Неторопливо шествуя, генерал оглядывал публику, в светлых глазах читалась уверенность, присущая тем, кто всегда добивается желаемого. Его взгляд упал на нее. Пронзил ее. В испуге она сделала шаг назад.
- Пойдемте танцевать, - выпалила она к удивлению подруг.
- Но… - попыталась было возразить Чиро.
- Слышите? - Вновь грянула музыка. - Фуриант! Я его обожаю, - соврала Мадригал.
Мужчины и женщины встали друг против друга, и не успели Чиро с Нуэллой и словом обмолвиться, как Мадригал оказалась среди танцоров. Взгляд Тьяго будто когтями царапал затылок.
"А что же те, другие глаза?" - думала она.
Пляска понеслась, Чиро и Нуэлла влились в ряды танцующих. Легко, с изяществом отсчитывала шаги Мадригал, ни разу не сбившись, хотя думала совсем не о танце. Сердце оглушительно стучало, а в голове, как кружащие у фонарей мотыльки-колибри, роились мысли о том, куда исчез ангел.
53
Любовь - стихия
Во время фурианта никто не отказывался танцевать с Мадригал, как на Серпантине, - это было бы слишком заметно, - но все-таки в ее партнерах ощущалась скованность. Некоторые едва держали ее за кончики пальцев.
Под тяжелым взглядом Тьяго веселость танца постепенно угасала. Так он действовал на народ, но Мадригал знала, что в этом есть и ее вина, ведь она пыталась убежать от него, спрятаться среди танцующих, будто это возможно.
Она лишь оттягивала время, а фуриант вполне подходил для этого, так как длился целую четверть часа, и партнеры при этом постоянно менялись. От учтивого пожилого солдата с носорожьим рогом Мадригал перешла к кентавру, потом к представителю человеческого вида в драконьей маске, который лишь слегка ее коснулся. Тьяго не спускал с нее глаз. Следующим партнером стал тигр; он взял ее за руку… и решительно сжал затянутой в перчатку ладонью. Мадригал вздрогнула. Ей не понадобилось смотреть в лицо, чтобы узнать, кто прячется под маской.
Он все еще был здесь - в такой близости от Тьяго. "Безумец", - мелькнула мысль. Через мгновение, немного успокоившись, она сказала:
- На мой взгляд, маска тигра идет вам больше.
- Не понимаю, о чем вы, сударыня. Это мое настоящее лицо.
- Да, разумеется.
- Было бы глупо с моей стороны оставаться здесь, будь я тем, кем вы меня считаете.
- Еще бы. Такое впечатление, что вы хотите умереть.
- Нет, - серьезно произнес он. - Совсем наоборот. Я хочу жить. Но другой жизнью.
Жить другой жизнью. Если бы. Мадригал подумала о том, как невелик ее выбор.
- Вы хотите присоединиться к нам? Простите, но мы не нуждаемся в перебежчиках.
Он рассмеялся.
- Даже если и так, мы все - заложники одной жизни. Одной войны.
Ни разу Мадригал не думала о том, что серафимы живут той же жизнью, что и она, но слова ангела прозвучали правдиво. Все они были заложниками одной войны. И втянули в нее весь мир.
- Нет другой жизни, - отрезала она и замерла - они приближались к тому месту, где стоял Тьяго.
Ангел едва заметно сжал ее руку, и это помогло выдержать буравящий взгляд генерала, пока она вновь не отвернулась и не перевела дух.
- Тебе нужно уходить, - тихо сказала она. - Если тебя заметят…
Проведя один проход в молчании, ангел так же тихо спросил:
- Ты ведь на самом деле не собираешься за него замуж?
- Я… не знаю.
Он поднял руку, чтобы она могла пройти под сложенным из рук мостиком, - это было частью танца, - но помешали рога, и им пришлось на миг расцепить пальцы.
- Что тут знать? - спросил он. - Ты любишь его?
- Люблю? - Вопрос застал ее врасплох, и с губ сорвался смешок. Мадригал быстро взяла себя в руки, чтобы не привлекать внимания Тьяго еще больше.
- Что тут смешного?
- Ничего, - ответила она.
Любит ли она Тьяго? Возможно. Разве такое знаешь наверняка?
- Смешно, что ты первый меня об этом спрашиваешь.
- Прости, - сказал серафим. - Я думал, что химеры женятся по любви.
Мадригал подумала о родителях. Память о них с годами словно покрылась патиной, лица представлялись расплывчато, - она сомневалась, что узнала бы их теперь, - но ей никогда не забыть, с какой нежностью они относились другу к другу.
- Да, по любви. - На этот раз она не смеялась. - Мои родители - точно.
- Значит, ты дитя любви. Это здорово - родиться в любви.
Эти слова произвели на нее неизгладимое впечатление, и она с горечью подумала о том, чего лишилась, потеряв семью.
- А ты? Твой родители любили друг друга?
При звуке собственного голоса ее обуяло чувство нереальности происходящего. Она только что спросила серафима о том, любили ли друг друга его родители.
- Нет, - сухо ответил он. - Надеюсь, родители моих детей будут жить в любви.
Они подняли руки мостиком, и вновь пройти под ним ей помешали рога. Мадригал почувствовала боль в его словах, а когда они опять очутились лицом друг к другу, сказала в свою защиту:
- Любовь - это роскошь.
- Нет, любовь - стихия.
Стихия. Как воздух, как земля. От его спокойной уверенности по телу пробежала дрожь, но ответить Мадригал не успела. Завершив круг, он передал ее следующему партнеру, который был пьян и не вымолвил ни звука в течение всей совместной части танца.
Она пыталась отыскать взглядом серафима, который должен был встать в пару с Нуэллой, но так и не увидела маску тигра среди танцующих. Он растворился в толпе.
Фуриант подошел к финальному кругу, и под разухабистый перезвон бубнов Мадригал, словно это было спланировано заранее, практически оказалась в руках Белого Волка.
54
Как по писаному
- Мой господин. - Горло у Мадригал пересохло, и слова вырвались хриплым скрежетом, почти шепотом.
За спиной стояли Нуэлла и Чиро, а Тьяго по-звериному улыбался, из-под полных красных губ виднелись кончики клыков. Дерзкие глаза смотрели не в лицо, а рыскали ниже, он даже не пытался быть тактичным. Кожа Мадригал вспыхнула огнем, а сердце похолодело, и она, присев в реверансе, со страхом думала о том, что сейчас придется встать и встретиться с ним глазами.
- Сегодня ты великолепна, - сказал Тьяго.
Зря она боялась его взгляда: если бы у нее не было головы - он бы и не заметил. Он так рассматривал ее обтянутое синим шелком тело, что хотелось прикрыть руками грудь.
- Благодарю, - ответила она, подавив волнение. На любезность следовало ответить любезностью, и она добавила: - Вы тоже.
Только тогда он удивленно поднял глаза.
- Я великолепен?
Она склонила голову.
- Как волк среди зимы, мой господин.
Ее слова доставили ему удовольствие. Глаза прикрывали тяжелые веки, он казался спокойным, почти ленивым, и нисколько - Мадригал это видела - не сомневался в ней. Тьяго всегда получал что хотел. Всегда.
А сегодня?
Зазвучала новая мелодия, и Тьяго прислушался, чтобы определить, что за танец.
- Эмберлин, - объявил он. - Сударыня?
Он протянул ей руку, и Мадригал замерла.
Если она примет приглашение, будет ли это означать, что она дала свое согласие?
Однако отказ стал бы величайшим из оскорблений, позором, а позорить Белого Волка не позволено никому.
Приглашение к танцу казалось западней, и Мадригал стояла без движения слишком долго. В глазах Тьяго мелькнула злость. Легкая заторможенность сменилась… - чем, она не знала. За такое короткое время было трудно понять. Возможно, неверием, которое моментально переросло бы в неистовое бешенство, если бы не Нуэлла, крохотной ручкой подтолкнувшая Мадригал в спину.
Мадригал ничего не оставалось, как сделать шаг вперед. Тьяго властно схватил ее руку, просунул под свою и повел танцевать.
И, как все вокруг решили, в новую жизнь.
Он взял ее за талию - обычное дело для эмберлина, в котором мужчины поднимали партнерш, что символизировало жертвоприношение небесам. Руки Тьяго почти полностью обхватили ее, когти впились в голую спину.
Они вели какой-то разговор - Мадригал, должно быть, спрашивала, как чувствует себя Воитель, а Тьяго отвечал, но она едва понимала смысл его слов. Она была лишь покрытой сахаром оболочкой, а внутри творилось нечто невообразимое.
Что она наделала? Что?
Виноваты вовсе не обстоятельства и не толчок Нуэллы. Она позволила нарядить себя в это платье, пошла танцевать с ним, и у окружающих не осталось сомнений. Быть избранной, испытывать на себе завистливые взгляды - это определенно приносило некое удовольствие. Теперь ей было стыдно. Она ругала себя за то, что пришла сюда сегодня, готовая сыграть трепетную невесту и принять нелюбимого.
Но… она пока не приняла его, а теперь и не примет. Что-то изменилось.
Ничего не изменилось, возражала она себе. Любовь - стихия, и это правда. Как рисковал явившийся сюда ангел! Это ее потрясло, но ничего не изменило.
Куда же он ушел? Каждый раз, когда Тьяго поднимал ее, она обводила взглядом толпу, но не видела ни маски коня, ни маски тигра. Хоть бы он был в безопасности!
Тьяго, который до сего мгновения казался вполне удовлетворенным тем, чего касаются его руки, должно быть, почувствовал, что он не полностью владеет ее вниманием. Опуская Мадригал на землю, он намеренно сделал так, чтобы она соскользнула ему на грудь. От неожиданности крылья ее распахнулись и, словно два треугольных паруса, наполнились ветром.
- Прошу прощения, сударыня.
Тьяго ослабил объятия, чтобы она снова коснулась копытами земли, но так до конца и не отпустил. Она ощутила твердость его мускулов у собственной груди, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не начать вырываться. Сложить обратно крылья было трудно - очень хотелось взлететь.
- Это платье сшито из тени? - спросил генерал. - Его почти не чувствуют пальцы.
"Еще бы, ведь сколько стараний приложено", - подумала Мадригал.
- Может, это ночное небо, отраженное в пруду, - предположил он.
"А его потянуло на поэзию. Даже на эротику".
В ответ, стараясь говорить как можно менее эротично - тоном, которым жалуются на пятно, что никак не выводится, - она сказала:
- Да, мой господин. Я нырнула, и отражение прилипло.
- Значит, и соскользнуть может, как вода. Невольно возникает вопрос: а что под ним?
"И это называется ухаживание", - подумала Мадригал.
Она покраснела и была рада, что из-под маски виднелись только губы и подбородок. Решив не касаться темы нижнего белья, она сказала:
- Платье прочнее, чем кажется, уверяю вас.
Он воспринял это как приглашение проверить. Взялся за тонкие, словно осенняя паутинка, нити, перекинутые через шею и удерживающие платье на теле, и резко потянул. Нити легко поддались когтям. Платье не упало, но изящные завязки порвались.
- Не такое уж прочное, - произнес Тьяго. - Не переживайте, сударыня, я помогу вам его удержать.
Его рука лежала чуть выше ее груди, на сердце, и Мадригал вздрогнула. Она ненавидела себя за эту дрожь. Ведь она - Мадригал из рода Киринов, а не какой-нибудь подхваченный ветром цветок.
- Очень любезно с вашей стороны, мой господин, - ответила она и отступила назад, стряхнув с себя его руку. - Но пришло время менять партнеров. Придется справляться с платьем самой.
Никогда она так не радовалась новому партнеру. На этот раз им оказался лишенный изящества полубык-полулось, который несколько раз едва не отдавил ей копыта. Но она не обратила на это внимания.
Другая жизнь. Слова звучали заклинанием под мелодию эмберлина. Другая жизнь, другая жизнь.
Где же ангел? Ее охватило желание, насыщенное, как таящий на языке шоколад.
Не успела она понять, что происходит, как полубык вновь передал ее Тьяго, который стиснул ее и прижал к себе.
- Я скучал, - сказал он. - Ни одна женщина в подметки тебе не годится.
В таком духе он продолжал с ней заигрывать, а она думала лишь о том, какими жалкими, натужными казались его речи после слов ангела.
Еще дважды в ходе танца Тьяго передавал ее другим партнерам, дважды она возвращалась к нему, и с каждым разом это становилось все невыносимей. Она чувствовала себя беглянкой, которую против воли заставляют вернуться домой.
Когда, в очередной раз сменив партнера, Мадригал почувствовала, как ее пальцы крепко обхватили ладони в кожаных перчатках, то наполнилась такой легкостью, что чуть не взлетела. Вся нелепость, несуразность происходящего разом испарилась. Руки серафима обвили ее талию, ее ноги оторвались от земли, она закрыла глаза и позволила себе отдаться чувству.
Он вновь поставил ее на землю, но не отпустил.
- Привет, - прошептала она, сияя от счастья.
От счастья.
- Привет, - ответил он.
При виде его новой маски - лопоухого забулдыги с красным носом - Мадригал улыбнулась.
- У вас опять новое лицо, - сказала она. - Откуда их столько? Вы волшебник?
- Никакого волшебства. Пьяные гуляки так и валятся с ног, так что свободных масок полно.
- Знаете, эта вам совсем не идет.
- Думаете? За два года многое могло произойти…
Мадригал рассмеялась, вспомнив его красоту, и ей нестерпимо захотелось снова увидеть его лицо.
- Не назовете ли вы свое имя, сударыня? - спросил он.
Она назвала, и он повторял как заклинание: "Мадригал, Мадригал, Мадригал".
"Как странно, - думала Мадригал, - что меня охватывает чувство такого… блаженства… просто от его присутствия, ведь я даже его имени не знаю и лица увидеть не могу".
- А ваше имя?
- Акива.
- Акива, - с удовольствием повторила она.
Да, возможно, значение ее имени и было связано с музыкой, но его имя звучало как мелодия. Его хотелось петь. Высунуться из окна и кричать. Шептать в темноте.
- Что же? Ты приняла предложение?
- Нет. Не приняла, - с вызовом ответила она.
- Нет? Он смотрит на тебя так, будто ты его собственность.
- Тогда тебе следовало бы…
- Твое платье! - перебил он. - Оно порвано. Его рук дело?..
Мадригал обдало горячей волной его гнева.
Тьяго, танцуя в паре с Чиро, не сводил с Мадригал пристального взгляда. Она дождалась, пока широкая спина Акивы скроет ее лицо, и только тогда ответила:
- Ничего страшного. Непривычно носить платья из такой непрочной ткани. Выбирала не я. Ужасно хочется накинуть шаль.
Он злился и был напряжен, но руки на ее талии оставались мягкими.
- Могу сделать тебе шаль, - сказал он.
Она вскинула голову.
- Ты вяжешь? Вот это да! Необычное занятие для солдата.
- Нет, не вяжу, - ответил он.
Тотчас Мадригал ощутила первое легкое прикосновение к своему плечу. Это явно был не Акива, потому что его руки все еще лежали у нее на талии. На нее сел серо-зеленый мотылек-колибри, один из многих, вьющихся у фонарей. Перья крошечного птичьего тельца сверкали как драгоценные камни, а мохнатые крылышки мотылька трепетали. Вскоре появилась вторая птичка, бледно-розовая, затем еще одна, тоже розовая, с оранжевыми пятнышками на ажурных крыльях. Птички все прибывали и прибывали, и вскоре их дружная компания полностью закрыла грудь и плечи Мадригал.
- Вот, пожалуйста! - сказал Акива. - Живая шаль.
- Как?.. - потрясенно выговорила она. - Ты волшебник.
- Нет, это всего лишь фокус.
- Это волшебство.
- Что проку в таком волшебстве? Всего лишь собрал мотыльков.
- Что проку? Ты сделал мне шаль.
Она испытала благоговейный трепет. В магии, творимой Бримстоуном, не было ничего завораживающего. Это же волшебство казалось восхитительным и по форме - крылья дюжины сумеречных цветов, мягкие, как уши ягненка, - и по замыслу. Тьяго порвал ей платье, а Акива укутал ее.
- Щекотно! - засмеялась она. - Ой, нет. Ой!
- Что такое?
- Пусть улетают. - Она смеялась все сильнее, ощущая, как крошечные язычки высовываются из клювиков. - Они едят сахар.
- Сахар?
От щекотки она передернула плечами.
- Сделай так, чтобы они улетели. Пожалуйста!
Он попытался. Несколько мотыльков взвились в воздух и описали круг над ее рогами, но большинство остались на месте.
- Кажется, они влюбились, - озадаченно произнес он. - Не хотят улетать.
Одной рукой Акива осторожно смахнул парочку с ее шеи и печально сказал:
- Представляю, что они чувствуют.
У нее сжалось сердце. Когда Акива вновь подхватил ее, мотыльки все еще покрывали ее плечи. Она обрадовалась, что Тьяго стоял к ней спиной. Зато Чиро, которую он поднял в то мгновение, удивленно смотрела на нее.
Как только Акива опустил Мадригал на землю, они взглянули друг на друга, маска в маску, карие глаза в янтарные, и между ними пробежала искра. Мадригал не знала, волшебство ли это, но большую часть мотыльков словно ветром сдуло. Сердце бешено колотилось, она сбилась с ритма, но чувствовала, что танец подходит к концу и что в любую секунду она вновь окажется рядом с Тьяго.
Акиве придется передать ее генералу.
Все ее существо противилось этому. В руках и ногах ощущалась легкость. Сейчас бы сорваться и улететь! Сердцебиение перешло в стаккато, остатки живой шали в испуге упорхнули прочь. То же самое Мадригал чувствовала перед боем: внешнее спокойствие и смятение внутри в ожидании сигнала к атаке.
Что-то произойдет.
"Нитид, - думала она, - ты все знала?"
- Мадригал, - позвал Акива. Как и мотыльки-колибри, он уловил произошедшую в ней перемену: ее дыхание участилось, мускулы на талии под его теплыми руками напряглись. - В чем дело?
- Я хочу… - начала она, зная, чего хочет, ощущая в себе готовность и решимость осуществить свое желание, но не в силах подобрать слова, чтобы выразить его.
- Что? Чего ты хочешь? - спросил Акива мягко, но настойчиво.
Их желания совпадали. Он наклонил голову, и маска на мгновение коснулась ее рога, отчего по телу Мадригал пробежали искры удовольствия.
Белый Волк был в двух шагах. От него не скрыться. Если попробовать улететь, он бросится за ней. И поймает Акиву.
Мадригал едва не закричала от отчаяния.
И вдруг грянул фейерверк!
Позже она вспомнит слова Акивы о том, что все складывалось как по писаному. Во всем случившемся ощущалась неизбежность и правильность, словно сама вселенная это замыслила. Все произошло само собой. И началось с фейерверка.
Небеса озарились ярким светом, вспыхнули огромный и сверкающий георгин, солнце, звезда. Стоял грохот, как от пушечной пальбы. На зубчатых стенах крепости отбивали дробь барабанщики. Воздух насытился дымным порохом. Эмберлин прервался - танцоры сняли маски и уставились в небо.
Мадригал схватила Акиву за руку и нырнула в самую гущу толпы. Пригнув голову, она быстро двигалась сквозь море тел, которое, казалось, само открывало перед ними путь и уводило прочь.