* * *
– Старик, ты неважно выглядишь, – сказал Мирон ему с порога. – За тобой гнались все привидения Лычаковского кладбища?
"Все-то ты видишь", – с мимолетным раздражением подумал Макс.
Выйдя из дому, – точнее, выбежав, чтобы вновь не столкнуться с Бледным незнакомцем, – он сел на автобус, что ехал по прямому маршруту к обители Мирона и оставлял лишь две-три минуты пройти пешком к его дому. Мирон здорово преувеличивал, сказав, что не хочет переться "в такую даль". Автобус, к удовлетворению Макса, подъехал вскоре, не заставив себя долго ждать на остановке. Народу внутри него, не смотря на довольно таки позднее время, оказалось порядочно, и Макс был вынужден стоять.
Через пару остановок, он скоропоспешно решил, что поездка к Мирону обойдется без приключений. Внезапно вечерний городской ландшафт за окнами автобуса исчез, уступив место бескрайним зеленым прериям, на которых паслись удивительные животные (среди них Макс узнал лишь мастодонтов); затем возникло океаническое дно, с зарослями огромных причудливых растений, фосфоресцировавших в свете, падавшем через окна салона; потом он увидел безжизненную сушу, озаряемую лишь багровыми сполохами вулканов, что громоздились вдали на самом горизонте, как глотки огнедышащих чудовищ, восставших из далеких глубин земли; снова океан – на этот раз с побережья, сплошь укрытого огромными искрящимися камнями, словно от хрустального кубка, что выпал случайно из рук Бога; и опять неведомых животных, – еще более странных и не похожих ни на тех, которых он видел раньше, ни на динозавров,– застывших у кромки диковинного серебристо-изумрудного леса; все это вдруг сменилось потоками расплавленной тверди и хаотичными завихрениями неведомых эманаций… а вскоре яркими точками звезд, подвешенных в космической черноте. И наконец – за окнами автобуса воцарилась пустота…
Не пустое пространство, не абсолютная темнота – пустота, на которую глаза Макса не могли смотреть, а его разум отказывался понимать.
Он отвернулся от окна и посмотрел на других пассажиров. Все, кроме него, продолжали созерцать то, что было за пределами автобуса, – вернее, то, чего там вообще не было, и в тоже время… Он заставил себя прекратить думать об этом, чувствуя, что иначе у него расплавятся мозги.
Через некоторое время пассажиры начали отворачиваться, но никто не произнес ни слова. Автобус продолжал урчать мотором, подскакивать на ухабах дороги, по которой катили его колеса, там внизу – в неведомом где-то.
Глаза пассажиров были затянуты бельмами. Макс решил, что их, вероятно, так наказала пустота за длительное созерцание. Странная, нелепая мысль, – однако она пришла к нему легко и естественно, словно с неких недавних пор он научился думать иначе.
Все больше и больше людей отворачивалось от окон. Они слепо шарили вокруг, как жители Содома, что приходили к Лоту домогаться его гостей и были лишены зрения ангелами. Они молча наталкивались друг на друга, падали, вставали… Но вскоре Макс заметил, что вокруг него будто сжимается кольцо. Людей с затянутыми бельмами глазами, казалось, что-то притягивает к нему, – словно он был языческим идолом, в котором они искали свое исцеление. Все чаще их руки прикасались к его одежде, лицу, все плотнее становилась медленно окружающая его толпа; некоторые даже поднимались с мест, чтобы приблизиться. Максу казалось, что он улавливает их шепот, далекий и скорбный, будто долетающий из параллельного измерения, вечно лишенного света.
Они не причиняли ему боли, и от них не исходило угрозы, – по крайней мере, в той же степени, что от Бледного незнакомца, – но это было чертовски тошнотворным ощущением. Однако Макс изо всех сил пытался сохранить спокойствие, понимая, что в действительности его окружают десятки человек, которых он интересует не больше, чем миграция улиток из Африки в Азию, и чье внимание ему совершенно не хотелось привлекать.
Он сделал усилие, чтобы прогнать сгустившуюся вокруг него иллюзию, но это удалось, только когда он вспомнил, что может пропустить свою остановку. И очень вовремя, – Макс выскочил из автобуса за миг до того, как двери сомкнулись.
– Какие-нибудь проблемы, старик? – спросил Мирон. Он был на четыре года старше Макса, но никогда не давал ему повода это почувствовать.
"Сказать? – думал Макс. – Можно, но позже".
– Нет, ничего особенного.
Тотальная неопределенность
Мирон пригласил его на кухню и достал из холодильника две банки пива – темного Максу, светлого себе. Однако, прикинув кое-что в уме, Макс решил отказаться от пива, поскольку в его нынешнем состоянии алкоголь вряд ли был хорошим помощником.
Родители Мирона уже улеглись спать; они были выходцами из села, и уклад жизни, привитый в молодости, брал свое. Сам Мирон выглядел вполне бодро, хотя встал сегодня в четыре утра. Он из солидарности тоже отказался от пива и приготовил кофе. Затем стал рассказывать, как они с отцом порыбачили. Мирон был настоящим фанатом рыбной ловли, а год назад ему удалось заразить этим увлечением и Макса.
– Да, кстати, – сказал Мирон, внезапно обрывая тему крючков и наживок, – мне вчера позвонила Лена.
– Серьезно? – удивился Макс.
– Хотела разведать, как твои дела. Ведь вы, кажется, с ней рассорились.
– И что же ты ей ответил? – спросил Макс, улыбаясь: новость была приятной. Похоже, Лена не меньше его устала дуться из-за ерунды, хотя это и проявлялось в ее обычной манере.
– Моя отповедь была достойна… в общем, ладно… я ответил, что с таким же успехом она могла бы позвонить прямо тебе. Ну, и еще кое-что добавил в конце, от себя.
– И что же?
– Только не обижайся, старик. Я сказал, что от расстройства ты наглотался какой-то херотени, от которой у тебя теперь галлюники.
– Вот спасибо… – опешил Макс, едва не поперхнувшись кофе. Но через секунду все равно закашлялся.
– Да не за что, не за что, – Мирон заботливо похлопал его по спине.
– Что ты ей еще сказал?
– Больше ничего, честно. Она рассмеялась и положила трубку.
Когда Макс собирался вновь пригубить чашку, из нее внезапно вынырнул чей-то невероятно длинный язык, покрытый мерзкого вида пупырышками, и лизнул его в губы. Макс отдернулся от чашки и пролил часть ее содержимого на стол.
– Не беда, – сказал Мирон, вытирая стол тряпкой. – Старик, я знаю тебя слишком давно. Ты пришел ко мне сегодня не просто так. Можешь не говорить, что у тебя стряслось, значит, есть причины молчать, но… если потребуется моя поддержка, то ты знаешь, где меня найти.
– Спасибо, – ответил Макс. Вот за это он и любил Мирона.
Чашка с недопитым кофе осталась стоять на протертом столе, – пить из нее Максу больше не хотелось. Скользкое прикосновение длинного языка еще долго сохранялось в памяти, не смотря ни на всяческие убеждения, что это являлось не более чем очередной иллюзией. Иногда они были уж чересчур отвратительными. И всегда – необычайно правдоподобными.
"А если меня здесь вообще нет? – вдруг пронеслось у Макса. – Если на самом деле я только думаю, что в гостях у Мирона?"
Он еще не забыл, как обрадовался приезду родителей, провел с ними больше часа, пока не выяснилось… Это был отличный урок – здесь, в его маленьком флигеле реальности, куда открылся люк, ведущий в гигантские катакомбы подсознания, больше ни чему нельзя было безоглядно доверять, даже собственным глазам. И – прежде всего – им.
Тотальная неопределенность.
Это трудно. Трудно, когда ты становишься чьим-то подопытным кроликом, а затем тебя просто отпускают, не оставляя ни единого шанса вернуться назад, чтобы задать вопросы и получить на них ответы. Трудно, когда главная угроза – в тебе самом. Трудно, когда у тебя появляется враг, о котором ты ничего не знаешь, но которого это не остановит. Особенно трудно – смотреть, как…
Макс уже целую минуту наблюдал, как от мизинца левой руки Мирона, подобно конечности амебы, сначала отпочковался бородавчатый нарост, развился в человеческий эмбрион, и теперь это плавало в воздухе, связанное с пальцем его лучшего друга неким эквивалентом пуповины, уверенно приобретая черты Бледного незнакомца.
– Извини, но мне лучше вернуться домой, – сказал Макс, прервав рассказ Мирона о том, как они с отцом по дороге с рыбалки пробили колесо и обнаружили проблемы с запаской. Он поднялся.
– Кажется, это еще хуже, чем я думал, – произнес Мирон, тоже вставая. – Ты уверен, что правильно сейчас поступаешь, старик?
– У меня нет выбора.
– Как знаешь.
Шумен
Вернуться домой Макс решил пешком, предпочтя сорокаминутную прогулку пешком четвертьчасовой езде на автобусе. Ему не хватало только влипнуть еще в какую-нибудь историю. По дороге назад его поджидало лишь одно неприятное событие, которое, однако, изрядно подпортило Максу и без того угнетенное состояние духа.
Выскочив из кустов, ему преградил путь черный пудель с тонким кожаным ошейником. Макс собирался обогнуть собаку, но пудель снова перерезал дорогу, неотрывно глядя ему прямо в глаза. У Макса застучало сердце, поскольку животное вело себя слишком странно (если, конечно, было настоящим), да и этот тяжелый взгляд собаки не предвещал ничего хорошего. Пудель был слишком мал, чтобы представлять серьезную опасность, – в худшем случае, он мог вцепиться в голень и оставить несколько царапин от своих мелких зубов, – но не существовало гарантии, что пес не проявит каких-нибудь необычных способностей. Тот пес, которого видел Макс.
– Пошел!.. – он сделал вид, что собирается пнуть собаку. Пудель слегка попятился, но остался на дороге.
Макс оглянулся вокруг, убеждаясь, что поблизости никого нет, и тогда сказал:
– Ладно, чего ты хочешь?
– Ты зря бегаешь от него, – ответил черный пудель ломающимся и чуть хрипловатым голосом подростка. – Теперь он сможет найти тебя везде и когда захочет. Тебе нигде не спрятаться.
Со стороны темного сквера раздался короткий свист, и пудель умчался на него, опять став обычной собакой.
Он не уточнил, кого имел в виду, но Максу и так было ясно.
* * *
Макс добрался домой только к полуночи. Заперев входную дверь и снова оказавшись в родных стенах, он почувствовал себя увереннее. Но пудель был прав – для Бледного незнакомца не существовало преград. Тот мог возникнуть в любой момент: материализоваться из сигаретного дыма, выскочить из бутылки с пивом, подобно джину, свалиться на голову с потолка, будто кусок старой штукатурки… Короче, как угодно.
Несмотря ни на что, эта поздняя прогулка окончательно выбила Макса из сил. Действие кофе, которым его угостил Мирон, закончилось еще по дороге, и теперь ему хотелось только одного: расслабиться в постели, дать отдых гудящим ногам и тяжелеющей голове. И спать, спать, спать – наплевав на то, что сны могут оказаться куда опаснее той иррациональной версии реальности, в которую его затянуло; наплевав даже на Бледного незнакомца.
Спать.
Кровать манила его убаюкивающим голосом морской сирены, обитающей в океанской пучине снов, суля блаженный покой и забытье. Макс понимал, что рано или поздно не устоит перед этим соблазном, который с каждой минутой уже все больше становился необходимостью.
Расстилая постель, он обнаружил под подушкой странный колпак. Хотя Макс оставил его в гостиной на кресле, перед тем как отправиться к Мирону, его эта находка не удивила. Все верно, ночной колпак – именно то, что ему сейчас необходимее всего.
Макс уже собрался было вернуть долг этому самому изматывающему дню в его жизни, когда вдруг услышал, как сзади распахнулись дверцы шкафа и кто-то выпрыгнул в комнату. Он развернулся, готовый к чему угодно, – и в первую очередь к встрече с Бледным незнакомцем, – но увидел мальчишку лет шести в шортах, к которому через мгновение присоединился другой. Макс узнал их сразу: это были те самые двое мальчишек с детской площадки, которые наблюдали за тем, как он вешал афишу на столбе, и которые, вероятно, затем ее и стащили.
Они выглядели так, будто долго бежали откуда-то во всю прыть.
– Шумен!.. – выпалил запыхавшийся сопливый мальчишка. – Мы нашли Шумена!
– Точно, – подтвердил второй и с восторгом посмотрел на товарища. – Нашли!
Макс удивленно переводил взгляд с одного мальчишки на другого. Шумен? Опять это странное слово. Ну да, конечно, – вспомнил он наконец, – ведь именно так они переврали, а может, просто не расслышали толком, когда он сказал "шоумен", имея в виду Батута. Забавно, черт возьми! Действительно забавно, как все это отложилось в его памяти и превратилось в надпись на колпаке. А теперь вот еще и…
Тут из шкафа вслед за мальчишками появился еще кто-то, и пол комнаты содрогнулся под тяжелой поступью. Должно быть, это и есть тот, кого отыскали мальчишки, решил Макс, увидев чудовищно мускулистое существо, похожее на тролля. Низкий лоб, длинные, ниже колен лапы с огромными когтями и широченное, покрытое темно-коричневой чешуей тело. В обычных обстоятельствах можно было бы только гадать, как нечто, обладающее подобными габаритами, вообще умудрилось протиснуться из шкафа.
– Серьезный парень этот ваш Шумен… – пробормотал Макс, начав опасаться, уж не притащили они эту тварь сюда, чтобы она могла им подкрепиться.
– Ладно-ладно, мы не дураки, – засмеялся сопливый. – Он с нами просто играет. Мы зовем его Чубакой, как друга капитана Соло. Но он не Шумен.
– Потому что Шумен – это ты! – сказал второй мальчишка.
"Отличная новость, – подумал Макс, – оказывается, я и есть тот самый Шумен. А Бледный незнакомец – просто мой сосед по палате, с которым мы каждое утро дуемся в карты, чтобы решить, кто из нас первым отправиться ловить кайф под электрошоком".
Только вот дело было в том, что эти двое мальчишек явились совсем не с той детской площадки, которая находилась под его балконом, и могли говорить лишь то, что было известно ему самому, – таящееся где-то глубоко внутри.
И все же Макс спросил:
– А вы уверены?
Мальчишки покатились со смеху, демонстрируя всем видом, что их не проведешь. Даже тролль за ними низко ухнул, приложив лапу к огромному рту, мол, он тоже не дурак.
Пускай все так, думал Макс, но что ему это дает?
– Ох, черт! – вскинулся вдруг сопливый и толкнул товарища в бок. – Слышишь?
Тот мгновенно перестал смеяться и закивал головой, прислушиваясь к чему-то. Все их веселье будто ветром сдуло. Максу показалось, что даже чешуя навострившего уши тролля из темно-коричневой стала желтой, как лимон.
– Кажется, он идет, – сказал мальчишка.
– Кто идет? – спросил Макс.
– Ты сам знаешь, – ответил сопливый. – Прощай, Шумен.
Мальчишки бросились к открытой дверце шкафа. За ними, мгновенно съежившись вдвое, последовал тролль. И дверца сама собой захлопнулась.
Вот так, словно ничего и не произошло.
"А ведь так и есть, – сказал себе Макс. – Ничего. Только очередной глюк".
Но теперь он услышал это сам. Шипение. Оно доносилось со стороны коридора и быстро приближалось.
Похоже, у Шумена крупные неприятности.
Взгляд метнулся к подушке, на которой лежал странный колпак. Макс взял его и надел. Доверять интуиции больше, чем здравому рассудку – единственное, что ему оставалось. Хотя секундой позже Макс готов был поклясться, что это была не совсем интуиция, – колпак позвал его. Именно так.
"Я невидимка… здесь никого нет… МЕНЯ НЕ ВИДНО…"
Когда шипение раздалось у самого порога комнаты, Макс рефлекторно вцепился в спинку кровати обеими руками. Деваться было некуда. Он мог, конечно, попытаться заставить себя представлять новую версию "внезапного" приезда родителей, но однозначно был уверен, что сейчас это уже не сработает.
Бледный незнакомец вошел в комнату и осмотрелся. Его белое, как снег, лицо абсолютно ничего не выражало, однако Максу все же показалось, что он серьезно озадачен.
"Неужели он действительно меня не видит? Черт, эта штука сработала!"
Бледный незнакомец двинулся по комнате, принюхиваясь во все стороны, будто ищейка, потерявшая верный след. Он приблизился к кровати и обнюхал постель, находясь от Макса, который стоял за спинкой в голове и старался не дышать, всего в одном шаге. А затем медленно вытянул шею в его направлении. Максу целую секунду казалось, тот смотрит прямо на него. Бледный незнакомец внезапно зашипел ему в лицо, невероятно широко раскрыв рот и обнажив две пары длинных и тонких клыков, как у гигантской змеи. Оно было всего в считанных сантиметрах от него.
"Если он уловил запах, мне конец", – пронеслось у Макса в это длинное мгновение.
Однако тот потерял интерес к постели и отошел, начав принюхиваться к шкафу. Открыл дверцу, заглянул внутрь. Потом снова оглядел комнату. Его глаза-дыры шарили из угла в угол, тщательно изучая каждую деталь. Макс понял, что Бледный незнакомец ужасно взбешен его отсутствием и совершенно сбит с толку.
Глаза-дыры на какой-то миг опять скользнули по нему, и визитер, наконец, ретировался, скользнув в ту же невидимую дверь.
Макс только теперь смог перевести дыхание, сдерживаемое почти целую минуту. Сердце все еще бешено колотилось, когда, выждав для верности еще некоторое время, он осмелился выйти из своего спасительного закутка.
– Вот так великий Шумен одурачил… – пробормотал Макс и в чем был завалился на кровать, погрузившись в сон раньше, чем его голова коснулась подушки.