания старины - XI.
Алгуэррос. Июнь 1721 года
Поручик Баглаевский не понимал ничего. Вроде бы лесок, возле которого драгуны обнаружили двух стреноженных коней, показался совсем невелик. Показался снаружи. Внутри же разведчики плутали и петляли - и оказывались вовсе не там, куда стремились.
Чертовщина какая-то…
Недолго раздумывая, поручик спешил всю роту. Какая уж из драгунов кавалерия? Посаженная на лошадей пехота. И к пешему штыковому бою его люди куда привычнее, чем к конной рубке. Даже форму до прошлого года носили пехотную - простенькие темно-зеленые кафтаны. Зато теперь молодцы-красавцы: синие мундиры с белыми отложными воротниками, белые камзолы, лосины… Девки млеют.
Но сейчас было не до девок. Рота, оставив на опушке коноводов и дозорных, растянулась длинной цепью. Баглаевский отдал приказ: не шуметь, продвигаться не далее как в двух саженях друг от друга, цепь не разрывать, с прямого направления не сворачивать, кусты ни под каким видом не обходить - если потребуется, прорубаться сквозь подлесок палашами.
Двинулись - фузеи с примкнутыми штыками наизготовку. И тут же по цепи покатилась приглушенная ругань - каждому казалось, что он-то идет прямо и правильно, а вот соседи плутают в трех осинах…
Но ничего, как-то приладились. Крайне медленно, с трудом поминутно выравнивая строй, но двигались вперед. Конный полувзвод, высланный в обход проклятого лесочка, никаких тревожных сигналов не подавал. Но если в чаще и вправду засели лиходеи - попали они между молотом и наковальней, между палашами конных и штыками пеших. Главное - успеть до темноты…
Впрочем, поручик не был до конца уверен, что дичь в ловушке. До тех пор, пока с левого фланга не прибежал вдоль цепи вестовой - бледный, губы трясутся…
Сам поручик не дрогнул лицом, увидев наполненную старыми костями яму. Но неподалеку лежали три свежих трупа. У одного - чернолицего, оскаленного - из горла торчал хорошо знакомый Баглаевскому стилет.
- Диавол… - шептали друг другу солдаты, показывая на тело.
Баглаевский понимал: никакой не дьявол, обыкновенный арап, но какой-то чертовщиной от этого дела попахивало явственно…
Пятеро разведчиков, посланных вперед по натоптанной тропе, не возвращались. Минуты ползли тягуче и медленно. Потом невдалеке громыхнул ружейный выстрел. И всё понеслось очень быстро…