2
По окончании рассказа Архивариуса об операции против мартинистов Кравцов спросил:
- Криминальный сюжет, который вы упоминали, - это и есть акция против "Сфинкса"?
- Помилуйте, при чем же здесь криминал? Обычная спецоперация политической спецслужбы. Да и к матери графини Самойловой имеет лишь косвенное отношение. Криминальный сюжет, о котором я говорил, - громадное по масштабам хищение в Заемном банке, случившееся на рубеже царствований Екатерины и Павла Первого. То есть случилось-то оно раньше, но вскрыто было в последние месяцы жизни Екатерины, а расследование завершилось при Павле. Из запертых сейфов, стоявших в опечатанных комнатах банка, бесследно испарилось более шестисот тысяч рублей.
Кравцова размер суммы наповал не сразил.
Архивариус пояснил:
- Дойная корова стоила тогда меньше трех рублей. Сейчас - от трехсот до пятисот долларов. Можете прикинуть, сколько это по нынешнему курсу.
Кравцов прикинул. В коровах, даже в трехсотдолларовых, получилось изрядно.
- Естественно, дело расследовалось. Следствием руководил сам Державин. Его у нас помнят в основном как поэта, благословившего - сходя в гроб - юного Пушкина. Но поэзия была для Гавриила Романовича увлечением, а прослужил всю жизнь он по министерству юстиции, начав карьеру с расследования дела самозванца Пугачева, - и дослужился до чина действительного тайного советника , поста министра и звания сенатора… Так вот, следствие показало: в хищениях по уши увязла вся банковская верхушка. Но директором банка служил не какой-нибудь Мавроди, а князь Завадовский. Императрица обвинительное заключение порвала, отправив дело на доследование в Сенат. Повторное следствие очистило руководство от подозрений, нашло козлов отпущения - кассира Кольберга и еще пару мелких сошек, с которыми и обошлись по всей строгости. Из похищенного вернули лишь сорок тысяч, да еще на столько же конфисковали бриллиантов у жен осужденных. И среди современников ходили упорнейшие слухи - что Завадовскому и его сообщникам пришлось поделиться . Теперь угадайте, господин писатель, с трех раз: кто руководил вторым следствием?
Господин писатель бросил взгляд на блокнот, куда записывал услышанные от Архивариуса фамилии и факты, прикинул даты и бодро отрапортовал:
- Граф Самойлов, генерал-прокурор Сената!
- Именно он.
- Напрашивается версия, - сказал Кравцов. - Получив в качестве взятки большие деньги - многие миллионы долларов на наши деньги - граф открыто их тратить не смог. Зарыл у себя в поместье, в ожидании, пока дело не забудется, - но скоропостижно умер. А Лабзин, обхаживая графиню-вдову, искал подходы к графскому кладу.
- Неплохо, - одобрил Архивариус. - Для авантюрно-исторического романа - неплохо. Но не жизненно. Во-первых, налоговой полиции тогда не существовало, да и дворяне были вообще освобождены от налогов. За их расходами никто не следил. Вот если бы какой-нибудь крестьянин Ванька Козолупов пришел в кабак разменять золотой империал - тут же повязали бы и поволокли на съезжую. Графа и сенатора никто об источнике трат никогда не спросил бы. Думаю, Лабзина в "Графской Славянке" интересовало нечто иное…
Архивариус сделал паузу.
Может, так оно и было, подумал Кравцов. Может, иное заключается в месте , а не в самом дворце, построенном позже. И пережило это иное и великосветского мистика Лабзина, и старуху-графиню… Но легче и спокойнее считать, что мартинист-чернокнижник искал в "Графской Славянке" банальные деньги.
- А во-вторых, - продолжил Архивариус, - вы немного подзапутались в графских семействах. "Славянка" принадлежала Скавронским - с чего бы вдруг генерал-прокурору Самойлову прятать деньги в имении семьи, породниться с которой его потомкам предстояло спустя тридцать лет?
Кравцов внес поправку в записанные фамилии и соединяющие их стрелочки. Но правоту собеседника признать не спешил, кое-что вспомнив… И продолжал настаивать:
- Тем не менее есть вещи, о которых в архивах не вычитаешь. В Интернете тем более. Говорю вам совершенно точно: во времена моего детства все еще ходили слухи о графском кладе - так до сих пор и не найденном. Местонахождением его называли когда дворец, когда графский пруд. А по словам деда, в двадцатых и тридцатых годах любимым досугом местной молодежи было нырять в пруд и ощупью шарить в донной тине. И прочесывать дно баграми и "кошками". Вроде бы перед войной пруд спускали, чтобы проверить все эти слухи… Подробностей я не помню, но, думаю, ничего не нашли, - раз слухи не угасли.
- Вы можете там, на месте, попробовать выяснить подробности, - сказал Архивариус без всякого энтузиазма. - А я могу поискать им подтверждение в архивах… Но уверен - пустышка. Мне кажется, здесь не нужны никакие реальные факты для зарождения легенд. Сам антураж - развалины особняка, старинный парк с прудом - будет их генерировать. Без всякого повода появятся легенды о замурованных в стену сундуках с золотом…
- Точно! - вспомнил вдруг Кравцов. - Сундук! Еще пятнадцать лет назад в подвалах дворца стоял - а может, и сейчас стоит - железный сундук. Здоровенный, метра два в длину, больше метра в высоту, а в ширину… не помню, но еще тот монстр. Потому, наверное, на месте и остался, - лестницы засыпаны, а через проломы пола не вытащить. Весь проржавевший, головки заклепок - как половинки от грецких орехов.
- Интересно… - равнодушно сказал Архивариус. - Сундук был замурован в стену?
- Нет, стоял рядом с ней. В торцевой стенке сундука - огромная дыра, и еще много дыр, поменьше. Внутри - пусто, не мы первые, естественно, его находили.
- Ну вот видите. Возможно, та подвальная комната и была в оные времена "кубышкой" Самойловой - но давным-давно опустела. После революции ее взломали, убедились: ничего нет! - и поползли слухи, что сокровища утоплены в пруду или зарыты в парке.
- Слишком открыт и всем доступен тот подвал для "кубышки"… - усомнился Кравцов.
Архивариус не смутился:
- До войны и до разрушения дворца, я полагаю, попасть к сундуку было отнюдь не просто.
- Кстати, о разрушении дворца… - сказал Кравцов. - У вас есть сведения о том, как он превратился в руины?
Архивариус нажал кнопку на пульте управления креслом (оно откатилось на полметра от стола) и скрестил руки на груди. Точь-в-точь, как перед рассказом о Лабзине и мартинистах.
Кравцов понял, что ему предстоит выслушать очередную длинную историю, - и ошибся.
- И здесь нет никаких загадок, - начал Архивариус. - Во время войны и блокады Ленинграда во дворце Самойловых располагался штаб добровольцев Франко - испанской "Голубой дивизии"…
- Извините… - перебил Кравцов, доставая из кармана запищавший мобильник. - Алло?
В трубке зазвучал спокойный и трезвый голос Пашки-Козыря.
3
- Вот это да… - повторил Пещерник.
- Ну и зачем ему эта фиговина? - риторически спросил Даня.
"Фиговиной" он назвал небольшой, сколоченный из потемневших досок помост. С одной стороны его обрамляла вертикальная стенка, тоже дощатая. Помост украшали достаточно странные конструкции. Стоял там винтовой пресс с массивной станиной - венчающее его колесо парни не смогли провернуть даже совместными усилиями - приржавело намертво.
Присутствовало колесо и в другом, вовсе уж непонятном сооружении - обычное тележное, насаженное на горизонтальную ось с ручкой, позаимствованной, похоже, с колодезного ворота. Пещерник крутанул - колесо неохотно, с мерзким скрипом пришло в движение.
Третий предмет понравился Дане и Ваську еще меньше. Старая борона, аккуратно разрезанная ножовкой ровно пополам - и соединенная по линии разреза несколькими дверными петлями. Надо понимать, неприятно выглядевшее орудие должно было схлопываться острыми длинными зубьями внутрь. Должно было - но давненько не схлопывалось, петли тоже съела ржавчина.
Даня помрачнел. Сказал негромко:
- В интере-е-е-сные игрушки тут Гном играется. Может, и не зря Борька на него грешил: мол, кошку украл и замучил…
Пещерник не согласился:
- Не-а-а… Не играется. Давно уж наигрался…
- Может, у него тут что поновее имеется? Давай-ка поищем.
Поискали. И нашли - на другом конце той же полянки.
Неглубокую яму в земле прикрывала металлическая решетка. На дне - пепел, головешки, причем на вид свежие, не пролежавшие зиму.
- Никак тут Гном шашлык жарил? - предположил Пещерник. - Даже не шашлык, а… блин, забыл, как америкашки это называют… смешное такое слово…
- Барбекю… - машинально подсказал Даня. - Барбекю из Борькиной Кути…
- Да ну, брось! - махнул рукой Вася. - Двадцать лет мужику стукнуло… Стал бы он ради какой-то кошки такой огород городить? Разве что с другими отморозками козленка с выпаса умыкнул. Ну и сожрали тут под водяру…
- Не пьет Гном водяры… - так же машинально возразил Даня.
Но дальше спорить не стал. Снял с ямы решетку, стал шарить в куче золы и головешек. Пещерник, потеряв интерес к жаровне, продолжил исследование полянки, - вдруг да обнаружится еще что-то любопытное?
Кое-что нашли оба. Даня откопал-таки пару маленьких косточек - но совершенно неопознаваемых. Могли они принадлежать и украденному с выпаса козленку, и пропавшей кошке Куте, и вообще кому угодно… Для более крупных отходов Гном мог использовать безразмерное хранилище - болотную топь.
Вася же натолкнулся еще на одну яму, свежевырытую. Никаких следов костра в ней не было, но рядом стояла аккуратная небольшая поленица, столь же аккуратно прикрытая от дождя старым рубероидом. Но самое интересное - яма была выкопана в форме правильного пятиугольника. Размер его оказался несколько меньше, чем у деревянного, хранившегося неподалеку, в шалаше.
- Что-то новенькое наш Гном тут изобрел, - задумчиво сказал Даня. - Новенькое и гнусненькое…
Теперь он был вполне согласен с Борюсиком. Самые дикие предположения того об уединенных занятиях Гнома на острове уже не казались плодами богатой фантазии.
Вспомнив о приятеле, поджидавшем их на берегу в обществе девчонок, Даня взглянул на часы. Изумился:
- Слу-ушай, мы ж тут больше двух часов валандаемся! Наши там небось с ума сходят: исчезли, и ни слуху ни духу…
Они вернулись к плотикам. Но сходящего с ума Борюсика на противоположном берегу не увидели. Как, впрочем, и Альку с Женей.
- Смылись, не дождались… - неуверенно предположил Пещерник.
Помрачневший Даня ответил после долгой паузы, когда плотик изрядно удалился от острова:
- Не похоже, что смылись. Борька на Гнома злой, хоть весь день тут проторчит… Да и поорали бы, прежде чем уйти, попробовали бы до нас докричаться. Не нравится мне это…
- Да ну, брось… Устали на мокром стоять, отошли, где посуше…
Причалили. Пробравшись сквозь редкий прибрежный тростник, Даня взобрался на кочку, ходуном заходившую под ногами, посмотрел во все стороны.
Бориса и девчонок не было.
Нигде.
4
Дорога от Царского Села до Спасовки при наличии собственного автотранспорта много времени не занимает. Но неподалеку от Павловска "ниву" остановил опустившийся буквально перед носом - вернее, перед радиатором - шлагбаум. Пришлось пропускать еле-еле тащившийся пассажирский поезд, подползавший к переезду. Кравцов подумал, не сделать ли крюк в сторону, где дорога ныряла под железнодорожную насыпь - и решил, что не стоит. По времени так на так и получится, в лучшем случае.
Решение оказалось ошибочным. Когда последний вагон прокатил мимо, шлагбаум не поднялся - с другой стороны приближался товарняк, вовсе уж летаргический. Господин писатель сплюнул в опущенное окно "нивы", пожалел, что не поехал в объезд сразу, - и намерился ждать до победного конца.
Зато появилось время подумать: и о недавней беседе с Архивариусом, и о звонке Козыря, ее оборвавшем.
Странное дело: уже второй раз Пашка словно шестым чувством определяет намерение Кравцова покопаться в старых секретах "Графской Славянки" - и препятствует, чем может. В первый раз даже доехать до Архивариуса не удалось, сорвавшись по тревожному звонку Козыря. А сегодня…
…Сегодняшний телефонный разговор с Пашкой не затянулся. Предприниматель Ермаков ни словом не помянул свои недавние пьяные ночные откровения. Равно как и демонстративный возврат "Антилопы". Про то, где отсутствовал несколько дней, тоже не заикнулся. Спокойным ровным тоном проинформировал, что ждет Кравцова в своем спасовском доме - надо, мол, встретиться и поговорить, не по телефону, - причем как можно скорее. Прозрачно намекнул, что речь идет о безопасности Наташи и детей. Второй намек оказался более завуалирован. Кравцов понял так: Сашок каким-то образом вышел на контакт с Козырем и ультимативно потребовал нечто, что Пашка отдать ему никак не может, ибо сам не имеет. Надо думать, разменной монетой в этом торге стали жизни Наташи и мальчишек…
Этого оказалось достаточно.
Пришлось торопливо распрощаться с Архивариусом. Впрочем, тоненькую папочку с результатами отработки пинегинского запроса Кравцов забрал. Договорился о продолжении исследований, внес необходимую оплату (все-таки до чего же вовремя подошли гонорары)…
Он сидел в машине, невидящим взглядом смотрел на ползущие мимо вагоны, и размышлял над более чем странным совпадением: имели места два визита к Архивариусу - один намеченный, другой таки состоявшийся. И оба оборвал своим звонком Козырь. Причем и в тот и в другой раз использовал, пожалуй, то единственное, что могло заставить Кравцова бросить всё: информацию о смертельной опасности, грозящей Наташке.
Допустим, в первый раз всё было без дураков, всё всерьез. Но сейчас… Вскоре после известных событий Пашка напрочь исчез - Кравцов, по крайней мере, его разыскать не смог. А Сашок, значит, сумел. Ладно, допустим и это: уехав или затаившись, Пашка действительно оставил канал для экстренной связи - на случай, если объявится похититель жены и детей. Пусть так. Но отчего-то не верилось, что раненый Сашок, чудом унеся ноги с "Графской Славянки", успел так быстро оклематься, и разработать новый план, и начать приводить его в исполнение…
Не раз в деталях вспоминая их схватку на руинах, Кравцов пришел к выводу: его противник тогда лишился левого глаза, не больше и не меньше. Брошенный складной нож ударил по лицу плашмя - и штопор, торчащий в том месте из рукояти, никак не смог бы воткнуться ни в скуловую кость, ни в надбровную, - сразу бы отскочил…
Даже если Сашок умудрился ничего не повредить, рухнув с десятиметровой высоты на каменные обломки (что тоже маловероятно) - все равно не верится, что он тут же ринулся в новую авантюру… Не в его характере. В первый раз, например, выжидал три года.
На ум все чаще приходил другой вариант: Пашка повторил один раз уже сработавший трюк - чтобы как можно быстрее вытащить Кравцова от Архивариуса. Чтобы не дать услышать что-то важное.
Но что?
Здесь, у переезда, он успел просмотреть полученную папочку. Там в письменном виде, но чуть более развернуто, повторялось почти все, рассказанное сегодня Архивариусом. Единственным исключением стала история об операции против "Умирающего Сфинкса" - о ней в бумагах не было ни слова. Судя по имевшим место интернетным ссылкам, большая часть информации оказалась скачана именно из Сети. Лишь в конце страниц, посвященных давнему хищению в Заемном банке, указывались архивные, бумажные источники информации.
Неужели Валя Пинегин был убит (если все-таки он не стал жертвой несчастного случая) для тою, чтобы не смог заполучить эти бумаги? Сомнительно…
Да и вообще вся рассказанная Архивариусом история о взаимоотношениях со студентом попахивает …
Сомнения, охватившие Кравцова еще во время визита, вернулись. Архивариус оказался словоохотлив - подозрительно словоохотлив, учитывая его биографию - но ничего по-настоящему важного не сказал. (И много чего не спросил , кстати…) Вручил документы, которые можно составить, повозившись недолго с поисковыми системами Интернета… Почему, кстати, Пинегин сам этого не сделал? Не имел компьютера с доступом в Сеть? Не причина, всевозможные интернет-клубы, интернет-залы и интернет-кафе всегда к услугам… Не знаешь как - объяснят и помогут…
Есть подозрение, что Архивариус вручил пустышку, не слишком тщательно сработанную.
Но зачем?
Избавиться от докучливого гостя можно куда проще - просто-напросто отказаться от встречи. Какой-то интерес у экс-гэбэшника к господину писателю таки был, сомнений не остается. Но в чем суть пресловутого интереса? Загадка…