Он поднял в ответ руку и скользнул в машину. В следующее мгновение она уже тарахтела вниз по Ромейн-стрит. Из-за ограды выскочила какая-то дворняга и некоторое время пыталась преследовать машину, пока та не скрылась из виду.
Джоанна закрыла и заперла дверь. "Таракан", - подумала она и почувствовала желание сплюнуть, потому что даже звук этого жуткого имени вызывал у нее тошноту. Она вернулась обратно в кухню, намереваясь помыть посуду, вымести и вымыть пол, потом немного прополоть сад. Но она обнаружила, что ее беспокоил не только Таракан, и потребовалось несколько минут, чтобы она поняла, что именно. Сон Энди. Ее инстинкт цыганки не давал ей успокоиться. Почему Энди опять думал о ней, почему она ему снилась? Конечно, старая женщина под конец совсем сошла с ума, и теперь ей в могиле гораздо лучше, чем в кровати дома престарелых "Золотой Сад", где она таяла день за днем. "Я не умею толковать сны, сказал Энди, - подумала Джоанна, - мне следует спросить кого-то, кто умеет. Возможно, этот сон - предзнаменование будущего".
Она повернула кран с горячей водой и на некоторое время позабыла о вековом искусстве толкования снов.
2.
Черный "шевроле-фургон" Джека Кидда, фотолаборатория на колесах, разрисованная с помощью распылителя фигурами фехтующих на мечах Тарзана и полуобнаженных дам в стиле Фрэнка Фразетти, оставался у ворот Голливудского мемориального кладбища. Ворота были широко открыты, и Джек видел, что в окне сторожа горит свет, хотя было уже почти полдевятого, и луг перед кладбищем, ярко зеленел в лучах утреннего солнца. Джек, повесив на шею "кэнон", пару раз нажал на клаксон, но сторож не вышел встретить раннего посетителя. Гейл, сидевшая рядом с ним, зевнула и сказала:
- Никого нет дома. Поехали прямо вперед.
- Сначала мне нужно поговорить с этим парнем, - Джек снова загудел клаксоном. - Возможно, он спит себе где-нибудь, уютно устроившись, отсыпается от наблюдений за стариной Клифтоном, бродящим по кладбищу, ха-ха! - Он коротко засмеялся, улыбнулся Гейл и открыл дверцу, выйдя на тротуар.
- Вернусь через минуту, - сказал он и пошел к небольшому домику сторожа из белого бетона с красной черепичной крышей. Сквозь окно, выходящее к воротам кладбища, он сразу окинул взглядом всю комнатку. На столе, покрытом бумагой, стояла горящая лампа. Стул был слегка отодвинут, словно сидевший за столом человек только что встал. На столе лежал спортивный иллюстрированный журнал, наполовину выпитая чашка кофе стояла рядом с полной сигаретных окурков пепельницей.
Джек подергал дверь. Она не была заперта. Он вошел внутрь, проверил туалет - там никого не было - потом вернулся обратно к машине.
- Его там нет, - сказал он, забираясь на сиденье и включая двигатель. - Ну вот и договорились! Парень знал, что я приеду утром. И как я теперь найду могилу Клифтона?
- Послушай, ты не мог бы все это поскорее уладить и подбросить меня к Паркер-центру?
Гейл нетерпеливо постучала по стеклу циферблата своих часов.
- Ладно, но сначала я проеду через кладбище, попробую отыскать этого парня. Это займет всего несколько минут. Три снимка надгробия - это все, что мне нужно.
Он нажал на педаль, и они въехали на территорию кладбища, миновав возвышающиеся у входа могучие пальмы. Вдоль обеих сторон вьющейся главной дороги-проезда были разбросаны мраморные надгробья, склепы и ангелы-статуи. Все это было окружено дубами, пальмами и декоративным кустарником. На изумрудной траве сверкала роса, и над самой землей стлался утренний туман. За дальним краем кладбища виднелись солидные белые здания студии "Парамаунт". Таким образом, любая неудавшаяся кинозвезда, не прошедшая кинопробы, могла прямиком отправиться в могилу. "Странно, - подумала Гейл, - что большинство главных студий Голливуда выходят окнами на кладбище".
Это напомнило ей о разговоре, который она слышала краем уха в редакции несколько дней назад.
- Ты знаешь, что говорят об Уолте Диснее? - спросила она, взглянув на Джека. - Что на самом деле он не похоронен на Форест Лон, а сохраняется в жидком азоте, так что когда-нибудь его смогут оживить. Трейс намерен как-нибудь выпустить номер на этом материале.
- Воображаю.
- Это в самом деле странно. На надгробии у одного Диснея нет никаких дат.
- Ты что, приготовила домашнее задание по истории кладбища?
- Нет, но согласись, что эта история будет почище, чем чушь насчет призрака Клифтона Вебба. - Она бросила взгляд на Джека как раз вовремя, чтобы увидеть, как расширяются его глаза.
- Боже! - прошептал он и так крепко придавил педаль тормоза, что резина покрышек задымилась. - Что это? - Он смотрел прямо вперед.
Гейл посмотрела в ту сторону и судорожно втянула воздух.
На дороге лежал скелет, одетый в длинное пастельно-зеленое платье. Пучки рыжеватых волос еще кое-где покрывали треснувший череп. Ноги и руки были сломаны, как тонкие белые куски узловатого плавника. Одна из рук обломанным куском кости указывала в небо. По обе стороны дороги среди тщательно подстриженных кустов живой изгороди, на аккуратной траве лужаек были разбросаны другие скелеты или их части. Черепа, руки, ноги, позвоночники и берцовые кости усеяли кладбище. Гейл чувствовала, как стучит в висках пульс. Она не могла оторвать взгляда от этих скелетов. В том, как они лежали, было что-то непроизвольное и оскорбительное одновременно. Некоторые скелеты были совершенно целые, облаченные в погребальные костюмы и платья, лежащие друг на друге, словно, с двенадцатым часом ночи они пустились в пляс и рухнули потом на тех местах, где их застали первые лучи зари. Здесь было и кое-что похуже - более свежие покойники, не успевшие превратиться в скелеты. Они были покрыты слоем черных мух. Гейл видела, что десятки надгробий были опрокинуты, могилы разрыты. Над пустыми ямами возвышались холмики земли.
- О, Бо-о-о-же! - сказал Джек, когда дыхание бриза принесло с собой запах гниения. - Кто-то перевернул здесь все вверх дном! - Он снял крышку с объектива своего "кэнона" и вылез из машины.
- Джек! - позвала вслед Гейл. Она сама себе казалась холодной и липкой, как какая-то старая тряпка. В тени дерева, не более чем в десяти футах вправо от нее, что-то лежало, и она не могла смотреть в ту сторону. Ей казалось, что в голове ее раздается громкое жужжание мух. - Какого черта! Куда ты?
Джек уже щелкал затвором камеры.
- Трейс будет не против получить несколько снимков, - сказал он, и в голосе его искрилось электричество возбуждения, но лицо стало белым, и палец его на спуске камеры дрожал. - Как по-твоему, сколько тут разрыто могил? Двадцать? Тридцать?
Она не ответила. Затвор аппарата продолжал щелкать и щелкать. С тех пор, как он два года назад подписал контракт с газетой, Джеку приходилось делать снимки автокатастроф, трупов самоубийц, убитых жертв, а один раз даже целого святого семейства чиканос, которые полностью сгорели, обуглившись до черноты во время взрыва газа в доме с неисправной газовой системой.
Трейс печатал его снимки, потому что они соответствовали девизу газеты: "Мы печатаем все, что видим!" Джек ко всему этому привык, потому что был профессионалом и ему необходимы были деньги для работы над своими фильмами. Лос-анджелесский "Тэтлер" был одной из последних газетенок типа "море крови", и иногда Джеку преходилось снимать и в самом деле труднопереносимые вещи. Он крепко сжимал зубы и полагался на мускульный рефлекс пальца, нажимающего на спуск затвора.
"Если это часть существования людей, - говаривал Трейс, - то в нашей газете для этого найдется место".
"Но здесь совсем другое, - подумал Джек, делая снимок останков леди в зеленом платье. - Старое зло в чистом виде, или нет - это самое черное зло, какое только может существовать. - По спине его пробежала дрожь. - Добро пожаловать в "Сумеречную зону".
Когда к нему подошла Гейл и тронула за руку, он так резко отскочил в сторону, что вместо кладбища сфотографировал облака.
- Что здесь произошло?.. - спросила она. - Кто… что все это сделало?
- Вандалы. Может, "ангелы смерти" или какой-нибудь культ Сатаны. Кто бы они ни были, но поработали они здесь уверенно, усердно. Мне приходилось раньше иметь дело с вандализмом на кладбище - ну, знаешь, перевернутые надгробья и так далее - но никогда ничего подобного! Боже, ты только посмотри!
Джек по широкой дуге обошел пару раскрошившихся скелетов и достиг массивного склепа, построенного из речного камня. Вся верхушка его была сорвана. Он заглянул внутрь и ничего там не обнаружил, кроме слоя пыли и каких-то истлевших тряпок на самом дне. Пахло сырым и затхлым, как в высохшем колодце. "Чья же это усыпальница? - подумал он. - Тирон Паур? Сесил Б. Де-Милл?" Кто бы здесь ни лежал, теперь он превратился в пригоршню праха, серой пыли. Он сделал шаг назад, чтобы сфотографировать склеп, едва не споткнувшись при этом об ухмыляющийся скелет в темном костюме.
В нескольких ярдах от Джека стояла Гейл, глядя на разрытую могилу. Сделанная красивыми буквами надпись на надгробии гласила: "Мэри Конклин". В грязи на дне могилы были разбросаны желтоватые кости, соединяемые теперь лишь паутиной полуистлевшей тончайшей ткани.
- Джек, - сказала Гейл тихо, - кажется, это не просто вандализм.
- А? Что ты говоришь?
Она взглянула на него, едва замечая поющих над головой птиц, которым не было дела до забот смертных.
- Гробы, - сказала она. - Где они?
Джек замер, опустив камеру. Он смотрел на тяжелую бетонную плиту, которая раньше прикрывала склеп. "Сколько же она может весить? - подумал он. - И в склепе тоже не было гроба".
- Гробы? - переспросил он. Струйка пота, словно ледяная вода, побежала по его ребрам. - Гробов нет вообще. Кажется, все содержимое было выброшено наружу, а сами гробы украдены. - Но это… на это способен только ненормальный.
- Тогда проверь все эти могилы, черт побери! - Гейл едва не кричала. Тошнота судорогой сводила желудок. - Найди в них хоть один гроб! Пойди, посмотри!
В этом не было необходимости. Джек оглянулся. Солнечный зеленый, пейзаж, но теперь он напоминал поле древней битвы, на котором павшие солдаты были оставлены гнить там, где они пали, и стали жертвами стервятников и псов. Исчезли гробы? Он опустил "кэнон", и камера свободно повисла на ремне, показавшись Джеку необычайно тяжелой, словно ее отягощало запечатленное на пленке свидетельство преступления какого-то ужасного и жуткого Зла. Исчезли гробы?
- Кажется… нам лучше вызвать полицию, - услышал он собственный голос. Джек попятился от оскверненной могилы, наступил на отвалившийся от скелета череп, и тот треснул под его каблуком, словно издал вопль.
3.
- Не возражаете? - спросил Палатазин у молодой женщины с блестящими веками, которая сидела напротив него по другую сторону его служебного стола. Он держал в руке пеньковую трубку, которая когда-то была совершенно белой, а теперь стала черной, как уголь.
- Что? Ах, нет, все нормально.
Акцент выдавал в ней уроженку среднезападных штатов.
Он кивнул, чиркнул спичкой и поднес пламя к трубке. Эту трубку ему подарила Джоанна в первую годовщину их свадьбы, почти десять лет назад. Она была вырезана в виде мадьярского хана, конника-воина, из тех, что ворвались в Венгрию в X веке, сея смерть и разрушение. Большая часть носа и один глаз успели уже сколоться. Теперь вырезанное на трубке лицо больше напоминало борца-нигерийца. Палатазин убедился, что дым не попадает девушке в лицо.
- Ну что же, мисс Халсетт, - сказал он, бросив быстрый взгляд на лист блокнота перед собой. Чтобы выделить для блокнота место, ему пришлось сдвинуть в сторону целую гору газетных вырезок и желтых папок-бумагодержателей. - Значит, это ваша подруга вышла на работу на Голливудский бульвар во вторник вечером. К повороту подъехала машина. И что было потом?
- В машине сидел какой-то тип странного вида, - сказала она. Девушка нервно улыбнулась, сжав маленькую пурпурного цвета сумочку, которую пристроила у себя на коленях. Ногти у нее были обкусаны почти до самых корней. В другом конце кабинета сидел детектив Салливан Рис, мужчина мощного сложения и черный, как трубка Палатазина. Он сидел, скрестив на груди руки, наблюдая за девушкой и иногда поглядывая на Энди.
- Сколько этому человеку могло быть лет, как по-вашему, мисс Халсетт?
Она пожала плечами.
- Не знаю. Меньше, чем вам. Трудно сказать, потому что, сами знаете, ночью на бульваре свет такой яркий и цветной, ничего нельзя сказать о человеке, если он не стоит у тебя прямо под носом.
Палатазин кивнул.
- Черный, белый, чикано?
- Белый. На нем, на лице то есть, у него были такие очки с толстыми стеклами, и от этого глаза у него казались очень большими и такими смешными… Парень этот… так Шейла сказала… плотный. Не в самом деле здоровый, но мускулистый, хотя и невысокий. Волосы черные или темно-коричневые. Очень коротко подстриженные. И побриться ему тоже, кажется, не мешало бы.
- Как он был одет? - спросил Рис. Голос его звучал мощно и серьезно. Когда он учился в школе Дюка Эллингтона, то пел басовую партию в хоре, и пол в аудитории вибрировал.
- Э… голубая штормовка. Светлые брюки.
- На штормовке были какие-то надписи? Фирменная этикетка?
- Нет, кажется, не было.
Девушка снова посмотрела на Палатазина и внутренне содрогнулась. Близкое соседство двух полицейских ее нервировало. Патт и Линн сказали ей, что она дура, если согласится идти в Паркер-центр давать сведения копам. Что она от них видела хорошего, кроме двух задержаний по обвинению в проституции? Но она подумала, что если попадет опять, то этот коп с печальным выражением лица может вспомнить ее и дело обойдется легко. Приглушенные звуки телефонных звонков, голоса, шаги за стенами кабинета начали уже действовать ей на нервы, потому что она была вынуждена явиться к копам в "чистом" виде - ни кокаина, ни "травки", ни таблеток сегодня утром. Теперь она едва сдерживалась.
- Ну, хорошо, Эмми, - спокойно сказал Палатазин, чувствуя напряжение девушки. У нее был вид оленя, который почуял запах оружейного металла. - А машина? Какой она была марки?
- Жук, "фольксваген". Серый или серо-зеленый, кажется.
Палатазин записал оба цвета на листке блокнота.
- И что случилось… с вашей подругой?
- Этот парень открыл дверцу, высунулся и спросил: "Продаешь?" - Она нервно передернула плечами. - Сами понимаете.
- Он пытался подцепить вашу подружку?
- Ага. И он помахал 50-долларовой бумажкой. Потом сказал что-то вроде "Крошка, Уолли кое-что припас для тебя".
- Уолли? - Рис слегка подался вперед, в потоке солнечного света его лицо с высокими скулами горело, словно опаленное красное дерево. - Вы уверены, что он назвал именно это имя?
- Нет, не уверена. Слушайте, все это произошло с моей подругой, Шейлой. Как я могу что-то знать наверняка, а?
Палатазин записал в блокнот "Уолли", ниже добавил "Уолтер?"
- А потом? - спросил он.
- Он сказал: "Тебе не придется много стараться. Садись, мы поговорим".
Она сделала паузу, глядя на здание, видневшееся в окне за спиной Палатазина.
- Она почти согласилась, 50 долларов - это 50 долларов, верно?
- Верно, - согласился Палатазин. Он смотрел в обеспокоенные глаза девушки и думал: "Малютка, как тебе удается выжить?" Если девушке было больше шестнадцати, он был готов сплясать чардаш перед всем отделом расследования убийств. - Продолжайте, продолжайте.
- Она почти согласилась, но когда начала садиться в машину, то почувствовала какой-то непонятный запах. Что-то напоминающее лекарство, вроде той жидкости, которой… э… папаша Шейлы мыл руки. Он у нее был доктор.
Палатазин записал "Врач?", затем "Работник больницы?"
- Тогда Шейла перетрусила, вылезла из машины и отошла. Когда обернулась, этот парень уже отъезжал. Вот и все.
- А когда ваша подружка начала подозревать, что это мог быть Таракан? - спросил Рис.
- Я сама читаю газеты. Все читают, я хочу сказать. Все на бульваре только об этом и говорят, поэтому я подумала, что в полиции должны узнать.
- Если это случилось во вторник, то почему вы так долго ждали, прежде чем пришли к нам?
Она пожала плечами и начала грызть ноготь большого пальца.
- Я испугалась. И Шейла испугалась. Чем больше я думала, что это мог быть он, тем больше я боялась.
- А ваша подружка не заметила номер машины? - спросил Палатазин, занеся над блокнотом ручку. - Или еще какие-нибудь особенности внешнего вида машины?
Она покачала головой.
- Нет, все произошло слишком быстро.
Она взглянула в спокойные серые глаза этого немолодого плотно сбитого полицейского, который так напоминал ей одного полицейского офицера по делам несовершеннолетних из Холта, штат Айдахо. Только у этого копа смешной акцент, он почти совсем лысый и на ярко-красном с голубыми горошинами галстуке у него кофейное пятно.
- Но на самом деле это был не он, как вы думаете?
Палатазин откинулся на спинку своего крутящегося кресла. Вокруг его головы вились струйки сизого табачного дыма. Эта молоденькая "проституальт" была в точности такой же, как и любая из десятка тех, кого он опросил за последние несколько недель: поблекшая, напуганная, с достаточным количеством соблазнительности, чтобы выжить на панели, но недостаточно сильная, чтобы порвать с такой жизнью. Выражение их глаз казалось одним и тем же: острое, мерцающее презрение, которое маскирует глубоко спрятанную в душе печальную усталость. Все эти последние недели он едва сдерживал импульс схватить этих обитательниц мрачных улиц за плечи, встряхнуть и прокричать в лицо: "Разве вы не знаете, что вас ждет там? Убийцы, насильники, садисты или что-нибудь похуже. Многие вещи еще хуже, чем эти, о которых вы не осведомлены и о которых вы не осмеливаетесь думать, потому что иначе эти мысли сведут вас с ума. Мысли о том, что скрывается в темных тайниках человечества, ждут вас в краю кошмаров, чтобы в удобный момент нанести удар. Самое фундаментальное зло, которое распространяет вокруг себя новое зло и пожирает иное зло, чтобы выжить…"
Хватит, сказал он сам себе. Внутри у него все стянулось в тошнотворный узел, он понимал, что близок к пределу.
- Да, - сказал он Эмми. - Это мог быть и он.
- О, Боже! - воскликнула она, и кровь отхлынула от ее лица, пока она не стала похожа на восковую куклу, краска снаружи и пустота внутри. - В смысле… Я раньше имела свидания со странными типами… но никто ничего не пытался… - Она коснулась пальцем своего горла, в воображении ее уже нарисовалась картина - как ухмылялся этот тип, когда она села к нему в машину, этот, в очках, жуткий!..