На улице нас ждала машина, что было приятным сюрпризом. Жан сел за руль, и мы поехали за город. Оказалось, Жан бывал здесь и раньше, ещё до женитьбы, и неплохо знал окрестности. Места, которые мы проезжали, были очень живописны. Всё буквально утопало в зелени и цветах, маленькие домики, стоявшие вдалеке от дороги, выглядели как игрушечные. Я забыла обо всём и наслаждалась природой. Вскоре мы подъехали к небольшому озерцу, где и остановились на отдых. Жан всё предусмотрел. Он взял покрывало, пледы и кучу всякой снеди. И когда только успел? Видимо, подготовился заранее. Мы очень удобно расположились на траве. Он достал вино, фрукты, мясо, сыр - от всего исходил такой запах, что кружилась голова. Я не успела позавтракать и чувствовала себя голодной. Жан не разрешил мне помогать и всё делал сам. Он нарезал мясо и сыр, налил вина, и мы принялись за трапезу. Когда первый голод был утолён, девочка - её звали Мари - отпросилась побегать, и мы остались одни. Я немного нервничала, что он начнёт оказывать мне знаки внимания, и, когда я откажу, возникнет неловкость, но этого не случилось. Он просто сидел и смотрел на воду, наверное, думал о чём-то своём. Я спросила его, о чём он задумался, и поблагодарила за поездку. Он ответил не сразу.
"Вы знаете, Дайана, у меня странное чувство, что я знал Вас давным-давно. Я наконец понял, кого вы мне напоминаете - мою жену. Нет, не внешне, это трудно объяснить, но сходство есть".
Я молчала, поощряя тем самым его продолжать.
"Она умерла, когда Мари едва исполнился год. Я очень её любил. До сих пор не могу простить себе её смерть. Только необходимость заботиться о дочери спасла меня тогда. У Элизабет - так звали мою жену - было больное сердце. Я, конечно, знал об этом. После свадьбы у нас около трёх лет не было детей, врачи запрещали, но Элизабет настояла - она считала семью без детей не настоящей. Да и сердце в последнее время её не беспокоило. Роды прошли нормально, ребёнок родился здоровым, мать чувствовала себя хорошо. Мы были счастливы. В то время я много работал, у меня было множество амбиций. Я считал, что материальное благополучие важнее всего на свете. А по вечерам уходил в клуб, где, как мне тогда казалось, вёл очень умные и полезные разговоры с нужными людьми. Элизабет часто оставалась одна с малышкой. Но она не роптала. Она безумно любила девочку, да и меня тоже, и считала, что муж не должен держаться за юбку жены. Она всегда была весёлой и доброй, никогда не показывала виду, если было плохо.
В тот день всё было, как обычно, только Элизабет выглядела немного бледной. Я спросил, не больна ли она? Но она успокоила меня, что всё нормально. Вечером я должен был идти в клуб, но ощущение чего-то нехорошего не покидало меня. Элизабет силилась казаться весёлой, но я видел, что что-то не так. Но я отогнал от себя эту мысль и убедил себя, что всё хорошо. В тот вечер в клуб должен был прийти один человек, встреча с которым мне представлялась чрезвычайно важной. Перед уходом Элизабет поцеловала меня, и губы её были холодны, как лёд. Но и это не остановило меня. Я ушёл. Но взгляд, которым она посмотрела меня тогда, я до сих пор не могу забыть. В нём было всё - тоска, сожаленье, печаль, любовь. Не думаю, чтобы она знала, но душа её, скорее всего, уже была готова покинуть тело и так прощалась со мной через глаза.
В клубе я не находил себе места. Тот человек не пришёл, и меня не покидало чувство напрасно потраченного времени. И всё-таки я слонялся и вёл никчёмные разговоры до закрытия, сам не знаю, зачем. Домой я вернулся уже под утро. Всё было кончено. Лиза лежала мёртвая в кровати, а Мари спала в кроватке. Что Лизы нет, я понял сразу, как вошёл. Была гробовая тишина и мерзкий холод, хотя в доме хорошо топили. Лиза лежала на боку и улыбалась. Она выглядела, как ангел. Я закрыл ей глаза и вызвал врача. У неё просто остановилось сердце - инфаркт. Если бы вовремя вызвать врача, она могла бы жить. Но горничная с кухаркой в восемь часов ушли, а других слуг у нас не было. Я ненавидел себя за амбиции, за невнимательность. Боже мой, кроме себя, я никого не видел! Я убил жену. Эта мысль и сейчас не даёт мне покоя. Самодовольный индюк!
С тех пор моя жизнь резко изменилась. Все мои дела, деловые разговоры, показались мне никчёмными и пустыми, а люди, с которыми я имел дело - скопищем надутых павлинов. Я отошёл от дел, посвятив себя дочери, а дела всецело передал в руки управляющих - наша семья исстари занимается выращиванием винограда и производством вина. С тех пор Мари - моя основная забота. Я уделяю ей всё своё время. Мы много путешествуем. Благо, дела идут неплохо, и денег хватает. К тому же, как оказалось, Мари унаследовала заболевание матери - у неё слабое сердце. Потерять Мари для меня значит то же, что и жизнь. Это единственная ниточка, связывающая меня с Элизабет. Так я надеюсь заслужить у неё прощения, если не на этом свете, то хоть на том".
Он замолчал, видимо, закончил. Эта история, надо признаться, меня тронула. Я погладила его руку и произнесла: "Не казните себя, вы ни в чем не виноваты. Видимо, так было угодно Богу. У каждого свой срок. Лиза оставила Вам дочь. Я уверена, она смотрит на Вас с небес и радуется".
Он слабо улыбнулся: "Возможно, вы и правы. От судьбы не уйдёшь. Я уже смирился. А как у Мэри со слухом? Стоит ей продолжать заниматься музыкой?"
Я ответила ему честно, что не стоит: "У девочки нет интереса, лучше спросите, что ей по душе и займитесь этим, не теряйте зря время".
"Да, да - он опять закивал головой, - но Лиза любила музыку…"
"Лиза, но не Мари - запомните это, - сказала я, - Лиза и Мари - это разные люди".
Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил.
Мы посидели немного, и выпили ещё вина.
"Вы знаете, - начал он снова, - после смерти Лизы я чурался женского общества. Конечно, у меня были женщины, но всё на одну ночь. Я не мог воспринимать никого из них. И вот, увидев Вас, я готов пересмотреть своё мнение. Нет, нет, не подумайте ничего дурного, - он замахал руками, перехватив мой недоуменный взгляд, - я не в том смысле. Я хотел сказать, что теперь буду смотреть на женщин по-другому. Мари нужна мать, я видел, как она потянулась к Вам. Я впервые после долгого перерыва общаюсь с женщиной, и мне это приятно".
"Ну, если Вы в таком смысле, то я рада за Вас - сказала я - мне тоже нравится с Вами общаться. К тому же мы на отдыхе, и делать нам с Вами особенно нечего. А здесь чудесно, просто прелесть! Спасибо огромное, что привезли меня сюда".
Прибежала Мари. Щёчки её раскраснелись, она была очень хорошенькой. Отец от умиления чуть не плакал. Мари захотела есть, и мы продолжили трапезу втроём, смеясь и перекидываясь шутками. Потом мы ловили рыбу, играли в мяч, а к вечеру, после того, как всё было выпито и съедено, поехали домой. По дороге Жан пел французские песни, и Мари шептала мне, что давно не видела папу таким весёлым. Я сказала ей, что папа отпустил прошлое, и оно больше не держит его, если она понимает меня. Мари поняла. Она сказала, что давно мечтала о весёлом и жизнерадостном папе, и добавила, что хоть она и не помнит маму, но думает, что ей тоже понравится. Я обняла девочку за плечи, и она прижалась ко мне. Это всё выглядело резким контрастом нашей жизни с Альбертом. Мне немного взгрустнулось. Когда мы приехали в отель, уже темнело. Я немного устала, и прошла к себе отдохнуть. Жан и Мари ушли к себе. Мы договорились, что завтра встретимся на пляже. Но судьба приготовила иное.
Ночью я опять плохо спала. Жуткий кошмар приснился мне. Но на этот раз его реализм превзошёл все ожидания. Мне приснился Альберт. Он тряс меня за плечо и как будто звал куда-то. Его лицо выглядело неприятно - оно было очень бледным, губы тряслись. Но я откликнулась на зов и встала с постели. Прямо в ночной рубашке я и Альберт вышли за дверь и проскользнули - не могу подобрать другого слова - в номер Жана. Тихо ступая по ковру, мы прошли в комнату его дочери. Жан спал мёртвым сном. Девочка в соседней комнате тоже спала. Во сне она выглядела, как ангелочек. Но почему-то эта сцена не умилила меня. В моей руке оказался огромный кривой нож. Я крепко стиснула рукоятку, и, подойдя к девочке, одним ударом перерезала ей горло. Кровь мгновенно залила всё вокруг, но бедняжка не успела пикнуть. Потом Альберт отрезал голову, а я поставила её на поднос, и, крадучись, отнесла на прикроватную тумбочку Жана. Я была очень довольна. Потом вернулась к себе и залезла в постель. Альберт куда-то исчез, но это меня не беспокоило.
Утром я проснулась в холодном поту. Было очень рано, но уснуть больше я не могла. Я осмотрела руки, но они выглядели, как обычно. Всё, в общем, осталось на своих местах, но мне всё равно было как-то не по себе. Чувство беспокойства не покидало меня. Я оделась и спустилась вниз выпить чашку кофе и немного успокоиться. Кофе меня немного взбодрил и я начала думать, что не стоит так расстраиваться из-за какого-то сна. Всё было тихо, отель спал, и я подумывала о том, не пойти ли на пляж и не поскучать ли в одиночестве пару часов, пока не придёт Жан с Мари. Но потом передумала и решила зайти к ним сама.
Сначала я поднялась к себе, надела купальник и собрала пляжную сумку, а потом вышла и хотела постучать к Жану. Но дверь оказалась открыта, и я вошла. Я сразу поняла, что что-то не так. Было очень тихо, я позвала, но мне никто не ответил. Я прошла дальше и тут увидела то, чего боялась. Всё было в точности, как во сне. Голова Мари смотрела мёртвыми глазами в пустоту, только Жан уже не спал, и просто сидел на кровати и смотрел в одну точку. Он даже не заметил, как я вошла, и просто качался из стороны в сторону, закрыв лицо руками. Я закрыла рот рукой в попытке сдержать крик, и выбежала из номера. Не помню, что я делала, наверное, кого-то звала, когда я пришла в себя, я опять была в номере Жана с хозяйкой и полицейскими. Жан всё так же сидел, не подавая признаков жизни. Тело девочки и голову, видимо, уже унесли. Полицейский что-то спрашивал Жана, но он не слышал. Хозяйка рыдала в углу. Как во сне я скорее увидела, чем услышала, что полисмен обращается ко мне.
"Простите, фройляйн, но я вынужден задать вам несколько вопросов. Я понимаю ваши чувства, но это мой долг".
Я молча кивнула.
"Это вы сообщили о происшествии?"
Я опять кивнула.
"Опишите, пожалуйста, поподробнее, что вы увидели, если, конечно, вы в состоянии говорить. Если нет, я зайду попозже", - добавил он.
Но перспектива переживать это внутри себя ещё какое-то время испугала меня, и я жестом остановила его: "Я отвечу вам. Да, это я застала всё это. Мы подружились с ними, и я зашла утром позвать их на пляж. Боже, какой ужас! - я не смогла сдержаться. - Кому это могло понадобиться?! Кому мешала девочка?" Я заплакала. Полицейский тактично молчал. Но я взяла себя в руки и продолжила рассказ: "Мы познакомились здесь, вчера. Я только приехала. Месье попросил меня позаниматься с девочкой. Я музыкант, играла на вечере, и ему понравилось. Он подошёл ко мне, и мы разговорились. Вчера мы прогулялись втроём. Это ужасная трагедия. У него умерла жена, вы знаете, и дочь - единственная его радость в жизни. Я ничего не понимаю".
"Вы раньше знали его?" - полицейский смотрел на меня сочувственно.
Я отрицательно покачала головой: "Нет, что вы, нет. Мы познакомились только здесь. Всё что знала, я сказала вам. Я студентка, на каникулах. Приехала отдохнуть".
"Спасибо, фройляйн, вы свободны. Если понадобится, мы вас вызовем", - полицейский потерял ко мне интерес.
"Но кто это мог сделать?!" - я не смогла сдержаться.
Полисмен пожал плечами: "Мы позже поговорим с ним. Но кто знает, какую жизнь он вёл дома? Может, кто-то хотел отомстить, может, что ещё. Скорее всего, мы отдадим дело к нему на родину. У нас ведь курорт. Люди ничего не знают друг о друге, да и особенно не стремятся узнать. Простите, фройляйн, но мне нужно работать", - он подошёл к Жану и осторожно тронул за плечо. Жан застыл, как изваяние. Полисмен пожал плечами и жестом показал всем, что нужно оставить его одного. Мы тихо вышли и прикрыли дверь. В коридоре хозяйка схватила меня за руку и затараторила: "Какой ужас, какой ужас, теперь все покинут меня, никто не захочет жить в отеле, где произошло убийство. Но вы ведь не будете особенно распространяться? Иначе я банкрот".
Я пообещала, что буду немногословна. Но, конечно, она понимает, что скрыть всё не удастся. Она обречённо кивнула: "И всё-таки, я прошу вас, не нагнетайте ужаса".
Я сказала, что не буду, и ушла к себе. Но в номере мне было совсем тягостно, и я пошла на пляж. На воздухе мне было легче. На пляже почти никого не было, и я обрадовалась. Благодаря тому, что происшествие произошло рано утром, о нём ещё не знали. Мои друзья, видимо, спали, но я решила дождаться их. Вскоре пришла Кэти. По её огромным испуганно-радостным глазам я поняла, что до неё дошли кое-какие слухи, и мне было любопытно, что она знает. Кэти подбежала ко мне и спросила прерывающимся от волнения голосом: "Дайана, ты знаешь, что сегодня случилось?!"
Я кивнула, глупо скрывать, наши номера находились рядом.
"Бедняжка Мари! Кому могло понадобиться так жестоко поступить с ней?! Наверное, это маньяк. Бедный, бедный отец! Каково ему сейчас! - возбуждённо тараторила Кэт, - а впрочем, знаешь, для этого сонного местечка весьма неплохая встряска. Я думаю, такого здесь не случалось лет сто, если вообще когда-нибудь случалось. Им повезло, что сейчас не сезон. А впрочем, может и наоборот. Людям не хватает сплетен и впечатлений. Теперь будут судачить об этом до осени. А ты что-нибудь знаешь?" - добавила Кэт уже более прозаически.
Я рассказала ей, всё, что знала, не упоминая только о голове и сне, и спросила, откуда она узнала о происшествии. Оказалось, кто-то видел полицию, кто-то видел, как приехала скорая и уносили тело. Видимо, не только мне не спится по утрам. Хотя тут не было ничего удивительного: здесь много пожилых людей, которые плохо спят и очень любопытны.
"Как ты думаешь, Дайана, кто бы это мог быть?" - спросила меня Кэт.
Я ответила, что не знаю. И я действительно не знала. Я терялась в догадках. Хорошо ещё, что до людей не дошло о том, что именно сделали с девочкой, иначе паники не избежать. Любопытство любопытством, но страх за свою жизнь сильнее.
"Может, это кто-то из его прошлой жизни? Месть, или что-то в этом роде? Может, он нечаянно убил чьего-нибудь ребёнка, и теперь обезумевший родитель мстит ему?" - предположила я.
"Что ты говоришь, Дайана, что значит нечаянно убил? Как можно убить нечаянно?" - Кэт была возмущена и раздосадована, что такая идея не пришла в голову ей.
"Очень просто, - сказала я - может, было дорожное происшествие, может, ещё что, на охоте, например. Мы же ничего не знаем про его жизнь".
"Да, ты права - Кэт задумалась - скорее всего, так и было. Он всегда был озабочен, возможно, здесь прятался от мести. Но его нашли и здесь. И уготовили ему ту же участь, что и он сделал с кем-то. А что полиция?"
"Кто-то, с кем-то, ты сама не знаешь, что говоришь, - я ответила раздражённо, - это дело полиции разбираться. Тем более, они сказали, что отправят дело к нему на родину".
"Ну не будем ссориться, дорогая, пусть полиция разбирается", - Кэт закрыла тему, и мы начали болтать о другом, хотя Жан не выходил у меня из головы. Ближе к обеду я сослалась на усталость, и, оставив Кэт одну, ушла в номер. Мы договорились поужинать с ней в городе, а до ужина я хотела отдохнуть.
Проходя мимо номера Жана, я заметила, что дверь всё ещё приоткрыта. Мною овладело непреодолимое желание зайти и выразить ему хоть немного сочувствия. Я не была уверена, что ему нужно моё сочувствие, но всё равно зашла. В номере было по-прежнему тихо. Муха жужжала и билась о стекло, и этот звук казался ужасно громким. И ещё он был единственным. Я прошла через небольшой коридорчик и вошла в комнату.
Какой-то скрип сверху привлёк моё внимание. Я подняла глаза к потолку и чуть не упала в обморок: на крюке люстры висел Жан. Было видно, что помочь ему уже не удастся. Лицо посинело, и язык вывалился изо рта. И тут я закричала, что есть сил. На мой крик прибежала горничная и хозяйка. Они застыли от ужаса в дверях комнаты, ну а для меня было достаточно потрясений для одного дня, и я упала в обморок.
Очнулась я у себя в номере, с мокрым полотенцем на голове. Рядом сидела хозяйка.
"Слава богу, вы очнулись! Бедная девочка! Столько потрясений за один день! Я велю принести вам обед в номер за счёт заведения. Надо же! Столько пережить. Приехали отдохнуть, а тут такое! Если вы захотите уехать, я вас пойму" - хозяйка выглядела грустной, но, очевидно, смирилась с неизбежным. Скорее всего, ей хотелось поскорее замять эту историю и забыть о ней.
Я поблагодарила её за заботу.
"А тело… тело… ещё там?" - наконец решилась спросить я.
"Ах, нет, нет, уже нет. Сейчас там убираются, номер будет опечатан. Но это явное самоубийство. Страдалец не смог пережить смерть дочери, это очевидно. Вы же видели, что он ничего не понимал и никого не видел".
Я кивнула.
"Если вам неприятно, я дам вам другой номер", - хозяйка сочувственно глядела на меня.
"Нет, спасибо, не нужно. Мне не страшно. Возможно, я скоро уеду. А что говорит полиция?" - мне вдруг стало любопытно.
"Пока ничего. Они изучают его прошлое. Отдали дело на родину. Завтра приедут его родственники - отец и брат - они будут руководить отправкой теперь уже двух тел домой. Расследование переместится туда. Здесь ничего не нашли. Я думаю, разгадка в его прошлом. А впрочем, - она махнула рукой - это не наше дело. Сейчас принесут обед, поешьте, а я пока пойду, если вы не против".
Я не возражала. Смерть Жана потрясла меня, хотя я ожидала чего-то подобного. Он лишился единственной дочери, которая была светом в его окне, и это было всё, что осталось от любимой жены. Хотя я была несколько удивлена наличием родственников - он показался мне ужасно одиноким. Но, видимо, у него была семья, о которой он просто не успел рассказать. Ну вот, они все трое в сборе, подумала я. Наверное, так любить грешно, и здесь, на земле, такой любви нет места. Я всплакнула немного. Принесли обед, и я поела. Всё было очень вкусно. Настроение моё немного улучшилось, и я решила сходить вечером с Кэт в город. Но тут раздался телефонный звонок. Надо сказать, что в этой суматохе я совсем забыла об Альберте, и звонок прозвучал неожиданно для меня.
Это, конечно, был он.
"Привет, дорогая, как дела?" - голос был радостно-приподнятым.
Я помнила свой сон и участие Альберта в нём, и не разделяла его оптимизма. Я рассказала ему о последних событиях. Он слушал меня, не перебивая.
"Бедняжка, - только и смог сказать он, - как тебе не везёт!"
Я была с ним согласна.
"Что ты теперь думаешь делать?"
Я сказала, что хочу вернуться домой.
"Ты ведь уже не приедешь?"