"Ваши проблемы решатся, не сомневайтесь". Значит ли это, что Инга успела ей обо всем рассказать? Неужто пьяный бред вылился в исповедь? Вот, дескать, посмотрите, у меня тоже не все хорошо, я в глубокой заднице, глубже просто некуда… Инга сунула гостье свои проблемы под нос, что было с ее стороны просто свинством.
И в стремлении приободрить "бедную девочку", женщина подарила ей медальон. От чистого сердца.
Инга расплакалась – уже от злости на саму себя – и бросилась в прихожую одеваться. Следующие полчаса она бегала по окрестностям, но ее поиски ничего не дали. Женщины нигде не было.
* * *
Время шло. Инга пыталась предпринять какие-то шаги в направлении поиска денег. Поход в ломбард на следующий день разжег в ее сердце надежду. Драгоценности, которые она хотела продать, могли покрыть, как минимум, одну четвертую часть долга. Это вселяло некоторую уверенность. Соколов не появлялся и не звонил (хотя это могло быть и дурным знаком – от него всего можно ждать)… Пользуясь относительной свободой, Инга посвятила все свои силы решению проблемы. Ясно, что кредит в банке ей не дадут – учитывая специфику работы и того, что официально она нигде не числится. По этой же причине подружки из клуба не годятся в кредиторы. Никто из них не может взять кредит на себя. Осторожное прощупывание почвы убедило Ингу, что ни у кого из девчонок нет накоплений на нужную ей сумму. Половина из них была матерями-одиночками, и все средства шли на детей, оставшихся где-то с бабушками и дедушками. Иными словами, Инге не везло. Надежды на быстрый и благополучный исход таяли. Оставалось руководство клуба. Что будет, если рассказать Борову о своей проблеме? Иногда он выручал девчонок деньгами и говорил, что все они одна семья и обязаны помогать друг другу. Но речь ни разу не шла о такой сумме. Инга боялась. Для того чтобы удовлетворить ее просьбу и дать в долг, Борову придется залезть в клубную кассу, а это чревато недовольством директора. Все может кончиться тем, что ее выбросят на улицу.
Инга очутилась в очередном тупике. Вернулся грызущий, горячий, невыносимый страх. Идти на поклон к Борову или нет? Ведь может оказаться, что это ее единственная возможность. А если поразмыслить, то она и есть самая что ни на есть единственная… Как говорится, куда ни кинь, всюду клин…
Сегодня вечером она подойдет к Борову. Сегодня вечером точно. Будь что будет, а хотя бы закинуть удочку надо – за это ее не убьют. Боров, если нажать на него, способен на большее, чем изображать вечно бодрого веселого евнуха.
"Сколько мне придется отрабатывать этот долг, если мне пойдут навстречу? – подумала Инга, шагая к подъезду своей пятиэтажки. – Хоть за калькулятор садись и считай". Ясно, что долго. Тогда уж лучше приковать ее наручниками к шесту на сцене и заставить танцевать до смерти. Клиентам понравится.
Инга улыбалась своим мрачным фантазиям. Она ходит по краю пропасти и уже начинает привыкать к этому. Раньше ей не хватало остроты ощущений. Приправа к основному блюду, что ни говори, весьма изысканная.
Инга шагнула в подъезд и очутилась в предбаннике – в темном пространстве между дверьми. Ее схватили за плечи. Словно огромными железными клешнями. Она не успела даже вскрикнуть. Другая рука нашла рот. Грубое движение в темноте, чуть не своротившее нос набок. Из глаз Инги брызнули искры. Она дернулась, потом ее развернули и прижали грудью к стене. Грохнула железная дверь.
Инга пыталась кричать, а держащие ее мужчины в ответ только сопели. Они казались ей великанами величиной с дом. Чудовища в темноте. Прижимая ее к стене, с нее сорвали сначала джинсы, потом нижнее белье. Насилуя по очереди, избивали, пока она не потеряла сознание. Никто не пришел. Это место перестало существовать для внешнего мира.
* * *
В сознание Инга пришла сама. Все там же, в предбаннике, где воняло кошками. А теперь и ее собственной мочой и кровью. Не понимая, что делает, она вскочила и принялась шарить на полу с одной-единственной мыслью: были в сумке ее драгоценности или нет? Она не помнила. Так, кажется, ей удалось собрать все вещи. Драгоценностей тут нет. Дома остались?
Подтянув порванные, вернее, разрезанные джинсы, Инга побежала домой на пятый этаж. Дважды чуть не упала, путаясь в тряпках. Чтобы не закричать, ей пришлось кусать себя за опухшие от ударов губы.
На лестницах Инга никого не встретила, поэтому добралась до верха без свидетелей. Открывала двери несколько долгих минут. Во рту была кровь. Боль от промежности поднималась, росла, затопляла, рвала. Инга пыталась о ней не думать. Ее интересовали деньги и драгоценности.
Ворвавшись в квартиру, бросилась искать.
"Нет, ничего нет! Ничего!"
Наконец, нашла, причем там, где пару минут назад уже смотрела – и не один раз.
Все на месте. Они ничего не взяли.
Звонок телефона заставил ее закричать. Инга прижалась к шкафу спиной. Сотовый, выпавший из сумки и лежавший на ковре, добивался ее внимания. Он звонил и звонил.
Инга сказала себе, что не намерена прикасаться к нему. Она знала, кто на другом конце линии.
И все-таки ей пришлось взять трубку.
– Мой образцово-показательный урок, – сказал Соколов четким и ясным голосом. Он был трезв. – Пришла в себя, гадина?
Лицо Инги, опухшее от ударов и покрытое кровью, исказилось. Из-за изуродованных губ вырвался слабый сип.
– Я не слышу! – рявкнул Соколов.
– За что? – прошептала Инга.
– Я учу тебя уму-разуму, стерва. Кто, если не я, это сделает? За все надо платить, – сказал Соколов. – Разве тебе это незнакомо?
– Зачем же так?
– А как? Я хотел объяснить тебе это, чтобы ты поняла. И именно этим языком. Языком тела. Ты ведь шлюха. Говорят, это самый выразительный язык… – Соколов хохотал. – Может, если ты не поняла, повторить?
Инга молчала.
– Повторить?
– Нет. Пожалуйста. Не повторяй.
– Значит, кое-что дошло, – крякнул Соколов. – Радует, что ты, гадина, не безнадежна. Но не расслабляйся, потому что очень скоро мы повторим нашу беседу. Возможно, тогда я не буду звать своих друзей, и мы решим все вопросы полюбовно. Ты должна была сразу отвалить мне бабло, как только я потребовал. Ты и ухом не повела. Значит – по заслугам расчет. Смекаешь?
– Да… – Инга неотрывно смотрела на настенные часы. Половина девятого утра.
– С сегодняшнего дня включается счетчик. Ты вынудила меня. Пятьдесят баксов в день.
– Почему?
– В назидание, дорогая подруга. Это подстегнет тебя шевелить задницей быстрее, – сказал Соколов. – Ведь все это ради того, чтобы ты искупила вину передо мной…
– Вину?
– Да. Но я добрый, ты это понимаешь. – Соколов прокашлялся и довольно засопел. – Я еще позвоню…
Инга не слышала его последних слов, потому что упала в обморок.
* * *
– Почему ты мне сразу не рассказала? – Ида сидела на диване рядом с подругой и курила одну сигарету за другой. – У меня в голове не укладывается! Я ведь тебе намекала, чуть не просила – "Что происходит, Инночка?" да "Как тебе помочь, Инночка?!"… А ты? Ну и что теперь? Допартизанилась? Кому сделала лучше?
Инга поднесла платок к опухшему глазу, вокруг которого все посинело, и промокнула сукровицу, вытекающую из слезничка. Губы, скулы, глаз, все болело. От обезболивающих таблеток Инга чувствовала себя как сомнамбула. Голос Иды доносился до нее будто сквозь толщу воды. Нос заложило.
Никогда еще Инга не чувствовала себя так плохо. Тупая боль, загнанная вглубь тела, грызла ее исподтишка. Она еще возьмет свое. Сидеть было трудно. Инга не хотела даже думать о том, что случилось.
– Невероятно! Этот подонок совершенно… – Ида не в состоянии была подобрать подходящее слово. Спустя мгновенье она просто начала поливать его грязью, методично, привлекая весь свой багаж сквернословия.
"Этого мало, – подумала Инга, глядя в пустоту, – мало".
– Слышишь? – Ида прикоснулась к ее руке.
– Да.
– Поедем ко мне. Будешь жить у меня, пока все это не кончится, – сказала девушка. – Места хватит. Ленька возражать не будет, а возразит, я ему устрою.
– Не надо…
– Почему?
– Соколов найдет, где ты живешь. Тогда он нас всех… – Инга поглядела на подругу здоровым глазом.
– Обрыбится! Не найдет!
– Да и потом – что толку? Мне не собрать деньги, плюс счетчик. Работать в таком виде не смогу. Надо бежать. Домой поеду.
– Никуда ты не поедешь! – сказала Ида. – А насчет денег придумаем что-нибудь. Я достану.
– Где?
– Неважно. Не грузись этим. Можно будет, в крайнем случае, подключить начальство.
– Да я же думала об этом, – сказала Инга. – Но как я потом буду эту сумму отрабатывать? Подумай!
– Вместе отработаем, займем, не имеет значения – главное, отвязаться от этого ублюдка. А поехать со мной ты все равно поедешь, я тебя здесь не оставлю, и точка. Это не обсуждается. Сейчас соберем твои вещички – и в путь-дорогу. Хорошо еще, ничего они не забрали у тебя. Удивительно.
Ида встала и принялась кому-то звонить.
– Слушай, а может, лучше к врачу?
Инга замотала головой. Подруга подошла к ней и села на корточки.
– Ну не по поводу лица. Синяк он и есть синяк. Меня сколько раз били – все нипочем. Я же про другое. Инночка, дело серьезное. Тебя же изнасиловали эти животные. Можно взять справку, потом…
– Никакой уголовки, – сказала Инга, дрожа. – Соколов мне сразу кишки выпустит.
– Ладно, без заявления. Но вдруг у тебя там что-то не в порядке? Не веди себя как школьница. Ты говоришь, что тебе очень больно, это могут быть сильные повреждения.
– Кровь не идет. Пусть так…
– Ну ты и дура, извини, конечно, – сказала Ида, отходя в сторону окна.
– Я не пойду ни к врачам, ни к ментам, – ответила Инга, расставляя слова. – И не доставай меня с этим.
– Как хочешь. Но от меня ты не отделаешься. Тебе вместе будет скрипеть мозгами, как выбраться из этой кучи дерьма. – Ида связалась со своим парнем и стала объяснять ему, что он должен сделать. Ее тон не допускал возражений. Ида вернулась к дивану села, потерла лицо. – В общем, так, Ленька приедет через часа-полтора, как только будет свободен. А пока нам нужно собрать твои шмотки и все, что нужно.
Инга кивнула. Ей не хотелось ни о чем думать. Ее одолевало желание уснуть и отключиться от всего, что вокруг, и от себя самой в том числе.
– А ведь этот ублюдок нарочно сказал им, чтобы они разукрасили тебя, – вздохнула Ида. – В таком виде ты к шесту не выйдешь… Я бы сама перерезала ему глотку, вот собственноручно…
– Ничего ты не сделаешь. Он сильнее, – сказала Инга. – Эти всегда сильнее.
Ида посмотрела на нее, помолчала, а потом пошла на кухню.
– Я сделаю крепкого чая.
Инга не ответила, глядя невидящим здоровым глазом на прямоугольник окна, расплывчатый по краям. Это оцепенение сохраняло ее от очередного истерического взрыва.
Ида сорвалась с места, как только Инга позвонила. Расчет был верным. Больше никому она свой крик о помощи адресовать не могла.
Очнувшись от обморока, длившегося никак не меньше получаса, Инга обнаружила, что лежит на полу рядом со шкафом. Все перевернуто. Вещи раскиданы по сторонам. Испугавшись, Инга все-таки припомнила, что этот разгром учинила сама. Разыскивала деньги и драгоценности. И те, и другие были на месте. В состоянии, близком к помешательству, Инга сорвала с себя окровавленную одежду и побежала к входной двери. Оказалась, та не заперта. Сдерживая вопль, Инга закрылась на все замки и даже придвинула тумбочку с обувью, отведя ей роль баррикады.
В ванной она обнаружила, что все покрыта синяками и ссадинами. Кости целы, но голый торс представлял собой жуткое зрелище. О последствия изнасилования и говорить не стоило – Ингу словно пытались разорвать пополам. Крови было много поначалу, но потом кровотечение прекратилось. Оставалась боль. С нею можно было бороться одним способом – наглотаться таблеток. К счастью, их запас нашелся в коробке, что стояла на кухне. Приняв душ, Инга испытала временное облегчение. Удары по лицу привели к тому, что левая его часть распухла, глаз заплыл, губы стали словно помятые сливы. Инга почувствовала себя отбивной.
С большим трудом успокоившись для элементарного разговора по телефону, она позвонила Иде. Та была в шоке. Еще большое потрясение подруга испытала, увидев реальные последствия преподанного Соколовым "урока".
Теперь Ида решительным образом взяла командование на себя. Инга была рада. Физическое и психическое состояние не позволяло ей принимать решения. Апатия – только это она чувствовала сейчас. Все планы рухнули, все надежды и расчеты потеряли смысл. Соколов не отпустит ее и не успокоится, пока не сведет в могилу. С другой стороны, даже Ида ничего не сумеет сделать. Против них ополчилась какая-то почти нечеловеческая сила, которую невозможно остановить, если она идет к своей цели. Выхода два, и они просты. Покориться судьбе или бежать. Первый выход – путь к смерти, второй дает шанс на спасение. Бежать к родителям в глухомань и спрятаться там, поставив крест на будущем в большом городе. Но именно этот город принес Инге столько страданий. Пожалуй, подумала она, он не стоит моих слез.
"Завтра же, как только приду в себя, уезжаю!" Потом Инга вспомнила о своем лице. Нет, завтра не получится, придется ждать, чтобы спал хотя бы отек.
Ида вышла из кухни, о чем-то говоря.
– Ты меня слышишь?
Инга помотала головой.
– Я сказала, что мы вполне можем обратиться с заявлением…
– Нет! Перестань мне это предлагать! – Инга встала с дивана, взялась за сигарету. – Не хочу, чтобы кто-то копался в моих проблемах. Да и что можно доказать? Я не видела их, ни одного. Записи разговора между мной и Соколовым нет. Он двадцать раз отопрется, наймет кучу адвокатов и выиграет дело. Потом меня найдут в канаве, с перерезанным горлом. Концы в воду. Он со мной играет. Издевается словно подросток над котенком, знающий, что останется безнаказанным. Я этот котенок. И Соколову нравится.
– Так он был садистом? – спросила Ида. – Что-то такое происходило раньше?
– Не знаю. Был жесткий секс, но где садизм, а где нет? Не знаю. Часто я была просто пьяная и мне нравилось играть…
Инга остановилась у окна, держа сигарету в пальцах, и посмотрела во двор.
– Я сама виновата. Пошла за этим ублюдком, как только он меня поманил, а сейчас по счетам плачу. Все правильно.
– Ну конечно! Почему это ты?
Инга отмахнулась.
– За все надо платить. Просто как дважды два.
У Иды зазвонил сотовый. Ее парень. Она дала ему дополнительные инструкции, как проехать.
– А если эти твари караулят во дворе? – спросила Инга. – Или где-нибудь рядом? Они не дадут нам уехать…
– Да как это не дадут? Мы что, в лесу? Это не город, что ли? Неужели им беспредел здесь творить можно? – возмутилась Ида.
Инга не ответила.
– Прорвемся, подруга, не вешай нос.
Инга усмехнулась.
– У Леньки есть пистолет. Просто так им нас не задержать. Боевой.
– Ну тогда прорвемся. Если они на танке не приедут, – сказала Инга.
Ида засмеялась.
Инга продолжила поглощать никотин. Пока ее подруга бегала по комнатам, собирая вещи в две большие спортивные сумки, Инга думала о скверике и женщине, с которой она провела один странный вечер. Неизвестно, что было бы, останься она здесь. Куда бы сейчас подалась Светлана Борисовна? Они расстались, так ничего и не выяснив. Невзирая на медальон и записку, чувство неудовлетворенности у Инги осталось. Стыд, загнанный глубоко внутрь.
Может быть, все происшедшее является расплатой за глупость и эгоизм. Инга склонна была принять такую версию.
Она сунула руку под свитер и нащупала медальон. Каким-то чудом он остался на ее шее во время нападения, несмотря на то, что насильники срывали одежду наугад. Инга погладила пальцами поверхность черного камня. Может, это был собственный психологический тренинг, но через пару мгновений девушка ощутила прилив сил. Дрожь стала проходить, боль растворяться, в голове появились ясные мысли. Странное дело. Кажется, медальон помогает. По крайней мере, помогает успокоиться. Самовнушение? Инга не отметала эту версию. В принципе, истинная причина не так и важна – главное результат. Она сжала медальон в ладони, вызывая в памяти образ той странной женщины. И хотя детали образа порядком стерлись, глаза ее она видела четко. В этой четкости была некая пугающая простота. Будто Инга заглянула в зеркало и увидела там не свое отражение, а какое-то чужое. По ее предплечьям побежали мурашки, микроскопические волоски встали дыбом.
Мираж развеялся, глаза призрака, захватившего на время ее сознание, исчезли. Инга вздохнула. Сейчас ей было спокойно и не страшно.
– Пойдем, чаю попьем, – сказала Ида, уводя подругу на кухню. – У, выглядишь ты неважно. Дома я тебе сделаю компрессы, тебя нельзя выпускать на улицу в таком виде. А на работе скажу, что ты болеешь. И не навру, заметь.
– Только поосторожней с Боровом, – сказала Инга. – Не так поймет… Не хочу, чтобы ты себе проблем нажила.
– Не наживу. Меня ему за загривок не взять. Ладно, пока об этом говорить не будем…
Инга посмотрела на подругу с чувством неловкости. Она считала, что не имеет права, чтобы кто-нибудь так старался ради нее.
* * *
Переезд прошел без осложнений. Вещей набралось две сумки, в основном, одежда. Ничего из обстановки Инге здесь не принадлежало, и она была рада этому. Бежать, так бежать налегке. И это действительно было на бегство. Инга написала записку хозяйке, объяснив, что какое-то время она поживет у подруги, оставила причитающиеся старухе деньги, а ключ отдала соседям. Жаль было уходить. К этой норе Инга испытывала какое-то странное чувство привязанности. Здесь она пряталась от ужасов города и могла зализать раны, чтобы с новыми силами броситься в бой. Теперь это стало невозможным. Инга пускается в опасное плавание по непроверенному маршруту, и неизвестно, что ждет ее в конце.
Леня поднялся, чтобы забрать сумки с вещами. Он посмотрел на Ингу, поздоровался и промолчал. Ида приказала ему не задавать вопросов, объяснив, что все детали потом. Леня сбежал вниз. Инга попрощалась с соседями и сказал, что готова. Ида оценила ее внешний вид. Самое главное – замаскировать повреждения на лице. К сожалению, много они сделать не могли. Черные очки и капюшон куртки, отороченный мехом.
Инга вышла из подъезда. Быстрый взгляд по сторонам. Теперь к машине.
Только очутившись внутри, она смогла расслабиться. Двор был почти пуст, никаких подозрительных личностей. Ленька сел за руль, Ида – рядом с подругой на заднее сиденье. Ходя они старались не спешить, чтобы не наломать дров с перепуга, это выглядело исключительно как паническое бегство.