В свете фар блеснула новая цепь, протянутая впереди поперек дороги от одного дерева к другому. На ней висела металлическая табличка: "Частное владение - проезд посторонним воспрещен". Бенфилд с громко стучащим сердцем остановил машину на обочине, выключил свет и начал ждать. Голос казался ему прохладным бальзамом на воспаленном пузыре мозга. Теперь он разговаривал с Бенфилдом почти каждую ночь, когда Уолтер лежал на матрасе в своей квартире возле Мак-Артур-парк, находясь в сером пространстве, которое было и не сном, и не бодрствованием. В эти ужасные, полные гнева ночи к нему возвращались воспоминания. Ему снилась мать, поднимающая голову с колен чужого мужчины и сжимающая в ладонях огромный пульсирующий пенис, словно питона. Она открывала рот и пьяно кричала: "Убирайся отсюда!" И тогда Голос успокаивал его, охлаждая лихорадку памяти, словно холодный морской бриз. Но иногда даже Голос был не в силах остановить ослепительно-пестрый кошмар, разворачивавшийся в голове Бенфилда. Чужой мужчина ухмылялся и говорил: "Маленький поганец хочет смотреть, Бев. Иди-ка сюда, Уолти, гляди, что у меня есть!" И Уолтер-ребенок стоял, словно приколоченный к месту, в дверном проеме, ощущая горячую пустоту в голове, глядя, как чужой мужчина все ниже наклоняет голову матери, пока ее смех не становился глухим. Он смотрит до конца. Его желудок и чресла слились в какой-то отвратительный узел. И когда они кончили, его мать - "старушка Бев никогда не говорит "нет" - отхлебнула из бутылки "Четыре розы", стоявшей рядом с диваном, потом обняла чужого мужчину и сказала густым голосом:
- Теперь ты позабавь меня, дорогой.
Она задрала подол белого в крапинку платья выше своих больших бледных бёдер, а белья на ней не было. Мальчик Уолтер не мог оторвать глаз от тайного местечка, которое, казалось, подмигивало ему, как греховный глаз. Руки его прижимались к собственному паху, и секунду спустя чужой мужчина громко захохотал, словно довольный буйвол.
- Гляди-ка, маленький поганец получил толчок! Малютка Уолти обзавелся зарядом. Иди сюда, Уолти, я сказал, иди сюда!
Его мать приподняла голову и улыбнулась, глядя на Уолтера распухшими стеклянными глазами.
- Кто там? Франк? Это Франк?
Франк - это было имя отца Уолтера. Он удрал так давно, что Уолтер помнил лишь, как он жестоко замахивался своим ремнем.
- Франк? - повторила она, улыбаясь. - Ты вернулся домой, малыш? Подойди, поцелуй же меня.
Глаза чужого мужчины блестели, как осколки темного стекла.
- Иди сюда, Уолти. Нет, Франк. Иди сюда, Франк. Бев, дорогуша, это твой старый Франк. Он вернулся домой. - Он тихо засмеялся, зло глядя на мальчика. - Спусти трусы, Франк.
- Дорогой, - прошептала мать, ухмыляясь. - У меня есть одна штучка, и ты так ей нужен, она ждет тебя…
- Ну-ка, поцелуй свою малышку, Франк, - тихо приказал чужой мужчина. - Иисус Христос, это надо ж видеть!
Когда приходили такие сны, даже Голос не мог утихомирить лихорадку. И Бенфилд был так благодарен, когда Голос сказал, что Бенфилду снова разрешено выйти в ночной город, чтобы отыскать и поймать еще одну смеющуюся Бев. Отобрать ее у темнокожих ухмыляющихся незнакомцев и привезти к священной горе.
Бенфилд вздрогнул, когда эти мысли протанцевали в его сознании. Виски у него болели, ему хотелось принять таблетку от головной боли. Иногда в те моменты, когда с ним разговаривал Голос, он чувствовал, что в мозгу его вспенивается какой-то магический котел. Голос переменил его жизнь, придал ей настоящий смысл и цель - служение Мастеру. Повернув голову влево, Бенфилд мог видеть мерцающие огни ночного города. Ему было интересно узнать, кто из живущих там, внизу, тоже был частью варева этого магического котла, варева, которое трансформировало его душу, воспламеняло ее сладким холодным огнем. Конечно, это была магия. Голос говорил правду, он расцветит магией город ночи и убьет всех Бев, утопит их в бурлящем котле. Иначе… как же иначе?
Приближалась автомашина. Бенфилд издалека заметил отблеск фар. Машина спускалась с горы, приближаясь к нему. Он вылез из машины и открыл дверцу для пассажиров. Оглушенная девушка почти вывалилась наружу, но Бенфилд протянул руки и поймал ее, словно охапку дров. Потом он повернулся лицом к приближающейся машине.
Это был длинный черный "линкольн", полированные бока которого блестели, словно зеркало. Он остановился в 10 футах от заградительной цепи, фары его, словно жадные глаза, сконцентрировались на Бенфилде и его жертвоприношении.
Бенфилд улыбнулся сквозь наполнившие глаза слезы.
Водитель покинул лимузин и подошел к Бенфилду, сопровождаемый молодой женщиной, которую он тут же узнал. У нее были длинные светлые волосы, всклокоченные на ветру, и платье на ней было грязным. Бенфилд увидел, что водитель - Слуга Голоса, пожилой мужчина в коричневом костюме и белой рубашке. Его длинные седые волосы развевались на ветру, глаза глубоко погрузились в бледное морщинистое лицо. У него была хромающая походка, и он немного сутулился, словно поддерживая плечами ужасно тяжелую ношу. Дойдя до цепи, он устало сказал Бенфилду:
- Передай ее.
Бенфилд поднял свою жертву выше. Светловолосая девушка улыбнулась и взяла ее, словно мать, баюкающая ребенка.
- Иди домой, - сказал Бенфилду старик. - На сегодня твоя работа исполнена.
Вдруг глаза светловолосой девушки сверкнули. Она не отрываясь смотрела на поцарапанную руку Бенфилда, потом подняла взгляд и посмотрела ему в лицо.
Улыбка Бенфилда исчезла, словно разбившееся в треснутом зеркале отражение. Он моргнул и протянул к девушке руку.
- Нет!!! - сказал старик, отводя руку назад, словно для удара. Девушка подалась назад и поспешила вместе со своей добычей к автомашине.
- Уезжай домой, - сказал старик. Бенфилду. Потом отвернулся и тоже пошел к "линкольну".
Лимузин задним ходом выбрался на более просторное место, круто развернулся и исчез, умчавшись вверх по горной дороге.
Бенфилду страстно хотелось последовать за "линкольном", но Голос тихо шептал, успокаивая его, давая ему понять, что он им нужен и они оберегают его, снова избавляя Бенфилда от головной боли. Некоторое время он стоял неподвижно, вокруг него свистел и завывал ветер, потом он вернулся к машине. Ведя "фольксваген" вниз, к городу, он включил приемник и настроился на станцию, передающую религиозные гимны. Он крутил руль и подпевал, счастливый и уверенный в том, что воля Мастера будет исполнена.
Часть вторая. Суббота, 26 октября
БЕСПОКОЙСТВО
1.
Солнце взошло над горами Сан-Габриэль, словно красно-апельсиновый взрыв, окрасив небо в серо-стальной цвет, который по мере того, как зрело утро, переходил в голубой. Щупальца желтоватого тумана стлались низко над грунтом, словно какой-то гигантский осьминог пытался прилипнуть к стенам небоскребов из стали и стекла или к бетонным стенам пульсирующих кипучей работой фабрик, или к полдюжине шоссе с уже оживающим движением. Зябкие тени, остатки ночной темноты, поспешно скрылись под лучами солнца, как остатки разбитой армии, бегущей перед наступлением победителя.
Энди Палатазин стоял перед открытой дверцей шкафа в спальне и тщательно выбирал галстук. На нем были свободные темно-голубые брюки и светло-голубая рубашка с аккуратно отутюженным воротничком. Он остановил выбор на зеленом с голубыми и красными крапинками галстуке, потом вышел в коридор, облокотясь слегка на перила лестницы. Он слышал позвякивание посуды в кухне внизу, где Джоанна готовила завтрак. Оттуда доносился аппетитный запах жареных сосисок с картошкой, от которого во рту сразу появилась слюна. Он позвал жену:
- Джо, погляди на меня!
Джоанна тут же вышла из кухни. Ее седеющие волосы были стянуты на затылке в плотный узел. На ней был темно-зеленый халат, на ногах - шлепанцы.
- Ну-ка, ну-ка, - сказала она.
Энди поднял галстук, выставляя его на обозрение, и одновременно вопросительно приподнял брови.
- Ишонию, - сказала жена, - отвратительно. Особенно с этой рубашкой. Надень темно-голубой.
- На нем пятно.
- Тогда вот тот, в сине-красную полоску.
- Этот мне не нравится.
- Потому что его подарил тебе мой брат, - пробормотала она и покачала головой.
- А чем тебе этот не по вкусу? - Он покачал рукой, и зеленый галстук зашевелился, как змея.
- Ничем… надевай, если хочешь быть похожим на клоуна. Но… он тебе… не идет! - Она втянула носом воздух. - Картошка подгорела! Видишь, что ты наделал!
Она стремительно повернулась и исчезла на кухне.
- Твой брат тут ни при чем! - крикнул он ей вслед. Он слышал, что она что-то ответила, но не мог разобрать слов, поэтому пожал плечами и вернулся обратно в спальню. Взгляд его упал на кресло-качалку возле окна, и он некоторое время стоял, глядя на него. Потом подошел к креслу, толстым пальцем толкнул один из подлокотников. Кресло тихо заскрипело, покачиваясь. "Неужели прошлой ночью мне приснился сон? - спросил он себя. - Или мне в самом деле явилось видение, призрак, сидящий в этом кресле? Нет, конечно, это был всего лишь сон. Мама умерла, похоронена и покоится с миром".
Он тяжело вздохнул, посмотрел на зеленый галстук, который он продолжал сжимать в руке, и подошел к платяному шкафу. Он повесил галстук обратно на вешалку, потом посмотрел на полосатый галстук, который подарил ему брат Джо, адвокат, в день Св. Стефания. Ни за что, упрямо подумал он. Он нашел взглядом другой галстук, который не надевал уже несколько месяцев. Ярко-красный с голубыми горошинами. Он был погребен в самой глубине полки, очевидно, это намеренно сделала Джоанна. Когда-нибудь она исполнит свою угрозу и сожжет их все! Надев галстук и затянув узел, он случайно остановил взгляд на самой верхней полке, где под старыми сплющенными шляпами с жалкими перьями, прикрепленными к лентам тульи, лежала плоская коробка. Энди быстро отвел взгляд и закрыл дверцу шкафа.
Джоанна начала расставлять тарелки для завтрака на столе в их маленькой уютной кухне. Стол стоял у окна, исходившего в сад. В кухню вошел муж, благоухая лосьонами "Виталис" и "Оулд Спайс". Джоанна подняла голову, хотела улыбнуться ему, потом увидела галстук, который выбрал на этот день ее муж, и сказала:
- Садись, ешь. В цирке может выдаться трудный день.
- Спасибо. О, вид у завтрака потрясающий!
Он сел за стол и начал есть, проглатывая большие куски сосисок с жареным картофелем. Джо поставила рядом с ним чашку горячего черного кофе и села за стол напротив мужа.
- Очень вкусно, - сказал Энди с набитым ртом. - Очень!
- Не спеши, - предупредила Джо. - Поперхнешься.
Он кивнул, продолжая жевать. Когда он сделал паузу, чтобы отпить кофе, она сказала:
- Энди, время от времени тебе необходимо брать выходной в субботу. Ты должен отдохнуть. Все время работать и тратить нервы - это к хорошему не приведет. Почему бы тебе не позвонить и не сказать, что сегодня ты останешься дома? Мы могли бы съездить на побережье.
- Не могу, - сказал он, запивая картошку глотком кофе. - Может, в следующую субботу.
- На прошлой неделе ты говорил то же самое.
- Да? Гм. Видишь ли, я думал, но… - Он посмотрел на нее. - Ты ведь понимаешь, почему я должен идти. Вдруг что-то неожиданно выплывет.
- Они тебе тогда позвонят.
Ее голубые яркие глаза с тревогой следили за Энди. Ее волновали тени, появившиеся под глазами Энди, новые морщины, зазмеившиеся по его лицу. В последнее время он плохо спал. Неужели и во сне ему не давал покоя ужасный убийца, крадущийся ночами по улицам города? Она тронула его громадную ладонь, похожую на медвежью лапу.
- Ну, пожалуйста, - тихо попросила она. - Я приготовлю ленч специально для пикника.
- Меня ждут, - сказал он и ласково похлопал жену по руке. - А в следующую субботу мы устроим прелестный пикник. Договорились?
- Нет, ни о чем мы не договорились! Работа загонит тебя до смерти! Ты уходишь рано утром и возвращаешься домой поздно ночью. Ты работаешь все субботы и почти все воскресенья тоже! И долго это еще должно продолжаться?
Он вытер губы салфеткой и ткнул вилкой в горку жареной картошки.
- Пока мы его не поймаем, - тихо сказал он.
- Возможно, этого никогда не случится. Возможно, его уже нет в городе или даже в стране. Почему именно ты должен работать как собака, отвечать на все вопросы и попадать на первую полосу в газетах? Мне не нравится, что говорят о тебе некоторые.
Он поднял брови:
- Что они говорят?
- Ты знаешь. Что вы не знаете, что делаете, что вы на самом деле и не стараетесь поймать убийцу, и что ты даже не настоящий полицейский.
- А, это… - Он кивнул и допил кофе до конца.
- Скажи им всем, пусть идут к черту! - с яростью сказала она. Глаза ее сверкали. - Что они знают о твоей работе, о том, сколько ты отдаешь ей сил! Да тебе медаль нужно дать! Ты пролил кофе на галстук. - Она подалась вперед и промокнула пятно салфеткой. - Если не будешь расстегивать пиджак, его не заметят.
- Хорошо, - сказал Палатазин. - Я попытаюсь.
Он отодвинул в сторону тарелку и положил ладонь на свой заметно выступающий живот.
- Через пару минут мне нужно выходить. Сегодня в контору к нам должна явиться эта девица, Кларк, из "Тэтлера".
Джо сделала гримасу.
- Зачем?.. Чтобы написать новый хлам вместо интервью? Зачем ты с ней разговариваешь вообще?
- Я делаю свое дело, она делает свое. Иногда ее в самом деле заносит, но в основном она безобидна.
- Безобидна? Ха! Вот такие россказни вроде тех, что сочиняет она, как раз и пугают людей. Описывать все, что этот отвратительный гиликос сделал с бедными девушками, и со всеми этими подробностями… а потом делать вывод, что у тебя не хватает ума обнаружить и остановить его! Меня от этого тошнит! - Джо поднялась из-за стола и отнесла тарелку Палатазина в раковину мойки. Внутри она вся тряслась, но старалась взять себя под контроль, чтобы муж ничего не заметил. Но кровь, кровь венгерской цыганки в сотом поколении, пела от гнева.
- Люди сами знают, что это за газетенка, - сказал Палатазин, лизнув указательный палец и потерев кончиком кофейное пятно. Обнаружив, что это бесполезно, он оставил галстук в покое. - Они в эти сплетни не верят.
Джо громко вздохнула, но не отвернулась от раковины. Воображение начало рисовать в ее сознании новую картину, которая преследовала ее вот уже несколько недель. Энди, вооруженный пистолетом, идет по темным коридорам неизвестного здания, в одиночку преследуя Таракана. Сзади к нему тянутся жуткие огромные руки, хватают его за горло и сжимают, пока глаза едва не вылезают из орбит на багрово-пурпурном лице. Она потрясла головой, чтобы избавиться от надоедливой мысли, тихо скачала:
- Боже, смилуйся…
- Что ты говоришь?
- Ничего. Просто начала думать вслух.
Она снова повернулась к нему и увидела, что лицо у него не багровое и глаза не выпучены. Его лицо, в противоположность картине, нарисованной воображением, напоминало морду собаки на одной из реклам домашних животных - сплошь челюсти, щеки и печальные глаза под кустистыми серыми бровями, в которых серебрилась седина.
- Ведь сегодня тебе не предстоит ничего опасного? - спросила она.
- Конечно, нет.
"Откуда мне знать?" - подумал он.
Этот вопрос она задавала ему каждое утро, и каждое утро он давал ей примерно такой же ответ. Сколько жен полицейских спрашивало своих мужей то же самое, сколько мужчин отвечало примерно то же самое, и сколько из них не дожило до возвращения домой, погибнув от пули грабителя, насильника или просто бездомного наркомана? Больше, чем следовало бы, в этом Энди был уверен. А что ответил на этот вопрос Джордж Грин утром 6 июля двенадцать лет назад? Грин был первым напарником Палатазина, и тот ужасный день кончился для него четырьмя выстрелами в лицо. Палатазин видел все это сквозь окно пиццерии, где он покупал им ленч. Джордж ждал его в машине. Они выслеживали одного подозреваемого в грабеже и убийстве торговца наркотиками. Много позже, избавившись вместе с рвотой от остатков порохового запаха в горле, Палатазин сообразил, что подозреваемый заметил слежку и запаниковал, сунув свой украденный пистолет 45-го калибра прямо в окно машины, где сидел Джордж. Палатазин гнался за ним пять кварталов и наконец на пожарной лестнице настиг. Движением измазанного пиццей пальца он нажал спуск и продырявил убийце голову.
В тот вечер его мать долго плакала, когда он рассказал ей, как слышал свист пули, миновавшей его голову. Она сказала, что пойдет к комиссару и попросит его дать Энди безопасную работу. Но этого, конечно, не произошло. На следующий день она уже забыла все, что он ей рассказал, и говорила о том, как красивы должны быть сейчас цветы на улицах Будапешта.
Сейчас Палатазин смотрел на свою ладонь, которая в тот июльский день, двенадцать лет назад, сжимала рукоятку пистолета. "Анья, - подумал он. По-венгерски это означало "мама". - Прошлой ночью я видел призрак матери". Он поднял голову и посмотрел в глаза Джо.
- Этой ночью мне приснился необычный сон, - сказал он и слегка улыбнулся. - Кажется, я видел маму, сидящую в кресле-качалке в спальне. Она мне уже давно не снилась. Странно, правда?
- Что случилось? Когда ты ее увидел?
- Ничего… Она подозвала меня к себе, рукой… Или показала на что-то… Я не уверен.
- Показала? Но на что она могла показывать?
Он пожал плечами.
- Кто знает?! Я не умею толковать сны.
Он поднялся из-за стола и взглянул на часы. Пора было выходить.
- У меня идея, - сказал он, обнимая жену рукой за талию. - Я сегодня вернусь пораньше и мы пойдем обедать в "Будапешт". Что скажешь?
- Я бы хотела, чтобы сегодня ты остался дома, вот что я скажу, - она подумала несколько секунд, выпятив нижнюю губу, потом провела ладонью по гриве седеющих волос на голове мужа. - Но "Будапешт" - это очень мило. Я так думаю.
- Отлично. И музыка! Цаганезен! Да?
Она улыбнулась.
- Да.
- Тогда назначаю тебе свидание.
Он похлопал жену по заду, потом ущипнул. Она насмешливо щелкнула языком и вышла вместе с ним в гостиную, где он достал из платяного шкафа темно-синий пиджак и черную шляпу, которая видала лучшие дни.
Они подержала пиджак, пока он пристегивал черную кожаную наплечную кобуру, все это время с отвращением поглядывая на "полис специал" 38-го калибра, который лежал и кобуре. Сунув руки в рукава пиджака и увенчав себя шляпой, он приготовился покинуть дом.
- Удачи, - сказала она на крыльце, и Энди поцеловал жену в щеку.
- Будь осторожен! - сказала Джоанна ему вслед, когда он уже шел к старому белому "форд-валькону" у попорота.