- Сам я не занимаюсь этим, - ответил Торрес. - Все делают наши компьютеры. Последние шесть часов, - он взглянул на часы на каминной доске, - мы закладывали в них информацию. В основном - результаты сканирования, которое вы сделали в Ла-Паломе. И, к счастью, превосходно сделали. Но наш компьютер копает, так сказать, несколько глубже вашего. Ваш способен воспроизвести любой участок мозга под любым углом - в двух измерениях. Наш - посложнее… - Внезапно глаза его, до того момента смотревшие спокойно и холодно, загорелись странным огнем. - При наличии всех необходимых данных он способен воспроизвести все, что произошло с мозгом Александра Лонсдейла с момента аварии до процедуры сканирования. Так что мы имеем возможность воспроизвести и размеры, и форму инородного тела, и даже угол его соприкосновения с черепом. То же можно сказать и относительно полученных повреждений. То, что мы видели, воспроизводит реальную ситуацию с точностью примерно 99,624 процента - при условии, что исходные данные были верны. Поэтому я и просил вас, доктор Мэллори, как можно более тщательно изучить модель.
Если бы вы обнаружили в ней какие-то существенные ошибки - это значило бы, что исходные данные нуждаются в уточнении. Но вы их не обнаружили - а значит, мы можем предположить, что вся ситуация была воспроизведена абсолютно точно.
Пока Мэллори молча сидел, обдумывая увиденное, Марш наконец задал Торресу не дававший ему покоя вопрос.
- Но разве эта стадия - самая важная? Логически наиболее важной представляется следующая ступень…
- Абсолютно верно, - прервал его Торрес. - И потому призываю вас быть предельно внимательными. Процессы будут воспроизводиться в ускоренном режиме - но это как раз то, что, по моему мнению, может быть сделано, чтобы помочь Александру.
- Мы зовем его Алексом, - Марш сам удивился собственным словам.
Торрес удивленно приподнял брови.
- А… очень хорошо. Алексу. Собственно, совершенно не имеет значения, как его зовут. - Не обратив внимания на гневный взгляд Марша, он снова потянулся к клавиатуре. Изображение на экране снова задвигалось; Марш и Мэллори, затаив дыхание, следили, как скальпель слой за слоем снимает оболочку мозга. Некоторые участки были удалены полностью; другие, тоже удаленные, были затем словно вложены на место. Кровавая мешанина на экране начала постепенно утрачивать черты хаоса; и вот медленно, очень медленно руки человека начали восстанавливать мозг - с теменной доли, потом затылок, височные… Вскоре все было кончено - и бесформенная груда на экране вновь приняла очертания человеческого мозга. Некоторые участки, однако, покрывал разных оттенков красный цвет, Марш недоумевающе смотрел на экран.
- Эти области более не будут задействованы, - объяснил Торрес. - Светло-розовые - те, что находятся глубже в коре, ярко-красные - расположенные ближе к поверхности. То есть градация, я полагаю, вполне наглядна.
Мэллори кинул быстрый взгляд на Марша, но тот был полностью поглощен застывшим на экране изображением. Наконец он повернулся к Торресу; Фрэнк заметил, что Марш с силой прижал к подбородку сплетенные пальцы - верный признак волнения.
- Все, что вы показали нам, доктор Торрес, - в чистом виде научная фантастика. Глубина надрезов, на которую вы претендуете, и масштабы оперативного вмешательства могут иметь только один исход - летальный. Ведь вы, насколько я понял, заявляете о возможности восстановить мозг Алекса за счет реконструкции нервных клеток. Сомневаюсь, чтобы вы или кто-нибудь другой могли сделать подобное.
Ответом Маршу был лишь сдавленный смешок.
- Разумеется, вы правы, доктор Лонсдейл. Я не в состоянии сделать этого - уверяю вас, и никто не сможет. Я, видите ли, всего лишь человек - и для такой работы слишком неуклюж и велик… и вот именно поэтому вам придется привезти сюда вашего Алексан… прошу прощения, Алекса. - Торрес щелкнул тумблером, изображение на экране погасло. - А сейчас пойдемте со мной. Я намерен еще кое-что показать вам.
Покинув кабинет Торреса, они направились в западное крыло здания института. Охранник у входа, увидев приближавшуюся к нему группу людей, насторожился, затем, узнав Торреса, кивнул и снова вперился взглядом в телевизионный монитор под потолком. Еще пара шагов - и они оказались в предоперационной. Не говоря ни слова, Торрес отошел в сторону, пропуская Мэллори и Марша в двойные двери.
Ничего необычного, однако, они не увидели - стол посреди белого квадратного зала, никелированные стойки с обычным для любой операционной оборудованием. Однако сооружение у правой стены привело Мэллори и Марша в некоторое изумление - ничего подобного им раньше видеть не приходилось.
- Перед вами микрохирургический агрегат, управляемый компьютером. Робот, по сути дела. А еще проще - прибор, позволяющий хирургу - то есть мне в данном случае - повысить точность работы с миллиметров до миллимикрон. В него входит электронный микроскоп, компьютерная программа! по сравнению с которой то, что вы видели в моем кабинете, выглядит, как… бухгалтерские счеты рядом с микрокалькулятором. В некотором смысле - в голосе Торреса зазвучала плохо скрытая гордость, - сконструировав эту машину, я превратился из нейрохирурга во вполне обычного оператора. Она делает за меня все - микроскоп собирает данные, компьютер анализирует их, принимает решение… И в конце концов уже она советует мне, что куда подсоединить - да и пользуюсь я для этого тоже увеличенной компьютерной моделью. А робот переносит мои действия на реальный человеческий мозг. И неплохо это делает - можете мне поверить. Так что физические повреждения, нанесенные мозгу сына доктора Лонсдейла, устранимы - вполне.
Несколько минут Марш пристально изучал сооружение, затем повернулся к его создателю. Когда он заговорил, в его голосе уже нельзя было расслышать звенящие нотки - остались лишь безмерная усталость и неуверенность.
- А какова вероятность того, что Алекс… сможет пережить операцию?
Торрес слегка нахмурился.
- Предлагаю вам вернуться в мой кабинет. Там я смогу ответить на этот вопрос точнее.
По пути в кабинет Торреса никто из них не произнес ни слова. Войдя, Марш и Мэллори заняли кресла около письменного стола хозяина, сам же Торрес, захчопнув дверь, опять включил матовый экран над столом. Несколько прикосновений длинных тонких пальцев к клавиатуре - и строчки словно сами выплеснулись на монитор:
В случае оперативного вмешательства:
Вероятность выживания спустя одну неделю 90%
Вероятность восстановления сознания 50%
Вероятность частичного выздоровления 20%
Вероятность полного выздоровления 0%
Без оперативного вмешательства:
Вероятность выживания спустя одну неделю 10%
Вероятность восстановления сознания 02%
Вероятность частичного выздоровления 0%
Вероятность полного выздоровления 0%
Несколько минут Марш и Мэллори в молчании изучали столбцы цифр, затем, не отрывая взгляда от экрана, Марш обратился к Торресу:
- А что именно подразумевается под этим… частичным выздоровлением?
- Прежде всего - возможность сохранить самостоятельное дыхание, способность осознавать происходящее и осуществлять… м-м-м… коммуникации с окружающим миром. При отсутствии хотя бы одного из этих критериев говорить о выздоровлении, я полагаю, не представляется возможным. Хотя, так сказать, технически подобный пациент обычно считается пришедшим в сознание, я продолжаю считать его находящимся в состоянии комы. И более того, уверен - оставлять такого рода пациентов в живых негуманно; я не верю, что эти люди не страдают - они просто неспособны выразить свое страдание. Лично я бы не смог выдержать такое существование - даже несколько дней.
Марш чувствовал, как внутри поднимается горячая волна гнева - ведь этот лабораторный червь таким бесстрастным тоном рассуждает о его сыне, об Алексе… И в то же самое время он понимал, что с большинством доводов Торреса он согласен… Он был так поглощен этим противоречием внутри себя, что главный вопрос пришлось задать Фрэнку Мэллори:
- А… полное выздоровление, доктор?
- Именно - полное выздоровление, - кивнул Торрес. - Но в данном случае полного выздоровления, увы, не предвидится. Повреждения коры мозга слишком обширны. Как бы успешно ни прошла операция, полное выздоровление вне обсуждений. Однако есть вероятность - именно вероятность, подчеркиваю - восстановления многих утраченных функций мозга. Пациент, возможно, будет ходить, говорить, думать, слышать и чувствовать. Или - любая комбинация из перечисленных функций.
- То есть вы, как я понял, согласны провести эту операцию?
Торрес пожал плечами.
- Я, знаете ли, не люблю авантюр. Потому как чувствителен к неудачам.
Марш снова почувствовал, как к горлу подступает горячий ком.
- К неудачам? - выдохнул он, вплотную подойдя к Торресу. - Речь идет о моем сыне, доктор. Без вашей помощи он умрет. Так что дело тут не в неудаче или успехе. Простите за банальность - жизнь или смерть.
- Я не говорил, что отказываюсь, - голос Торреса звучал так же невозмутимо, словно он не заметил состояния собеседника. - И при определенных условиях возьмусь за это.
Вздох облегчения, вырвавшийся у Марша, словно отбросил его назад; он обессиленно привалился к спинке кресла и закрыл глаза.
- Любые, - едва слышно произнес он. - Любые условия…
Мэллори неожиданно резко повернулся к хозяину кабинета.
- Какие именно условия вы имеете в виду, доктор?
- Самые элементарные. Во-первых - мне будет предоставлен полный контроль над ходом операции и последующих процедур в течение того срока, который я сочту необходимым… а во-вторых, я не несу никакой ответственности за возможные последствия как во время операции, так и реабилитационного периода. - Марш хотел было возразить, но Торрес продолжал, не дав ему опомниться: - Под реабилитационным периодом я имею в виду срок, который пройдет с окончания операции до того момента, когда я - и только я - признаю пациента готовым к выписке. - Выдвинув ящик стола, он извлек оттуда голубоватый бланк. - Вот договор, который должны подписать родители мальчика, то есть вы и мать. Можете прочесть, если хотите; по моему мнению, вы даже должны это сделать, но предупреждаю, менять в нем я ничего не стану. Либо вы подписываете, либо нет. Если вы и ваша супруга согласны - прошу немедленно привезти вашего сына сюда. Чем больше проходит времени, тем больше риск. Как вы, вероятно, знаете, пациенты в таком состоянии быстро теряют силы. - Торрес поднялся со стула, давая понять, что беседа окончена. - Прошу простить меня за то, что отнял у вас столько времени.
Мэллори встал почти одновременно с Торресом.
- Но предположим, что супруги Лонсдейл согласны, - когда вы думаете назначить операцию и сколько времени она займет?
- Операция будет завтра, - голос Торреса звучал без всякого выражения. - Займет это по крайней мере восемнадцать часов, потребуется пятнадцать человек персонала. И помните, - он повернулся к Маршу, - вероятность неудачи - по меньшей мере процентов восемьдесят. Снова прошу извинить меня, но я не привык лгать людям.
Распахнув дверь, он придержал ее, пропуская Марша и Фрэнка, затем с силой захлопнул ее за их спинами.
* * *
Раймонд Торрес еще долго оставался в своем кабинете после того, как его покинули двое врачей из Ла-Паломы.
Из Ла-Паломы.
Странно, что этот случай - пожалуй, самый сложный во всей его практике - связан не только с его родным городом, но и с женщиной, мысли о которой не оставляли его всю жизнь.
Интересно, вспомнит ли Эллен Лонсдейл хоть что-нибудь о нем? Кто он? Или, вернее, кем он был когда-то…
Нет, наверное.
Ведь в Ла-Паломе, как и во всей Калифорнии, потомки старых калифорниос - к которым относился и он - в глазах гринго были обычными латиносами, а может быть, и того хуже. В лучшем случае их не замечали, в худшем - презирали или ненавидели.
А в ответ, разумеется, и он, и его друзья еще больше ненавидели и презирали проклятых гринго.
Ах, как хорошо - до сих пор! - помнил доктор Торрес долгие ночи в маленькой грязной кухне, где бабушка терпеливо выслушивала жалобы его матери и сестер на несправедливость тех, в чьих домах они работали прачками и служанками, и в утешение рассказывала им легенды о былых временах, еще до ее рождения, когда гасиендой владело семейство Мелендес-и-Руис, а никаких гринго еще не было в Калифорнии. Все тогда было по-другому, и белые дома на холмах служили пристанищем для старинных испанских семей - Торрес, Ортис, Родригес и Фло-рес… имена звучали в бабушкиных устах, словно музыка. В который раз принималась она рассказывать предание о чудовищном злодеянии на их гасиенде, и об изгнании, когда старые семьи были лишены всего - богатства, земли, домов, - и постепенно потомки их превратились в обычных нищих пеонов. Но, неизменно добавляла она, придет день, когда все вернется. Им же остается одно - не дать угаснуть праведной ненависти до того дня, когда в Ла-Палому придет сын дона Роберто де Мелендес-и-Руиса и прогонит гринго с их земли, вернет калифорниос дома и былую славу.
Раймонд терпеливо слушал ее - и знал, что все это, увы, неправда. Предания бабушки - всего лишь старые сказки, и ее разговоры про грядущеее возмездие - есть пустое сотрясение воздуха, они столь же бесплотны, как привидение, которое, по ее мнению, должно было его совершить. И когда пару лет спустя бабушка умерла, он думал, что с ней умерли и все сказки, но нет - оказалось, она успела передать их матери; и теперь та жила ожиданием того дня, когда все - повторяла теперь и она - должно вернуться.
Но ничто не вернется, и гринго так же будут ходить по калифорнийской земле. Однако способ отомстить есть - и знает его он, Раймонд Торрес. Он нашел другой путь, и ему ни к чему обращать внимания ни на нападки гринго, ни на глупые разговоры его сородичей о грядущем судном дне. Его месть будет простой и жестокой. Он узнает все, чем гордятся гринго, - получит такое же образование, как они, превзойдет их в этом и будет сам смотреть на них свысока; но его превосходство будет реальным, и гринго сами однажды это почувствуют.
И вот настал этот день - теперь он нужен им.
И он поможет - хотя представляет, какую ярость вызовет это у матери.
Он поможет им, потому что за все годы презрения, ненависти и насмешек они заплатят ему одним - признанием того, что он - равный. И теперь он заставит понять их, что всегда был равным, даже когда жил в лачуге за кладбищем.
И этот случай, эта нелепая катастрофа на темном шоссе неожиданно предоставила ему прекрасный шанс.
Да, для этого нужен опыт - но ему ли жаловаться на недостаток опыта - и еще кое-что… и вот это поможет ему не только вернуть к жизни Алекса Лонсдейла, но вселить в него силы, далеко превосходящие обычные человеческие возможности.
Подготовку к операции нужно начать сегодня. Сейчас. Немедленно.
Он заставит их признать его гением - и это будет самая лучшая месть.
* * *
- Но почему он не может оперировать его здесь? - в который раз спрашивала мужа. Эллен Лонсдейл. Несколько часов крепкого сна прогнали свинцовую усталость после бессонной ночи, но даже сейчас смысл слов Марша доходил до нее с трудом.
- Из-за оборудования, - Марш уже неоднократно повторял одну и ту же фразу. - У него в операционной много специальной аппаратуры. Ее нельзя перевезти сюда - по крайней мере, невозможно сделать это быстро, к тому же в операционной нашего Центра она просто-напросто не поместится.
- Но Алекс… будет жить?
Но этот вопрос отвечать пришлось Фрэнку.
- Не могу ответить определенно, - Мэллори сокрушенно развел руками. - Надеемся, что он выживет. Пульс у него слабый, но ровный, респиратор и все к нему необходимое установим в машине, когда повезем… Кстати, в Пало Альто есть передвижная лаборатория, можем воспользоваться ею…
После томительной паузы Марш подошел к жене.
- Тебе придется все же решить что-то, Эллен. На этой… бумаге должны быть обе наши подписи.
С минуту Эллен молча смотрела на мужа, не видя его, мысли ее унеслись далеко-далеко в прошлое…
Раймонд Торрес. Симпатичный, высокий; странные, горящие темным огнем глаза. Но никто из девчонок не пытался даже заговорить с ним. Его считали талантливым. Да, точно - он был самым способным в классе. Но ей он казался каким-то не таким - причем она никак не могла понять почему; да ей было и все равно в общем-то. Вел он себя всегда так, словно он в чем-то лучше других - больше знает… потому у него и друзей-то никогда не было даже среди своих, мексиканцев. Могла ли она представить в то время, что от него будет зависеть жизнь ее сына…
- А какой он? - неожиданно спросила она.
Марш с удивлением посмотрел на нее.
- Тебя это волнует?
После секундного колебания Эллен отрицательно мотнула головой.
- Нет, не думаю… Но я знала его, давно, и тогда он был каким-то… казался высокомерным, что ли, иногда это даже пугало меня. У нас в классе его не очень любили.
Марш натянуто улыбнулся.
- Он и сейчас такой. Высокомерный, как ты сказала… и мне он тоже не понравился. Но он может спасти жизнь нашего Алекса.
Эллен снова замолчала. За прожитые годы они с Маршем научились друг друга понимать с полуслова… столько было переговорено, решено самых разных проблем… но в последние несколько месяцев все это вдруг исчезло. Слишком заняты они были. И просто потеряли былую способность понять друг друга. И теперь, когда жизнь сына в опасности, ей придется согласиться с решением мужа.
Эллен опомнилась.
- Ведь выбора у нас нет… верно? - медленно произнесла она. - Поэтому надо пробовать. - Взяв со стола шариковую ручку, она одним росчерком вывела на голубом бланке подпись, не читая его, и, глядя в сторону, протянула Маршу. Внезапно промелькнувшая мысль заставила ее снова повернуться к нему.
Почему Торрес не хочет брать на себя ответственность?
Этот вопрос уже готов был сорваться с ее губ.
Но она промолчала.
Глава 6
Прикрыв ладонью телефонную трубку, Кэрол Кокрэн приподнялась в кресле и крикнула:
- Лайза? Это тебя. - Подождав несколько секунд и не получив ответа, она снова приподнялась и крикнула еще громче: - Лайза!
- Скажи, что меня нет дома, - голос Лайзы прозвучал глухо. Кэрол несколько секунд раздумывала, затем, покачав головой, вздохнула. - Она просила сказать, что ее нет дома, Кэйт. Прости, но мне кажется, сейчас ее нам лучше не трогать. Я попрошу ее позже перезвонить тебе - да, о'кей?
Положив трубку, Кэрол поднялась наверх, у закрытой двери в комнату Лайзы стояла ее шестилетняя дочь Ким.
- Мама, у нее заперто, и она не открывает, - обиженно протянула девочка.
- Сейчас я попрошу ее впустить меня, милая. А ты можешь пойти поискать пока папу?
- Ой, а разве он потерялся? - в широко раскрытых глазах Ким застыло то же выражение ангельской невинности, которое появлялось на лице Джима, когда он задавал ей какой-нибудь каверзный вопрос.
- Просто пойди и поищи его, ладно? - попросила Кэрол. - А с Лайзой я поговорю сама.
Склонив голову набок, Ким вопросительно поглядела на мать.