* * *
Ночью меня снова донимали кошмары. Собственно, это был один и тот же сон - все та же череда ужасных событий и образов, ни один из которых припомнить конкретно я не мог, что однако не мешало мне пробуждаться от собственного крика в холодном поту. А пару раз имело место даже такое - как мне позже рассказывали Говард и Рольф, - что им приходилось держать меня изо всех сил, чтобы я ненароком не поранил себя, отбиваясь от своих невидимых врагов. Я никогда не помнил своих сновидений целиком, лишь отдельные эпизоды, и главным действующим лицом в них был мужчина с бородой и белоснежной, зигзагообразной прядью и еще какое–то отвратительное создание, которое я так толком и не запомнил: черное с бешено хлещущими по сторонам щупальцами с роговыми кинжалами на концах, а с них капала кровь. И еще голоса, бормотавшие что–то на непонятном мне языке. И голоса эти, и сам язык был древнее нашего человеческого праязыка, а возможно, древнее и самого рода человеческого. Может быть, это и к лучшему, что мне не удавалось вспомнить подробностей. Может, вспомни я их, и разум мой тут же помутился бы от этих видений. Впрочем, с меня было достаточно и того, что все осталось в памяти - видимые словно сквозь какую–то пелену или дымку пейзажи, какие–то диковинные города, где доминировал черный и иные темные тона, для описания которых не хватало слов, немыслимо и жутко деформированные предметы, озера, заполненные глянцево–черной жижей, по берегам которых рыскали невиданные страшенные существа…
Я с трудом отогнал от себя эти видения, подошел к окну и сделал глубокий вдох. Было холодно, пахло снегом и морской водой. Некоторое время я оставался стоять у раскрытого настежь окна, глубоко дыша и наслаждаясь едким пощипыванием свежего воздуха, хлынувшего в мои легкие. Эта легкая, но приятная боль хоть и ненадолго, но все же изгоняла то неприятное, глухое шевеление, терзавшее в последнее время мой мозг, возвращала способность мыслить ясно. Еще с минуту я стоял так, наслаждаясь прохладой и глядя вниз на улицу. Время уже близилось к полудню, и на улице было многолюдно. Люди шли куда–то по своим делам, обычным делам в этот обычный ноябрьский полдень. Вся эта картина была пронизана спокойствием, и если бы не темные грозовые тучи, сгустившиеся на горизонте, и не долетавшее оттуда время от времени тихое погромыхиванье, то ее можно было даже назвать идиллической. Бросив взгляд на улицу, я закрыл окно и повернулся к Говарду.
- Ты не все мне рассказал, - произнес я.
Он медленно опустил газету, посмотрел на меня и устало улыбнулся. Он вообще выглядел устало. Под глазами его залегли глубокие, темные круги, и пальцы едва заметно подрагивали, когда он складывал газету. В противоположность мне в прошлую ночь он и глаз не сомкнул - они с Рольфом поочередно дежурили у моей постели каждую ночь, и роль сиделки нынче досталась Говарду.
Зевнув, он отбросил газету на пол, встал и прошествовал к камину, протянул дрожащие руки к огню и поежился. Пока окна были раскрыты, в комнату проник ноябрьский холод, и сейчас и я сквозь тонкую ночную рубашку почувствовал его. А Говарду, в том состоянии, в котором он пребывал сейчас, это должно быть вдвойне неприятнее. Он, судя по всему, комментировать мою фразу не собирался.
- Что ты на это скажешь? - нетерпеливо продолжал я. Мой голос слегка дрожал, и я понять не мог, от чего - то ли от гнева, то ли от холода. У меня уже вошло в своего рода привычки задавать этот вопрос то Говарду, то Рольфу - в зависимости от того, кто выполнял при мне роль сиделки. И, как и следовало ожидать, мне неизменно отвечали уклончиво, либо просто предпочитали отмалчиваться.
- Что я должен сказать? - отозвался Говард. Повернувшись, он посмотрел на меня со смесью сочувствия и озабоченности во взгляде, что всегда приводило меня в бешенство. С тех пор как мы прибыли в Дэрнесс и я стал здесь оправляться от моих кошмаров, он только и делал, что без конца одаривал меня сочувственными взглядами. Такими взглядами смотрят на заболевших детей или на умирающих, но я ни под одну, ни под другую категорию не подходил.
Гнев поднялся во мне темной волной. Я шагнул к нему и довольно бесцеремонно взял за рукав.
- Не прикидывайся дурачком, Говард, - раздельно произнес я. - Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. С тех пор как мы покинули Лондон, ты все время юлишь, делаешь вид, что не понимаешь меня. Я наконец желаю знать, что здесь идет за игра.
Говард вздохнул.
- Ты ведь еще нездоров, мальчик, - ответил он. - Почему бы тебе не обождать, пока…
В бешенстве махнув рукой, я прервал его:
- Прекрати, Говард, - сказал я. - Я не глупое дитя, с которым можно говорить в таком тоне. Вот уже целую неделю я валяюсь на этой чертовой кровати, ты сидишь здесь со скорбной миной и смотришь на меня так, будто уже снимаешь мерку для моего гроба.
- Если бы все было только так, - пробормотал Говард. - Если бы речь шла только о наших жизнях, я был бы опечален гораздо меньше. Но… - Вздохнув, он прошел мимо меня и снова уселся в кресло, в котором провел всю прошлую ночь.
- И снова туманные намеки, - неприязненно произнес я. Но гнев в моем голосе был, скорее, деланным, и я чувствовал, как во мне просыпается покорность. Спорить с Говардом было просто невозможно, если он сам этого не желал. Пристально посмотрев на него, я прошел к постели и нагнулся за одеждой. Хватит с меня недельного бездействия.
- Куда это ты собрался? - бесстрастно спросил Говард.
- Вот, одеваюсь, - с раздражением прошипел я, стараясь попасть ногой в брючину. Но стоило мне лишь наклониться, как у меня тут же закружилась голова, и последнее, что я запомнил, было лицо Говарда и мелькнувшие перед моим лицом половицы.
- Ну как? - спокойно осведомился он. - Убедился?
Я ничего не сказал. Это был уже не первый приступ дурноты и слабости. С момента моей встречи с ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМИ они происходили со мной не раз, правда, не так часто, как кошмарные сновидения, но с завидной регулярностью. И каждый новый такой приступ был мучительнее предыдущего. В первый раз это была всего лишь внезапно подскочившая к горлу тошнота, сопровождавшаяся легким, даже не лишенным приятности головокружением. А сейчас я на секунду или две лишился сознания…
- Говард, - пробормотал я. - Я…
- Ничего, ничего, - улыбнулся он, помог мне подняться и сопроводил до постели. - Я ведь очень хорошо понимаю тебя, Роберт, - чуть смущенно пробурчал он. - Будь я на твоем месте, я, вероятно, тоже стал проявлять нетерпение. - Он вдруг рассмеялся. - Может быть, я бы и недели не вынес. Но тебе покой необходим. Рана твоя гораздо, серьезнее, чем ты предполагаешь.
Я инстинктивно тронул рану на лбу. Она давно зажила, и все, что от нее осталось, - это тонкий, видимый лишь пристальному глазу, белый шрамик. И эта белая прядь. Прядь белоснежных волос над правой бровью, тянувшаяся почти до макушки. Клеймо, которое я обязан теперь носить до конца дней своих.
- Тебе необходимо щадить себя, Роберт, - продолжал. Говард. - Я говорю эго вполне серьезно. Тебе выпало пережить такое, чего не переживал никто из людей. Уже один вид кого–либо из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ способен убить или, в лучшем случае, лишить рассудка. Твой отец Родерик тогда полгода пролежал пластом, борясь со смертью.
- Именно это я и имею в виду, - мрачно ответил я. - Я ненормальный человек, Говард. И хочу знать, что со мной. Кто я есть.
- Сын своего отца, - спокойно ответил Говард.
- А кем был мой отец? Кроме того, что он бы Родериком Андарой и колдуном?
На этот раз раздумывать над ответом пришлось Говарду.
- Я… расскажу тебе все, - ответил он после долгого молчания. - Но не сейчас, Роберт. Не сейчас и не здесь. Это очень долгая история, а сейчас перед нами стоят более важные проблемы. Когда мы найдем затонувший корабль и ящик…
- …тогда ты, несомненно, найдешь иной способ уклониться от этого разговора, - докончил я за него.
Не следовало мне наносить этот удар. У меня не было причин усомниться в искренности и дружбе Говарда, но после недели, проведенной в одних только размышлениях и попытках разобраться с вопросами, на которые я никак не мог найти ответы, мне уже было все равно, как он это воспримет.
- Почему ты никак не хочешь верить мне, Роберт? - негромко спросил он. Взгляд его погрустнел. - Что еще я должен сделать, чтобы наконец доказать тебе, что я на твоей стороне?
- Ничего, - ответил я. - Ничего тебе не нужно мне доказывать, Говард, потому что я в этом не сомневаюсь.
- Тогда прекрати задавать мне эти вопросы, - серьезно сказал Говард. - Ты все узнаешь, как только придет время.
Я уставился на него, дотронулся до шрама на лбу.
- Это ведь связано со шрамом, правда? - тихо спросил я. - И этой раной.
Говард молчал, уголки рта его едва заметно вздрогнули, и он отвел взор. Пальцы его стали нервно поигрывать серебряным портсигаром.
- Это ведь не просто рана, да? - продолжал я натиск. - Эта царапина уже давно зажила, а лучше ведь мне не становится и…
- Рана была воспалена, - перебил меня Говард. - В нее попала грязь. Ты ведь сам слышал, что говорил врач.
И это тоже было лишь отговоркой. Врач, к которому они с Рольфом отвели меня, говорил только то, что от него потребовали, не больше и не меньше, и чтобы догадаться об этом, не нужно даже было обладать моим даром отличать правду от лжи. Тем более, что Говард был плохим актером.
- Чушь, - не повышая голоса произнес я.
- Ты…
- Это ведь все ерунда, Говард. И не пытайся меня обмануть. Что–то со мной произошло, когда это… это Нечто прикоснулось ко мне. С каждым днем я чувствую себя все хуже, и эти припадки слабости становятся все сильнее, а не наоборот. Что со мной? - Помолчав, я уселся, на этой раз избегая резких движений, и вперил в него пристальный взгляд. - Я из тех, кто способен посмотреть правде в глаза, Говард, - тихо произнес я. - Этот монстр не только сшиб меня с ног. Что–то случилось такое во мне после того, как он дотронулся до меня. Что? Это… какой–нибудь яд?
Говард кивнул. Едва заметно кивнул. Нервно щелкнув крышкой портсигара, он достал оттуда тонкую сигару, направился к камину, чтобы прикурить от головешки, и лишь после этого повернулся и посмотрел на меня. Лицо его плавало в синеватых клубах дыма.
- Да, - ответил он. - Но не в том смысле, который ты вкладываешь в это. Я действительно ничего не могу объяснить тебе сейчас, Роберт, повторяю тебе - не сейчас и не здесь, но я…
- Почему? - перебил я его.
- Да потому что не знаю, черт возьми! - В один миг его спокойствие словно куда–то улетучилось. Он быстро шагнул к моей постели, нагнулся ко мне почти вплотную и чуть было не ткнул мне в глаз своей сигарой, я даже невольно отстранился. - Черт возьми, мальчик, да я бы голову на отсечение дал, лишь бы хоть как–то помочь тебе, но не могу! - взволнованно произнес он. - Когда на твоего отца напал один из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, тогда я был также беспомощен. Он сам лечил себя и вылечил, и прошу тебя, не спрашивай меня сейчас о том, как ему это удалось. Он был маг, и у него были его книги. А я не маг, и книг у меня нет!
Он выпрямился, несколько раз затянулся сигарой и закашлялся. Вдруг он как–то обмяк, и я понял, что он действительно вконец измотан, словно этот краткий эмоциональный монолог враз исчерпал запасы его жизненной энергии.
- Стало быть, я… умру? - спросил я. Произнесено это было очень спокойно, и спокойствие мое было не только внешним. Если неделю пролежишь в постели и тебе с каждым днем становится не лучше, а хуже, то мало–помалу приучаешь себя к возможности и такого исхода.
- Ерунда! - коротко бросил Говард. - Ты молод и здоров. И такая царапина никак не сведет тебя в могилу. Но нужно иметь терпение. Я сделаю все что смогу, но многое мне не под силу. Если бы нам только разыскать этот проклятый корабль!
Последняя фраза уже относилась не ко мне. Это был, скорее, просто вырвавшийся по привычке вздох сожаления. За прошедшие дни мне не раз уже приходилось слышать сетования Говарда по этому поводу. Мы были в Дэрнессе, совсем недалеко от того места, где затонула "Повелительница туманов", однако до сих пор поиски наши ни на шаг не приблизили нас к цели.
- Может быть, мне все же пройтись по берегу, - пробормотал я, хотя отлично знал, каким будет ответ. Я уже не впервые высказывал это предложение.
- Об этом не может быть и речи, - буркнул Говард. - И не думай о том, чтобы выйти из этой комнаты. Если потребуется, я привяжу тебя к кровати.
- Какая ерунда! - возмутился я. - Ты же знаешь, что…
- Может быть, ты все же предоставишь это мне? - раздраженно перебил меня Говард. Он действительно был слегка взбешен. И не впервые, когда я затрагивал эту тему, он злился. - Ты мне показал на карте место, где судно пошло ко дну, и этого достаточно. Я уже поручил двоим людям из города искать корабль, предложив им довольно высокую сумму. И рано или поздно, но мы этот корабль найдем. - Он вдруг улыбнулся. - Мальчик, будь разумным - тебе ведь необходимо беречь себя.
- Знаешь, у тебя поразительный дар внушать людям как раз обратное тому, что ты утверждал всего каких–то пять минут назад, - взволнованно констатировал я. - Ведь ты же с пеной у рта пытался убедить меня в том, что никакая опасность мне не угрожала и не угрожает!
- Ну, между смертельно больным и здоровым как бы существуют и кое–какие промежуточные стадии, - не моргнув глазом, ответил Говард.
- Я ведь не собираюсь бросаться в воду на поиски корабля, а просто желаю немного поразмяться. Что мне эти твои чертовы карты? Для меня они не более чем скопление разноцветных линий на белой бумаге. Зато я спорить могу на что угодно, что я тут же узнаю это место, стоит мне на него хоть одним глазом взглянуть.
- Нет, - ответил Говард.
Спокойствие, с которым он сказав это, привело меня в бешенство.
- Ну ладно, тогда придется обойтись и без твоего разрешения, - едва сдерживая бешенство, ответил я. - Не можешь же ты вечно пасти меня здесь. В конце концов, надо же и тебе когда–нибудь поспать.
Говард смерил меня оценивающим взглядом, швырнул недокуренную сигару в камин и кивнул. Выражение его лица мне не понравилось.
- А знаешь, может быть, ты и прав, - пробормотал он. Он на секунду поднял глаза к потолку, потом улыбнулся и продолжал: - Вероятно, ты именно так и попытаешься поступить. Но я никак не могу допустить этого.
Поздновато до меня дошло, что он имел в виду. Громко засопев от возмущения, я отбросил покрывало и соскочил с кровати, однако, что я мог в таком состоянии предпринять? Не успел я сделать и двух шагов, как Говард уже захлопнул дверь комнаты и повернул в ней ключ.
Гостиница располагалась в конце улицы, почти за городом, можно сказать. Она была явно не из лучших в Дэрнессе, но уж явно и не для таких двух типов, которые ввалились сейчас в холл и в явном замешательстве глазели вокруг. Судя по их внешнему виду, это могли быть либо рыбаки, либо крестьяне, а мокрые следы, которые они оставляли, приближаясь к стойке портье, не оставляли сомнения в том, что заявились они сюда прямиком с моря.
Несколько ошалевший служащий внимательно наблюдал за ними, изогнувшись, словно акробат, пытался из–за стойки проследить за следами, отпечатывающимися на ковре. На его лице медленно проступало вежливое отвращение, столь характерное для всех без исключения портье, годами втайне вынашивающих желание в один прекрасный день высказать своим гостям все, что они о них думают (но желанию этому, как правило, так и суждено остаться в мире их фантазий), и когда он обратился к этим двум пришельцам, то голос его смог бы заморозить и кипяток.
- Слушаю вас?
Один из них - тот, что повыше, вздрогнул от этих слов, как от удара, и тут же боязливо отвел глаза, в то время как другой преспокойно выдержал взгляд портье и довольно развязно оперся на стойку.
- Мое имя - Бенсен, - сообщил он резким голосом. Волосы его взмокли и прилипли к вискам и лбу, он него за милю несло морской водой и гнилыми водорослями. Портье тут же, сморщившись, отпрянул и выпрямился, как свеча.
- Если вам нужна комната, господа, то…
- Нам не нужна комната, - перебил его Бенсен.
Портье так и не удалось скрыть вздох облегчения.
- Мы… э–э–э… у нас все равно нет свободных комнат, - на всякий случай решил солгать он. - И все же, чем могу служить?
- Мы ищем одного из ваших постояльцев, - ответил Бенсен. Он медленно стал наклоняться над стойкой, а портье совершенно синхронно отстранялся назад. У Бенсена это вызвало улыбку - игра явно ему пришлась по душе. - Некоего мистера Филипса. Он ведь здесь живет, если не ошибаюсь.
- Ни в коем случае не ошибаетесь, - скованно ответил портье. - Я… должен сначала узнать у него, сможет ли он вас принять. Как, простите, вы сказали, ваше имя?
- Бенсен. Но мое имя ему все одно ничего не скажет. Так что передайте, что мы нашли.
- Что вы…
- Нашли это, - подтвердил Бенсен. - И все. Он непременно захочет нас увидеть. Это уж определенно.
Портье по–прежнему скованно кивнул.
- Возможно, мистер Бенсен. Вы бы пока присели вон там…
Рука его неуверенно указала на раскрытую дверь в салон. Бенсен, ухмыльнувшись, зашагал в указанном направлении. Его спутник побрел за ним. На дорогом ковре протянулась еще одна цепочка мокрых следов.
Едва они зашли в салон и Бенсен убедился, что они одни, как улыбка его тут же погасла. Остановившись, он отер лоб и обменялся со своим приятелем обеспокоенными взглядами. Руки его заметно подрагивали, и в глазах застыло почти что боязливое выражение. Но он без слов направился к стоявшему здесь креслу и уселся в него, положив свои не очень чистые руки на подлокотники.
- Будем надеяться, что он здесь.
- У меня что–то на душе неспокойно, - пробормотал Норрис. - Давай–ка отсюда ноги уносить, пока есть время, а то как бы чего не вышло, Леннард. - Он тоже уселся в кресло, но по нему было видно, что чувствует себя он в нем не очень уютно.
Бенсен решительно покачал головой.
- И не думай, - сказал он. - Если у тебя язык отнялся, можешь молчать. Говорить буду я. Вот увидишь, дело стоящее.
- Махони тоже так думал, - вполголоса возразил Норрис. Когда он произносил фамилию их третьего приятеля, голос его заметно дрогнул, и Бенсен увидел, как кулаки его вдруг сжались и потом медленно разжались. Лицо Норриса было серым, землистым.
- Все будет в порядке, - с наигранной бодростью произнес Бенсен. Увидишь, этот Филипс выложит не жалких полторы сотни фунтов, а куда больше. Намного больше. А если нет - так мы можем и в полицию пойти и заявить, что вот, дескать, произошел несчастный случай, дескать, тогда–то и тогда–то там–то и там–то утонул человек.
- Утонул! - усмехнулся Норрис. - Будто ты сам в это веришь!
- Конечно, не верю, - ответил Бенсен. - Именно поэтому я и здесь, Фред. Мне хочется знать, что же произошло там, в море. А если при этом еще и можно будет урвать пару фунтов, тем лучше. Ты ведь… - Бенсен умолк, не договорив фразы: на лестнице послышались быстрые шаги, и оба напряженно стали вглядываться в дверь.
Через несколько секунд в гостиную вошел высокий, темноволосый человек и сразу же направился к столу,
- Мистер… Бенсен? - осведомился он.