Для большей уверенности в благоприятном исходе голосования я рекомендовал бы в ближайшие дни выпустить в прокат фильм "Сиар, филиал Пекла", произведённый по заказу Департамента с Лизой Денди в главной роли. Как Вы и требовали, в титрах указано, что фильм снят на основе реальных событий. Я его уже просмотрел и могу со всей ответственностью заявить: впечатляет! Подбор актёров, имя продюсера и качество самого фильма наверняка обеспечат ему значительный успех, что поможет нам сформировать благоприятное общественное мнение.
Сид Батрак, директор пресс-службы ДБ КЭ, 29 июля 835 год Конфедерации (2981 год от основания Ромы)
Глава 6
Зло беспощадно к людям и безразлично к истине – в этом его сила. Противостоять ему может лишь тот, кто сохраняет мужество и способность любить, даже находясь на грани отчаянья.
Огиес-Пустынник. "Двенадцатый апокриф"
11 декабря, 16 ч. 22 мин. Посёлок Варенец Славнинского уезда
Тусклый, скособоченный алюминиевый чайник, стоящий на хромоногой керосинке, словно памятник на постаменте, всхлипнул, предупреждая, что почти готов выплеснуть содержимое через носик, гордо задранный вверх.
– Помолчи, – предостерёг его сутулый пожилой мужчина в потёртой меховой жилетке на голое тело и чёрных в серую полосочку штанах, сшитых по моде тридцатилетней давности. Чайник недовольно приумолк, всем своим видом давая понять, что надолго его терпения может не хватить.
В маленькое окно с замутнёнными стёклами бились редкие снежинки, гонимые протяжно завывающим ветром, но ни одна из них не могла просочиться в крохотную комнатушку – все щели были тщательно протыканы серой ватой.
– Так… Значит, перерыв на чаепитие… – сказал человек сам себе, доставая с буфетной полки полупустую баночку с вишнёвым вареньем, побитую эмалированную кружку и холщовый мешочек с развесной заваркой. – Чаю попить – это святое. Почти святое… А что, спрашивается, в наше время не почти… Ничего до конца не доделывают – даже мерзости. Да умолкни ты! – Он наконец снял чайник с конфорки, плеснул в кружку кипятку, ополоснул её и вылил воду в горшок с пупырчатым кактусом. – Если есть что сказать, подожди, когда тебя захотят слушать… Кто ещё там?!
Тот, кто стоял за дверью, даже не успел постучаться – обитатель каморки расслышал его осторожные шаги в прихожей.
– Господь на небе, а я на земле, – донёсся из-за двери приглушённый голос, и снова наступила тишина. Нежданный гость явно робел второй раз заявить о себе, прежде чем ему будет дан ответ.
– В дыре ты, а не на земле, – проворчал хозяин, досадливо крякнув. – В самой зловонной и мерзкой дыре. Зачем пришёл?
– Позвольте войти…
– Входи, Йорик, раз уж припёрся.
Дверь осторожно скрипнула, и в медленно расширяющуюся щель протиснулась голая макушка, окружённая венчиком чёрных волос, а шляпу входящий держал в руке.
– Неотложное дело, Высокий Брат, – виновато сказал он. – Знаете же, что по пустякам не стали бы…
– В наше время ничего, кроме пустяков не осталось. Даже смерть – сущая ерунда. Проходи быстрей – и так холодрыга.
– Они всё-таки решились! – Гость торопливо закрыл за собой дверь. – Они уже месяц как начали! У них база на севере, возле Гремихи! Братья беспокоятся, а мне так просто страшно. Вы же знаете, Высокий Брат, я никогда не страдал излишним безрассудством, и мне непонятно, как серьёзные государственные люди могли…
– Люди всё могут! – сообщил хозяин каморки, доставая с полки вторую кружку. – Ты лучше скажи, почему мне сообщили так поздно?
– Так ведь никто и не знал! Вы же в курсе – у нас есть глаза и уши и в канцелярии Посадника, и в Верховном Вече, и в Малом Соборе… Но, увы, Спецкорпус так засекретил операцию, что информация просочилась только сейчас. Высокий Брат, мне страшно. Может быть, пока не поздно, нам всем перебраться куда-нибудь? В Сиар, например, или в конунгаты…
– Ага! В конунгаты. У тебя там родственники остались?
– Никак нет! Шесть поколений моих предков в Гардарике проживало…
– Знаешь, Йорик, я вообще не понимаю, как ты не боишься на улицу выходить…
– Боюсь, а что делать, – гордо сообщил гость. – Страх позволяет видеть последствия. Я же не паникую – я просто боюсь, и в этом моя ценность для Ордена.
– Пей чай-то. Только сахара у меня нет.
– Я принёс. – Гость бросился к полиэтиленовому пакету, оставленному им при входе. – Я предусмотрел.
– А теперь давай подробности. Только медленно и по порядку.
– Информация получена от Ионы Кречета, рыцаря первого омовения, личного секретаря епископа Свияжского, Малюты Топтуна, послушника Ордена, поручика Спецкорпуса, и Анфисы Буряк, послушницы Ордена, невестки начальника отдела сортировки информации Канцелярии Верховного Вече. Сведения первого источника: епископ Свияжский заявляет, что генерал Сноп начисто выжил из ума, увлёкся какой-то бесовщиной и сейчас занят отбором колдунов и прочих ворожей в "магический взвод стратегического назначения", некоторые постоянные члены Малого Собора об этом осведомлены, но закрывают глаза, поскольку не хотят связываться с Тайной Канцелярией. Второй источник: четыре месяца назад с территории Гремихинской исследовательской базы Спецкорпуса эвакуированы все офицеры, проходившие там переподготовку и курсы повышения квалификации, в здании полностью заменён обслуживающий персонал, охрана. Также частично заменён преподавательский состав. На режимном объекте № 3, находящемся по соседству, месяцем раньше произведён ремонт ограждения, бараков и караульных помещений, с наёмных рабочих была взята подписка о неразглашении по форме "А". Третий источник: начальник отдела сортировки информации Канцелярии Верховного Веча статский советник Семён Буряк, будучи в скверном настроении и некотором подпитии, кричал на членов семьи, что разделает всех, кто под руку попадётся, как наши доблестные колдуны скоро покажут кузькину мать проклятым желтомордым. Всё! А теперь, Высокий Брат, только скажите, что я вас зря побеспокоил и всё это пустяки! Только скажите – мне, ей-богу, от этого будет большое облегчение.
– Значит, говоришь, объект № 3… – Магистр добавил кипятка в свою кружку и задумчиво потёр пальцем свой рыхлый нос.
– Вот именно! Они решили-таки использовать заначку… И, главное, ни Ордену – ни слова, ни Малому Собору… А может, не хуннов они бить собираются? Может, они решили разогнать Орден, Собор, Вече. Я давно подозреваю…
– Они уже предлагали нам сотрудничество, но мы отказались.
– Как?! – У полномочного курьера отвисла нижняя челюсть. – А я почему не в курсе?
– А потому что нет такого человека, которому положено знать всё!
– Но у вас ведь вся связь только через меня…
– Это тебе так кажется. – Магистр допил свой чай. – А теперь мне на работу надо, а то околоточный надзиратель ругаться будет, что тротуар не убран. Намело за день…
– Но позвольте…
– Ничего нового ты мне не сообщил, так что зря побеспокоил. – Магистр посмотрел на него с лёгким укором. – А братьям скажи: пусть не вмешиваются. Я этим господам хорошим подброшу нашего человечка. Если они слишком далеко зайдут, он поможет им вовремя остановиться. Хотя, скорее всего, не зайдут они никуда – ни далеко, ни близко… Иди.
– Это ещё не всё.
– Что ещё?
– Кто-то кроме нас всем этим интересуется…
– Кто?
– Я же говорю: кто-то. Не знаю я… Вчера неизвестные похитили майора Спецкорпуса, одного из непосредственных, кто в курсе.
– А вот его вы мне найдите. Сообщить об исполнении сразу же. И не надо ко мне каждый раз бегать за тридевять земель – телефон есть. А если что-то серьёзное – призрака пошлите, только не такого мямлю, как в прошлый раз.
Курьер торопливо схватил шляпу, которую так и держал на коленях, пока продолжался разговор, вскочил с табуретки и, пятясь, двинулся к выходу.
– А будет позволено… по личному вопросу? – Он уже упёрся спиной в дверь.
– Тебе всё можно.
– Сын у меня… Девятнадцать лет. От рук отбился. С девкой какой-то спутался. По-моему, стерва. И слова ему не скажи…
– Хорошо, я посмотрю, как время будет.
Курьер вышел, согнувшись в поклоне, словно покидал не тесную каморку дворника, а тронный зал какого-нибудь древнего восточного деспота.
11 декабря, 22 ч. 10 мин. Загородная резиденция промышленника Первой гильдии Егора Летуна, окрестности г. Окулов Пестовского уезда
Семь призраков, похожих на свечи, догорающие в тумане, приближались медленно, но неумолимо. Не пройдёт и тысячи лет, прежде чем они преодолеют эту дюжину аршин пустоты и утащат за собой – то ли в бездну, то ли на небеса. В бездну не хочется, на небеса – почему-то тоже… И ещё жаль того времени, что пришлось и ещё придётся потратить на ожидание неизвестно чего и неизвестно где. Может статься, и ждать-то уже нечего, и то, что сейчас происходит – не просто надолго, а навсегда. Лучше бы сразу по голове шпалой стукнули…
События давнего-давнего-давнего утра снова всплыли из глубин памяти, и на мгновение показалось, будто всё произошло только что, а пустота, по которой бродят беспризорные призраки, – всего лишь плод воображения, надломленного психической травмой.
– …а если дед перестарался, я ему лично…
Похоже, человека обидели. В голосе неподдельная горечь и слепое отчаянье, которое он с трудом пытается скрыть, но получается неважно. Первый сигнал из далёкой реальности после бесконечного молчания несуществующей вселенной. Кто бы ты ни был, привет тебе, человек, если ты их плоти и крови, и сердце твоё умеет страдать…
– …да если он очнётся, я тебе всё отдам. Поняла? Всё! А дедок всё равно получит на орехи – не от меня, так от председателя. Вся схема погореть может, и копенхальмские пацаны нас обойдут, и даже чмошники эверийские. Ядрёна вошь, предпоследнее задание, и были бы на финише. Денег прорва ушла…
Когда у человека проблемы, подобные вопли отчаянья – лишь попытка спрятаться от необходимости их решать, стремление понадеяться на случай. И, кажется, уже можно понять, чего хочет обладатель этого голоса, визгливого и надтреснутого одновременно. Ему кровь из носу нужно, чтобы тот, кто лежит на чём-то жёстком, не в силах пошевелиться, пришёл, наконец, в себя. Что ж, желание похвально, и против его исполнения едва ли можно что-то иметь. Но, прежде чем пойти навстречу, стоит сделать паузу. К бесчувственному телу обычно бывает меньше претензий, чем к человеку, находящемуся в здравом уме и твёрдой памяти.
– Не паникуй ты раньше времени, – вторгся в темноту раздражённый женский голос. – Очнётся твой жмурик, и проведём процесс, как положено. Нам всего-то двести очков осталось взять, и дело в шляпе.
– Всего-то?! Полбалла недоберём, и, считай, всё дело прогадили! – рявкнул на подругу нервный тип, не переставая притопывать, как будто со вчерашнего утра отстаивал длинную очередь в общественный туалет. – Вколи ему ещё чего-нибудь…
– Тогда точно издохнет. Всё, что могла, я сделала. Да очнётся он, не психуй.
– Смотри, веко у него дёрнулось!
– Я же говорила.
В нос ударил густой запах дорогих духов, а по лицу пробежались кончики чьих-то волос. Матвей Сохатый, майор Спецкорпуса, едва не чихнул. Скрывать далее то, что сознание к нему вернулось, смысла уже не было.
– Ну, вставай же, родненький! Вставай. Нам без тебя знаешь как хреново. – Женщина оказалась пухленькой брюнеткой лет тридцати, одетой, как на сельскую дискотеку – в фиолетовую блузку, жёлтую юбочку, едва прикрывающую бёдра, чёрные колготки в крупную сеточку и кроссовки – белый верх, чёрный низ.
– Поднимайся, а то башку разобью, – пообещал её кавалер, юноша лет двадцати с лицом, опухшим то ли с недосыпу, то ли от пьянства.
Майор, пытаясь приподняться на локте, осмотрелся, заметив, что в просторном помещении без окон, освещённом мерцающими лампами дневного света, кроме этих двоих и его самого никого нет. Значит, этому пропитому мальчонке будет весьма затруднительно привести в исполнение свою угрозу – здоровья у него едва ли хватит…
Оказалось, что его запястья скованы наручниками, а ног он почти не чувствует. Значит, действие той гадости, которой накачал его дедок с грибами, ещё не закончилось. Что ж, нет худа без добра: по крайней мере, будет меньше соблазнов начать действовать, прежде чем в ситуации возникнет хоть какая-то ясность. Он резким движением сел, и причудливо одетая дамочка резво отпрыгнула в сторону.
– Но, ты… Полегче. А то Саввочка – псих ещё тот. А кому ты нужен будешь с дыркой в черепе, – опасливо предупредила она, прячась за спину своего кавалера.
– Вставай! – рявкнул юнец, выдёргивая из-за пояса резиновую дубинку.
– А вы вообще кто? – Майор решил поддержать разговор, делая довольно неуклюжую попытку подняться. Ноги были словно из ваты, руки затекли, а в голове шумел прибой.
– А это тебе скоро во всех подробностях распишут, – пообещал юнец, и не думая помочь пленнику подняться. – Нехрен было выступать против Бога и здравого смысла! Жил бы себе спокойно.
Здравого смысла? Да, посмотришь на эту парочку – и здравый смысл так и прёт из них рядами и колоннами… А встать всё-таки надо.
– Так! Значит, клиент созрел? – В проёме распахнутой двери стоял человек в красной мантии с капюшоном, закрывающем верхнюю часть лица.
– Тебя кто сюда звал! – окрысилась на него девица, и тот послушно исчез, осторожно, без скрипа, прикрыв за собой дверь.
– Всё, пора. – Юнец взял её под локоть, и в тот же миг в комнате погас свет.
Сначала показалось, будто вернулось недавнее забытьё, и сейчас где-то на невидимой линии горизонта появятся уже ставшие почти родными далёкие призраки, похожие на свечи, догорающие в тумане. Главное – ничему не удивляться. Если в полной мере осознать всю нелепость ситуации, то вполне можно потерять остатки самообладания.
Теперь казалось, что прошло всего несколько минут с тех пор, как он стоял на платформе и ждал электричку, что само по себе было дико: майор Спецкорпуса, находящийся при исполнении служебных обязанностей, вынужден добираться до места самым демократичным видом транспорта…
Он вдруг явственно почувствовал, что на него кто-то смотрит из темноты. Ну, конечно – девица с парнем никуда деться не могли, они просто зачем-то притаились, затихли и, похоже, даже перестали дышать. Правда, трудно себе представить, что у кого-то из той парочки может быть такой тяжёлый пронизывающий взгляд, от которого внутри становится тревожно и зябко. Сейчас главное – чтобы ноги не подломились. Встать во второй раз будет не легче, чем в первый.
Впереди, как раз там, где находился дверной проём, вспыхнула свеча. Давешний тип к красной мантии нёс её перед собой на вытянутых руках, держась за высокий бронзовый подсвечник. Он прошёл внутрь помещения, шагнул в сторону и остановился слева от двери. Следом появилась ещё одна точно такая же тощая фигура и заняла позицию с противоположной стороны дверного косяка. Теперь они стояли, как почётный караул в ожидании некой важной персоны.
Никакой персоны в последующие несколько секунд не появилось, зато зазвучал орган, и тяжеловесная фуга заполнила всё помещений, которое было явно тесновато для такой музыки.
– Не желаешь ли ты, нечестивец, преклонить колени перед Высоким Трибуналом Священного Дознания?! – Чей-то трубный голос органично влился в ткань мелодии.
– На колени, дурак! – Давешняя девица оказалась за спиной и как-то несмело шлёпнула его по плечу.
– Я лучше постою.
– Ну, тебе же хуже.
В дверном проёме начали одна за другой появляться фигуры в чёрных балахонах, и каждая приносила с собой свечу, так что вскоре стало достаточно светло, чтобы разглядеть стены, пол и потолок. Обстановка в комнате странным образом изменилась: теперь вдоль противоположной стены, слева от входа, стоял длинный стол, покрытый скатертью из чёрного бархата, за ним виднелись резные спинки семи стульев, и та, что посередине, была выше прочих. Это действительно было похоже на зал для судебных заседаний времён охоты на ведьм, не хватало только дыбы и жаровни для каления пыточного инструмента.
"Граждане судьи" заняли свои места, и каждый поставил перед собой свечу.
– Разрешите огласить обвинительное заключение? – обратился к председательствующему пропитой юнец, вынырнув из самого тёмного угла, словно чёртик на пружинке.
– Э-э-э… В соответствии с процедурой… – несколько невпопад ответил глава Трибунала, откинув назад капюшон. Наверное, при свете дня, его внешность показалась бы самой заурядной. Сморчок как сморчок: маленькое, с кулачок, лицо, изрытое глубокими, не по возрасту, морщинами, венчал клок редких волос, тщательно зачёсанный с затылка на лоб. Но сейчас в его глазах сверкали отблески свечей, и каждая морщина казалась боевым шрамом, полученным на полях сражений.
– Так, – начал юнец, уткнув глаза в свиток, со стороны выглядевший, как настоящая древняя рукопись. – Сохатый Матвей, офицер Тёмного Воинства, обвиняется в ереси, святотатстве, колдовстве, хулении Господа и Церкви, растлении сердец, служении Нечистому, одержимости Нечистым, лжи на исповеди, гонениях на праведников и подвижников, идолопоклонничестве, отрицании святости Причастия, осквернении святынь и оскорблении Высокого Трибунала Священного Дознания отказом стать на колени. По пунктам обвинения следствие располагает следующими фактами…
– Можно покороче? – вмешалась томная блондинка, сидящая за столом крайней справа.
– Нельзя, – бесстрастно осадил её председательствующий. – Данное дело требует особо тщательного рассмотрения.
– Первое, – продолжил юнец, недовольно глянув на блондинку. – Сохатый Матвей не просто замечен в еретических высказываниях, которые можно расценить как заблуждения. В возрасте шести лет на призыв собственной матери помолиться перед обедом он ответил: "Только я сперва схожу пописаю", и в этой сказанной им фразе уже заложены основания для всех вышеизложенных обвинений. Позднее, в выпускном классе кадетского корпуса, в частной беседе с приятелем о том, стоит ли поступать в юнкерское училище, упомянутый Матвей допустил следующее высказывание: "Богу всё равно офицер ты или полотёр. Когда ему приспичит, тогда он тебя и шлёпнет".