– До меня доходят эмоции и чувства исключительно сильной напряженности. В пределах земного притяжения есть некая душа – вполне возможно, что и вашего сына, – но с ней сопряжено так много иного, столько сложностей… я чувствую и присутствие девушки; прошу прощения, я сейчас не располагаю временем, но мы должны что-то сделать. Он в поле притяжения Земли, смущен и растерян, ему нужно как-то помочь.
– Что вы хотите этим сказать – в поле притяжения Земли? – Алекс услышала, как в прихожей зазвонил звонок.
– Это значит, что он не может оторваться от нее. Боюсь, так случается при скоропостижной смерти – при аварии или в случае убийства; душа нуждается в помощи. Видите ли, ваш сын, может быть, даже не понимает, что уже мертв. – Форд улыбнулся.
– В этом нет ничего… – она помолчала, – ничего связанного со злыми силами?
Он с улыбкой вернул ей часы.
– Зло повсюду, но мы защищаемся от него. Есть достаточно несложная процедура – можете не беспокоиться, – которая все расставит по своим местам. – Он смотрел на нее, а она пыталась понять, что кроется за его выражением.
Кошка без предупреждения вспрыгнула ей на колени, немного напугав.
– Серьезное значение имеет окружение. Понимаете, находящаяся в околоземном пространстве душа легко теряется – все вокруг незнакомо, она пытается заговаривать с людьми и удивляется, почему они не отвечают. – Форд улыбнулся. – Она не обладает энергией, ибо у нее нет тела, которое могло бы подпитывать ее этой энергией. Мы организуем круг, он – своего рода маяк, испускает энергию. Душа может найти путь в этот круг, после чего мы обеспечиваем ее духовным наставником, который помогает ей оказаться на другой стороне.
– Вы имеете в виду… в ходе сеанса?
Форд моргнул.
– Мне кажется, лучше сказать "круг", "сеанс" звучит как-то вульгарно: цыганки на набережной и все такое. – Он опять растянул губы в улыбке.
– Я понимаю, вы торопитесь… я вас не задержу. Вчера вы сказали, что чувствуете присутствие некой девушки, ее зовут вроде бы Кэрри. Не можете ли вы припомнить о ней что-нибудь еще?
Он пожал плечами:
– Вчера открывалось так много каналов, и все старались по ним пробиться, полная неразбериха.
– Это очень важно.
– Думаю, что все прояснится, когда мы организуем круг. Для этого нам нужна подходящая обстановка, что-то знакомое вашему сыну; лучше всего – у вас в доме, если вы не возражаете.
Алекс покачала головой.
– А что же ваш муж?
– Мы расстались.
Он кивнул.
– Ваш сын любил его?
– Да.
– Тогда я бы хотел, чтобы и он присутствовал. Нам нужны люди, дабы обрести силу; очень важно присутствие тех, кто были ему близки. Есть у него братья или сестры?
Алекс покачала головой.
– А какие-нибудь родственники?
– Нет. – Она помолчала. – Боюсь, мой муж преисполнен скептицизма.
– Как и вы. – Он одарил ее мягкой, теплой улыбкой. – Но его присутствие важно. В подобной ситуации отец может дать мощную подпитку энергией.
Алекс нерешительно посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Кроме того, если у вас есть друзья, которые знали его и готовы прийти, это тоже окажет существенную помощь. Понимаете ли, я могу привести с собой людей, но куда лучше, если вокруг будут те, кто знал его.
– И сколько их нужно?
– Хотя бы двоих. Нас должно быть минимум пять человек, но лучше побольше. Так, давайте-ка договоримся о встрече. Удобнее всего вечером. У вас есть комната без окон?
– У меня имеется фотолаборатория.
– Отлично.
– Но, прошу прощения, она не очень большая.
– Годится любое помещение. Может быть, лучше всего подошла бы его спальня; но вы не должны пользоваться этой комнатой, пока будет продолжаться действие круга. Вам нужно убедиться, что окна плотно закрыты, чтобы внутрь не проникало ни лучика света, ни малейшего, понимаете?
– Да.
– И за шесть часов перед этим вы не должны ничего есть. И все остальные тоже.
– За шесть часов?
– Кроме того, все должны принять ванну и облачиться в чистое белье. Таковы мои правила, и им необходимо подчиняться.
Слушая мягкие интонации его голоса, Алекс хмурилась: почему эта публика так старательно соблюдает ритуалы, пыталась понять она. Почему нельзя просто взять и приступить к делу?
– Нужно тщательно убрать комнату, проветрить каждый уголок. Зло, понимаете ли, тянется к грязи, к неубранной комнате, к нечистым нашим телам, к нашим продуктам выделения; мы обязаны предоставить злу как можно меньше возможностей. – Он встал, и она проследовала за ним в коридор; новоприбывшего клиента нигде не было видно. "Кто бы это был? – подумала Алекс. – Как они все выглядят? Почему приходят сюда?"
– Маргарет! – громко позвал Форд. – Могу ли я увидеть расписание?
Тут же влетела секретарша и послушно протянула ему блокнот.
– Лучше всего в среду или четверг, – сказал он. – И в течение нескольких последующих недель в этот день вы должны тщательно убирать комнату. Результат может сказаться немедленно, но может прийти и с запозданием; так что важно, чтобы вы не прекращали уборку. Итак, сегодня среда; нет, времени не хватит. Как насчет четверга? Вы успеете все подготовить?
Она кивнула:
– Справлюсь.
Форд проводил ее до дверей.
– Постарайтесь убедить вашего мужа, – сказал он. – Это в самом деле очень важно.
– Хорошо.
Она еще раз внимательно вгляделась в его лицо. Ей показалось, что за вежливой улыбкой что-то кроется – как будто он знал что-то особенное, но не хотел говорить.
19
"Я верю: каждый человек – личность и у каждого есть что сказать миру. – Женщина говорила с ужасным калифорнийским акцентом, и притом шепотом, словно это было ее личным открытием, которое она хотела скрыть от трех миллионов радиослушателей. Наверное, она держит интервьюируемую за руку и проникновенно смотрит ей в глаза. – На Тибете говорят: если человека мучают тревоги, пусть он прогуляется под соснами; так они сами делают полторы тысячи лет".
"Надо же!" – сказала интервьюируемая.
– Чушь, – бросила Алекс, наклоняясь и выключая радио.
В мире полно людей, которые открыли все секреты жизни, они лежат перед ними, словно непереваренные зерна кукурузы в их испражнениях. Господи, неужели надо тужиться в туалетах или гулять под соснами, чтобы обрести мир и покой в жизни? Счастливы те, у кого есть на это время. И слава богу, что им нечем больше заниматься.
Алекс свернула с шоссе на ухабистую проселочную дорогу и въехала в ворота, на которых было написано от руки: "Замок Хайтауэр". Она улыбнулась – по крайней мере, Дэвид никогда не теряет чувства юмора, не говоря уже о терпении, с теплотой подумала она. Ему давно следовало бы развестись с ней и найти другую женщину, которая будет любить его и сделает счастливым. Он это вполне заслужил; но сейчас она была рада, что этого пока не произошло.
Через несколько сот ярдов дорога превратилась в море грязи, "мерседес", переваливаясь и буксуя, проехал мимо ворот свинофермы, от которой шел удушающий запах; мутная вода летела на ветровое стекло, и Алекс пришлось включить "дворники". Грязный пес выбежал из пристройки и залаял на нее. Миновав курятник и теплицу, она проехала еще через одни ворота с той же надписью – "Замок Хайтауэр" и стрелкой, указывающей вниз. Справа внизу в долине Южного Даунса она увидела несколько строений, карабкающиеся по склонам холмов виноградники и овец, похожих на белые кусты.
Когда она спускалась по крутому склону, слева показалось озеро – зловещее безжизненное водное пространство со странным рукотворным островком в центре. В рекламе по продаже недвижимости говорилось, что это уникальный средневековый пруд, в котором якобы водятся редкостные карпы; в свое время это прельстило Дэвида больше, чем сами строения. Карпы, подумала она; есть люди, которые считают, что в поедании карпов заключен секрет вечной молодости.
Она проехала мимо огромного амбара без передней стенки, в котором рядом с пирамидой навоза стоял проржавевший трактор, и оказалась на грязном дворе перед покосившимся коттеджем, который служил Дэвиду домом и на короткое время стал им и для нее, пока холод и отъединенность от мира не выгнали ее отсюда.
Давно уже она тут не была, но почти ничего не изменилось. Конюшни в дальнем конце двора по-прежнему выглядели так, будто вот-вот рухнут, но свеженамалеванная надпись на стене гласила: "Приемная замка Хайтауэр". Она снова улыбнулась – абсурдная величественность названий всегда вызывала у нее улыбку. На пороге показался заляпанный грязью колли и сонно взглянул на нее.
– Привет, Венденж, – сказала она.
Пес махнул хвостом и опустил нос к земле, что-то вынюхивая. Она прошла мимо "лендровера" Дэвида, стоявшего у конюшни, открыла дверь приемной и вошла в холодную пыльную комнату с каменным полом и старым кухонным столом, на котором возвышался еще более старый кассовый аппарат. Тут же стояли полупустые бутылки с наклейками "Замок Хайтауэр"; из горлышек, словно криво напяленные шляпы, торчали пробки. Остальная часть помещения была доверху завалена ящиками белого картона, на которых зеленым было выведено все то же название – "Замок Хайтауэр". Она вышла, и за ней с громким стуком захлопнулась дверь.
Алекс пересекла длинный двор и подошла к высокому каменному амбару, который выглядел так, будто в свое время служил часовней. Она вошла внутрь. Тут было сыро и холодно и висел прокисший винный запах, как в пустой харчевне.
Ее муж, погруженный в раздумье, стоял в дальнем конце амбара между двумя массивными пластиковыми цистернами. Она прошла мимо давильни, выкрашенной в ярко-красный цвет, мимо пластиковых емкостей поменьше, стоявших в ряд, мимо огромного стеклянного резервуара, заполненного багровой жидкостью. Он поднял к носу стакан с вином, задумчиво понюхал его и выплеснул в канавку, выкопанную по центру амбара.
– Привет, Дэвид, – сказала она.
Он удивленно поднял на нее глаза.
– Боже милостивый! – Он улыбнулся и почесал бороду. – Ну ты меня и напугала!
– Прошу прощения.
Он подошел к ней с распростертыми руками; на нем были грязная джинсовая куртка и мятые шерстяные брюки. Она почувствовала прикосновение его щетины и холодную влажность губ.
– Ты тут не замерз?
– А разве холодно? Я и не заметил.
Она посмотрела, во что он обут.
– Мне думалось, фермеры носят сапоги, а не шлепанцы.
– Я не фермер, – обиженно сказал он. – Я хозяин замка.
– Прости, я и забыла, – улыбнулась она.
– Как бы там ни было, ногам в них тепло. Постой, ты должна это попробовать. – Дэвид подошел к одной из огромных цистерн, которая была открыта, и зачерпнул из нее полстакана вина. – Не обращай внимания на цвет; оно еще молодое и отфильтруется.
Она с сомнением посмотрела на мутную сероватую жидкость и понюхала ее: запах был мягкий, пахло цветами.
– Хорошо отдает в нос, а?
Она кивнула.
– Я еще прибавлю ему градусов. Но и так неплохо, а?
Она попробовала вино и поморщилась – оно было очень холодное, потом покорно покатала его во рту, ожидая указания – то ли глотать его, то ли сплевывать. Дэвид смотрел серьезно и сосредоточенно, как ребенок, который ждет похвалы. Несмотря на хороший запах, у вина был неприятный железистый привкус с примесью горечи.
Алекс проглотила вино, не понимая, правильно ли она поступила.
– Гм… – задумчиво произнесла она, видя, как на его лице энтузиазм уступает место сомнению. – Очень хорошее. Просто прекрасное.
Он просиял и возбужденно потер руки.
– Думаю, что я с ним справился, а?
– Все твои вина просто великолепны, Дэвид.
Он покачал головой:
– Все, что я делал до сих пор, было чепухой, жульничеством, я копировал другие сорта, например второсортное "Альсаке". Я пытался повторить "Брики Боттом", "Сент-Гутман" и все остальное, что казалось мне достаточно удачным. – Вскинув голову, он хлопнул в ладоши. – Главное – оригинальность. Я хочу создать великое английское вино, нечто уникальное и неповторимое. – Он сложил в кружок большой и указательный пальцы. – И ограничить его выпуск; в этом-то весь секрет. Чтобы стояла очередь отсюда и до дороги.
– Если они вынесут запах свиного навоза.
Он обиделся, и она пожалела о своих словах.
– Тебе… тебе в самом деле оно нравится? – спросил он.
Алекс кивнула.
– Ему надо еще долго выстаиваться, ты же понимаешь, не так ли?
– Ну конечно, – соврала она, улыбаясь ему.
Он явно почувствовал облегчение.
– Я так и знал, что ты поймешь; по крайней мере, если брак со мной ничего тебе не дал, то хотя бы научил разбираться в винах.
Она опять сочувственно улыбнулась ему.
– Я думаю, Фабиан гордился бы этим вином. В прошлом году он бывал здесь и помогал мне давить виноград. В общем, получилось неплохо, да?
Она кивнула.
– Шардоне! – воскликнул он, глядя в потолок; он повторял это слово громко, отчетливо, словно проповедник на кафедре, читающий Библию.
"Шардоне!" – отозвалось эхо в сыром и холодном помещении, и в чаще бороды Дэвида, как у маньяка, блеснули зубы.
Алекс вздрогнула: внезапно он показался ей чужим и незнакомым.
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она.
– В этом году я могу выпустить двадцать пять тысяч бутылок; неплохо для начала, как ты думаешь?
– Мне нужно поговорить с тобой, Дэвид.
Он протянул к ней руки:
– Посмотри, ты только посмотри на них.
Она видела грязь под ногтями и потрескавшуюся кожу.
– Когда-то в Лондоне я делал маникюр. Помнишь?
Она кивнула.
– У меня были ухоженные ручки, ибо все, что они делали, было чистейшей ерундой. Теперь они грязные и уродливые, но ими я творю красоту. Разве это вино не прекрасно?
– Да, и надеюсь, оно у тебя хорошо пойдет. Мы не можем вернуться в дом и поговорить?
– Конечно. – Он взял у нее стакан и направился к дверям, там остановился и нежно погладил огромную цистерну из нержавеющей стали. – Для ферментации, – гордо сказал он. – Ни у одного винодела в Англии нет такой. – Он посмотрел на Алекс, и она увидела в его карих глазах грусть. Он бросил Лондон, отказался от большого жалованья, элегантных машин, изысканных костюмов и услуг дорогой маникюрши, чтобы вести вот такую жизнь в сырых холодных строениях, в окружении странных механизмов, прокисших запахов, виноградников, овец и одиночества.
– Ты счастлив? – спросила она.
– Я делаю то, что хочу.
– Но ты счастлив?
Он молча пожал плечами и вышел на яркий солнечный свет. Она последовала за ним, прошла через двор, над которым стоял запах сырой земли, собак и навоза, и, наклонившись под низкой притолокой, вошла в коттедж.
Он наполнил чайник водой из глиняной миски и поставил его на огонь. Алекс присела за сосновый стол и машинально смела в ладонь хлебные крошки.
– Хочешь поесть?
Она покачала головой и высыпала крошки в большой коричневый бумажный мешок, который выполнял роль мусорного ведра.
– Я рад тебя видеть. Ты давно тут не бывала.
Она посмотрела на грязную посуду, громоздившуюся вокруг, и улыбнулась:
– Тебе надо бы обзавестись посудомойкой.
Он покачал головой:
– С винными бокалами она не справится, будут оставаться следы.
– У тебя их скопилась целая груда.
Он пожал плечами.
– Когда темнеет, все равно больше нечем заниматься; вот тогда я и мою посуду.
Чайник слегка зашипел; будто вздохнул, подумала она.
– Я встречалась с медиумом.
Дэвид тщательно протер чашки кухонным полотенцем и взглянул на нее:
– Ну и?..
– Он установил контакт с Фабианом.
Дэвид опустил чашку на стол и вытащил из кармана жестянку с табаком.
– Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, но кое-что произошло – и довольно странное.
– Что именно?
Алекс уставилась на старые часы в деревянном корпусе, стоявшие на полке. Четыре пятнадцать.
– Уже? – тихо сказала она и, как бы сомневаясь, взглянула на свои часы.
– Обычно они на несколько минут спешат.
– К четырем я собиралась быть в "Пингвине". – Она покачала головой.
Дэвид продолжал смотреть на нее.
– Это так важно?
Она кивнула:
– Потребуется не меньше месяца, чтобы все наладить.
– А может, кто-нибудь сходит вместо тебя?
– Нет.
– Я думал, у тебя толковые помощники.
– Так оно и есть, но в данном случае я сама должна там быть. – Она смотрела на часы. – Хорошо, если я еще успею к шести. – Алекс поймала себя на том, что ругает Дэвида: это его вина, что она забыла обо всем, что сидит тут, на его грязной кухне, черт знает где. Он виноват, если у нее сорвется одна из самых удачных сделок. – Могу ли я воспользоваться твоим телефоном? – осторожно спросила она.
– Можешь не спрашивать: тебе принадлежит половина всего, что тут есть.
– Не надо читать мне лекций, – вспыхнула она. – Мне просто нужен этот паршивый… – Она запнулась, закусив губу; не стоит сходить с ума; не стоит винить Дэвида или кого-то еще.
– Ты очень уверенна.
– Да, мне кажется, я и в самом деле обрела уверенность. – Алекс засунула руки в карманы пальто; высокие резиновые сапоги были ей великоваты, и нога в них болталась; интересно, кому они принадлежат, подумала она.
Земля хлюпала у них под ногами, когда они прогуливались вдоль посадок виноградника. Бесконечные ряды сухих узловатых лоз без единого листочка или соцветия, они стояли будто полки скелетов, охраняющих царство Гадеса. Алекс передернуло – она вспомнила, какие ужасные мысли недавно посещали ее. Поскользнувшись, Алекс ухватилась за руку Дэвида; та была мускулистой, излучала энергию, и это удивило ее – она и забыла, какой он сильный.
– Все в порядке?
– Вполне.
– В воскресенье кончаем обрезку, – гордо сказал он. – Три месяца, день в день.
– Отлично, – с энтузиазмом поддержала она его.
Начинало смеркаться, стало прохладнее. Слышалось блеяние овец. Высоко в небе пролетел легкий самолетик.
– Ты считаешь, у меня крыша едет, не так ли? – спросила она.
– Нет, я так не думаю. – Он неожиданно заволновался. – Ну как, черт побери, тут оказались овцы, ты только посмотри! – Проследив за движением его пальца, Алекс увидела на склоне холма среди виноградника кучку овец.
– Разве твой пес не гоняет их?
– Эту проклятую собаку овцы не интересуют; он предпочитает спать и гонять кроликов.
– Должно быть, у него что-то не в порядке с генами.
Дэвид как-то странно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на виноградник.