Но она не сделала этого. И хотя голос в дальнем уголке мозга продолжал уверять ее, что ее сын мертв, другой голос, возражавший - он жив, и не может умереть, - с каждым часом звучал все громче.
Дверь в палату неожиданно распахнулась и на пороге появилась Барбара Фэннон; тихо прикрыв за собой дверь, она озабоченно взглянула на Эллен.
- Господи, уже восемь утра. Вы же здесь всю ночь, Эллен.
- Я знаю. - Эллен невесело улыбнулась в ответ.
- Марш в кабинете у Фрэнка, первые результаты уже обработаны. Они сказали, что ждут вас, и…
Несколько мгновений Эллен раздумывала, потом медленно покачала головой.
- Нет. Я останусь здесь, с Алексом. Все, что мне… положено знать, Марш и сам мне скажет.
Секунду Барбара колебалась, затем кивнула.
- Хорошо, я передам ему. - Она вышла из палаты, оставив Эллен с Алексом.
* * *
- Дела, в общем, плохи, - сообщил Фрэнк Мэллори. - То есть ситуация близка к наихудшей. И боюсь, что…
- Посмотрим. - Шок и усталость последних часов, казалось, лишили голос Марша Лонсдейла какой бы то ни было интонации. Разум - и это удивляло его самого - оставался, однако, абсолютно ясным. Медленно и скрупулезно он еще и еще раз просматривал результаты многочисленных тестов, проделанных за прошедшую ночь, надеясь, что хотя бы один из них даст ему повод сомневаться в мрачных прогнозах Фрэнка.
Но, похоже, Мэллори прав. Положение действительно было критическим.
Наибольшее опасение вызывало обширное повреждение коры головного мозга. Обломки костей, казалось, усеяли его сплошь; кора была словно вспахана ими. Височная область пострадала больше всего - но и лобный и теменной отделы тоже находились не в лучшем состоянии.
- Ладно… я, в общем-то, в этом не специалист, - произнес наконец Марш, не решаясь высказать то, что они с Фрэнком прекрасно знали: пациенты в состоянии Алекса автоматически заносятся в категорию "неоперабельный случай".
Сам Фрэнк Мэллори всегда предпочитал выражаться определенно.
- Марш… если он вообще выживет, он наверняка не сможет говорить и ходить… а возможно, даже и слышать. Зрение, быть может, он сохранит - затылочный отдел поврежден меньше других, ты сам видел. Но это вряд ли ему поможет - он просто не сможет отдавать себе отчета в происходящем вокруг… да даже о себе самом, чего там… И все это, повторяю, - только в том случае, если он все же выйдет из комы.
- Нет, Фрэнк, я не верю в самое худшее, - взгляд Марша, устремленный на коллегу, был холоден.
- Не веришь или не хочешь верить?
- В данном случае это неважно, - бесстрастным тоном ответил Марш. - Для Алекса будет сделано все, на что только способна медицина.
- Само собой, Марш, - пожал плечами Фрэнк. - Ты же сам знаешь - мы все будем стараться сделать для него все возможное.
Марш Лонсдейл, казалось, не слышал его.
- Фрэнк… я хочу, чтобы ты разыскал Торреса из Пало Альто.
- Торреса? - удивился Фрэнк. - Раймонда Торреса?
- А ты думаешь, кто-нибудь, кроме него, сможет помочь моему сыну?
Мэллори молчал, раздумывая, почему именно этому человеку решил Марш Лонсдейл доверить жизнь Алекса.
Родившийся и выросший в Ла-Паломе, Раймонд Торрес был одним и самых одаренных студентов медицинского колледжа, собственно, сомнений в его одаренности никогда ни у кого не возникало. Из Ла-Паломы Торрес уехал давно, сразу после окончания колледжа, и обосновался в Пало Альто, приезжая в родной город лишь иногда, чтобы навестить свою старую мать Марию. Среди старожилов-"калифорниос" ходили сплетни о том, что мать свою Раймонд Торрес не любит. Она, дескать, напоминает ему о происхождении, а именно об этом Раймонд Торрес жаждал забыть больше всего на свете. О нем и так долгое время говорили как о курьезе - парнишка с задворок миссии сумел каким-то образом выбиться в люди.
Однако за годы, проведенные вдали от Ла-Паломы, Торрес сумел приобрести репутацию человека-загадки даже в самых авторитетных медицинских кругах. Для тех, кто относился к нему с почтением, его высокомерие и отчужденность были несомненными признаками гениальности, для противников - типичными "симптомами выскочки", которому приходится отвоевывать себе место под солнцем.
Не подлежал сомнению, по крайней мере, один факт - Раймонд Торрес был одним из крупнейших специалистов в стране по структуре и деятельности человеческого мозга. В последние годы он несколько изменил направление своих исследований - теперь сферой его интересов стали нейрохирургия и некоторые смежные области.
- Но ведь большинство его работ - на стадии эксперимента, - напомнил Фрэнк. - И, думаю, на человеческом мозге он свои методы еще не опробовал.
- Раймонд Торрес, - голос Марша дрожал, и Фрэнк понял, что прежний бесстрастный тон был лишь попыткой скрыть переполнявшее его отчаяние, - Раймонд Торрес знает о человеческом мозге больше, чем кто-либо другой в нашей, черт ее возьми, благословенной стране. Его опыты по восстановлению функций, Фрэнк, - это больше, чем невозможное. То есть и я бы ни за что не поверил в них, если бы мне не довелось самому увидеть результаты. И я хочу, чтобы он сделал это же с Алексом.
- Но, Марш…
Но Марш уже вскочил на ноги, нетерпеливым движением сдвинув на край стола стопку рентгенограмм, распечаток, графиков и разных других бумаг, описывавших и изображавших с разных сторон изуродованный мозг его сына.
- Алекс еще жив, Фрэнк. И пока он жив, я должен помочь ему. Как - неважно. Я не могу просто взять и оставить все это как есть - ты же сам понимаешь, чем это может ему грозить. "Овощ" - помнишь, как нас коробило от этого слова в колледже? А перспектива - ты же сам сказал мне - именно такова. Хуже этого не может быть ничего, Фрэнк, поэтому приезд Торреса - это хотя бы надежда. Позвони ему, прошу тебя. Прямо сегодня. И скажи, что я хочу поговорить с ним. Просто поговорить. Может быть, удастся убедить его приехать.
Видя, что Мэллори все еще колеблется, Марш подошел к нему и осторожно взял за локоть.
- Фрэнк, пойми, Алекс - это все, что у меня есть. Я не могу дать ему умереть. Самому мне тогда жить, будет незачем.
Когда Марш вышел из кабинета, Фрэнк Мэллори поднял трубку и набрал номер клиники в Пало Альто, где находилась лаборатория Торреса. Разговаривали они примерно двадцать минут - и почти все это время он убеждал Торреса в необходимости увидеться с Маршем Лонсдейлом.
Торрес, по обыкновению, не стал ничего обещать, но согласился встретиться с бывшим однокашником и посмотреть пациента.
Фрэнк повесил трубку. В глубине души он надеялся, что Торрес откажет ему.
Глава 5
Марш Лонсдейл приехал в Пало Альто, где располагалась лаборатория Раймонда Торреса, утром. Сколько он ни пытался заставить себя думать только о деле, приведшем его сюда, ощущение безнадежности и тоски все сильнее сжимало сердце.
Здание института, где располагалась лаборатория Торреса, впечатляло еще издали - своим безобразием. Начинали его строить явно как усадьбу, с большим размахом. Последующие владельцы решили пристроить к основному зданию два крыла и, надо отдать им должное, постарались как-то подогнать их под георгианский стиль центральной части. Однако неудачно - в итоге крылья выстроили в функциональном стиле начала века, который выглядел просто-таки худосочным по сравнению с георгианской мощью главного здания. Строение было окружено стриженым газоном с редкими пальмами; о нынешнем предназначении этого своеобразного памятника архитектуры можно было догадаться лишь по медной доске, укрепленной на большом камне у поворота с основного шоссе на дорогу, ведущую к самому зданию. Надпись на доске гласила: "Институт мозга".
Когда Марш вошел в вестибюль, девушка, сидевшая за конторкой, сразу повела его в кабинет Торреса. Взяв у Марша все его бумаги, она передала их Торресу, но тот, бегло просмотрев, отдал их ассистенту. Взяв папку, ассистент вышел, Торрес предложил Маршу сесть, после чего с излишней, на взгляд Марша, тщательностью принялся набивать и раскуривать трубку.
Маршу потребовалось всего несколько секунд, чтобы увидеть, что манеры и внешность Торреса не соответствовали традиционному образу крупного ученого. Высокий, сухощавый, резкие черты лица - в обрамлении рано поседевших длинных волос, более уместных для актера или певца, чем для нейрохирурга. "Голливудскую" внешность Торреса еще более подчеркивал шелковый, с отливом костюм и холодная, высокомерная, на взгляд Марша, манера держаться. Несмотря на всю свою славу в научном мире, Раймонд Торрес на первый взгляд сильно напоминал преуспевающего домашнего врача в богатом квартале, скорее интересующегося еженедельной партией в гольф, чем собственной медицинской практикой.
Разожженная и пускающая клубы дыма трубка не добавила разговору оживления - собственно, он состоял из нескольких фраз, которыми Торрес удостоил Марша между двумя затяжками. К сожалению, он не сможет дать доктору Лонсдейлу окончательный ответ до тех пор, пока результаты тестов не будут досконально изучены сотрудниками лаборатории. А это займет, очевидно, весь сегодняшний день.
- Я подожду, - кивнул Марш.
Торрес, кинув острый взгляд на коллегу, пожал плечами.
- Как пожелаете… но я могу с тем же успехом позвонить вам, чтобы сообщить о результатах и о решении.
Марш покачал головой.
- Нет. Я предпочел бы услышать о нем от вас лично. Поймите, Алекс - мой единственный сын. А обратится мне больше, кроме вас, не к кому.
Торрес поднялся со стула и снова кинул на Марша взгляд, в нем явственно прочитывалось - "аудиенция окончена".
- Что ж, могу вам только сказать еще раз - как пожелаете, доктор Лонсдейл. Покорнейше прошу извинить - сегодня у меня очень плотный график.
Марш, не веря услышанному, в упор смотрел на хирурга.
- То есть… вы даже не хотите, чтобы я вкратце описал вам ситуацию?
- Но это же все есть в ваших записях, не так ли? - Торрес удивленно поднял на него глаза. - Я подробнейшим образом ознакомлюсь с ними…
- Моего сына, доктор Торрес, в этих записях нет, - Марш изо всех сил старался подавить раздражение. Торрес, казалось, несколько секунд обдумывал услышанное, но когда он снова заговорил, тон его оставался по-прежнему сухим и ровным.
- Видите ли, доктор Лонсдейл, я - исследователь. И стал им именно потому, что никогда не имел наклонностей домашнего терапевта. Многие, я знаю, считают, что мне следовало бы быть более любезным с… с окружающими. Извините, но, откровенно говоря, меня это не волнует - нисколечко. Моя задача - помогать людям делом, а не утешать их. И для того, чтобы помочь вашему сыну, мне не нужно знать его биографию. Меня не интересует ни его личность, ни обстоятельства жизни, ни даже сама авария. Мне нужно знать лишь все о полученных им травмах - чтобы на основе беспристрастного анализа решить, могу ли я помочь ему или нет, к сожалению. Иными словами, вся интересующая меня информация о вашем мальчике должна содержаться в привезенных вами бумагах. Если в них чего-то не хватает, мои ассистенты постараются добыть недостающую информацию. Коль скоро вы решили провести здесь остаток дня - пожалуйста, как вам будет угодно. Но, откровенно говоря, сомневаюсь, чтобы в вас возникла нужда. Единственное, что мне действительно будет необходимо, - это консультация с лечащим врачом мальчика.
- Это Фрэнк Мэллори, доктор.
- Кто бы ни был. - Торрес равнодушно пожал плечами. - Но если вы все же решили остаться - чувствуйте себя как дома, коллега. У нас в Институте роскошная библиотека. - Неожиданно он улыбнулся. - Библиотека, как вы понимаете, сугубо специальная - все о нашей работе. Вы можете, при желании, ознакомиться и с моими работами.
Откровенное самолюбование Торреса не смутило Марша. Без Торреса его сыну не жить - эта мысль постепенно переросла в уверенность. К двум часам дня уверенность Марша даже возросла - недостатки Раймонда Торреса как человека с лихвой восполнялись его профессиональными способностями.
Работы, с коими Марш ознакомился, сидя в институтской библиотеке - а он успел одолеть примерно три десятка статей, чтение отвлекало его от мыслей о сыне, - поражали прежде всего широтой интересов автора. Торрес не только досконально изучил строение человеческого мозга, но и был одним из ведущих специалистов в теории и практике мозговой деятельности. В нескольких его статьях были описаны методы, с помощью которых можно было отключать поврежденные отделы мозга, передавая их функции здоровым частям коры. И хотя главным выводом во всех статьях было то, что чудеса человеческого мышления поддаются все-таки медицинскому контролю, во вех присутствовала и неизменная оговорка - человечество лишь начинает познавать истинные возможности мозга. Вывод одной из публикаций Торреса особенно привлек внимание Марша:
"Система защиты человеческого мозга обладает, на мой взгляд, практически неограниченными возможностями. В частности, в ходе недавних экспериментов нами было установлено, что при нарушении работы одного из отделов мозга функции этого отдела берет на себя неповрежденный участок коры. Иными словами, каждый отдел мозга не только знает, чем занимаются соседние, но и может при необходимости взять на себя функции любого из соседних отделов. Таким образом, сугубо медицинский аспект проблемы состоит, по нашему мнению, в том, чтобы убедить даже сильно поврежденный мозг не сдаваться, а начать работу по распределению функций".
* * *
Марш перечитывал эту статью раз, наверное, в пятый, когда на пороге библиотеки появилась, улыбаясь, девушка из приемной.
- Доктор Лонсдейл? Доктор Торрес хотел бы побеседовать с вами.
Отложив журнал, Марш прошел вслед за девушкой в кабинет Торреса. Хозяин кабинета, кивнув Маршу в знак приветствия, указал ему на кресло рядом с письменным столом. В другом таком же кресле Марш с удивлением увидел Фрэнка Мэллори.
- Фрэнки? Ты здесь?..
- Это я вызвал доктора Мэллори, - рассеял сомнения Марша звучный голос хозяина кабинета. - Нам с ним нужно уточнить кое-какие детали, если позволите.
- Но Алекс…
- Его состояние стабильно, Марш, - Фрэнк успокаивающе поднял руку. - Никаких изменений за последние несколько часов. Бенни все время с ним, и сестры дежурят круглосуточно.
- Может быть, мы могли бы продолжить? - в голосе Торреса явственно слышалось нетерпение. Повернувшись к пульту управления экраном на стене над столом, он щелкнул тумблером. На экране засветилось сильно увеличенная фотография мозга.
- Рискую вас удивить, - повернулся Торрес к гостям, - но это совсем не то, что вы думаете.
- Простите?
- Это не фотография, как, очевидно, показалось вам, а компьютерная модель мозга пациента по имени Александр Лонсдейл. - Выдержав эффектную паузу, Торрес добавил: - До катастрофы, естественно.
Марш и Мэллори снова повернулись к экрану.
- Итак, перед нами картина происшествия, - ровным голосом продолжал Торрес. - Или, вернее, реконструкция его. - Он нажал несколько кнопок на клавиатуре перед экраном, и изображение чуть сдвинулось вверх; внезапно в нижней части появилось темное пятно, стремительно "наехавшее" на изображение мозга, сплющив и исказив его. Как в кино, подумал Марш, только киношники вряд ли будут снимать изнутри человеческую голову, которую проламывают на глазах у зрителей.
В замедленном воспроизведении было отчетливо видно, как череп треснул, затем проломился, и куски кости вошли в мозг, вспарывая, подобно тупым ланцетам, нежную ткань коры. Мэллори и Торрес смотрели молча, не отрываясь, но Марш против воли прикрыл глаза и из его горла вырвался сдавленный стон, отчетливо слышный в тишине кабинета. Изображение на экране внезапно застыло, дотянувшись до клавиатуры, Торрес снова пощелкал кнопками, и на экране появился тот же мозг… нет, теперь он выглядел совсем по-другому.
- Боже, - выдохнул Мэллори. - Но это же… этого не может быть!
- Что вы имеете в виду? - осведомился Торрес.
- Это… это мозг Алекса… то есть он выглядел именно так, когда его только привезли после катастрофы… Но как… как вам удалось?..
- Я объясню вам чуть позже, - кивнул Торрес. - Пока же, доктор Мэллори, я прошу вас сосредоточиться на этой модели. Это очень важно. Итак: насколько точно эта модель воспроизводит состояние мозга пациента непосредственно после катастрофы? - Он предостерегающе поднял руку. - Прошу вас воздержаться от скоропалительных выводов. Изучите модель как следует. Если потребуется, я могу развернуть ее под любым углом, чтобы вы могли видеть интересующий нас объект со всех точек. Но мне необходимо знать, насколько она верна.
Некоторое время Марш, уже плохо воспринимая происходящее, следил, как Мэллори, подавшись к экрану, тщательно изучает изображение, то и дело прося Торреса развернуть его под тем или иным углом. Наконец, глубоко вздохнув, он кивнул.
- Модель абсолютно точная, доктор Торрес. Можно сказать, совершенная. Если и есть в ней неточности - я их не могу обнаружить.
- Прекрасно. Тем легче для вас окажется следующий этап. Прошу вас, не говорите ничего - только внимательно смотрите. Но если ваша память с чем-то не согласится - немедленно скажите мне.
На экране появилось изображение пинцета, который начал удалять из ткани мозга частицы черепа. Затем пинцет исчез, уступив место зонду. Зонд дернулся, и на оболочке появилась свежая ранка. Мэллори, сглотнув, конвульсивно дернулся.
Изображение на экране воспроизводило операцию до мельчайших деталей; каждый кусок кости, извлеченный из мозга Алекса, сопровождался новым движением зонда и новой раной. Наконец, когда стало казаться, что эта демонстрация никогда не закончится, экран погас.
Мэллори сидел не шелохнувшись, перед его глазами все еще стояла только что показанная ему картина проведенной им же самим операции.
- Ну как? - послышался голос Торреса.
Мэллори наконец выдохнул.
- Если вы хотели уличить меня в некомпетентности, это можно было сделать куда менее сложным путем.
- Не будьте смешным, - Торрес слегка нахмурился. - Мне совершенно незачем тратить время на подобного рода представления, кроме того, вас никак не назовешь некомпетентным. Принимая во внимание обстоятельства, вы сделали все возможное - и даже больше. Все, что мне нужно знать, - точно ли воспроизведен ход операции.
После секундной паузы Мэллори кивнул.
- Боюсь, что совершенно точно. Прошу извинить меня. Я действительно делал все, на что был способен.
- Вам незачем извиняться, - тон хозяина кабинета стал холоден. - А над вопросом подумайте еще раз.
- Все точно, - кивнул Фрэнк. - А теперь можете сказать, как вы все это делаете?