С годами хобби прогрессировало. Жуки и тритоны остались в прошлом. Появились мыши - Гном нашел на свалке мышеловку-клетку, не убивающую пленниц, и сделал по её образцу несколько таких же. Потом птицы - для их поимки живьем он разработал целый ряд оригинальных конструкций - две или три оказались вполне работоспособными.
Свою первую кошку он сжёг на тринадцатом году жизни. Обдумав предстоящую операцию медленно и обстоятельно (быстротой мышления Гном не отличался), он просчитал всё: и способ ловли; и метод казни - не слишком быстрый, чтобы всё хорошо рассмотреть и запомнить; и укромное место. И всё равно чуть не попался. Не учел звуковые эффекты. Мышиный писк или истошное птичье чириканье не привлекают подозрительного внимания, тритоны и жуки вообще безгласны. Кошачьи же вопли разносились по округе так долго и с такой пронзительностью, что Гном сквозь них в самый последний момент услышал треск кустов и встревоженные голоса людей. Ноги удалось унести чудом.
Проблема требовала решения - оборванное на самом интересном месте развлечение понравилось Гному. Разрешил он её глобально, с размахом, потратив на это несколько месяцев.
За полем, примыкавшим к их огороду, километрах в четырех, находилось место, называемое пацанами иногда "болотцем", иногда "леском", - торфяник, кое-где пересеченный отводящими воду канавами. По обширной территории густо росли невысокие, чахлые деревца, и поблескивали зеркалами воды небольшие водоемы-карьерчики - раньше на "болотце" добывали торф, потом забросили. Глубина карьерчиков казалась невелика, редко больше метра, но в дно, состоящее из торфяной жижи, длинная жердь уходила почти без сопротивления.
Люди - и пацаны, и взрослые - в "леске" бывали редко. Клюква здесь не росла, из грибов попадались лишь сыроежки - рыхлые, водянистые, почти сплошь червивые. Караси же - тёмные, почти чёрные, обитавшие в карьерчиках, на удочку отчего-то не клевали, а от надвигавшегося бредня немедленно зарывались в топкое дно.
Но Гном решил застраховаться и от случайных пришельцев. Свою базу он оборудовал на островке. С трех сторон его окружала вода самого большого карьера, с четвертой - непроходимая топь.
Именно через неё Гном проложил узкую и извилистую гать - проложил с умом, скрытно. Доски и бревна совершенно не выступали над болотной жижей. К началу гати Гном подходил каждый раз новым путём - чтобы не натоптать тропинку. Не зная секрета, на Кошачий остров попасть было невозможно.
Возведённый на острове капитальный шалаш и любовно оборудованное место казни с весьма замысловатыми устройствами скрывались за кустами, в самом центре полянки. Отходы предполагалось топить в болоте. Оставалась проблема бесшумной поимки и транспортировки кошек на остров. Здесь на помощь пришла старая добрая химия. Вернее сказать, действовал Гном методом алхимиков, последовательно пробуя на соседской кошке содержимое аптечки…
К августу подготовительные работы завершились. Кошачий остров ждал первую жертву. Но ещё до того, как она появилась, в жизни Гнома произошло нечто, придавшее новый смысл его развлечениям.
Глава 4
30 мая, пятница, утро, вечер
1
Кравцов не хотел, совсем не хотел приближаться к руинам - из-за старых мрачных историй и из-за свежего происшествия с Валей Пинегиным, - но зачем-то пошел туда. Пошел утром, часа через два после рассвета.
На утреннем небе творилось нечто непонятное.
Затяжной дождь шел позавчера весь день, и Кравцов провел его безвылазно в своем вагончике, за компьютером, - сочинил, для разминки и тренировки, небольшой, около авторского листа объемом, триллер о летучей мыши-мутанте. Тренировка прошла более чем успешно. Писалось легко, как встарь. Тем более что Кравцов знал - уж этого персонажа повстречать в реальной жизни не придется. Летучие мыши, к слову, в графских развалинах не гнездились - надо думать, из-за отсутствия перекрытий.
Следующий день - вчерашний - выдался сухим, хотя тяжелые тучи ползли по небу, собираясь разродиться дождем, но так и не разродились, Кравцов съездил в город и вернулся обратно посуху.
Сегодня же тучи побледнели, больше не выглядели налитыми влагой, кое-где в них появились белесые разрывы.
Сквозь один из таких разрывов пыталось светить солнце. Само оно не виднелось, но его лучи, проходя через сероватую небесную пелену, приобрели неприятный желтый оттенок - и как-то передавали его всему, на что попадали. Неуловимая желтизна примешивалась ко всем окружающим краскам.
Казалась, что мир снят камерой с установленным светофильтром - и Кравцов смотрит сейчас кино. Немое кино - звуки в этой странной желтизне вязли не менее странным образом. Они должны были доноситься до руин - рев грузовиков, штурмующих шоссе, взбирающееся на Попову гору; шумы фабрики "Торпедо", где началась уже смена; прочие звуки рано просыпающегося села, - но не доносилось ничего.
Похоже, весь мир существовал сегодня чуть в другом измерении, чем графские развалины, - и акустические колебания не могли преодолеть желтоватый разделительный барьер. Люди тоже - Кравцов не видел никого на дорожках и тропках, протоптанных через бывший парк.
Он подошел к дворцу почти вплотную - но почему-то не решался ступить на груду, спрессованную из суглинка, битого кирпича, еще каких-то мелких обломков, - по ней можно было легко войти внутрь через зияющий проем не то боковой двери (остатки портика главного входа находились в стороне), не то громадного окна.
Здание выглядело спокойным и мирным. А может быть, просто выжидающим. Кравцову казалось, что он слышит негромкий голос: ну что же ты остановился? не бойся, заходи, сюда заходят многие, и некоторые даже выходят обратно …
Он сделал шаг, второй, третий… - и оказался внутри. Почти внутри - остановился в нише окна (или все же двери?) - как на последнем рубеже, с которого можно повернуть обратно. И внимательно смотрел в чрево каменного монстра - словно надеялся разом увидеть там ответы на загадки последних дней.
Всё внутри походило на то, что сохранилось в его воспоминаниях, и в то же время выглядело иначе. Кравцов прекрасно знал, что в детстве предметы и места кажутся всегда больше и обширнее, чем увиденные позже, глазами взрослого.
Люди смотрят и удивляются: неужели эта лужайка двадцать лет назад представлялась им широким полем? Неужели эта смешная оградка была таким высоким и непреодолимым препятствием?
Он знал это - и всё равно поразился тому, как выглядели изнутри графские развалины.
Дворец казался БОЛЬШЕ ПРЕЖНЕГО.
Кравцов готов был поклясться, что мальчишкой, встав на цыпочки, мог дотянуться до свода оконной ниши, где сейчас стоял. Теперь не стал и пытаться проделать это с вымахавшим до размеров двери окошком…
Проем увеличился, разрушаясь? Сохранив ту же правильную форму?
Ерунда.
Скорее он просто перепутал вход. Хотя казалось, что в детстве они лазали именно через это отверстие. Конечно, перепутал, пятнадцать лет прошло всё-таки… Впрочем…
Он поднял глаза. Перекрытий над головой не было, он скользил взглядом по стене второго этажа - там, как и на первом, участки с сохранившейся желтовато-белой штукатуркой чередовались с красно-черными пятнами обнажившегося кирпича. Кравцов прекрасно знал, куда надо смотреть, но не спешил перевести взгляд. Неторопливо вглядывался в надписи, сделанные краской. И старые, с трудом читаемые, и новые - эти, по всему судя, делались баллончиками-распылителями. Полезное новшество, карабкаться наверх с банкой и кистью труднее и опаснее…
Граффити оказались достаточно убористые - особо не размахнёшься, стоя на крохотном уступчике и цепляясь за едва заметную выбоинку… Но на чистом месте - очень высоко, почти под гребнем - в гордом одиночестве темнели шесть больших, широко расставленных букв.
НАТАША
Изобразил их, конечно же, Динамит… Никому другому пороху на это не хватило бы, - мысленно скаламбурил Кравцов, но не улыбнулся - даже мысленно.
Сомнений у него почти не осталось. Но все же он перевел взгляд чуть левее. Там надпись была поменьше, поуже, но располагалась так же высоко.
ТАНЯ
84 г
Сделал её Кравцов - не зря его прозвали Тарзаном. Ему было четырнадцать, а Танька стала первой девчонкой, с которой он целовался и чуть не потерял девственность - не сложилось лишь вследствие глубочайшей неопытности обоих…
Ностальгических воспоминаний надпись не вызвала. Но доказала: никакой ошибки нет. Место то самое.
Кравцов поднял голову. Полукруглый свод оконной ниши навис высоко над головой. Свод, до которого в детстве он мог дотянуться рукой. Раствор выкрошился из щелей между кирпичами - они казались почерневшими, гнилыми зубами во рту старика, готовыми в любую секунду выпасть…
Тишина терзала уши.
На секунду он пожалел, что не запасся строительной каской. Но остался стоять, где стоял, вновь переведя взгляд внутрь. Большая комната - или небольшая зала - явно стала длиннее и шире за минувшие годы. И - выше. В те давние времена приходилось изрядно постараться, чтобы найти чистое место для автографа, - если недоставало смелости или дурного азарта лезть на самую верхотуру с риском сломать шею. Сейчас промежутков хватало. Притом что многие старые надписи поблекли, выцвели, но никто их не стирал, - наоборот, появились новые. Но свободных мест СТАЛО БОЛЬШЕ.
Кравцов мог дать руку на отсечение - что её, руки, раньше вполне хватало, чтобы дотянуться от его граффити до буквы "Н" в слове НАТАША. Ныне их разделяло не менее двух метров.
ДВОРЕЦ ВЫРОС.
Невидимое солнце неожиданно нашло новую прореху в тучах, руины залила давешняя желтизна - как парадная иллюминация в честь возвращения долгожданного владельца. Почему-то в этом освещении перестали быть видны валяющиеся кое-где пластиковые бутылки и пивные банки, еще какой-то мусор… Заходи, заходи, вот ты и вернулся, и здесь всё готово к встрече… Заходи!!!
Он ждал меня все эти годы, понял Кравцов.
ЖДАЛ И РОС.
Спокойно, сказал Кравцов-скептик. Память - вещь менее прочная, чем кирпичные стены. Здесь всё так и было. А ты просто забыл. Забыл за эти годы…
Кравцов-мистик откликнулся напряженным и звенящим внутренним голосом: уходим отсюда, немедленно уходим.
Скептик, вопреки обыкновению, не стал спорить.
Кравцов развернулся, спустился с глинисто-кирпичной насыпи и быстро пошел. Причём не кратчайшим путем к вагончику - не по тропинке, ведущей вдоль фасада. Стал проламываться сквозь молодые, в половину его роста деревца, подступающие к развалинам. Кравцову хотелось немедленно оказаться как можно дальше от этого места.
Но далеко он не ушел.
Далеко уйти ему не дали.
2
В мир ворвались звуки - громкие, хриплые, яростные. Кравцов не сразу понял, что это воронье карканье.
Огляделся - ворон вокруг собралось множество. Некоторые птицы сидели на ветвях старых лип, на земле, на выступах дворца. Но большей частью вороны кружились в воздухе. Прямо над головой Кравцова. И все орали.
Он остановился. Знал, что ворон здесь гнездится много - и на липах парка, и поблизости, на деревьях кладбища. Но до сих пор они вели себя достаточно незаметно.
Одна из птиц перешла в крутое пике - направленное, казалось, прямо в лицо Кравцову. Он инстинктивно пригнулся, но метрах в четырех ворона круто взмыла вверх. Через секунду вторая повторила тот же маневр. Третья оказалась наглее - пролетела совсем низко над головой, он даже почувствовал движение воздуха от крыльев.
Кравцов опустил глаза, решив подобрать несколько кирпичных обломков. Вороны - птицы умные и осторожные. Порой достаточно сделать вид, что нагибаешься за камнем, чтобы стайка встала на крыло и отлетела на безопасное расстояние.
Мелкие обломки сквозь густую растительность не виднелись. За ними надо было возвращаться к дворцу. Кравцов сделал туда два шага - и отдернулся от яростной атаки четвертой вороны. Эта прошла вообще впритирку. Он подумал: коллективный привет писателю Кравцову от Дафны Дюморье, Стивена Кинга и Андрея Лазарчука… Подумал со слегка растерянной шутливостью, страха не было, он увидел наконец сквозь траву несколько камней и понял, что сейчас разгонит этот птичий базар.
Не успел.
Не успел поднять камень с земли - сильный удар обрушился сзади и сбоку. Резкая боль за ухом разъярила.
Проклятая тварь!
Карканье казалось торжествующим. Очередную ворону, налетающую спереди, он ударил кулаком - так бьёт футбольный голкипер по летящему в ворота мячу. Почувствовал, как хрустко подается птичье тельце, но результатов удара разглядеть не успел - с двух сторон атаковали сразу две птицы. Одну Кравцов зацепил легонько, лишь скользнув по перьям. Вторая, напуганная его резкими движениями, отвернула.
Но за камнями не нагнуться, не рискуя получить новый удар клювом в затылок.
Если бросятся все разом - заклюют, понял Кравцов. Точно так же, как заклёвывают беспомощных молодых зайчат… И понял другое - не бывает. Не должны эти хитрые осторожные птицы так нападать на человека.
ЭТО ОЧЕРЕДНОЙ КОШМАР.
Он не просыпался, не вставал и не совершал прогулку к развалинам. Он спит в своём вагончике. И неплохо бы поскорее проснуться…
На поиски выхода из кошмара времени не оставалось - птицы атаковали. Хорошо еще, что по одной-две, не всей кучей. А если сменят тактику?
Затылок продолжал болеть, Кравцов коснулся его - пальцы оказались в крови. Проклятые твари…
Сон это или явь - надо отступать под прикрытие развалин.
Но не хотелось.
Громкий крик - откуда-то сзади - перекрыл вороньи вопли.
- Пригнись!!! Ниже голову!!!
Боевые команды Кравцов привык выполнять, не задумываясь. А обстановка вокруг, честно говоря, напоминала боевую. Атака с воздуха, в которой он не слишком успешно играл роль зенитного дивизиона.
Нагибаться, подставляя затылок, не стал, но мгновенно присел, продолжая сканировать воздушное пространство.
Над головой что-то свистнуло - и ударило в пикирующую ворону. Птица закувыркалась, теряя перья. Но вышла из штопора и полетела в сторону, неуклюже переваливаясь. Если можно лететь, хромая, то летела она именно так.
Кравцов оглянулся, не приподнимаясь. И увидел черноволосого мальчишку с рогаткой. Тот, быстро натягивая резинку, выстрелил еще три раза. И дал три промаха по быстро летящим целям, хотя снаряды проходили достаточно близко от ворон. Похоже, первое попадание стало счастливой случайностью.
Но птицы налетать перестали - поднялись выше, кружили над головами, не прекращая орать.
Мальчишка подбежал к Кравцову, торопливо зашарил взглядом вокруг. Потом воскликнул:
- Вот он! Прикройте!
Кравцов хотел спросить: "Кто - он?", но в руки ему уже совали рогатку и несколько увесистых шариков от подшипника. Рогатка оказалась интересная - не деревянная, но металлическая - удобная, ухватистая, с тугим плетеным жгутом. Причём не заводская, хотя такое оружие - для уничтожения крыс и как раз ворон - появилось в последние годы в охотничьих магазинах.
Мальчишка нырнул в заросли прошлогоднего бурьяна, где - Кравцов только сейчас заметил - имело место какое-то копошение. А господин писатель с мстительной радостью открыл огонь.
Три первых шарика ушли в никуда. Похоже, навыки стрельбы из подобного оружия он растерял. Хотя в детстве владел рогаткой неплохо. Кравцов чертыхнулся, промазав в четвертый раз, - он уже пристрелялся, но проклятая ворона словно уловила телепатический сигнал и резко сменила курс. Вложил в кожанку рогатки последний снаряд и стал целиться неторопливо и тщательно, используя охотничьи приемы стрельбы по летящей дичи… Опыт офицера ПВО тут помочь не мог, стальным шарикам не хватало самой малости - блока телеуправления или самонаводящейся головки.
Мальчишка вынырнул из бурьяна. В руках его трепыхался крупный воронёнок. Кравцов наконец понял, что произошло.
Никакой мутной мистики.
Воронята растут быстро и покидают родное гнездо, ещё не научившись летать. Передвигаются по земле, но добычей кошек и других неприятелей становятся крайне редко. Стоит вороненку издать особый тревожный крик - и не одна его родительница, но все окрестные вороны мчатся на помощь. И порой нападают при этом на людей, в особенности на детей. Видимо, торопливо отходя от дворца, Кравцов чуть не наступил на воронёнка… Необычным оказалось разве что число прилетевших на его крик ворон. Похоже, расплодились они тут в количествах, превышающих все экологические нормы…
Серый пленник в руках мальчишки вопил истошно, и его взрослые собратья вновь стали налетать, но теперь куда более осторожно. Кравцов прицелился в пикирующую на него ворону. Дождался, когда угловое смещение стало нулевым и птица казалась неподвижной, лишь растущей в размерах, - и выстрелил.
Есть! Попал! Ворона со сломанным крылом закувыркалась вниз. Больше снарядов у Кравцова не осталось.
- Швырни его подальше! - крикнул он мальчишке. - Иначе не отстанут!
Вместо этого паренёк коротким движением свернул воронёнку шею. Тот бешено захлопал крыльями и затих. Только тогда серый комок перьев был брошен обратно в бурьян.
И сразу все кончилось. Мстительностью и злопамятностью вороны не отличались. Призыв о помощи смолк - и они немедленно стали разлетаться по своим птичьим делам.
- А вы не любите животных, сэр Герасим, - процитировал Кравцов. Возможно, фраза, сказанная в адрес собственного спасителя, прозвучала излишне резко. (Ну почти спасителя. Немалые шансы в схватке с пернатыми у Кравцова еще оставались.) Но больно уж легко и хладнокровно мальчик убил воронёнка.
- Животных я люблю, - возразил паренек. - Самых разных. И слепого щенка, которого нашел тут на прошлой неделе, люблю. По-моему, он меня тоже. Но эти гадины выклевали ему глаза. Он никогда меня не увидит. И зовут меня не Герасим, а Даня. А вы писатель Кравцов? Есть в вашей сторожке аптечка? Кровь вам уже на воротник течёт.