Я села на ближайшую скамью и принялась ждать.
- Ты и Маршалл - постоянная пара?
Я думала, Джанет попросит меня быть ее споттером или перейдет к трудным вопросам последней ката, которую мы изучили на занятиях по карате.
Сегодня все хотели знать о моей личной жизни.
Мне вроде как нравилась Джанет, поэтому ответить ей было труднее, чем Дарси. Если я отвечу "нет", это будет означать, что Маршалл теперь честная добыча для любой женщины, которая захочет его подцепить после моего отказа от всяких прав на эту персону. Скажу "да" и окажусь прикованной к Маршалу на все обозримое будущее.
- Нет, - ответила я и пошла делать последний подход.
По пути в раздевалку Джанет остановилась и спросила:
- Ты на меня злишься?
Слегка удивившись, я ответила:
- Нет, - но по-настоящему удивилась, когда Джанет засмеялась.
- Ох, Лили, - качая головой, сказала она. - Ты такая странная.
Она произнесла это так, будто моя странность была милой маленькой причудой, вроде настойчивого желания, чтобы брюки подходили по цвету к обуви, или привычки носить по понедельникам зеленое.
Я покинула "Телу время", недовольная тренировкой. Я имела первую беседу на личные темы с Дарси Орчадом и надеялась, что она станет последней. Я убедилась, что Джанет Шук сохнет по Маршаллу Седаке, - эту новость нельзя было назвать сенсационной. Дел почти наверняка не просил женщину стать его споттером. Еще я выяснила, что чувствует Рафаэль, когда получает прохладный прием в заведении, за постоянное посещение которого платит деньги.
Но дороге домой я пыталась уяснить причины своей неудовлетворенности. С чего я решила, что утром должна получить нечто большее, нежели хорошую тренировку? В конце концов, меня так же мало касалось то, что случилось в "Телу время" в ночь, когда умер Дел, как Джанет - вопрос о том, связывают ли нас с Маршаллом какие-то обязательства.
Мне не слишком нравился Дел. Почему меня заботит, погиб он в результате несчастного случая или его убили?
Я сказала Клоду, что Дел был безобидным человеком.
Принимая душ, я впервые по-настоящему задумалась о Пакарде.
Он не отпускал шутливых замечаний насчет моей силы, которые я время от времени слышала от других мужчин. Когда я оказывалась рядом, он был в меру этим доволен, но и без меня не скучал. Дел бывал рад помочь мне во всем, о чем я просила, и чрезвычайно гордился тем, что стал чемпионом Шекспира. Он с удовольствием продолжал бы заниматься этим всю свою жизнь… если бы она и дальше текла обычным путем.
Пакард любил маму и папу, посылал цветы своей подружке Линди, удовлетворительно выполнял свою работу и жил себе да жил, не досаждая ни единой живой душе. Он страстно хотел лишь одного - снова стать чемпионом, на этот раз номер один.
Если споттер убил Дела по неосторожности, то должен был выйти вперед. Если он поступил так по злому умыслу, за это тем более следовало заплатить.
Я высушила полотенцем волосы и наложила макияж, все еще обдумывая смерть Дела, пытаясь понять, почему лично заинтересована в том, чтобы найти ответы на вопросы.
Полиция работала над расследованием обстоятельств смерти Дела. Это должно было меня удовлетворить. Я явно не рвалась сама выискивать факты после того, как осенью забили до смерти Дарнелла Гласса, а несколько недель спустя застрелили Лена Элгина. Оба случая так и остались нераскрытыми.
Ответ пришел ко мне, когда я садилась в машину, чтобы ехать на первую работу. Смерть Дела заботила меня по еще двум причинам. Во-первых, в дело впутали Бобо Уинтропа, отчасти потому, что я кое-что сказала Клоду. Во-вторых, меня расстраивало, что Дела убили в клубе, в одном из немногих мест, где я чувствовала себя как дома. Поэтому мне были небезразличны как смерть Дела, так и расплата за нее.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Тянулись однообразные дни, и я все больше и больше скучала по Клоду.
Он заботился обо мне несколько месяцев, когда я была ранена. Фридрих помогал мне мыться над раковиной, одеваться, возвращаться в постель. Я чувствовала себя совершенно естественно, накладывая перед ним макияж - поступок, который он истолковал как признак того, что мало меня интересует как мужчина.
Я поняла, что Клод углядел в этом самое худшее. Он счел, что я крашусь и мажусь не для него, а для всего остального мира.
Единственная правда, обнаруженная в самой глубине сознания, состояла в том, что я скучаю по Клоду, по тому, как он заглядывал на обед, по его периодическим появлениям у моих дверей с едой, взятой навынос из китайского ресторанчика, или с видео из проката.
Еще одной правдой было то, что я не переживаю по поводу прежних отношений с Маршаллом, когда у нас ним были свидания. Вообще-то мне нравилось возвращение к прежнему товариществу, к отношениям на уровне наставник - ученица, которые связывали нас прежде. Их изменение меня смутило.
Сегодня на улице я видела возлюбленную Дела Пакарда, Линди Роланд. Прежде она была рослой улыбчивой девушкой с длинными каштановыми волосами, теперь как будто ссутулилась, глаза ее покраснели. На похоронах Дела, если верить разговорам в "Телу время", Линди была просто убита горем.
Что ж, Дел в земле, на кладбище, именуемом "Покойся с миром", а его девушка одинока.
Поужинав тем вечером в уединении, вымыв посуду и прибравшись, я принялась расхаживать по дому.
Я снова приняла душ, смыла макияж, убедилась, что гладко выбрита там, где надо, что брови у меня подщипаны, и пустила в ход все обычные лосьоны и крошечную толику духов.
Потом я, голая и нерешительная, постояла в спальне. Еще не успев заглянуть в шкаф, я знала, что там увижу: голубые джинсы, футболки, одежду для занятий спортом, пару платьев и костюм из моей бывшей жизни. Сама мысль об обольщении показалась мне неописуемо глупой, когда я увидела свою скудную экипировку.
Внезапно я отвергла эту идею. Она казалась неправильной. Клод заслуживал внимания какой-нибудь более уступчивой особы с шелковой короткой ночной сорочкой и воскресным платьем.
Больше всего на свете я ценила контроль над собственной жизнью и не готова была уступить его Маршаллу, а теперь и Клоду, связать свою жизнь с их жизнью. Ни один из них не нужен был мне настолько, чтобы совершить пугающий прыжок. Это осознание оказалось горьким.
Злясь на саму себя, на Клода, я натянула темную одежду и вышла прогуляться. Я мало спала в ту ночь.
Взглянув вверх, на окна Клода, я увидела, что у него горит свет. Если бы я нашла в себе нужные чувства, то находилась бы сейчас там, наверху, деля с ним этот свет, и он был бы счастлив… по крайней мере на некоторое время.
Я брела по Шекспиру, растворившись в ночи, и через некоторое время начала чувствовать холодок и влагу. Дрожа в своей куртке, я прошла еще несколько кварталов и уже возвращалась домой, когда увидела, что у меня есть компания.
По другой стороне улицы, так же тихо и мрачно, как я, шел незнакомый мужчина с длинными черными волосами. Мы молча повернули головы и посмотрели друг на друга. Никто из нас не улыбнулся и не заговорил.
Я не чувствовала ни страха, ни гнева. Через несколько секунд мы разминулись, продолжили свой путь в знобящей влажной ночи.
Я припомнила, что уже видела этого человека раньше. Где? И тут меня озарило. Это тот самый парень, который тренировался с Дарси Орчадом в день, когда Джим Бокс лежал с гриппом.
Я отправилась домой, чтобы поработать со своей подвесной грушей, свисавшей с потолка в центре моей пустой второй спальни.
Я отрабатывала когэн-гэри, щелкающий пинок, до тех пор, пока не начал гореть подъем стопы. Потом - майе-гэри, прямой удар ногой, до ощутимой боли. Дальше я просто колотила грушу руками, снова и снова, заставляя ее раскачиваться, - никакого искусства, чистый расход энергии.
Наконец я тяжело опустилась на пол и вытерла лицо розовым полотенцем, которое всегда висело на крючке у двери.
Теперь, после душа, я, вероятно, усну.
Натянув на себя одеяло и повернувшись на правый бок, я задумалась: где тот человек, что он делает, почему шел в ночи?
На следующее утро я чувствовала себя слишком вялой, чтобы отправиться в "Телу время", хотя мне полагалось делать упражнения для груди и бицепсов, мои любимые. В порядке компенсации я заставила себя сделать пятьдесят отжиманий и столько же раз подняла ноги.
Пока я лежала на полу, то поневоле заметила, что с плинтусов надо вытереть пыль, и, промокнув лицо розовым полотенцем, использовала его для этого.
Швырнув полотенце в корзину с грязным бельем, я проделала свои обычные утренние приготовления.
По средам я в первую очередь убирала квартиру Дидры Дин, находящуюся в соседнем доме. Она жила этажом выше шефа полиции Клода Фридриха.
По просьбе местного юриста, распоряжавшегося владениями покойного Пардона Элби, я продолжала прибираться в общественных местах многоквартирного дома до тех пор, пока его наследник занимался какими-то другими делами.
Итак, я заметила, сколько грязи арендаторы натащили в дом после недавнего дождя, и решила, что должна дополнительно пропылесосить здесь после обычной уборки, которую делала поздно в субботу.
Отцепив от пояса рабочие ключи, я быстро пошла вверх по лестнице, но дверь Дидры оказалась заперта. Она все еще была дома, снова опоздала на работу. Я сунула ключ в карман и постучала. С другой стороны двери раздался шаркающий звук шагов, потом Дидра обменялась с кем-то резкими репликами - слов я не разобрала.
Я насторожилась. Не потому, что Дидра оказалась не одна. В этом не было ничего удивительного. Она верила в то, что отдаваться кому попало - весело. Но шарканье, резкие слова - такого тут обычно не бывало.
Когда Дидра рывком распахнула дверь и шагнула назад, я увидела, что посетитель - ее отчим, Джеррелл Кнопп. Он женился на состоятельной вдове Лэйси Дин и, что называется, поднялся. Кнопп был привлекательным - стройным, седовласым, с яркими голубыми глазами - и обращался с женой вежливо и ласково, если те немногие случаи, когда я наблюдала их общение, являлись нормой. Но в характере Джеррелла имелись злые черточки, и сейчас Дидра приняла на себя удар. На ее руке виднелся ярко-красный отпечаток, как будто отчим держал ее мертвой хваткой. Он был не слишком доволен, когда Дидра меня впустила.
Просто замечательно.
- Шеф полиции рядом, за стенкой, - солгала я, зная, что Клод наверняка уже на работе. - Он может в мгновение ока оказаться здесь.
Я перевела глаза с красного отпечатка на Джеррелла, решила, что не уклонилась бы от стычки с ним, если бы не было другого выхода, но не предвкушала ее.
- У нас семейный разговор, Лили Бард. А ты не лезь не в свое дело, - очень твердо произнес Кнопп.
Я подумала, что из-за одного этого хотела бы его ударить.
- Это квартира Дидры. Думаю, она имеет право голоса относительно того, кто уходит, а кто остается.
Я всегда надеялась, что Дин продемонстрирует кое-какую силу характера или хотя бы относительно здравый смысл, и всякий раз разочаровывалась. Это утро не было исключением.
- Тебе лучше начать со спальни, - тихо сказала Дидра, на лице которой виднелись слезы. - Со мной все будет в порядке, Лили.
Я бросила на ее отчима предупреждающий взгляд и понесла свою коробку с моющими принадлежностями в спальню Дидры.
Отсюда открывался гнетущий вид на парковку, за которой высилась железнодорожная насыпь. Из-за насыпи виднелась часть магазина пиломатериалов и скобяных товаров Уинтропа, расположенного по другую сторону железной дороги. Самой интересной деталью вида из окна этим утром был красивый красный "таурус" Дидры на парковке, на полдороге к своему месту. Кто-то взял баллончик с белой краской и аккуратно вывел "Она трахает ниггеров" на капоте машины.
Я почувствовала себя старой и больной.
Дидра, очевидно, выехала со своего места на парковке, прежде чем заметила надпись. Потом, как я предполагаю, она побежала в дом, чтобы позвонить маме, вместо которой приехал отчим.
Меня накрыла волна ярости и страха. Я злилась в основном на подонков, которые испоганили машину Дидры и, скорее всего, ее жизнь. Пройдет немного времени, и эту историю будет обсуждать весь город. Как и в случае с дурной репутацией Дин, слухи будут безудержными, не ограниченными никаким благоразумием.
А еще - к моей чести, куда меньше - я сердилась на саму Дидру. Она время от времени спала с Маркусом Джефферсоном, который тоже жил в этом многоквартирном доме, через коридор от Клода. Дин сказала мне, что занималась этим не по благородной причине вроде любви и даже не по какому-то эксцентричному поводу вроде дружбы наций. Она трахалась с ним просто веселья ради.
Ты не можешь вести себя так в Шекспире, если не готов платить по счетам. И вот Дидра получила счет.
Пару раз с многозначительным видом я пересекла гостиную, пока Джеррелл и Дидра продолжали свою стычку. Я не могла назвать это диалогом, поскольку то, что говорил один, никак не влияло на то, что отвечал другой. Джеррелл бранил Дидру на чем свет стоит за то, что она втоптала себя и свою мать в грязь, осквернила собственную честь, сделала их всех мишенью для слухов и подвергла опасности.
- Ты знаешь, что случилось с тем черным парнем меньше двух месяцев назад? - хрипло спросил Джеррелл. - Хочешь, чтобы что-нибудь в том же духе произошло с тобой? Или с человеком, с которым ты ложишься в постель?
Когда Джеррелл это сказал, я полировала зеркало Дидры над туалетным столиком с девятью ящиками и увидела свое отражение. Меня словно тошнило. Джеррелл имел в виду Дарнелла Гласса, забитого до смерти одним или несколькими неизвестными типами. Я была знакома с ним.
- Но, Джеррелл, я этого не делала! - упорно отпиралась Дидра. - Я не знаю, почему в голову кому-то пришла такая идея!
- Девочка, все, кроме твоей матери, знают, что ты всего лишь шлюха, которая не берет денег, - жестоко сказал Джеррелл. - Лэйси покончит с собой, если узнает, что к тебе прикасались черные руки.
Я скорчила рожу в зеркале, вытирая верх туалетного шкафчика, потом уронила пару сережек в коробочку, где Дидра держала их.
- Я этого не делала! - простонала Дин.
Она во многих отношениях вела себя по-детски, верила: если ты что-то отрицаешь достаточно часто, то этого и вправду не произошло.
- Дидра, если ты немедленно, сию же минуту не изменишь своего поведения, с тобой случится кое-что похуже, чем заляпанная машина. Я не смогу этому помешать! - сказал Джеррелл.
- Что ты имеешь в виду? Что может быть хуже? - всхлипывая, спросила Дидра как-то по-детски, весьма глупо.
- Есть множество вещей похуже, чем немного белой краски, - мрачно проговорил Джеррелл, но голос его теперь звучал чуть мягче. - В городе живут люди, которые серьезно воспринимают ситуации вроде той, в которой очутилась ты. Не поверишь, насколько серьезно.
Он ей угрожал.
Вопреки обыкновению, я была полностью "за". Какую бы сильную неприязнь я ни испытывала к Джерреллу Кноппу, меня устраивал любой метод, способный напугать Дидру так, чтобы та бросила свой рискованный образ жизни. Если эта женщина двадцати с лишним лет, часто кажущаяся куда более юной, не начнет жить иначе, она подхватит СПИД, какую-нибудь другую болезнь или приведет домой того, кто зверски с ней обойдется.
- Теперь вот что. - Джеррелл постепенно сбавлял обороты. - Я уже позвонил в мастерскую и договорился, чтобы тебе перекрасили машину. Только перегони ее туда. Донни подбросит тебя на работу, я отвезу домой, а твоя машина будет готова через пару дней.
- Я не могу ее туда перегнать, - проскулила Дидра. - Я умру.
- Ты можешь умереть, если не будешь держаться подальше от чернокожих мужчин, - ответил отчим, в голосе которого прозвучало резкое предупреждение.
Джеррелл не теоретизировал. Он что-то знал.
Я почувствовала, как зашевелились волоски у меня на шее, и шагнула в гостиную, держа в руке тряпку, которой вытирала пыль. Джеррелл и я смерили друг друга пристальными взглядами.
- Ты не доставишь мою машину в мастерскую? - спросила Дидра с видом маленькой девочки, которая знает, что просит о многом, но для нее самой слишком трудно сделать такое.
- Нет, - коротко ответила я и вернулась к работе.
Я не знала, как Дидра и Джеррелл все уладили, и снова принялась за уборку, усиленно размышляя обо всех тех, кто был вовлечен в это дело, включая Маркуса Джефферсона. Я готова была побиться об заклад, что сейчас Маркус в ужасе. Он работал на том же заводе, что и Джеррелл Кнопп. Даже если Джефферсон не видел машины Дидры, когда утром уходил на работу, кто-нибудь на фабрике уже рассказал ему обо всем. Я считала, что Маркуса это встревожит, если не ввергнет в панику.
Моя самая старая клиентка, Мэри Хофстеттлер, рассказала мне, что семьдесят лет назад Шекспир страдал от линчеваний на расовой почве. Будь я на месте Маркуса Джефферсона, те времена были бы для меня все равно что вчера.
Дидра с Джерреллом убрались вон, не поговорив со мной, что меня очень даже устраивало. Я закончила работу в тишине и покое, хотя бы в том небольшом, который они оставили после себя.
В квартире все еще эхом отдавались отзвуки гнева и страха различной интенсивности. Мне казалось, что эти потоки дурных чувств ползут по Шекспиру, как смог. Маленький город, принявший меня, обычно был тихим, предсказуемым, с медленной жизнью. Мне это нравилось.
Я загрузила арсенал моющих средств в машину, пытаясь прогнать гложущее меня беспокойство.
Следующей в моем рабочем расписании значилась новая клиентка, Муки Престон, и я сумела слегка приободриться, пока ехала к ее дому.
Раньше я никогда не работала на Сикамора-стрит. По обеим сторонам улицы выстроились маленькие белые домики с аккуратно убранными сквериками. Этот район вырос в пятидесятых годах и в большинстве случаев оказывался отправной точкой пути новобрачных и конечной - пенсионеров.
Дом Муки Престон стоял в середине квартала и ничем не отличался от остальных. На подъездной дорожке была припаркована зеленая "тойота" с иллинойскими номерными знаками. Если по машине можно судить о состоянии дома, то Муки Престон нуждалась в моих услугах, причем очень сильно. "Тойота" была пыльной, снаружи - в полосах грязи, внутри - заваленной газетами и остатками фастфуда.
Я быстро постучала в заднюю дверь, и тот же глубокий, сочный голос, который я слышала по телефону, отозвался:
- Иду-иду!
Примерно через минуту дверь отворилась, и женщина по другую сторону второй, сетчатой, створки уставилась на меня. Она ничего не говорила. Мы молча рассматривали друг друга.
Муки Престон была моложе меня, где-то лет двадцати пяти. Очень грубые прямые рыжеватые волосы, завязанные в "конский хвост", золотистая веснушчатая кожа, большие темно-карие глаза. Круглое лицо, идеальные белые зубы. Если на ней и был макияж, я не смогла его разглядеть.
Несмотря на то что она была очень хорошенькой и улыбалась самым дружелюбным образом, эта женщина выбила меня из колеи.
Если судить по гаснущей улыбке, Муки испытывала те же чувства в отношении меня.
- Вы Лили Бард? - осторожно спросила она.
- Да.