Кэроу оторвала взгляд от своих противников и посмотрела на него. Жесткая улыбка сошла с ее лица. Теперь, когда она почувствовала его смятение, дрогнули даже выставленные вперед руки. Беспокойство о себе, вопросы, пустота внутри - все это отодвинули на второй план страдания Акивы, которые она ощутила как свои собственные.
Прибывшие полицейские при виде странной сцены застыли в нерешительности. Кэроу заметила их озадаченные лица, нервно подрагивающее оружие и то, как они смотрели на нее. На Карловом мосту стояли ангелы, а она была их противником. Она - враг ангелов, в черном пальто, с дьявольскими татуировками, всклокоченными синими волосами и черными глазами. Они - все такие золотые, словно сошедшие с церковных фресок. В этой сцене она являла собой демона и, бросив взгляд на свою распростертую на земле тень, почти ожидала увидеть рога. Но тень была просто тенью девочки и, казалось, в данную минуту не имела с Кэроу ничего общего.
Акива, который лишь мгновение назад прижимался лицом к ее ногам и плакал, теперь стоял как вкопанный, и только сейчас Кэроу впервые ощутила страх. Если он примет сторону этих двух ангелов…
- Акива, - прошептала она.
- Я здесь, - ответил он и сделал шаг - в ее сторону.
Он ни секунды не сомневался, в нем лишь теплилась надежда, что не придется делать выбор, что все еще можно повернуть вспять, однако было слишком поздно. Итак, он шагнул в будущее, встав между Кэроу и братом с сестрой, и произнес тихим, но уверенным голосом:
- Я не позволю причинить ей зло. Жить можно иначе. Убивать не обязательно.
Азаил и Лираз уставились на него. Немыслимо, но он выбрал девчонку. Удивление Лираз тотчас обернулось злобой.
- Неужели? - вскинулась она. - Теперь это очень удобная позиция, да?
Оказавшись за спиной у Акивы, Кэроу опустила ладони. Она вытянула руку вперед и прикоснулась к его спине лишь кончиками пальцев - потому что просто не могла удержаться.
- Кэроу, тебе нужно уходить, - сказал он.
- Уходить? Но…
- Выбирайся отсюда. Я их задержу. - Его голос прозвучал сурово, но решение было принято. Он бросил через плечо быстрый взгляд, напряженный, но бесстрашный. - Встретимся в том месте, где мы впервые увидели друг друга. Обещай, что будешь ждать меня там.
Место, где они впервые увидели друг друга. Джемаа-эль-Фна, сердце Марракеша. Там, среди хаоса и толпы, она поймала его обжигающий душу взгляд.
Хриплым от возбуждения голосом Акива сказал:
- Обещай. Кэроу, обещай мне, что не улетишь с Разгутом, пока я не найду тебя. Пока все не объясню.
Кэроу хотелось пообещать. Даже перед своей семьей он проявил преданность ей. Спас жизнь - разве выжила бы она в схватке с двумя вооруженными серафимами? Вдобавок ко всему он выбрал ее. Неужели не об этом она всегда мечтала - чтобы ее выбрали? Чтобы ей дорожили? Ради нее он покинул свой дом, свой мир и просил дождаться его в Марракеше.
Однако что-то неизъяснимое удерживало ее от обещания. Да, он выбрал ее, но это не значит, что, окажись Кэроу на его месте, она сделала бы тот же выбор - против Бримстоуна, Иссы, Ясри, Твиги. Она говорила Бримстоуну: "Хочу, чтобы ты знал: я никогда вас не брошу", - и не бросила бы. Она бы выбрала свою семью, тут и думать нечего. Даже если сейчас мысль о том, что нужно повернуться и уйти от Акивы, причиняла физическую боль.
Она сказала:
- Буду ждать тебя, сколько получится. Это большее, что я могу обещать.
Ей показалось, что сияние его пылающих крыльев слегка померкло. Не оборачиваясь, он упавшим голосом произнес:
- Спасибо и на этом.
Лираз обнажила меч, Азаил последовал ее примеру. Полицейские отступили, вскинули пистолеты, по-чешски рявкая команды бросить оружие. Объятые ужасом зеваки истошно закричали. Теснившаяся в толпе Зузана не сводила с Кэроу глаз.
Акива закинул обе руки за плечи и с мелодичным звоном вытянул мечи из перекрещенных между крыльями ножен. Не оглядываясь, он приказал:
- Кэроу. Беги!
Она сжалась в комок, присела и, перед тем как взмыть ввысь и черно-синей полоской растаять в небе, тихо попросила:
- Найди меня, Акива.
Кэроу исчезла, а он остался утрясать последствия своего судьбоносного выбора.
Однажды в тумане умирал ангел.
А дьявол склонился над ним, улыбаясь.
37
Словно во сне
Акива был не в силах удержать кровь в своем теле. Она пульсировала под пальцами и вытекала горячими струями с каждым толчком сердца. Остановить кровотечение не удавалось. Ужасная рана на ощупь была как пригоршня мясных остатков для кормления собаки.
Он умирал.
Мир вокруг утратил горизонты. Побережье Буллфинча обложил морской туман. Акива слышал, как бились волны, но разглядеть мог только лежащие вокруг тела - окутанные хмарью серые бугры. Химеры или серафимы - непонятно. Лишь самый ближний труп, распростертый в нескольких ярдах, с вонзенным в него мечом Акивы, точно принадлежал чудовищу - наполовину гиене, наполовину ящеру. Легко, словно холстину, прорвав панцирь, этот монстр вспорол тело Акивы от ключицы до бицепсов, впился зубами в мышцу плеча и не отпускал даже после того, как тот пробил мечом бочкообразную грудную клетку. Акива повернул клинок, всадил еще глубже, затем повернул вновь. Монстр взревел, но так и не разжал зубы, пока не издох.
Теперь, когда Акива лежал в ожидании смерти, воцарившуюся после сражения тишину разорвал оглушительный крик. Акива напрягся и крепче зажал рану. Позже он станет задаваться вопросом, почему поступил именно так. Уж лучше было умереть до того, как его найдет противник.
Враги обходили поле битвы, добивая раненых. На то, чтобы отбросить серафимов обратно к крепости в бухте Морвен, у них ушел день, и пленные их не интересовали. Акиве следовало ускорить конец, спокойно умереть от потери крови. Враг был бы куда менее милостив.
Что заставило его ждать? Надежда прикончить еще одну химеру? Но если так, почему он даже не попытался достать меч? Просто лежал и оттягивал смерть на несколько лишних минут - непонятно зачем.
А потом он увидел ее.
Сначала просто силуэт: огромные крылья летучей мыши, длинные рифленые газельи рога, острые как копья, - животные части тела врага. Черная ненависть захлестнула Акиву, наблюдавшего, как она останавливается у одного тела, затем у другого. У трупа гиены-ящера она задержалась надолго. Зачем? Провести прощальный ритуал?
Затем она повернулась и пошла в направлении Акивы.
С каждым шагом стройная фигура обретала все более определенные черты. Узкие человеческие бедра ниже колен переходили в грациозные газельи ноги, на точеных копытцах она балансировала как на шпильках. Крылья сложены, поступь легкая и одновременно пружинистая. В руке - нож-полумесяц, еще один - в ножнах у бедра. В другой руке она несла не оружие - нечто, похожее на пастуший посох, с крючковатого конца которого свешивался серебряный предмет - может, фонарь?
Нет, не фонарь. Света он не давал, только дым.
Через несколько шагов копытца утонули в песке, затем сквозь туман он разглядел ее лицо, а она - его. Поняв, что он еще жив, она резко остановилась. Он зарычал, попытался сделать выпад, однако девушка-химера не шевельнулась. Долгое время они просто смотрели друг на друга. Она недоуменно, по-птичьи наклонила голову, но в этом жесте проявилась не жестокость, а лишь любопытство.
Как ни странно, она была красива.
Девушка подошла на шаг ближе. Он посмотрел ей в лицо, потом взгляд его соскользнул на длинную шею, к ключицам. Хорошо сложенная, она была грациозна и худощава. Волосы, короткие, темные и мягкие как лебяжий пух, не скрывали строения безупречного лица. Черный грим был наложен вокруг огромных глаз - карих и ярких, выразительных и печальных.
Акива знал - печалится она о своих погибших товарищах, не о нем, однако с удивлением обнаружил в ее взгляде сострадание. Он вдруг подумал, что никогда прежде не смотрел химерам в лицо. При встрече рабы всегда опускали глаза, а воинов - таких, как эта, - он видел только в те мгновения, когда они в угаре кровавой битвы уклонялись от его смертельного удара или наносили свой. Если не обращать внимания на окровавленный нож и плотно подогнанный черный панцирь, сатанинские крылья и рога и сосредоточиться только на лице - таком неожиданно очаровательном, - она выглядела как обычная девушка. Девушка, которая нашла на берегу умирающего юношу.
На мгновение он почувствовал себя таким юношей. Не солдатом, не чьим-то врагом. И нависшая над ним смерть казалась ему лишенной смысла. Точно так же, как лишена была смысла их жизнь. Ангелы и монстры бесконечно сражались друг с другом, убивали и умирали сами.
Они не могли жить иначе. И эта девушка явилась сюда с той же целью, что и он: сразить врага. Его, Акиву.
Почему же тогда она медлит?
Она опустилась на колени, будто совсем не боялась его. У Акивы на бедре был нож - маленький, он и в сравнение не шел с ее полумесяцами, - но все же мог убить. Одно движение - и нож вонзится в мягкий изгиб ее шеи. Идеальной шеи.
Акива не пошевелился.
К тому времени он уже был словно во сне. От потери крови. Вглядываясь в склоненное над ним лицо, он не соображал, реальное оно или нет. А вдруг это предсмертный сон, а она - гонец, явившийся за его душой, чтобы проводить ее в следующую жизнь? Из висевшей на крюке серебряной кадильницы исходил дым с ароматом трав и серы. Почуяв его, Акива ощутил притяжение, соблазн. Закружилась голова, и он подумал, что с удовольствием отправится с этой посланницей в другой мир.
Он представил, как она его поведет, и с этой умиротворяющей картинкой перед глазами убрал руку с раны и потянулся к ее пальцам, поймал их в свою ладонь, скользкую от крови.
Глаза ее расширились, она отдернула руку.
Он невольно напугал ее.
- Я пойду с тобой, - произнес он на химерском языке, который знал достаточно хорошо для того, чтобы давать указания рабам. В их грубой речи переплелись многочисленные диалекты, объединенные Империей и со временем слившиеся в один общий язык.
Акива с трудом уловил собственный голос, но девушка прекрасно расслышала его слова.
Она взглянула на кадильницу, затем вновь на него.
- Это не для тебя, - сказала она, отодвинув крюк и воткнув его в землю поодаль. - Вряд ли тебе захочется идти со мной.
Даже звериные интонации языка не портили мелодичный голос.
- Смерть, - выдохнул Акива.
Сейчас, когда он больше не зажимал рану, жизнь покидала его быстрее. Глаза слипались.
- Я готов.
- А я нет. По-моему, это скучно - быть мертвым.
Она произнесла это легко, весело, и он внимательно посмотрел на нее. Пошутила? Она улыбнулась.
Улыбнулась.
Он тоже. Потрясенный, он обнаружил, что отвечает на ее улыбку.
- Скучно - это хорошо, - пробормотал он, позволив глазам закрыться. - Будет время почитать книги.
Она приглушенно хихикнула, и Акива в полузабытьи решил, что действительно умер. Было бы странно, если бы все это происходило на самом деле. Он больше не чувствовал разорванное плечо и ее прикосновение, пока не ощутил резкую боль. Вскрикнув, он открыл глаза. Все-таки заколола?
Нет. Намотала жгут над раной. Отсюда и боль.
Он озадаченно посмотрел на нее.
- Рекомендую остаться в живых, - сказала она.
- Я попытаюсь.
Неподалеку послышались голоса. Химеры. Девушка замерла, прижала палец к губам:
- Тсс.
Они обменялись прощальными взглядами. Рога и крылья засияли на проступившем сквозь туман солнце. Короткие бархатные волосы казались мягкими, как шея жеребенка, лоснящиеся, словно смазанные маслом, рога сверкали. Несмотря на жуткую боевую раскраску, и лицо, и улыбка отличались нежностью. С нежностью Акива встретился впервые. Он ощутил укол в самом центре груди, где-то глубоко, в месте сосредоточения чувств, о существовании которого раньше и не догадывался. Ощущение было незнакомым, как будто на затылке открылся глаз, глядящий в новое измерение.
Захотелось прикоснуться к ее лицу, но он удержался - ладони были в крови. Вдобавок ко всему даже здоровая рука казалась такой тяжелой, что вряд ли удалось бы ее поднять.
Она испытала тот же позыв. Протянула руку, немного помешкала, затем провела кончиками прохладных пальцев по горячему лбу, щеке, на мгновение остановилась на шее, где мягко пульсировала вена, - словно хотела убедиться, что в нем еще есть жизнь.
Заметила ли она, как участилось биение его сердца?
Затем девушка резко вскочила. Плавными прыжками унеслась она на стройных, мускулистых ногах с газельими копытцами, полураскрытые крылья как бумажные змеи поддерживали ее в воздухе, и каждый прыжок превращался в движение балерины. Акива наблюдал, как ее силуэт встретился в тумане с другими - неуклюжими чудовищами, ни одно из которых не обладало ее грациозностью. До него донеслись рычащие звуки, и среди них - ее спокойный голос. Он верил, что она уведет их подальше. Она так и сделала.
Акива остался в живых. И изменился.
- Кто наложил жгут? - осведомилась позднее отыскавшая его Лираз, когда они добрались до безопасного места.
Он сказал, что не знает.
Прежняя жизнь представлялась теперь сплошным блужданием по лабиринту, центр которого он наконец нашел на поле битвы в Буллфинче. Свой собственный центр - то место, где просыпались чувства. Он даже не подозревал о его существовании, пока эта девушка, одна из его врагов, не опустилась на колени рядом с ним и не спасла ему жизнь.
Он вспоминал ее как сквозь дымку сна, но она не была сном.
Она была реальной. Как глаза животного, горящие в ночи, короткий проблеск во всепоглощающей темноте.
Она существовала.
38
Кощунство
После Буллфинча воспоминание о Мадригал (ее имя Акива узнал лишь два года спустя) приходило к нему как голос, звучащий в великом безмолвии. Смертельно раненый, он лежал в военном лагере в бухте Морвен, и в бреду вновь и вновь перед глазами возникал образ стоящей рядом с ним на коленях девушки из вражеского стана. Каждый раз, когда он просыпался и видел перед собой лица своих родных и близких, они казались ему менее реальными, чем преследующее его видение. Даже когда Лираз дала отпор врачу, который вознамерился ампутировать ему руку, Акива вспоминал окутанный туманом берег в Буллфинче, черные глаза и маслянистые рога и как он был потрясен ее нежностью.
Его учили противостоять дьявольским отметинам, однако от собственных мыслей защиты не нашлось.
Разумеется, он никому не сказал ни слова.
К кровати подошел Азаил с набором инструментов для татуировки, чтобы отметить на руках Акивы число уничтоженных в битве при Буллфинче.
- Сколько? - спросил он, стерилизуя огнем лезвие ножа.
Акива умертвил шестерых, включая омерзительную гиену-ящера, ранившую его самого. Шесть новых отметин заполнят место на правой кисти, которая - спасибо Лираз - осталась частью его тела. Сейчас ни на что не годная конечность неподвижно лежала рядом. Порванные нервы и мышцы соединили, но заработает ли рука снова, он тогда не знал.
Когда Азаил поднес к безжизненной конечности нож, Акива думал лишь о девушке из неприятельского лагеря, о том, что она тоже могла стать черной отметиной на суставе пальца какого-нибудь серафима. Мысль была невыносимой. Здоровой рукой он вырвал искалеченную у Азаила, за что тотчас же поплатился болью.
- Нисколько, - выдохнул он. - Ни одного не убил.
Азаил прищурился.
- Убил. Я видел, как ты сражался с толпой полубыков.
Но Акива не позволил сделать отметины, и Азаил удалился.
Именно тогда между ними и возникла тайна, что с годами породила трещину в отношениях и теперь, в человеческом мире, грозила разделить их навеки.
Когда Кэроу взмыла вверх с моста, Лираз последовала было за ней, но Акива бросился наперерез. Звякнули клинки. Перекрестив мечи у рукоятей, он с силой надавил, что заставило сестру отступить. С Азаила он тоже не спускал глаз, боясь, что тот станет преследовать Кэроу, но брат неподвижно стоял на мосту, не в силах оторвать взгляда от уму непостижимой картины - скрещенных мечей Акивы и Лираз.
Руки Лираз дрожали от напряжения, крылья работали с бешеной скоростью. Багровое лицо с крепко сжатыми челюстями исказилось, а глаза расширились, так что радужки казались точками на огромных белых глазных яблоках.
Взвыв как банши, она отбросила Акиву, взмахнула освобожденным мечом над головой и рубанула.
Он отразил удар. Лираз не сдерживалась. Ярость ее атаки поражала - неужели сестра в самом деле собралась его убить? Она вновь нанесла удар.
Азаил наконец очнулся и бросился к ним.
- Остановитесь! - в ужасе закричал он, попробовал вмешаться, но ему пришлось уклоняться от безудержных взмахов меча сестры.
Акива парировал, и Лираз потеряла равновесие, затем крутанулась, неловко зависла в воздухе и, бросив на Акиву полный злобы взгляд, взлетела. Крылья вспыхнули огненным шаром, при виде которого толпа зевак дружно ахнула.
Кэроу уже скрылась из виду, однако Акива не сомневался: Лираз удастся ее разыскать. Он поспешил следом. Внезапно крыши домов исчезли внизу, а с ними исчез и человеческий мир. Остался лишь свистящий в ушах воздух, вспышки крыльев и борьба: он нагнал сестру и схватил ее за руку.
Она вновь атаковала его, беспрестанно звякали клинки. Как и в Праге, когда на него напала Кэроу, Акива только отражал удары и уклонялся.
- Прекратите! - рявкнул Азаил, приблизившись к Акиве и грубо оттолкнув его от Лираз.
Теперь они были высоко над городом, в небесной тишине эхом отдавался звон стальных клинков.
- Что вы творите? - ошеломленно вопрошал Азаил. - Как вы можете нападать друг на друга?..
- Я не нападаю, - ответил Акива, отступив.
- Почему же? - прошипела Лираз. - Давай, перережь мне горло или вонзи меч в спину.
- Лираз, я не хочу причинить тебе боль…
Она расхохоталась.
- Не хочешь, но причинишь, если придется? Это ты имеешь в виду?
Действительно… На что он пойдет, чтобы защитить Кэроу? Нанесет увечья сестре или брату? С этим невозможно будет жить. Но и позволить им убить Кэроу он тоже не мог. Как случилось, что он должен делать такой выбор?
- Просто… забудьте о ней, - попросил он. - Пожалуйста. Дайте ей уйти.
Сильное волнение в его голосе не ускользнуло от Лираз, и она презрительно сощурила глаза. Глядя на нее, Акива подумал, что на ее месте тоже схватился бы за меч. Разве не этому всех троих учили с детства, как и остальных отпрысков императора? Они навсегда срослись с оружием - бездумным инструментом вековой ненависти.
Смириться с этим он не мог. И рискнул. Зачехлил мечи. Лираз молча наблюдала за ним суженными глазами.
- В Буллфинче, - сказал он, - ты спросила, кто наложил мне жгут.
Она ждала. Азаил тоже.
Акива подумал о Мадригал, вспомнил ощущение от прикосновения к ней, неожиданную гладкость кожаных крыльев, ее легкий смех, так похожий на смех Кэроу… И в памяти всплыли слова Кэроу, произнесенные этим утром: "Будь ты знаком с химерами, ты не называл бы их монстрами".