"Ты знаешь, дела так закрутились, что я всё равно не смог бы приехать. Ну, так и тебе там нечего делать. Приезжай, я жду тебя здесь".
Я довольно ехидно спросила, выходит ли он вообще из своей берлоги, а он серьёзно ответил, что почти никогда. Эта фраза немного насторожила меня, но я пропустила её мимо ушей.
"Когда ты думаешь выехать?" - спросил Альберт.
Я ответила, что завтра или послезавтра.
"Приедешь, зайди ко мне. Я соскучился, и мне очень жаль, что так всё получилось. Я люблю тебя".
Я осознала, что была несправедлива к Альберту. Он ни в чем не виноват. И уже более нежным голосом добавила, что целую его, и приду, как только смогу. После этого мы положили трубки.
А вечером я оделась, зашла за Кэт, и мы пошли в город. В небольшом кафе под липами сели поужинать. Конечно, все разговоры вертелись вокруг Жана и Мари. Завтра ждали родственников. Но актуальность темы понемногу начинала стихать. Говорить, собственно можно было мало о чём - о Жане почти никто ничего не знал, - и разговор сам собой переместился в другое русло. Я спросила, как у Кэт с женихами? Удачно ли проходит охота?
Она засмеялась: "Скорее нет, чем да. Хотя один тут мне нравится. Да и маме тоже".
Я поинтересовалась, кто же это?
"Да ты его видела. Он был с нами в компании" - Кэт описала мне молодого человека, и я его вспомнила. Надо признать, он был недурён, и обращал на себя внимание.
"А как он к тебе?" - спросила я из вежливости.
"По-моему, никак, - Кэт погрустнела, - мне кажется, у него кто-то есть. Я дала ему понять, что не против, но он сделал вид, что не заметил. А быть назойливой мне не хочется. И к тому же я фаталистка: не судьба, значит, не судьба, - Кэт засмеялась, - найдём другого".
Я согласилась с ней. Я тоже была фаталисткой. Мы сидели до позднего вечера, потом пошли домой. Вечер удался на славу. Я отвлеклась от мрачных мыслей, благодаря Кэт и её неистребимому жизнелюбию. Когда шли обратно, я сказала Кэт, что уезжаю завтра или послезавтра.
"Зачем, дорогая?! Останься. Скоро всё забудется. Возьми другой номер, или переезжай в другую гостиницу. Что тебе этот Жан? А мы с тобой славно отдохнём. Я так привязалась к тебе, - Кэт взяла меня за руку и проникновенно заглянула мне в глаза, - знаешь, у нас трёхкомнатный "люкс", места хоть отбавляй. Если тебе страшно, можешь жить с нами, я думаю, мама не будет против. Номер оплачен, и ты можешь жить бесплатно. Хозяйка, верно, не будет возражать".
Я сказала, что подумаю, но пока шли, твёрдо решила остаться. Во-первых, мне было интересно, кто и за что так поступил с Жаном, а во-вторых, домой мне не хотелось.
Я чувствовала, что если я узнаю, что кто-то отомстил Жану, мне станет легче. Загадка ужасной смерти его дочери продолжала будоражить меня, и, оставаясь, я надеялась, что хоть какие-нибудь подробности этой истории выйдут на свет. Поэтому, когда мы подошли к отелю, я ответила согласием на предложение Кэт. Я не знала, как сообщить об этом Альберту, но подумала, что если не приду на днях, он сам будет искать меня.
И, действительно, Альберт позвонил мне вечером того же дня, чтобы справиться о моем самочувствии. Я сообщила ему о своём решении остаться. Он, как мне показалось, был немного обескуражен, но ничего не сказал: "Ну, раз ты так решила, значит, так тому и быть. Небольшая отсрочка не повредит".
"Альберт, ты говоришь загадками. Что значит отсрочка? Что ты имеешь в виду?".
"Ничего, дорогая, я просто соскучился, но разлука пойдёт мне на пользу. Я тем временем доделаю дела. Приезжай, как сможешь. Я жду тебя".
На этой оптимистичной ноте мы и расстались. Я, как и собиралась, переехала к Кэт в номер. Хозяйка не стала брать с меня плату, видимо, была рада, что я остаюсь и тем самым подаю пример другим постояльцам.
Родственники Жана приехали на другой день. Но об этом мы узнали только со слов хозяйки. Они даже не появились в отеле. Просто забрали тела из городского морга и увезли на родину. Нам так ничего и не удалось узнать, что бы пролило свет на это происшествие. Хозяйка шепнула нам, что, говорят, Жан был не тем, за кого себя выдаёт, и вёл далеко не жизнь праведника. Он любил погонять на машине, и как-то наехал на ребёнка. Ребёнок погиб на месте. Жан, конечно, расплатился с ними, но родители не успокоились. Было ещё много разных слухов, один другого невероятнее, но, честно говоря, их подлинность вызывала сомнение. Официальные лица хранили молчание, и разговоры вскоре затихли. Скорее всего, никто так никогда и не узнает, что было на самом деле, и мне пришлось смириться с этим. Я предалась отдыху в полной мере. Кэт пела, как птичка, днями напролёт, мама её не мешала нам, мы были счастливы. Я общалась с местными молодыми людьми, мы загорали, купались, танцевали по вечерам, ездили шумной толпой в город. Время пролетело незаметно. Отдых подходил к концу, Кэт с матерью собирались уезжать. Я тоже собрала вещи. Как и обещала родителям, я пробыла на курорте две недели. Расставались мы очень трогательно. Кэт даже всплакнула: "Пусть мне не удалось найти жениха, но благодаря тебе у меня была подруга, и я чудесно провела время. Ты не жалеешь, что осталась?" Я горячо заверила её, что нет.
"Не расстраивайся, Кэти, - ободрила я её, - ты скоро встретишь свою судьбу, я уверена".
Она весело тряхнула кудряшками: "Не уверена, что я хочу, чтобы это произошло так скоро", - и подмигнула мне.
На станции мы обнялись, обменялись адресами и телефонами и разъехались.
Родители ждали меня дома. Мама испекла яблочный пирог. За столом я взахлёб рассказывала об отдыхе.
"Мы рады, что тебе понравилось, дочка. Ты у нас молодец, - папа смотрел на меня, улыбаясь, - иди, отдохни с дороги". Я и правда устала, и пошла прилечь в свою комнату. Ночью я спала, как убитая, а утром решила сходить к Альберту. Стоял конец июля, погода была жаркой, и поэтому я оправилась в путь пораньше. Маме я сказала, что пойду прогуляться по окрестностям, а к завтраку постараюсь придти.
До замка я дошла быстро. Увиденное показалось мне нереальным: те же воробьи, тот же Альберт на пороге замка. Раз и навсегда нарисованная картина вызывала смутное чувство досады. Альберт кинулся ко мне навстречу: "Здравствуй, дорогая, как давно я тебя не видел! Прости, я отправил тебя отдыхать и бросил одну!"
"Нет, не извиняйся, благодаря тебе я прекрасно провела время. Никогда так не отдыхала. Я очень благодарна тебе".
"Ну вот и славно, пойдём в дом", - Альберт взял меня за руку, и мы вошли. Здесь ничего не изменилось, только запах затхлости, как в давно не проветриваемом помещении, ударил мне в нос. Я поморщилась, и Альберт заметил это.
"Может, ты откроешь окна? - спросила я его, - здесь душно".
"Я бы с радостью, но не могу: они заколочены. И, к тому же, здесь прохладно".
Я уже и сама заметила это. Мы сели возле камина. Почему-то бурной радости не получалось. Я думала о своём, наша тайная жизнь начинала меня тяготить. Оказывается, от тайн тоже можно устать и иногда хочется, чтобы всё было просто и ясно. Мы помолчали ещё немного. Альберт заговорил первым: "Я знаю, ты начинаешь тяготиться нашей тайной. Но сейчас, поверь, я не могу ничего сделать. Скоро, очень скоро, всё прояснится. Ты всё узнаешь. Просто поверь мне и не злись. Ты же в детстве мечтала о таинственных приключениях, и вот они произошли с тобой, но тебе быстро надоело. Я думал, ты более романтична. У тебя впереди целая жизнь, а ты расстраиваешься из-за малого мига".
Мне стало стыдно. Да, ненадолго же меня хватило. Я обняла Альберта и прижалась к нему щекой: "Прости, всё не так. Мне просто хочется, чтобы все знали, что ты у меня есть. Ну, неси чай. Я ненадолго, родители соскучились, и я хотела бы позавтракать с ними".
Когда Альберт принёс свой необыкновенный чай, я уже сменила настроение. Мы болтали о моем отдыхе, я рассказывала ему про Кэт и её женихов. Альберт внимательно слушал. Выпив пару чашек, я засобиралась, но Альберт жестом остановил меня: "Один момент, дорогая. Ты знаешь, мне очень неловко, но я хотел бы попросить тебя в последний раз выполнить моё поручение. Я сейчас не могу вырваться из замка, здесь идут работы, привозят материалы, а дело срочное. Это не займёт у тебя много времени, пару дней всего, но это очень важно для меня. Ты как?"
Я ответила, что раз ему нужно, я, конечно, готова, в чем его поручение?
Он сказал, что нужно съездить в Гамбург, отвезти деловое письмо его компаньону. Возникли неожиданные обстоятельства, и необходимы срочные меры. По почте он уже не успеет, да и нет гарантий, что компаньон получит его вовремя. А я завтра буду на месте, отдам письмо и сразу назад. "К тому же, - добавил он, - Гамбург - очень красивый город, ты можешь побродить там".
Поручение было не очень сложным, впереди меня ждал месяц отдыха, я подумала, что неплохо бы посмотреть Гамбург, и согласилась, пообещав выехать завтра.
На пороге Альберт отдал мне письмо, и я побежала домой. Вечером я сказала родителям, что съезжу, навещу Кэт на пару дней, а уж потом приеду, и буду с ними до конца. Они, конечно, были не очень довольны, но отпустили меня.
На следующее утро я села на поезд. В Гамбург я приехала под вечер. Уже темнело, и мне не хотелось блуждать в потёмках в поисках нужного адреса, поэтому решила провести ночь в отеле, а на утро выполнить поручение. Я поймала такси и попросила шофёра отвезти меня в гостиницу, поближе к адресу, написанному на конверте.
Через несколько минут машина остановилась возле небольшого здания. Это и был отель. Он оказался не очень респектабельным, но и не убогим. В общем, меня вполне устраивало. Я расплатилась с таксистом и вошла в парадное. Там без обиняков я попросила номер на сутки, и мне его сразу предоставили. От переезда я чувствовала себя несколько уставшей, поэтому, попросив ужин в номер, наскоро поела и легла спать.
Утром я рассчитывала проснуться пораньше, отдать письмо, затем посмотреть город, а вечером сесть на поезд. Но планы мои были нарушены самым неожиданным образом. Мне опять приснился сон. Я видела себя в номере гостиницы, лежащей на кровати. Я не спала, я тихо лежала на кровати и чего-то ждала. Что-то томило меня, грудь моя вздымалась от тяжёлого дыхания. Волосы мои были почему-то ярко-рыжего цвета. Тут дверь распахнулась, и в номер проскользнул Альберт. Я обрадовалась ему, распахнула руки навстречу, и мы обнялись. Наши объятия становились всё более жаркими, мы прижимались друг к другу всё теснее и теснее, потом наши тела сплелись, мы стали как будто одним целым. Неведомая сила подняла нас и закружила в безумном танце. Вокруг нас заплясали языки пламени. Мои огненные волосы опутали нас с ног до головы, и мы превратились в пылающий костёр. Нам было очень весело, мы все кружили и кружили, а огонь разгорался всё сильнее. Мы сами были огонь. Наши тела стали текучими и красными. Маленькие костры запрыгали по комнате, по шторам. Потом мы взглянули друг другу в глаза, разделились и выскочили из комнаты через окно. Взявшись за руки, как шаловливые дети, мы побежали, или скорее полетели по городу, и влетели через окно в какой-то большой дом. Там мы запрыгали по лестницам, гардинам, стенам, мебели. Везде, где мы ступали, загорались весёлые язычки пламени. Они разгорались всё ярче, пока не превратились в огромный пылающий костёр. Пламя гудело и завывало, но нам нисколько не было страшно. Это была наша игра. Смеясь и ликуя, мы забрались на второй этаж, и вошли в комнату. Там на разных кроватях спали женщина и молодая девушка. Странно, но огонь не разбудил их. Мы заплясали на деревянных спинках кроватей, на коврах, вскоре пламя было повсюду. Костёр удался на славу. Наконец девушка и женщина проснулись и в ужасе хотели бежать. Они кричали, но крика не было слышно из-за рёва огня. Мне почему-то не было их жаль, я с любопытством смотрела на их мучения. Девушка бросилась к двери, но Альберт обвился вокруг неё, и она упала, дико закричав. Женщина тоже пыталась пробиться к двери, но я схватила её за волосы, и она быстро превратилась в пылающий факел. Всё-таки её рука успела дотянуться до ручки, но дверь оказалась закрыта. Тут же она и упала. Мы ещё пробежали по дому, зажигая на своём пути всё, что попадалось, и, удовлетворённые, выбежали на улицу. На пылающий дом мы даже не оглянулись. Наш путь лежал дальше, на пристань. Здесь мы юркнули на какой-то корабль, подожгли его. Дерево весело трещало, а мы, как дети, радовались огромному пылающему факелу. Мы взялись за руки, обнялись и слились в огненном поцелуе. Я уже не знала, кто я. Я ощущала себя то Альбертом, то кем-то ещё, мне незнакомым. Словно множество сущностей объединились в едином порыве.
На этой ноте сон мой закончился. Утром я проснулась с тревожным предчувствием. Все поручения Альберта заканчивались весьма печально. Я спустилась вниз, расплатилась за номер и вышла из гостиницы. Я направилась в сторону адреса, который указал мне Альберт, но предчувствия меня не обманули. Запах гари разносился далеко по окрестностям, а дымовой шлейф высоко поднимался в небо. Я не предполагала, я знала, что сгорел именно ТОТ дом. Я начала казаться сама себе ангелом смерти. Я чувствую смерть, словно хищник добычу. Никогда раньше не замечала за собой этой способности, а, впрочем, никто возле меня раньше и не умирал.
Это свойство было мне глубоко неприятно, и даже несколько пугало меня. И зачем мне этот дар небес, если сделать я всё равно ничего не могу?
Возле дома я увидела толпу народа и пожарные машины. Но тушить было нечего - от дома остались одни головешки. Он в прямом смысле сгорел дотла. Я спросила у кого-то, что случилось. Пожилой мужчина ответил мне, что сгорел дома герра Ванштейна. "А Сара с дочерью остались там, - добавил он, - бедняжки, они даже не успели выбраться. Но почему? Вряд ли кто-то теперь ответит", - мужчина махнул рукой.
"Они были евреями, - сказал кто-то в толпе, - наверное, это антисемиты. Их сейчас много развелось, и власти не могут с ними ничего поделать".
"А где хозяин? - спросила я. - У меня к нему поручение".
"Вряд ли, фройляйн, ему сейчас до поручений, - раздался тот же голос, - а впрочем, он на пристани, должен был завтра отплывать с грузом. Поищите его там".
"Не слушайте его, фройляйн, поезжайте домой, - раздался другой голос, - забудьте о вашем поручении. Корабль старика с товаром тоже сгорел вчера. У него приступ и его увезли в больницу. Не каждому под силу пережить такое. Он лишился всего состояния и семьи разом. У него куча долгов - товар сгорел, да и судно не застраховано. Он собирался, да не успел. Что ждёт его теперь, я не знаю. Смерть была бы лучшим выходом для него. Что за подонки так подшутили над ним? Он был тихим, хорошим человеком, никому не делал зла. Дочка прямо красавица. Скромная, добрая, такую жену ещё поискать. Да и Сара была порядочной женщиной. Даром, что евреи. Эх, да что теперь говорить! Столько несправедливости в мире", - закончив речь, мужчина досадливо поморщился, и, опустив плечи, ушёл с места трагедии.
Я знала, что не стоит идти на пристань, но ноги сами понесли меня туда. Там я увидела примерно ту же картину. Обгоревший остов корабля и толпу людей. Я спросила, куда увезли хозяина, мне назвали больницу, и я решила туда поехать.
В приёмном покое я назвала фамилию, и медсестра сказала, что пару часов назад к ним поступил такой пациент: "У него обширный инфаркт и инсульт. Вряд ли он выживет. А если и выживет, то разум его больше не восстановится. Слишком велико потрясение и слишком серьёзны последствия. Скорее всего, он закончит свои дни в приюте для бедных, а ещё вероятнее, в лечебнице для умалишённых". Медсестра вздохнула: "Ужас, как подумаешь. Всё сразу навалилось на человека. А что вы хотели?"
Я сказала, что у меня к нему поручение.
"Да что вы, фройляйн, идите с богом, какие сейчас поручения. Человек на ладан дышит, а вы о своём. Говорю же вам - никогда не встанет. Что за люди такие дотошные", - медсестра явно разозлилась.
"Простите меня, я сама как в бреду, такая трагедия, - я старалась не раздражать её, - я сейчас уйду. Можно хоть посмотреть на него?"
Зачем я попросила её об этом, я сама не знала, но слова сами слетели с губ, как будто я хотела убедиться, что дело сделано, с неприязнь подумала я о себе.
Она пожала плечами: "Ну, пойдёмте, если вы так хотите. Ему уже всё равно".
Мы прошли в палату, и я увидела на белых простынях пожилого мужчину, маленького и худого. Он выглядел очень жалко. С первого взгляда я поняла, что он безнадёжен. Медсестра была права, ему уже больше не встать. Я прочитала это на его отрешённом, словно окаменевшем лице. Ему действительно незачем больше жить, подумала я. Он никому не нужен в этом мире, и ему, очевидно, тоже ничего больше не нужно здесь.
Я закрыла дверь, поблагодарила медсестру и покинула здание больницы совершенно успокоенная. Сон не давал мне покоя, но я не знала этих людей совершенно, и скорбеть долго не могла. Я отогнала дурные мысли и пошла на вокзал. Я выпила кофе и перекусила прямо там, купила билет и села ждать поезда. Эти приключения со смертельным исходом совершенно вымотали меня. Мне хотелось к людям, к свету, к жизни. Я поискала письмо, просто так, на всякий случай, но не смогла найти. Наверное, я забыла его в гостинице, или в суматохе выронила где-то. Но найти его сейчас не представлялось возможным. Мне было немного неловко перед Альбертом - может, там важные документы? Но, в конце концов, утешила я себя, человека всё равно нет, и если бы это было так важно, он бы мне сказал. К тому же, сделать уже ничего нельзя, поэтому и расстраиваться нет причины. Альберт простит меня. С такими мыслями я села в поезд.
Доехала я без особых приключений. Но уже на подъезде к своей остановке почувствовала себя не совсем хорошо. Сильно болела голова, и всё тело горело, как в огне - видимо у меня поднималась температура. Я не придала этому значения, подумав, что это рядовая простуда. Когда я сошла с поезда, уже темнело, и я решила пойти сразу домой, а к Альберту зайти завтра. Но мне становилось всё хуже. Я не помню, как я дошла до дома, видимо от сильного жара помутилось в голове. На пороге я буквально рухнула на руки отцу, открывшему мне дверь. Он сразу понял, что со мной что-то не так, поэтому отнёс меня в спальню на руках. Прибежала мама, она очень испугалась. Мама помогла мне раздеться, уложила в постель и принесла стакан тёплого молока с мёдом. Родители вызвали врача, но когда он появился, я спала. Врач осмотрел меня и покачал головой. Он подозревал у меня ангину, которая сопровождалась очень высокой температурой.
"Господи, детка, - недоумевал он - где можно так простудиться среди лета?"