У Алекс по-прежнему крутилась в голове строчка из письма: "…странные… странные…"; замораживающий взгляд портрета; внезапный холод в комнате. А действительно ли ей предстоит сеанс у Моргана Форда и не далее как завтра?
– Я думаю, это ошибка… – начала было она.
Айрис Тремьян, оглядевшись в холле, проследовала за Алекс в гостиную.
– Вас что-то беспокоит, дорогая, не так ли? – Ее голос звучал мягко, что удержало Алекс от резкого ответа.
– Я немного взволнована, вот и все.
– Я так и думала… после всего, что с вами приключилось.
Алекс настороженно посмотрела на нее:
– Что вы имеете в виду… что именно приключилось?
– Дорогая, вас что-то тревожит. Верно? Я почувствовала это еще в прошлый раз; так скажите, права ли я, дорогая?
Алекс уставилась на нее, чувствуя раздражение, что ее уединение нарушают столь бесцеремонно. На завтра у нее уже запланирована встреча; зачем говорить с кем-то еще? Уж не связаны ли Морган Форд и Айрис Тремьян? Может, по тому номеру, который она ему дала, он смог через ремонтную службу вычислить, где стоит монитор, узнал, кто она, и прислал к ней Айрис Тремьян? Смешно.
– Хотите чаю?
– О нет, дорогая, благодарю вас.
Она снова огляделась:
– У вас очень симпатичный домик, дорогая. – Ее внимание привлекла картина на стене, и, подойдя к ней поближе, она показала на нее пальцем. – Это Стаббс?
– Нет.
– Единственный известный мне художник, который рисовал лошадей.
– Она принадлежит моему мужу.
– Он что, художник?
Алекс холодно посмотрела на нее:
– Я имею в виду лошадь. Это одно из его увлечений.
– Я предпочитаю не спорить, тем более с моей чувствительностью… но похоже, чувства вечно дают сбои, дорогая, да и вообще я не знаю никого, кто всегда одерживал бы победы. От них веет покоем, от лошадей на картине.
– Никогда не думала об этом. – Алекс бросила на нее нетерпеливый взгляд. – Что вы имели в виду, когда сказали, что меня что-то тревожит?
– Его дух так и не обрел покоя, не так ли, дорогая? Ему нужна помощь.
Она осторожно опустилась в кресло с подлокотниками: словно подъемный кран, опускающий груз, подумала Алекс. Женщина плотно сжала веки, наклонилась вперед и, не снимая перчаток, положила кисть правой руки на ее левое предплечье, потом она открыла глаза, посмотрела на нее снизу вверх, и Алекс в первый раз заметила растерянность в этой уверенной в себе женщине.
– Не беспокойтесь, дорогая. – Губы ее раздвинулись в нервной улыбке, потом приняли прежнее положение, словно существовали сами по себе. – От вас ничего не требуется, ровным счетом ничего. Конечно, если хотите, можете внести пожертвование на благотворительные цели, но это не обязательно, совершенно не обязательно. – Она подняла к потолку крупные накладные ресницы, нахмурилась, словно бы заметив огрех в побелке, а потом опять нерешительно улыбнулась. – Вы справляетесь, дорогая?
– Да, – холодно сказала Алекс. – Я справляюсь.
– Он рядом, не так ли, дорогая?
– Что вы хотите этим сказать?
Айрис Тремьян затрясла головой и глубоко вздохнула; плечи ее напряглись и столь же резко расслабились. Закрыв глаза, она замерла. Алекс с интересом наблюдала за ней, хотя чувствовала тревогу.
Женщина начала дергаться, ее сотрясала неудержимая дрожь. Внезапно она успокоилась и, выпрямившись, раскрыла глаза.
– Прошу прощения, – сказала она. – Я сделала ужасную ошибку. Я не должна была приходить. – Голос ее изменился, теперь он звучал холодно, выражение благодушия сползло с ее лица, она казалась испуганной. – Да, да, не нужно мне было сюда являться. Ужасная ошибка.
– То есть?
Она затрясла головой.
– Я лучше пойду, дорогая, – резко бросила она, хватая свою сумочку.
Алекс вдруг испугалась:
– Что вы имеете в виду?
– Будет лучше, если я уйду, дорогая; о таком я и помыслить не могла.
Алекс увидела белки ее вытаращенных глаз, точки зрачков, обводящих комнату, и глубокие складки на мясистом лбу.
– Можете сказать мне, наконец, в чем дело?
Присев на краешек кресла, Айрис Тремьян порылась в сумочке и вытащила из нее компакт-пудру. С громким щелчком открыв ее, она стала рассматривать себя в зеркале.
– Мне было видение, – сказала она, припудривая нос.
Алекс с трудом подавила вспышку гнева.
– Будьте любезны, введите меня в курс дела.
Женщина посмотрела на нее, захлопнула пудреницу и, помявшись, покачала головой.
– Поверьте мне на слово, дорогая, будет куда лучше, если я уйду, лучше не говорить об этом, забудьте, дорогая, забудьте, что я приходила. Вы были правы, вы были совершенно правы в последний раз. – Она подошла к дверям, остановилась на пороге и постаралась изобразить доброжелательную улыбку, но ее била дрожь. – В самом деле, мне лучше уйти; пусть все будет как есть, думаю, это лучше всего. И пусть вас не беспокоит мой гонорар.
– Послушайте, я хотела бы получить объяснение. Не будете ли вы так любезны?..
Сверху раздался глухой звук. Алекс было подумала, что ей почудилось, но она увидела, как женщина, нервничая, уставилась в потолок.
– Он волнуется, дорогая.
– Я сейчас поднимусь и посмотрю, что там такое.
– Нет, я бы не стала этого делать; как вы понимаете, я обеспокоила его, – запинаясь, сказала она. – Ему не понравился мой визит, очень не понравился. – Женщина затрясла головой. – Оставьте, дорогая, послушайтесь моего совета – у меня никогда не… я никогда и не подозревала… вы должны оставить все как есть, не обращайте на него внимания. – Она внезапно приблизилась к Алекс и крепко схватила ее за руку. Алекс почувствовала прохладную кожу перчатки. – Вы обязаны, дорогая. – Она повернулась и решительно вышла в холл. Послышался звук захлопнувшейся двери, и она исчезла.
Алекс огляделась по сторонам, голова кружилась. Она подошла к окну и раздвинула портьеры. Айрис Тремьян гусиной походкой торопливо шла по улице, все убыстряя шаг, как будто она пыталась бежать, но не могла.
13
Алекс задернула шторы и обвела взглядом комнату. Интересно, что такое увидела Айрис Тремьян? Может, она психопатка или… Закурив, Алекс с силой затянулась; у сигареты был неприятный вкус паленой резины. Фабиан терпеть не мог, когда она курила, и при нем она старалась этого не делать; ей показалось, что она обманывает его, и, чуть ли не с отвращением сделав еще одну затяжку, она сморщила нос от неприятного запаха и растерла сигарету в пепельнице.
Алекс пошла в кухню, стараясь не обращать внимания на шорохи наверху. Снова разыгралось воображение, сказала она себе, но перед глазами стояло испуганное лицо Айрис Тремьян, глядевшей на потолок. Скорее всего, опять бойлер. Она открыла дверцу холодильника и покопалась среди замороженных пакетов, прикидывая, что бы приготовить Филипу, затем нетерпеливо захлопнула дверцу. Взглянула на часы: семь, скоро он будет здесь. Филип все и решит. Она сунула пакет в микропечь.
Подняв глаза к потолку, она прислушалась. Тихо. Что себе вообразила та идиотка? Алекс поднялась по лестнице и, остановившись на площадке, снова прислушалась. Внезапно ее охватило беспокойство, на мгновение ей захотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Вдалеке завыла сирена "скорой помощи". Открыв дверь своей спальни, Алекс включила свет – все нормально. Проверила ванную – и тут ничего особенного. Пройдя по коридору, она остановилась у комнаты Фабиана и снова прислушалась. Рывком открыв дверь, она включила свет, и кровь застыла у нее в жилах.
Перевернутый чемодан валялся на полу, содержимое его было разбросано по всей комнате.
У Алекс закружилась голова, и, чтобы устоять на ногах, она ухватилась за стену, но та качнулась, и ей пришлось ухватиться за ручку кресла. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох, снова открыла их, огляделась и в совершенном смятении вылетела из комнаты. Промчавшись по коридору, она ворвалась в ванную. Неужели в доме кто-то есть? Нет, невозможно; все окна надежно закрыты. А может быть, чемодан упал сам по себе, может, она положила его на самый край кровати? Нет, и этого не могло быть. Так как же? Как же?
Алекс вернулась в комнату и уставилась на разбросанные по полу вещи: одежда, книги, дневник, мятое соломенное канотье, затем перевела взгляд на портрет. Как?
Звонок. Она выключила свет, прикрыла за собой двери и спустилась вниз.
– Сидеть! – услышала она приказ, за которым последовало злобное рычание. – Сидеть!
Алекс, дрожа, открыла дверь – на пороге стоял Филип Мейн в поношенном грубошерстном пиджаке с измятым бумажным пакетом под мышкой и Блэком на поводке, которого он удерживал с некоторым трудом.
– Сидеть, Блэк! – Мейн глянул на нее. – Прости, если я явился несколько рановато, не мог точно вспомнить время. – Он повернулся к собаке: – Сидеть!
– Вроде я не называла точного времени.
Он протянул ей бумажный пакет.
– Не знаю, что мы будем есть, поэтому купил и белого и красного.
– Спасибо. – Она взяла пакет.
Блэк дернул поводок, чуть не опрокинув Мейна на спину.
– Сидеть!
Пес издал низкое рычание – ну просто мотоцикл на холостом ходу.
– Заходи.
Мейн с силой натянул поводок, и Блэк удивленно заперхал.
– Он… э-э-э… не в самом лучшем настроении сегодня… не нагулялся. – Собака заскребла когтями по бетонным ступенькам и неохотно приблизилась к Мейну еще на несколько дюймов. – Блэк! – Бультерьер обиженно посмотрел на него и с явной неохотой последовал за хозяином в дом; оказавшись в холле, он сразу же сел.
– Привет, малыш. – Алекс погладила его, но пес не обратил на нее ровно никакого внимания и подозрительно уставился себе под ноги.
Мейн отстегнул поводок.
– Он в плохом настроении.
– Должно быть, трудно держать собаку в Лондоне.
– Временами. – Он скатал поводок и сунул его в карман. – Но мы справляемся.
Они вошли в гостиную.
– Что тебе налить?
– Выглядишь ты ужасно.
– Вот уж спасибо, – улыбнулась она.
– Бледная как простыня.
– Шотландского?
– Нет ли у тебя пэдди?
– Пэдди?
– Ирландского виски.
Она покачала головой.
– Прости. – Он внимательно смотрел на нее, и Алекс стало неловко. – Возможно, я немного устала.
Он сел и неторопливо вытащил из кармана пачку сигарет.
Она протянула ему выпивку.
– У меня в самом деле был сумасшедший день. А как у тебя дела?
– Отлично. – Наклонившись, он вдохнул запах виски.
– Как идет работа? Скоро ли я увижу книгу?
– Продвигается понемногу. – Он опять понюхал виски. – Совсем понемногу.
– Если бы все мои клиенты были такими, как ты, я бы не смогла заработать себе на жизнь: три года, а я еще не знаю, о чем твоя книга.
– Ты прекрасно справилась с моей последней работой, девочка.
Алекс улыбнулась; последняя его работа была опубликована в пятнадцати странах, переведена на двенадцать языков, и ни на одном из них понять ее было невозможно.
– Я хоть смогу понять этот твой труд?
– Весь мир сможет его понять, девочка. Но ему это не нужно. – Он чиркнул спичкой и закурил.
– Ты полон решимости, не так ли?
– Решимости?
– Доказать, что Бога не существует.
Он потряс спичкой, гася огонек.
– Дешевый обман, девочка; в мире полно таких обманов.
– Ты уверен, что это не вендетта?
– Вендетта?
– Против своего отца. Он же был священником, не так ли?
В облаке дыма он помотал головой и грустно уставился на ковер.
– Он потерял веру; он решил, что заблуждался и не имеет права быть викарием.
– И кем же он стал?
– Медиумом.
Алекс уставилась на него:
– Ты никогда не говорил мне об этом.
– Ну, есть вещи, о которых не говорят.
Она пожала плечами:
– Почему? Это не имеет значения. Он что, втягивал тебя в эти дела?
– Господи, конечно же, все время.
Она рассматривала сидевшего перед ней человека: высокий, неловкая поза, неуверенно, как старик, держит стакан обеими руками. В его присутствии она чувствовала себя уютно и спокойно. Ей всегда казалось, что Филип со всеми его тайнами и ответами, с его знаниями таит в себе истину о сути бытия, она известна только ему, и в один прекрасный день, если она проявит достаточно настойчивости, он раскроет ей эту тайну.
– Во что именно?
Он покраснел и уставился на свой стакан, словно старался прочесть текст, зашифрованный в виски.
– Спасение души – вот как он это называет.
– Спасение души?
– Гм! – Он неловко двинулся в кресле.
– Расскажи мне об этом.
Филип смущенно огляделся, как бы желая убедиться, что никто больше его не слышит, затем с извиняющимся видом улыбнулся ей.
– Мечтает приобщить меня… что-то вроде… – он пожал плечами, – экзорцизм, спасение заблудших душ и все такое.
– Не понимаю.
– Около Гилфорда есть участок дороги, на котором, как считают люди, появлялся призрак: прямо посреди дороги бродил какой-то тип. Его видели и несколько патрульных полицейских. Мой папаша отправился туда, прихватив меня с собой, потому что я не псих и духи на меня не действуют, я пашу по прямой. – Он сунул сигарету в рот и затянулся. – Выяснилось, что на этом месте несколько лет назад погиб в аварии водитель грузовика; так и не поняв, что он мертв, парень все бродил и бродил в поисках своей жены и детей. Мой отец объяснил ему, что произошло, что он мертв, а также связал его с духовными наставниками, те забрали его, и он обрел счастье. – Мейн робко посмотрел на Алекс, затем перевел взгляд на стакан с виски и повертел его в руках.
– А ты видел этого человека?
– Господи, да нет же. Только слышал, как отец разговаривал с ним.
– И что ты об этом думаешь?
Он сделал глоток и поднял на нее взгляд.
– Я думаю, у моего папаши крыша поехала.
Алекс в упор посмотрела на него, какое-то время они сидели молча.
– Вот уже не думала, что и ты к этому приобщился, – наконец сказала она.
Филип смущенно поерзал на месте.
– Это было давным-давно. – Он помолчал. – Господи, столько времени прошло…
– И всю оставшуюся жизнь ты стараешься доказать, что он заблуждался?
Выпрямившись, Мейн молча уставился на нее.
– Мой отец кончил в сумасшедшем доме.
– Прости, – сказала она.
Он пожал плечами.
– Может, ему не удалось справиться с теми силами, которыми он обладал, – сказала она.
– Гм…
Она передернулась:
– Мороз по коже.
– Есть определенная связь между старческим мышлением, душевными заболеваниями и подобного рода страстями. Такова судьба большинства медиумов.
– Никогда не слышала, чтобы викарий стал медиумом.
– А ты когда-нибудь слышала, чтобы викарий кончил свои дни в сумасшедшем доме?
Она посмотрела на него, не зная, улыбнуться ли на это или нет.
– А ты когда-нибудь верил в такие вещи?
– Такие вещи погубили моего отца. – Он не отрываясь смотрел на виски.
– А тебе никогда не приходило в голову, что в этом что-то есть? В людях, обладающих даром исцеления?
– Даром исцеления обладает Национальная служба здравоохранения, и по статистике у нее результаты получше.
– А когда и она терпит поражение?
Он продолжал рассматривать виски.
– Тут ничего не докажешь.
– Случалось, люди выздоравливали, когда врачи ставили на них крест, лишали последней надежды.
– Такое случалось всегда, девочка, задолго до появления медиумов.
– И до Христа?
Он снова фыркнул.
– Тебе надо взять отпуск и отдохнуть. Избавляйся от всего этого; и не нужно, чтобы медиумы снова и снова поднимали все это.
– Одна из них была тут днем.
– А… тогда понятно.
– Что понятно?
– Отчего ты была бледная как полотно, когда я явился.
– Она вела себя странно и в самом деле перепугала меня. – Алекс посмотрела на него, но Мейн промолчал. – Я не просила ее приходить, она сказала, что якобы почувствовала – меня одолевают тревоги и что… Фабиан… что он по-прежнему где-то тут. – Алекс натянуто улыбнулась и вытянула сигарету из пачки. – Она села вот здесь, закрыла глаза, и вдруг ее стало трясти, как лист на ветру; потом она вскочила с перепуганным видом и сказала, что сделала ошибку, ужасную ошибку и что я должна оставить его в покое.
– Очень разумно.
– Затем сверху раздался шорох.
Мейн внимательно присмотрелся к ней.
– Какая-то идиотка хочет запудрить тебе мозги, втянуть во что-то.
– Нет, – возразила Алекс, – в том-то и дело, что не хочет. Она просто ушла, ничего не говоря и не отвечая на вопросы. Буквально вылетела, ужасно перепуганная.
– Психи, все они психи.
– Даже Морган Форд?
– Да, девочка. Иначе и быть не может.
– Вот уж спасибо; а я с такой надеждой иду завтра на встречу с ним.
– Я тебе уже все объяснил.
Она пожала плечами.
– Я хочу побывать у него; мне нужно самой составить впечатление. И тем более мне хочется встретиться с ним теперь, после того, что произошло… Я…
Он испытующе посмотрел на нее:
– Случилось что-то еще? Не так ли?
Она разминала сигарету.
– Вчера я привезла из Кембриджа старый чемодан Фабиана; он лежал у него на кровати, полный вещей, очень тяжелый. Вдруг я услышала наверху какой-то шум… поднялась. Чемодан валялся на полу. Сам по себе он никак не мог упасть, Филип.
– Так как, по-твоему, он оказался на полу?
Алекс нервно улыбнулась и почувствовала, что краснеет.
– Может быть, это странно звучит, как бред… может, меня тоже надо отправить в психушку, но, видишь ли, у Фабиана всегда был взрывной темперамент; в общем-то он был мягок и вежлив, но, когда у него что-то не получалось, особенно в детстве, он впадал в неистовство. Случалось, им овладевала такая сила, что я не могла справиться с ним. Может, он и сейчас разозлился … из-за этой женщины. – Она снова улыбнулась и с надеждой посмотрела на Мейна.
Он усмехнулся:
– Есть сотни причин, по которым чемодан мог оказаться на полу.
Алекс решительно замотала головой:
– Нет, никоим образом; этот чемодан не мог свалиться. – Она взглянула на него. – Почему ты ухмыляешься?
Он медленно покачал головой:
– То на тебя нападают в твоем офисе, то кто-то разбрасывает по комнатам чемоданы… Задумайся об этом.
– Это не то, Филип. Вчера вечером я была не в себе, но сегодня совсем другое дело, сегодня я чувствую себя нормально. – Она помолчала. – Хочешь сам посмотреть?
Он пожал плечами и встал.
В какой-то ужасный момент Алекс подумала, что вот сейчас они войдут в комнату и увидят: чемодан по-прежнему лежит на кровати и все вещи в нем аккуратно сложены. Она толкнула дверь и включила свет – чемодан по-прежнему валялся на полу с раскиданными вокруг вещами.
– Видишь?
Он посмотрел на чемодан, на одежду и книги, разбросанные по всей комнате.
– Все это было на кровати?
– Да.
Мейн обвел взглядом комнату, задумчиво взглянул на портрет Фабиана, задержав на нем взгляд; проходя мимо телескопа, легко провел по нему рукой.
– Прекрасный инструмент.
– Если хочешь, возьми его.
Припав на колени, Мейн настроил фокусировку и заглянул в окуляр.