Похороны были самыми крупными за всю историю общины Ренард. Так сказал министр. Под ослепительным небом раннего лета мою бабушку погребли близ отца с матерью, на нашем семейном участке древнего кладбища, что раскинулось между домом Комптонов и бабушкиным.
Джейсон оказался прав. Теперь это был мой дом. И дом, и двадцать акров земли, как и права на ископаемые. Бабушкины деньги были разделены поровну между нами, и бабушка поставила условием передачу Джейсону моей половины дома родителей, если я хотела обрести все права на ее дом. Сделать это было несложно, и мне не нужны были деньги за эту половину дома, хотя мой адвокат и посмотрел на меня с сомнением, когда я сказала ему об этом. Джейсон бы просто взорвался, если бы я потребовала выплатить за мою половину. То, что я была совладелицей дома, всегда казалось ему просто шуткой. Но то, что бабушка оставила весь свой дом мне, оказалось для него шоком. Она лучше понимала его, чем я.
К счастью, у меня были другие источники дохода, кроме бара. Я пыталась сосредоточиться на чем угодно, кроме своей потери. Уплата налогов за землю и дом плюс поддержание в порядке дома, которое почти полностью до сих пор лежало на бабушке, могли подорвать мой бюджет.
- Думаю, ты захочешь переехать, - сказала Максина Фортенберри, разбираясь на кухне. Она принесла салат из ветчины и теперь старалась помочь мне в уборке.
- Нет, - удивившись, ответила я.
- Но, милочка, ведь это случилось прямо здесь… - Массивное лицо Максины перекосило от заботы.
- Об этой кухне у меня сохранилось куда больше хороших воспоминаний, чем плохих, - объяснила я.
- Ах, какое чудесное отношение к жизни, - удивленно сказала она. - Сьюки, ты куда умнее, чем многие привыкли считать.
- Благодарю, миссис Фортенберри, - сказала я, и если мой тон и показался ей суховатым, то она никак на это не отреагировала. Наверное, это было мудро.
- Твой приятель придет на похороны? - На кухне было очень тепло. Громоздкая, квадратная Максина утирала лицо кухонным полотенцем. Место, где лежала бабушка, отскребли ее друзья, Господь да благословит их.
- Приятель? Ах, Билл… Нет, он не сможет.
Она тупо уставилась на меня.
- Все ведь будет происходить днем.
Она по-прежнему не понимала.
- Он не может выйти.
- Ох, ну конечно. - Она слегка постучала себя по виску, показывая, что пытается туда что-то вбить. - Вот я глупая. А он и впрямь изжарится?
- Ну, говорит, что да.
- Знаешь, я так рада, что он тогда выступил перед нами, это действительно во многом изменило отношение к нему как к члену общества.
Я отвлеченно кивнула.
- А эти убийства вызывают так много чувств, Сьюки. И так много говорят о вампирах, которые, конечно, повинны в них.
Я посмотрела на нее прищуренными глазами.
- Не злись-ка на меня, Сьюки Стакхаус! Билл был так любезен, рассказав все эти истории на встрече "Потомков", что теперь большинство считает его неспособным на то, что было сделано со всеми этими женщинами. - Интересно, что это были за истории, подумала я, вздрагивая. - Но у него бывают гости, вид которых не внушает людям доверия.
Наверное, она имела в виду Малкольма, Лиама и Диану. Мне их вид тоже не понравился, и я удержалась от автоматического побуждения защищать их.
- Вампиры различаются между собой не меньше, чем люди, - заметила я.
- Именно так я и сказала Энди Бельфлеру, - отметила она, страстно кивая головой. - Я сказала Энди, что ему следует поискать среди других, тех, кто не хочет учиться жить среди людей, не таких, как Билл Комптон, который действительно старается. Он сообщил мне в морге, что наконец-то закончил делать кухню.
Я сумела только уставиться на нее, пытаясь понять, что мог бы делать в кухне Билл. Зачем ему это?
Но ни одна из попыток отвлечься не работала, и наконец я осознала, что все равно буду рыдать. И начала.
На похоронах Джейсон стоял рядом со мной, очевидно, преодолевший волну злобы и пришедший в чувства. Он не прикоснулся ко мне и не говорил со мной, но и не ударил. Я чувствовала себя ужасно одиноко. Но внезапно поняла, взглянув на гору, что весь город скорбит со мной. Насколько я могла видеть, во всех узких кладбищенских проездах стояли машины. Сотни людей в темном стояли у навеса. Сэм появился в костюме, выглядя совершенно непривычно. Арлена, стоявшая рядом с Рене, надела цветастое воскресное платье. Лафайет стоял позади толпы, вместе с Терри Бельфлером и Чарлси Тутен, так что бар, видно, был закрыт! И все бабушкины друзья, все, кто еще держался на ногах. Мистер Норрис открыто плакал, прижимая к глазам белоснежный носовой платок. На тяжелом лице Максины были выгравированы признаки печали. Пока министр говорил то, что считал необходимым сказать, пока мы с Джейсоном сидели вдвоем на нашем участке на шатких складных стульях, что-то во мне оторвалось и улетело прочь, в сияющую синеву. Я поняла, что теперь бабуля дома, что бы с ней ни случилось.
Остальная часть дня прошла в тумане, и слава Богу. Я не хотела запоминать все это, не хотела даже понимать, что происходит. Но один момент выделился из общей массы.
Мы с Джейсоном стояли у обеденного стола в бабушкином доме, между нами было заключено временное перемирие. Мы приветствовали присутствовавших на похоронах, большая часть из которых старалась деликатно не обращать внимания на синяк у меня на щеке.
Мы пережили это. Джейсон думал, что он пойдет домой, выпьет, и ему не придется некоторое время со мной встречаться, а там все уладится. Я думала почти так же. Кроме выпивки.
К нам подошла некая состоятельная дама из тех, что просчитывают каждый вариант ситуации, которая их особо и не касается.
- Мне так жаль вас, деточки, - сказала она. Я посмотрела на нее. Ни за что бы не вспомнила, как ее зовут. Она была методисткой, у нее было трое взрослых детей. Но вот имя ее вылетело напрочь.
- Мне так грустно видеть вас сегодня одних, и это напоминает мне о ваших родителях, - продолжала она с лицом, застывшим в маске симпатии, которая не была искренней. Я глянула на Джейсона, на даму, кивнула.
- Да, - сказала я. Но мысль ее я услышала еще до того, как она ее высказала, и побледнела.
- Но где же был сегодня брат Адели, ваш внучатый дядя? Ведь он еще жив.
- Мы не общаемся, - ответила я, и мой тон отпугнул бы любого более чувствительного, чем эта дама.
- Но ее единственный брат! Вы, конечно… - ее голос смолк, когда наш совместный взгляд возымел действие.
Еще несколько человек отметило отсутствие дядюшки Бартлетта, но мы дали всем понять, что это наше семейное дело. Эта дама - как бишь ее звали? - просто понимала все куда медленнее. Она принесла устричный салат, и я предполагала швырнуть его в помойку, как только она уберется.
- Нам следовало сообщить ему, - тихо сказал мне Джейсон после того, как она ушла. Я поставила защиту. Мне совершенно не хотелось знать, о чем он думает.
- Позвони ему, - предложила я.
- Хорошо.
За весь остаток дня мы больше не сказали друг другу ни слова.
Глава 6
Три дня после похорон я оставалась дома. Слишком долго, мне надо было вернуться в мир. Но я продолжала думать о том, что мне нужно сделать, по крайней мере, так я себе заявляла. Я вычистила комнату бабушки. Заскочила Арлена, и я попросила ее помочь, потому что не могла находиться одна среди бабушкиных вещей, таких знакомых и насыщенных ее своеобразным запахом - смесью детской присыпки "Джонсон" и камфары.
Арлена помогла мне упаковать все, чтобы отвезти в бюро помощи пострадавшим. В северном Арканзасе в последние несколько дней прошли торнадо, так что люди, имущество которых погибло, вполне могли использовать эти вещи. Бабушка была ниже и стройнее меня, да кроме того, наши вкусы слишком различались, поэтому я ничего не оставила себе, кроме ее драгоценностей. Она никогда не злоупотребляла ими, но то, что она носила, было подлинным и было мне дорого.
Удивительно, сколько всего бабуля смогла впихнуть в свою комнату! Мне не хотелось и думать о том, что делалось на чердаке. С этим можно будет разобраться позже, осенью, когда там станет достаточно прохладно, а у меня будет время подумать.
Может, я и выбросила больше, чем стоило выбросить, но это заставило почувствовать себя деятельной и сильной, и я решительно проделала эту работу. Арлена складывала и запаковывала, откладывая бумаги и фотографии, письма, счета и чеки. Бабушка никогда не пользовалась кредитной картой и, слава богу, никогда не покупала про запас, что облегчило уборку.
Арлена спросила про бабушкину машину. Ей было пять лет, и пробег накопился очень небольшой.
- Может, стоит продать твою и оставить эту? - спросила она. - Твоя поновее, но она маленькая.
- Я еще не думала об этом, - ответила я. И поняла, что на сегодня максимум того, на что я способна - это дочистить спальню, ни о чем не задумываясь.
Во второй половине дня комната опустела. Мы с Арленой перевернули матрас, и я перестелила постель. Кровать была старой, с балдахином на четырех опорах. Бабушкина спальня всегда казалась мне очень красивой. Тут мне пришло в голову, что теперь это моя комната. Я могу перебраться в спальню, которая больше по размеру, и пользоваться отдельной ванной вместо той, что близ залы.
Внезапно я поняла, что именно этого и хочу. Мебель в моей спальне была перевезена сюда из дома родителей, когда они погибли, и была скорее детской. Излишне женственная, она некиим образом напоминала о кукле Барби и просыпаниях в школу.
Сама я не часто просыпала и не спала слишком много.
Нет, нет, нет, я не собираюсь попадаться в эту старую западню. Я то, что я есть, моя жизнь продолжается, и я могу наслаждаться ею - маленькими радостями, которые помогают жить дальше.
- Я, наверное, переберусь сюда, - заявила я Арлене, которая заклеивала коробку.
- Не слишком ли скоро? - спросила она. И вспыхнула, решив, что проявила себя излишне критично.
- Мне будет легче спать здесь, чем жить с другой стороны и думать, что эта комната пустует, - ответила я. Арлена обдумала это, склонившись над коробкой со скотчем в руках.
- Да, понимаю, - согласилась она, кивая огненно-рыжей головой.
Мы загрузили коробки в машину Арлены. Она любезно согласилась закинуть их в центр приема вещей по пути домой, и я с признательностью приняла это предложение. Мне не хотелось, чтобы кто-то смотрел на меня понимающе и с жалостью, пока я сдавала бабушкины наряды, башмаки и ночнушки.
Перед отъездом Арлены я обняла ее и поцеловала в щеку, и она уставилась на меня. Такое раньше меж нами не водилось. Она склонила голову к моей и мы мягко стукнулись лбами.
- Сумасшедшая девица, - сказала она с любовью. - Заходи к нам. Лиза хочет, чтобы ты снова посидела с ней.
- Передай ей привет от тети Сьюки, и Коби тоже.
- Хорошо. - Арлена направилась к машине, ее пламенеющие кудри развевались вокруг головы, а полное тело делало униформу официантки сплошным обещанием.
Машина Арлены пропала меж деревьев, а моя энергия улетучилась. Я чувствовала себя тысячелетней и одинокой. И так теперь будет всегда.
Есть мне не хотелось, но по часам пришла пора обедать. Я зашла в кухню и вытащила из холодильника один из множества контейнеров. В нем оказалась индейка с виноградным салатом, которые я любила. Но сейчас я просто ковырялась вилкой, присев за стол. Потом бросила это занятие, убрала контейнер в холодильник и направилась в ванну, чтобы принять душ. Углы в шкафах всегда пыльные, и даже такая хорошая хозяйка как бабушка не могла справиться с этим.
Принять душ было просто замечательно. Горячая вода словно смыла часть моих страданий. Я помыла голову, промыла каждый дюйм тела, побрила ноги и подмышки. Выбравшись, я подергала брови, нанесла на тело лосьон, дезодорант, спрей, чтобы волосы не спутывались, и вообще все, до чего смогла дотянуться. С мокрыми волосами, спускающимися по спине каскадом спутанных прядей, я натянула на себя пижаму с чирикающей птичкой и взялась за расческу. Потом уселась перед телевизором - посмотреть что-нибудь, пока расчесываю волосы, что всегда утомительно.
Смысл снова исчез, и я почти оцепенела.
Дверной звонок прозвенел, когда я шла по гостиной с расческой в одной руке и полотенцем в другой.
Я посмотрела в глазок. На пороге терпеливо ждал Билл.
Я впустила его, не чувствуя ни радости, ни досады от его визита.
Он посмотрел на меня с некоторым удивлением - пижама, мокрые волосы, босые ноги. Отсутствие макияжа.
- Входи, - предложила я.
- Уверена?
- Да.
Он вошел, оглядываясь, как обычно.
- Чем занимаешься? - спросил он, оглядывая кипу вещей, которые я отложила, решив, что они могут пригодиться бабушкиным друзьям. Например, мистер Норрис будет рад получить портрет маленькой бабушки с матерью в рамке.
- Сегодня я вычищала спальню, - ответила я. - Думаю туда перебраться. - Больше я ничего не могла придумать. Он обернулся и осторожно посмотрел на меня.
- Позволь расчесать твои волосы, - попросил он.
Я безразлично кивнула. Билл уселся на диване в цветочек и указал мне на старую оттоманку, стоявшую перед ним. Я послушно уселась, и он чуть двинулся вперед, охватив меня бедрами. Уставившись на шевелюру, он начал распутывать мои волосы.
Как всегда, его тишина оказалась целительной. Каждый раз это было похоже на то, когда опускаешь ногу в прохладный водоем после долгой и пыльной прогулки в жаркий день.
И вдобавок длинные пальцы Билла прекрасно управлялись с моей гривой. Я сидела, закрыв глаза, и постепенно успокаивалась. Я ощущала движения его тела за спиной, когда он орудовал расческой. Можно было расслышать удары его сердца, подумала я, но тут же удивилась своим мыслям. В конце концов, его сердце не билось.
- Я привык заниматься этим делом со своей сестрой Сарой, - тихо промурлыкал он, словно поняв, насколько я расслабилась, пытаясь не нарушить моего состояния. - Волосы у нее были темнее твоих и даже немного длиннее. Они их никогда не стригла. Когда мы были еще детьми, а мама оказывалась занята, она заставляла меня заниматься своими волосами.
- А Сара была старше тебя или младше? - спросила я медленным сонным голосом.
- Младше, на три года.
- А еще у тебя были братья или сестры?
- Двое умерли в младенчестве, - медленно ответил он, словно с трудом мог вспомнить. - Брат Роберт умер, когда ему было двенадцать, а мне одиннадцать. Он подхватил лихорадку. Теперь-то его бы накачали пенициллином, и он бы поправился. Но тогда этого не было. Сара пережила войну, и она, и мать, а вот отец умер, пока я был на фронте. Насколько я понимаю, его хватил удар. Моя жена тогда жила вместе с моими, а дети…
- Ох, Билл, - печально прошептала я, осознавая, как много он потерял.
- Не надо, Сьюки, - сказал он, и его голос снова обрел спокойную ясность.
Некоторое время он трудился молча, пока расческа не начала скользить по волосам свободно. Потом взял белое полотенце, которое я накинула на ручку дивана, и начал подсушивать их, одновременно распушая пальцами.
- М-м-м, - промычала я, и это больше не было голосом человека, нуждающегося в утешении.
Его холодные пальцы подняли волосы с моей шеи, и я ощутила у основания шеи его губы. Я не могла ни говорить, ни двигаться. Я медленно выдохнула, стараясь не испустить больше ни звука. Его губы передвинулись к моему уху, и он поймал мочку зубами. Затем коснулся языком. Его руки обвили меня, скрестились на моей груди, наклонили меня к нему.
Чудесно, что я слышала только голос его тела, а не всю эту чепуху, которая обычно и портит такие моменты. А тело его говорило что-то совсем простое.
Он поднял меня легко, словно младенца. Повернул к себе и усадил себе на колени так, что мои ноги оказались по обе стороны от него. Я обняла его и нагнулась, чтобы поцеловать. Это все продолжалось и продолжалось, пока язык Билла не задал ритм, который поняла даже столь неопытная женщина, как я. Пижама скользнула вверх по моим бедрам. Мои руки начали беспомощно скрести по его рукам. Странно, но в этот момент я подумала о сковороде с карамелью, которую бабушка ставила на плиту, вспомнила ее теплое сладкое золото. Он поднялся вместе со мной.
- Куда? - спросил он.
И я показала на бывшую бабушкину спальню. Он понес меня, мои ноги обвились вокруг, голова лежала на его плече. Положил на чистую постель и встал рядом с ней. В лунном свете, скользившем через незашторенное окно, я видела, как он быстро и аккуратно раздевается. Мне нравилось смотреть на это, и я поняла, что мне нужно сделать то же. Смущаясь, я стянула с себя пижаму и швырнула на пол.
Я смотрела на него. Никогда в жизни я не видела ничего столь прекрасного и столь пугающего.
- Ох, Билл, - взволнованно сказала я, когда он очутился рядом со мной в кровати, - боюсь, что я тебя разочарую.
- Это невозможно, - прошептал он. Его глаза смотрели на мое тело, словно то был глоток воды в пустыне.
- Я слишком мало знаю, - призналась я едва слышно.
- Не волнуйся. Я знаю достаточно. - Его пальцы скользили по мне, касаясь таких мест, к которым никто никогда не прикасался. Я задрожала от удивления.
- А это будет не так, как с простым парнем? - спросила я.
- Ну нет.
Я вопросительно посмотрела на него.
- Это будет лучше, - сказал он на ухо, и я ощутила муку чистого возбуждения.
Чуть стесняясь, я потянулась, чтобы прикоснуться к нему, и он издал вполне человеческий звук. Потом звук стал глубже.
- Теперь? - спросила я, и голос мой дрожал и срывался.
- Да, - ответил он и оказался на мне.
Минуту спустя он понял всю степень моей неопытности.
- Надо было сказать мне, - очень мягко произнес он. Он сдерживался себя усилием, к которому почти можно было прикоснуться.
- Только не останавливайся, - попросила я, ощущая, что сойду с ума или произойдет еще что-то ужасное, если он не станет продолжать.
- Я и не собираюсь останавливаться, - пообещал он чуть мрачно. - Сьюки… будет больно.
В ответ я приподнялась. Он издал странный звук и вошел.
Я затаила дыхание и закусила губу. О-о-о.
- Дорогая, - сказал Билл. Никто так меня не называл раньше. - Как ты? - Вампир или нет, но он дрожал от усилия сдержаться.
- Да, - сказала я. Я была на волоске, и если мы бы сейчас не продолжили, потеряла бы решимость. - Теперь, - произнесла я и вцепилась ему в плечо зубами.
Он прерывисто вздохнул, вздрогнул и начал двигаться. Сперва я была ошарашена, но потом поймала ритм и стала отвечать. Он нашел это весьма возбуждающим, и у меня возникло ощущения, что грядет нечто - нечто, если можно так сказать, большое и хорошее.
- Пожалуйста, Билл, прошу… - и я впилась ногтями ему в бедра. Почти, почти… И тут какое-то изменение в нашем положении позволило ему оказаться глубже, и я, не успев ничего понять, почувствовала, что взлетаю, лечу… где-то среди белизны и золотых проблесков… Зубы Билла оказались у моей шеи, и я ответила согласием. Ощутила, как входят в меня его клыки, но боль была слабой, возбуждающей, и вот он уже оторвался от маленькой ранки.