– Что вы имеете в виду?
– Когда мы сомкнули круг, то тем самым открыли канал для связи с потусторонним миром. Я никогда не могу точно знать, кто явится, воспользовавшись им. Сегодня мы надеялись, что это будет Фабиан, но часто являются и другие, иногда совершенно незнакомые. Время от времени и злые души пытаются оказать свое влияние на круг, пытаются завладеть им.
– Злые души?
Форд кивнул:
– Они могут быть очень хитры и изворотливы. Великолепно притворяются. Подделываются под тех, кто ушел от нас: голос, поведение, внешность. Они пытаются воспользоваться энергией, воссоздающейся в круге.
– Почему?
– Для своих собственных целей.
– Вы верите в зло?
Форд помолчал.
– Конечно. Есть добро, и есть зло, миссис Хайтауэр. Они сосуществуют и здесь, и в потустороннем мире, и между ними поддерживается определенное равновесие.
– И кто-то из этих злых… душ… мог опалить розу?
– Возможно. Многое из того, что происходило сегодня вечером, я просто не понял.
– То есть нас постигла неудача?
– Не знаю. Нашей целью было спасти Фабиана, дать ему освобождение от земных пут. Но было слишком много посторонних вмешательств, все перепуталось. И я не могу быть уверен, удалось ли ему освободиться. – Он покачал головой.
– Вмешательство девушки – это вы имеете в виду?
Форд кивнул:
– Частично.
Прикурив, Алекс снова устроилась на диване.
– Она появлялась и раньше. В вашей гостиной. Девушка по имени Кэрри, с которой встречался Фабиан.
Форд кивнул:
– А этот мужчина, утверждавший, что он отец Фабиана? – Он в упор посмотрел на Алекс. – Что-то вроде Джона Босли. Я не понял, почему он появился, но порой случается, что возникают такие скандалисты.
У Алекс снова запылало лицо.
– Доводилось ли вам сталкиваться с душами, – сказала она, – которые хотят вернуться?
– В человеческий облик?
Она кивнула.
– Вы имеете в виду обладание?
– Я не уверена, как это называется. Но кто-то хочет вернуться, потому что у него тут остались неоконченные дела.
Форд посмотрел на часы.
– Многие души чувствуют после смерти растерянность, особенно те, кто ощущает сильное земное притяжение; часто они даже не осознают, что мертвы; лишь когда они пытаются заговорить с теми, кого любили, со своими друзьями, они выясняют, что никто их не видит, никто не слышит, – и вот тогда только они начинают осознавать, что случилось. До этого многие из них пытаются вести себя как и раньше, занимаются какими-то делами, воображая, что все идет так, как было до их ухода.
– И кому-нибудь это удается? – спросила она.
– Продолжать свои дела?
Она кивнула.
– Да.
– И как они это делают?
– Они используют физическое тело и мозг кого-нибудь из живущих. Овладевают кем-то и… становятся хозяевами тела. Вот что мы называем состоянием обладания. – Он улыбнулся. – Есть документальные свидетельства, как души продолжают заниматься своими делами, используя живых людей. Такие случаи зафиксированы в среде хирургов, художников… и композиторов. Моцарт, как известно, стал сочинять великолепную музыку в возрасте четырех лет; можно предположить, что он находился под влиянием души какого-то композитора.
– А как насчет зла?
– Взять Гитлера, – сказал Форд. – Прямых доказательств нет, но есть много свидетельств, что Гитлер и несколько других членов из руководства Третьего рейха находились под влиянием злых сил, которые и руководили их действиями.
– Во время нашей первой встречи вы сказали, что Фабиан хочет вернуться. Именно это вы и имели в виду? То, что у него остались неоконченные дела?
Внезапно Форд занервничал. Ему явно не хотелось говорить на эту тему. И она подумала, что этот вопрос ему просто не по зубам.
– Неоконченные дела?
– Да.
Форд улыбнулся.
– Какого рода дела, по вашему мнению?
Алекс опустила глаза.
– Мне кажется столь странным говорить о нем, словно бы он… – Она резко встала, пересекла комнату и стряхнула пепел сигареты в корзину для мусора.
– Словно бы он по-прежнему жив?
Она кивнула.
Форд загадочно улыбнулся:
– Вы женщина с высоким уровнем чувствительности, может даже чрезмерным.
– Что, черт побери, вы хотите сказать?
Форд покачал головой и снова улыбнулся.
– Я не понимаю.
– Мне кажется, придет день, когда вы поймете. – Его лицо потемнело, и она снова почувствовала неловкость. – Я думаю, мы должны снова собрать круг, в следующий четверг.
– Нет.
– Это очень важно… для вашего сына.
– Я считаю этот опыт слишком пугающим.
– Только в первый раз. И нам еще ничего не удалось достичь. – Он встревоженно обвел взглядом комнату. – Потом вы почувствуете себя куда лучше.
– Не могу себе представить, что можно чувствовать себя лучше.
– Можно, – решительно сказал он, – но только если вокруг вас не будут витать души. Когда мы поможем его душе, вот тогда вы обретете мир и начнется исцеление.
– Вы не думаете, что, возможно, я коснулась вещей, которые лучше было бы оставить в покое?
– Вы должны думать о своем сыне.
Она пристально смотрела на Форда, пытаясь понять, что кроется за его словами. Кто он – жулик, как предполагал Дэвид? А может, она подпала под влияние гипноза и все себе вообразила? Но ведь она совершенно четко и ясно слышала голоса. И все же какие-то сомнения остались. Ведь нельзя не учитывать, что в интересах Форда и дальше продолжать раскручивать это дело, чтобы обеспечивать работой своих странных спутников с их золотыми серьгами и большими ногтями.
– Но, кроме того, я должна подумать и о своем муже.
– Потому что он столь скептически настроен?
– Есть и иная причина. – Она прошлась по комнате, опять села. – Тот мужчина, который утверждал, что он отец Фабиана…
– Та случайная душа?
Алекс покачала головой:
– Нет, не такая уж она случайная. – Она помолчала. – Дэвид – не отец Фабиана.
Форд внимательно посмотрел на нее и, опустив глаза, стал изучать собственные безукоризненные ногти. Что-то его волнует, подумала она. Это открытие должно было все прояснить для него, но похоже, оно лишь ухудшило состояние дел.
– Значит, этот Босли… или как там его звали? – спросил он.
– Я не знаю, кто именно.
Форд как-то странно посмотрел на нее, и она смущенно улыбнулась.
– Я не то имела в виду, – сказала она. – Мы не могли иметь детей. – Она поймала себя на том, что краснеет. – Понимаете, в сперме моего мужа было слишком мало сперматозоидов.
– И вы обратились к услугам донора?
– Не в полном смысле слова… ну, что-то вроде. – Она перевела дыхание и глубоко затянулась. – Я не хотела прибегать к искусственному осеменению… чья-то чужая сперма… я хотела ребенка от Дэвида. Мы связались со специалистом, который в то время экспериментировал в этой области, смешивал сперму какого-нибудь мужа со спермой донора, высокоактивной спермой, как они называли ее. – Алекс грустно улыбнулась. – Таким образом, никогда нельзя было установить, от кого вы зачали – то ли от мужа, то ли… – Она замолчала.
– И теперь вы думаете, что…
Она покраснела.
– Дэвид никогда не сомневался, что Фабиан его сын, и слава богу. Но я-то всегда знала, что это не так.
– Каким образом?
Она еще гуще залилась краской.
– Ничего не получилось. Специалист объяснил мне, что, по его мнению, сперма Дэвида слишком агрессивна – я толком не поняла, – что у нее какой-то не такой химический состав. И я попросила специалиста помочь мне, не ставя Дэвида в известность.
Форд кивнул.
– Понимаете ли, генная наследственность играет очень важную роль в потустороннем мире, – сказал он. – Это макет характера, личности. Мы знаем, насколько они существенны для физического и психического облика человека, они определяют и контролируют все; я считаю, что гены столь же важны и при бесплотном существовании.
– То есть мы забираем с собой все свои гены?
– По крайней мере, ту часть, которая определяет черты нашей личности.
– Значит, Фабиан нашел теперь своего настоящего отца?
– Вполне возможно.
Она покачала головой:
– Я бы не хотела, чтобы Дэвид узнал об этом. Он так гордился Фабианом. И я не хочу, чтобы пострадала его гордость.
Форд кивнул:
– Я понимаю. Но ваш муж не относится к тем, кого мы называем сенситивами. Души ничего не смогут ему сообщить; он ничего не будет знать, если вы сама не скажете ему.
Алекс закрыла лицо руками.
– О господи, я совсем запуталась, я ничего не понимаю и так перепугана.
– Видите ли, – мягко сказал Форд, – между вашим сыном и его подлинным отцом возник какой-то серьезный конфликт. Его-то мы и должны попытаться разрешить, ибо это может нанести серьезный урон вашему сыну… и вам.
– Каким образом?
– Тут присутствуют какие-то очень мощные темные силы; я пытался справиться с ними, не пугая вас, но мне никогда в жизни не приходилось сталкиваться со столь мощным противодействием. Ваш муж считает, что я шарлатан; вы же, как мне кажется, верите мне, хотя и у вас есть сомнения. Чтобы доказать свою искренность, я готов отказаться от своего гонорара, но и вы, в свою очередь, должны делать все, что я вам скажу. Вы понимаете?
Она покачала головой.
– Нет. Я не хочу продолжения.
– Алекс, – тихо сказал он, – вы не можете войти в мир потусторонних сил и выйти из него с той же легкостью, с какой нажимаете на клавишу – раз, и музыка смолкла. Их надо одолеть, или они одолеют вас.
Алекс снова почувствовала леденящий озноб, холодная струя воздуха скользнула по ее телу – омерзительное влажное дуновение, от которого блузка, словно промокнув насквозь, прилипла к телу.
– Не можете ли вы каким-либо образом выяснить, кто именно стал отцом вашего сына?
– Я была на Уимпол-стрит. У специалиста по бесплодию. Саффиер. Доктор Саффиер. Он брал сперму от доноров… он говорил, что они очень тщательно подбирают доноров… учитывают их внешность… – Она помолчала. – Цвет волос, глаз и все такое.
– И он помог вам?
– Да.
– Я думаю, вы должны повидаться с ним. Попытайтесь выяснить хоть что-нибудь о Джоне Босли.
– Я даже не знаю, жив ли он.
– Это очень важно, – сказал Форд.
– Почему?
– Потом поймете.
Открылась дверь, и вошел Дэвид.
– Вам с молоком, мистер Форд?
Форд встал:
– Прошу прощения, я опаздываю. Мне нужно ехать.
– Хотите метлу или вы прибыли на собственной? – улыбнулся Дэвид.
Форд вежливо улыбнулся в ответ:
– О, в таких средствах передвижения я не нуждаюсь; будь у меня такая возможность, я предпочел бы раствориться у вас на глазах.
22
"Лендровер" дернулся и пошел юзом по грязной дороге. Алекс уловила запах навоза из свинарника; она увидела, как несколько кроликов, уставившись на свет фар, дернулись, бросились прочь и, проскользнув через ограждение, скрылись в поле.
Ночь была ясной: она видела россыпь звезд, полумесяц и темное пространство земли, словно бы затянутое бесконечной тенью.
– Спасибо, что вытащил меня.
– Не говори глупостей.
– Мне не хотелось вечером оставаться дома.
– Ничего удивительного. Этот парень – как его имя, Форд, что ли? – до смерти перепугал тебя своими штучками.
Она смотрела сквозь ветровое стекло; на капоте лежало запасное колесо. "Лендровер" клюнул носом, и она увидела мерцающее озеро; казалось, это мерцание шло изнутри. Средневековый водоем. Она поежилась; ну почему это выражение не оставляет ее в покое, почему оно всегда столь зловеще звучит в ушах? Она представила себе древних столетних карпов, которые охраняют мрачные глубины, и попыталась отвести глаза от озера, но оно как магнит притягивало ее взгляд.
– Он оказался не таким, как я его себе представлял, – бросил Дэвид.
– Что ты хочешь сказать?
– Ну… в общем-то у него есть чувство юмора; я никогда не думал, что такие люди обладают юмором, мне всегда казалось, они убийственно серьезны. Он больше смахивает на страхового агента, чем на медиума.
Она улыбнулась:
– Именно это подумала и я, когда увидела его впервые. Тем не менее он пользуется очень хорошей репутацией.
Дэвид резко остановил "лендровер", дернул ручной тормоз и приник к боковому стеклу.
Алекс обеспокоенно взглянула на него:
– В чем дело?
Дэвид поднял палец, продолжая что-то разглядывать. Слушая ровное, как биение сердца, постукивание двигателя, Алекс огляделась, она была беззащитна, уязвима и испугана; поскорее бы добраться до фермы – ей не хотелось останавливаться тут в сумерках, рядом с озером, посреди темных полей.
– Вот сволочи.
– Что такое?
– Опять несколько овец забрались в виноградник – как раз там я выращиваю свое шардоне. Вот уж где они мне не нужны!
Алекс почувствовала облегчение.
– Утром починю там изгородь.
– Ты не против, если завтра я одолжу у тебя "лендровер"?
– Не так уж приятно тащиться на нем в Лондон – тебе лучше было бы сесть на поезд в Льюисе.
Она кивнула.
– Но делай как знаешь; я бы хотел, чтобы ты отдохнула, расслабилась, набралась сил.
Улыбнувшись, Алекс положила руку на спинку его сиденья. Хорошо бы обнять его, прижаться к нему, но нет, в глубине души она понимала, что и так поступила с ним не лучшим образом; не стоит бередить его раны – по отношению к нему это было бы нечестно, да и по отношению к себе тоже, пришло ей в голову.
Сидя у кухонного стола, Алекс наблюдала, как Дэвид открывает бутылку вина собственного производства. Колли бродил по комнате, ложился и снова путался под ногами.
– Ты в самом деле сделала все, как он сказал, и шесть часов не ела?
Она кивнула:
– После завтрака крошки во рту не было. А ты?
– Обычно я ем два раза в день – завтрак и обед. – Он открыл холодильник. – Хочешь омлет?
– Я удивлена, что ты не держишь кур; в Лондоне ты всегда хотел обзавестись ими.
– Держать их в Лондоне было бы своего рода новшеством, не то что здесь.
Она улыбнулась.
– Да и в любом случае яйца и вино плохо сочетаются.
– Разве что запивать яичницу шардоне.
На сковородке шипело полдюжины яиц.
– А что ты делал во время сеанса – точнее, круга?
Он взглянул на нее и покраснел.
– Что делал?
– Похоже, ты глазел по сторонам.
Ухмыльнувшись, он похлопал себя по груди и, осторожно стянув пиджак, показал прикрепленный к груди диктофончик.
– Тут все. Вот и посмотрим, кто из нас прав. – Он положил диктофон на стол, включил кнопку перемотки записи.
Она слушала шуршание ленты и вопросительно смотрела на него.
– Ты думаешь, что поступил правильно?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Это могло отпугнуть души.
– Никто не сказал, что нельзя пользоваться диктофоном.
– Думаю, ты должен был предупредить меня.
– Скажи я тебе, ты бы не позволила. – Дэвид налил ей вина и, нахмурившись, наблюдал, как опускается осадок в его стакане. Потом поднял его за донышко и поднес к свету. – Цвет неплох, – сказал он.
– Очень чистый.
– И как тебе кажется, не чувствуется водянистость?
– Нет.
– Только легкий желтоватый оттенок, не так ли? – восторженно сказал он. – В последней партии несколько ударял в зелень.
– И что ты сделал? Подкрасил?
Он укоризненно посмотрел на нее.
– Ни в коем случае – только не я. Такой оттенок дает кожура винограда; все зависит от того, как долго ты выдерживаешь сусло.
Алекс понюхала вино. Оно было терпким, слегка маслянистым, и от него щипало в носу; со вторым глотком пришел легкий виноградный аромат.
– Оно еще очень молодое, – смущенно сказал он.
– Ты должен быть очень осторожен, Дэвид, чтобы не передержать его. Большинство потребителей не такие уж знатоки – они хотят лишь, чтобы у вина был приятный вкус.
– Да плевать мне на большинство, пусть пьют свой "Широндель". Господи, неужели ты не понимаешь? Меня привлекает неповторимость; я хочу создать великое английское вино.
Она сделала глоток, закрыла глаза и почмокала, катая вино во рту и надеясь, что именно этого он от нее ждет. Вино было терпкое, и у нее защипало нёбо, она поморщилась, вино обожгло пустой желудок, и она вздрогнула.
– Хорошее, но чуть резковато.
Диктофон громко щелкнул. Дэвид нажал клавишу воспроизведения. Послышалась какофония звуков, и он приглушил громкость.
– Молитву и прочую чушь пропустим, – сказал он.
Она услышала "Весну" Вивальди, тонкие звенящие звуки, полные радости и оптимизма.
"…Почувствуйте, как пружинит под ногами первая трава, – раздался голос Форда. – Теперь вы видите перед собой белые ворота…"
– Этот кусок я прогоню побыстрее, – сказал Дэвид, нажимая клавишу перемотки.
Алекс испуганно смотрела на аппарат. Она услышала зловещую барабанную дробь, затем чей-то вопль – словно завывание лисицы, попавшей в капкан; вопль медленно перешел в затухающий хрип. Вот-вот она услышит слова – по спине у нее побежали мурашки.
Но хрип прервался сухим шорохом статических разрядов.
Нахмурившись, Дэвид стал возиться с клавишами, гоняя запись взад и вперед на разных режимах громкости, но слышался только треск. Он прогнал запись несколько вперед и прислушался – все то же. Дэвид растерянно посмотрел на Алекс.
– В чем дело? – спросила она.
– Думаю, что шло глушение.
– Глушение?
– Предполагаю, что у твоего приятеля была портативная глушилка.
– Чего ради ему было этим заниматься?
– Значит, было из-за чего.
Он пропустил запись на скорости, но по-прежнему слышался лишь сухой треск, шипение и шорох. Внезапно они услышали высокий голос, похожий на верещание бурундука. Дэвид нажал большим пальцем клавишу остановки и торопливо отмотал ленту назад. И снова нажал клавишу воспроизведения.
"Как ты, дорогая?" Это был его собственный голос. Дэвид многозначительно посмотрел на Алекс.
"Я… я в порядке", – раздался голос Алекс.
Наступила пауза, и они услышали голос Форда: "Души удалились".
Дэвид выключил аппарат.
– А не могут ли души и электричество как-то воздействовать друг на друга? – спросила Алекс. Ее сотрясала дрожь, и женщина отлично понимала, насколько смешно звучит ее вопрос.
– Жульничество, дорогая.
Она покачала головой.
– Все сплошной обман.
Она снова покачала головой:
– Хотела бы я, чтобы ты был прав.
Алекс спала, не погасив свет, в огромной двуспальной кровати. Ночью она несколько раз просыпалась, чувствуя тревогу, и сонные видения ее были заполнены стонами, вскриками, в них постоянно присутствовал голос Фабиана. Каждый раз, просыпаясь и снова погружаясь в сон, Алекс слышала его – совсем рядом, совсем близко от нее. Вся в поту, Алекс в сонном забытьи тянулась к стакану с водой, опасаясь, что он опустеет до наступления рассвета и ей придется выходить из комнаты, чтобы снова наполнить стакан.