Она покраснела от гордости. Исса все видела и улыбнулась. Бримстоун редко кого называл "молодцом"; прикосновение же - уникальный случай. Отношения между ним и Мадригал были необычными и давались девушке ценой больших усилий.
Отшельника Бримстоуна нечасто видели за пределами его владений в западной башне Лораменди. На публике он появлялся исключительно по левую руку от Воителя и внушал такое же почтение, только другого сорта. Их считали ожившими легендами, почти богами. Как-никак именно они организовали восстание в Астрэ, в результате которого господа-ангелы умирали в реках крови. Те, кому удалось выжить, год за годом терпели неудачи, а химеры тем временем окрепли и отхватили у Империи обширные территории, чтобы основать там свободные земли.
Воитель играл всем понятную роль - генерал, лицо и глас восставших, его любили как отца союзнических племен. Миссия Бримстоуна была не столь очевидной. Жуткая внешность придавала ему таинственность и в большей мере порождала догадки и домыслы, чем вызывала преклонение. Вокруг него ходила масса слухов; некоторые были почти правдой, другие были далеки от нее.
К примеру, он не питался людьми.
Зато у него была дверь в их мир - Мадригал довелось убедиться в этом собственными глазами, когда в возрасте десяти лет ее отдали ему в пажи.
Наставница выбрала ее из-за крыльев, по чистой случайности. Она могла запросто остановить свой выбор на Чиро, но приметила сироту Мадригал, худощавую, любознательную и одинокую, и отправила к Бримстоуну, дав не совсем понятную команду: делать, что говорят, и помалкивать о том, чему научат.
Чему ее собирались научить? Эта загадка тотчас раздула пожар любопытства в голове у Мадригал. Когда, с широко распахнутыми глазами, дрожа от волнения, она явилась в западную башню, миловидная женщина-кобра, Исса, провела ее в лавку и предложила чаю. Мадригал не отказалась, но так и не притронулась к чашке: ее внимание было полностью поглощено новым окружением. Взять, к примеру, Бримстоуна. Она видела его издали несколько раз, однако вблизи он оказался куда больше, чем она представляла. Бримстоун возвышался горой над рабочим столом и не обращал на нее внимания. Хвост с пушистым кончиком, которым он по-кошачьи размахивал, ее напугал. Мадригал обвела взглядом полки и пыльные книги; посмотрела на широкую дверь с бронзовыми петлями-завитушками, - возможно (так хотелось в это верить), она вела в другой мир. И, конечно, увидела зубы.
Повсюду зубы: нанизанные на нитки, в пыльных склянках, острые и тупые, огромные и мелкие, как крупинки града. Пальчики так и зачесались потрогать их, но стоило только этой мысли мелькнуть в ее головке, Бримстоун смерил ее своими глазами со зрачками-щелками, и желание пропало. Мадригал замерла. Он отвел взгляд, и она просидела в напряжении почти минуту, прежде чем попробовала дотянуться пальцем до изогнутого кабаньего клыка…
- Не смей.
О, что это был за голос! Глухой, как из подземелья. Ей следовало бы испугаться, - и, возможно, она все-таки немножко струсила, - но пожар в голове был сильнее страха.
- А зачем они? - робко спросила она.
Первый вопрос из многих. Очень, очень многих. Бримстоун не ответил. Дописав послание на плотной кремовой бумаге, он отправил ее к секретарю Воителя. Для этого она и была нужна - передавать донесения и быть на посылках, чтобы Твиге и Ясри не приходилось бегать вверх-вниз по длинным винтовым лестницам. Разумеется, никакого ученика он не искал.
Но однажды Мадригал увидела его магию во всей полноте. Воскрешение! По значимости оно не уступало бессмертию - сохранение химер и осуществление их надежд на свободу и независимость. Роли пажа ей было недостаточно.
"Можно, я сотру пыль с банок?"
"Я могла бы помочь. Я тоже могу делать ожерелья".
"Это зубы аллигатора или крокодила? А как их различить?"
Чтобы доказать свою полезность, она тащила ему кипы рисунков со всевозможными конфигурациями химер.
"Вот тигр с рогами быка, видишь? А это мандрил-гепард. Ты такого можешь сделать? А у меня бы точно получилось".
Она была полна рвения, внимания: "Я могла бы помочь".
Горела желанием, приходила в восторг: "Я могла бы научиться".
Проявляла решимость и упорство: "Я научусь!"
Она не понимала, почему он ее не учит. Позже она осознает: это бремя он не хотел делить ни с кем. Его занятие было прекрасно и вместе с тем ужасно, и ужас значительно перевешивал красоту. Однако к тому времени ее уже это не заботило. Она стала участницей.
- Вот, перебери, - сказал однажды Бримстоун, подвинув к ней лоток с зубами. Уже несколько лет она служила у него пажом, и он упрямо не хотел отводить ей другую роль. До этого дня.
Исса, Ясри и Твига разом забыли о своих делах и повернули головы. Это… проверка? Бримстоун, не обращая на них внимания, копался в сейфе, а Мадригал, чуть дыша, поставила лоток перед собой и приступила.
Зубы были медвежьими. Возможно, Бримстоун хотел, чтобы она всего лишь рассортировала их по размерам, но Мадригал не зря годами наблюдала за его работой. Она стала поочередно брать в руки каждый зуб и… прислушиваться. Слушала кончиками пальцев и отбраковала несколько штук, которые давали неладное ощущение, - гнилые, как объяснил позже Бримстоун, - а остальные разложила кучками: по восприятию, не по размеру. Затем подвинула лоток обратно и испытала потрясающее чувство удовлетворения - глаза Бримстоуна удивленно расширились, и он посмотрел на нее совершенно новым взглядом.
- Молодец!
Впервые он ее похвалил.
Сердце прошила странная боль, а в уголке растроганная Исса приложила к глазам платок.
С того дня он стал заниматься ее обучением, делая вид, впрочем, что это вовсе никакая не учеба.
Она поняла, что магия отвратительна, - кабальная сделка со вселенной, расчет боли. Давным-давно знахари секли себя, сдирали собственную кожу, дабы обрести могущество ценой страданий, и даже наносили себе увечья, ломали кости и неправильно их сращивали, чтобы создать постоянный источник мук. Тогда соблюдалось равновесие, ведь расплачиваться приходилось собственной болью.
Впрочем, некоторые колдуны находили способы избежать страдания и использовать боль других.
- Так вот для чего нужны зубы? Это нечестно! Бедные животные, - пробормотала Мадригал.
Исса пристально посмотрела на нее.
- Ты предпочла бы пытать рабов?
От неожиданности Мадригал лишь захлопала глазами. Годы спустя она поймет, что имела в виду Исса: перед самой смертью Мадригал Бримстоун, наконец, откровенно поговорит с ней, и ей станет стыдно, что не догадалась сама. Его шрамы. Это ведь так очевидно: сетка шрамов на его шкуре, застарелых, пересекающихся следов от кнута, покрывающих спину и плечи. Но откуда ей было знать? Даже при том, что она видела в жизни, - разорение горной деревни, смерть близких, лишения, битвы, в которых она сражалась, - она не могла догадаться об ужасах, перенесенных Бримстоуном в ранние годы, а он не рассказывал об этом.
Он научил ее работать с зубами, извлекать из них силу, управлять оставшейся в них жизнью и болью, чтобы производить новые тела, похожие на натуральные. Это было его собственное изобретение, как и хамсы. Они не имели отношения к татуировкам, а составляли часть самой процедуры создания: тела появлялись на свет уже помеченными магией, в отличие от обычных тел.
Фантомам, как называли воскресших воинов, не приходилось расплачиваться болью; плата уже была внесена. Хамсы - магическое оружие - выдавались им за муки, испытанные во время последней смерти.
Многие умирали по нескольку раз. "Смерть, смерть и еще раз смерть" - как выразилась Чиро. Солдат никогда не хватало. Новобранцы все прибывали - детей из Лораменди и всех свободных земель начинали учить военному делу, как только у них появлялись силы держать в руках оружие, - но слишком многие гибли в боях. Даже воскрешение не помогало - химеры существовали на грани вымирания.
- Чудовища должны быть уничтожены! - каждый раз буйствовал Иорам, обращаясь к военному совету; ангелы казались длинной тенью смерти, а химеры жили в ее прохладе.
Когда химеры одерживали победу, сбор душ проходил легко. Выжившие обходили место сражения, вынимали души из трупов погибших и несли Бримстоуну. Если битва была проиграна, из-за смертельного риска многих павших оставляли на поле боя и теряли навсегда.
Ладан выманивал души из тел. В правильно укупоренной кадильнице души можно было хранить вечно. В открытой они становились жертвами стихий и уже спустя несколько дней исчезали, как пар от дыхания.
По сути, в исчезновении не было ничего зловещего. Обычное дело, естественные смерти случаются каждый день. А для фантома, живущего в одном теле, потом в другом, испытывающего смерть за смертью, мечтающего упокоиться, исчезновение было заветной мечтой. Однако химеры не могли позволить себе терять солдат.
- Ты бы хотела жить вечно? - как-то раз спросил Бримстоун у Мадригал. - Только для этого придется умирать вновь и вновь, в страшных мучениях.
С течением времени она увидела, что сделала с ним необходимость навязывать эту участь столь многим существам, как склонилась его голова, каким изможденным и угрюмым он стал.
Превращение в фантом - вот о чем с каменным взглядом говорила Чиро, когда Мадригал размышляла, выходить ли замуж за Тьяго. Теперь она могла избежать этой участи. Тьяго хотел, чтобы она оставалась "чистой"; он уже отдал приказ своим командирам держать ее батальон подальше от опасности. Если она согласится, то никогда не будет носить хамсы. И никогда больше не вступит в бой.
Возможно, это к лучшему - и для нее, и для товарищей. Ей одной было известно, что она не создана для войны. Мадригал ненавидела убивать - даже ангелов. Она никому не рассказала, как два года назад в Буллфинче пощадила серафима. И не просто пощадила, а спасла ему жизнь! Что на нее нашло? Она перевязала ему рану. Погладила по лицу. При воспоминании об этом ее обуревал стыд - во всяком случае, Мадригал предпочитала называть стыдом чувство, от которого учащался пульс, а лицо покрывалось нежным румянцем.
Как горяча была кожа ангела, как пылали его глаза!
Ее терзал вопрос, остался ли он в живых. Умри он, и все свидетельства ее измены умерли бы вместе с ним в тумане Буллфинча. Она надеялась на это. Или говорила себе, что надеется.
Только в минуты пробуждения, когда она все еще не отпускала кружевной краешек сна, правда становилась отчетливой. Во сне она мечтала, чтобы ангел выжил. Надеялась, что он остался в живых. Отрицала это, но чувство не проходило, возникало вновь и вновь, пугало. Кровь бежала по жилам быстрее, лицо заливала краска, все тело до кончиков пальцев пронзала странная дрожь.
Иногда ей казалось, что Бримстоун все знает. Пару раз, когда ее внезапно захлестывали воспоминания, он, оторвав взгляд от работы, смотрел на нее. Устроившийся на его рогах Кишмиш - тоже. Оба не мигая таращили на нее глаза. Однако, знал Бримстоун или нет, он не обронил ни слова. И о Тьяго - тоже, хотя вряд ли не догадывался, как тяжело Мадригал сделать выбор.
Вечером на балу все будет решено так или иначе.
Что-то произойдет.
Но что?
Она говорила себе: когда она предстанет перед Тьяго, то поймет, что делать. Смутиться и присесть в реверансе, танцевать с ним, флиртовать, притворяясь скромницей?
Или держаться холодно, не замечать его ухаживаний, остаться солдатом?
- Пойдем, - сказала Чиро, покачав головой. - Нуэлла кое-что для тебя приготовила. Пообещай, что ты наденешь это без разговоров.
- Ладно, - вздохнула Мадригал. - Тогда в купальни. Отмоемся до сияющей чистоты.
"Как овощи, - подумала она, - перед отправкой в жаровню".
50
В сахаре
- Нет, - сказала Мадригал, глядя в зеркало. - Нет, нет. Нет.
Нуэлла действительно приготовила для нее платье. Из шелка шанжан цвета полуночного неба, облегающее и такое тонкое, что, казалось, оно может растаять как дым от прикосновения. Украшенное отражающими свет и переливающимися как звезды крошечными кристаллами, платье открывало стройную белую спину Мадригал. Спину, и плечи, и руки, и грудь. Грудь - слишком глубоко.
- Нет.
Она принялась стягивать его, но Чиро ее остановила.
- Ты мне обещала: без разговоров!
- Беру свои слова обратно.
- Слишком поздно. Ты сама виновата. У тебя была неделя, чтобы приготовить платье. Видишь, что происходит, когда не можешь выбрать? Другие решают за тебя.
Мадригал поняла, что дело не только в платье.
- И что? Вы придумали мне наказание?
Нуэлла, стоящая по другую руку от нее, фыркнула. Нуэлла - хрупкое создание, происходившее из вида ящериц, - училась вместе с Мадригал и Чиро, но после школы поступила на службу во дворец, тогда как они занялись боевой подготовкой.
- Наказание?! Ведь ты великолепна. Посмотри сама.
Мадригал посмотрела. Тончайшие, невидимые шелковые нити оплетали шею и удерживали платье на теле.
- Я выгляжу обнаженной.
- Ты выглядишь изумительно, - сказала Нуэлла.
Она служила швеей у младших жен Воителя, самые молодые из которых, как бы помягче выразиться, были вовсе не юными. Воитель давным-давно счел нужным прекратить навязывать себя новым невестам. Как и Бримстоун, он жил в собственном теле. Тьяго, его первенец, родился несколько веков назад, но имел обличье юноши, а в дополнение к нему - хамсы.
Как сказала Мадригал, генерал лицемерил, преклоняясь перед "чистотой": сам он прошел через множество воскрешений, и был не только не "чистым", но и принадлежал к человеческому виду не с рождения.
Воитель - наполовину олень - имел оленью голову и относился к виду тварей, как и все его жены, и изначально Тьяго. Фантомы частенько воскрешали в телах, отличных от их собственных: Бримстоун не всегда имел возможность подобрать подходящее. Это зависело от того, сколько времени и какие зубы были в его распоряжении. Но Тьяго - совсем другое дело. Для него тела создавались в точном соответствии с его требованиями задолго до того, как в них возникала необходимость, - чтобы он мог проверить, нет ли изъянов. Однажды она видела, как Тьяго пристально изучал обнаженную копию себя самого - оболочку, в которую его поместят после смерти. Жуткая картина.
Мадригал попробовала слегка потянуть платье - во время танца под слишком тяжелой рукой оно наверняка соскользнет с тела.
- Нуэлла, - взмолилась она, - а не найдется чего-нибудь… поплотнее?
- Только не для тебя, - заявила Нуэлла. - Зачем скрывать такую фигуру?
Она что-то зашептала на ухо Чиро.
- Хватит шушукаться, - сказала Мадригал. - Может, хотя бы накинуть шаль?
- Нет, - ответили те в один голос.
- Я же голая, почти как в купальнях.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой незащищенной, как в тот день, когда шла с Чиро сквозь пар по воде, едва доходящей до бедер. Уже все знали, что она - избранница Тьяго, и каждая пара глаз в женских купальнях внимательно ее изучала. Хотелось нырнуть, чтобы из воды остались торчать лишь рога.
- Пусть Тьяго видит, что он получит, - ехидно сказала Нуэлла.
Мадригал насторожилась.
- Кто сказал, что он это получит?
Слово "это" вылетело из ее уст. Будто она была какой-то неодушевленной вещью, платьем на вешалке.
- Меня, - поправилась она. - Кто сказал, что он меня получит?
Мысль, что Мадригал может отказать Тьяго, Нуэллу рассмешила.
- Вот. - Она протянула маску. - Он разрешит тебе закрыть лицо.
Это была маска птицы с распростертыми крыльями, вырезанная из легкого дерева, черная, украшенная темными перьями, веером расходящимися от лица. В переливах света перья играли всеми цветами радуги.
- Да. Конечно. Теперь меня никто не узнает, - язвительно заметила Мадригал: ее крылья и рога успешно избежали маскировки.
Бал-маскарад устраивали в честь Воителя. Химеры человеческого вида надевали маски зверей, а те, кто относился к звериному, - резные подобия людей, раздутые до абсурдных размеров. Это был единственный вечер в году, когда позволялось дурачиться и притворяться. Но Мадригал в этот раз было не до веселья. От этого вечера зависела вся ее дальнейшая жизнь.
Вздохнув, она уселась на скамеечку и позволила подружкам позаботиться о себе. Те подвели ей глаза сурьмой, пастой из розовых лепестков подкрасили губы, а между рогами ярусами протянули золотую цепь из мельчайших звеньев, с которой свисали мерцающие на свету крошечные хрустальные капли. Чиро и Нуэлла посмеивались, словно готовили невесту к брачной ночи, и внезапно Мадригал поняла, что такая ночь для нее сегодня вполне может настать.
Если она примет предложение Тьяго, то вряд ли вернется ночевать в казармы.
Мадригал вздрогнула, представив его когтистую лапу на своем теле. Она никогда не занималась любовью, - в этом смысле она тоже оставалась "чистой", и Тьяго наверняка был в курсе. Конечно, ее посещали мысли об этом. Возраст уже подошел, тело требовало своего, а отношение химер к сексу строгостью не отличалось. Просто у Мадригал пока не было подходящего случая.
- Вот. Готово, - сказала Чиро. Они с Нуэллой помогли Мадригал подняться и отошли назад, чтобы окинуть взглядом свою работу.
Нуэлла ахнула. После небольшой паузы Чиро глухо произнесла:
- Ты красавица.
Это прозвучало не как комплимент.
Когда после битвы под Каламетом Чиро проснулась в соборе, Мадригал сидела рядом.
- С тобой все в порядке, - заверила она, как только веки Чиро, дрогнув, открылись.
Для Чиро это было первое воскрешение, а после него фантомы обычно плохо понимали, что происходит. Мадригал надеялась, что столь полное соответствие новой плоти исходному телу ее сестры облегчит переход.
- С тобой все в порядке, - повторила она, сжав ладонь с хамсой - символом нового статуса Чиро, и заговорщицки добавила: - Бримстоун разрешил мне создать для тебя тело. Я использовала алмазы. Никому не рассказывай.
Она помогла Чиро сесть. Мех на кошачьих ногах был мягкий, кожа на человечьих руках - тоже. Чиро нервно ощупала новое тело - бедра, бока, человеческие груди. Рука быстро поднялась вверх по шее, обнаружила мех, шакалью пасть и замерла.
Чиро словно поперхнулась, и Мадригал сперва решила, что дело в новой гортани, которая пока не привыкла формировать речь. Но она ошиблась.
Чиро отбросила ее руку.
- Ты это сделала?
Мадригал отступила на шаг назад.
- Тело… идеальное, - сказала она нерешительно. - Оно почти как твое настоящее…
- И это все, чего я заслуживаю? Быть тварью? Спасибо, сестренка. Спасибо.
- Чиро…
- Не могла сделать меня высшим видом? Что для тебя несколько зубов? А для Бримстоуна?
Такая мысль даже не приходила Мадригал в голову.
- Но… Чиро. Это же ты.
- Я. - Ее голос изменился. Он стал на тон ниже, и звучал теперь язвительно и злобно. - А ты хотела бы стать мной?
Обиженная и сбитая с толку, Мадригал ответила:
- Я не понимаю.
- Еще чего, правда? - сказала Чиро. - Ты ведь красавица!