- Он сказал мне, что Чарли не явился на работу; он звонил ему, но Чарли, похоже, был сильно пьян, что-то бормотал - якобы Верна мертва, - и Мосс хотел узнать, правда ли это; я сказал, что правда и что, вероятно, ее убил Дуг, выясняя с ней отношения, и что Дуг ударился в бега. Я подумал, что этим можно объяснить отсутствие Дуга в городе…
- Неплохая идея, Стивен. Совсем неплохая. А что сказал Мосс?
- Он, само собой, просто обалдел. Ведь он, как и все, очень любил Верну. Больше ничего примечательного.
- О'кей, пока.
Уилкокс отключил связь. Бойлз сделал именно то, что нужно. Все резко обернулись - раздался заливистый храп. Биг Т. уснул - сидя, уронив голову на грудь. Зазвонил телефон. Биг Т. резко вскинул голову и схватился за оружие, встревоженно хлопая глазами. Уилкокс потрепал его по плечу:
- Спи, солдат, это всего лишь телефон.
Саманта сняла трубку.
- Уилкокс?
- Нет. Кто его спрашивает?
- Лу Гэррон, Си-Би-Эн.
- Это вас, Лу Гэррон из Си-Би-Эн.
Уилкокс вздохнул и взял трубку:
- Да?
- Что за девушка со мной говорила? - игривым тоном спросил Гэррон.
- Мой секретарь.
- Вот счастливчик! Ладно, что новенького?
- А ничего. Поиски продолжаются.
- Я вовсе не это хотел услышать; говорят, вы там здорово подзалетели.
- Подзалетают девицы, Лу. Спокойной ночи.
- Вы отказываетесь мне отвечать? Вы же знаете, что информировать слушателей - мой долг!
- Хотите, чтобы я сказал вам правду, Лу? Хорошо; так вот: мы тут схватились с бандой оборотней - они проникли в город и пожирают моих избирателей; годится?
- Не издевайтесь надо мной, Уилкокс, руки у меня достаточно длинные и…
Уилкокс бросил трубку - пусть Гэррон ругается сам с собой. Почти тотчас телефон опять зазвонил. Вконец измученный, он взял трубку и брякнул:
- А шли бы вы!..
И услышал звучный баритон Болдуина:
- С удовольствием; но будьте добры, нельзя ли мне сначала поговорить с агентом Вестертон?
- О черт, извините… это вас, Сэм…
Сэм взяла трубку, шепнув Уилкоксу:
- Я в восторге от вашей манеры разговаривать с моим начальством, Герби… Алло, агент Вестертон слушает.
- Я дал зеленый свет…
Конец фразы потонул в какой-то невероятной каше, потом голос Болдуина стал опять слышен четко:
- Они будут у вас через несколько часов. Старший офицер - капитан Строберри. А пока, если можно так выразиться, прикиньтесь мертвыми.
Снова раздался какой-то треск. Саманта повысила голос:
- Мистер Болдуин? Вы слышите меня? Вашингтон передал вам сведения по химическому оружию? Мистер Болдуин?
Связь прервалась. Все молча смотрели на онемевшую трубку. Саманта положила ее на аппарат.
- Попытаюсь отправить факс.
Она взяла чистый листок и быстро стала составлять текст:
"С. Вестертон Дж. Болдуину. Срочно.
Совершенно необходимы сведения о последних операциях, проведенных или проводимых в зоне Лос-Аламоса. Есть вероятность химической интоксикации или генетических мутаций".
Она зашифровала письмо, вставила его в аппарат, набрала номер, а Хейс тем временем сжег черновик. Замигала надпись: "Номер занят". Сэм в отчаянии хрустнула пальцами:
- Черт!
- Думаю, лучшее, что мы сейчас можем сделать, так это немножко отдохнуть в камерах. До приезда солдат будем дежурить по очереди, - решил Уилкокс. - А пока я сменю Стивена.
Он взял шляпу и вышел.
Марвин вертел в пальцах карандаш и смотрел на него в глубокой задумчивости.
- Чего я никак не могу понять… - начал он.
- Да? - коротко отозвалась Сэм, все еще склонившись над факсом.
- Так это что происходит с тараканами.
- А что с тараканами?
- Они порезали меня, Сэм; ты видела когда-нибудь тараканов, способных кого-то порезать? И в пять минут оккупировать целое кладбище?
- Наверное, они просто переродились. Лос-Аламос вполне может оказаться тайным Чернобылем…
- Есть индейская легенда о том, что тараканы - не насекомые, а пятнышки мрака… - сказал вдруг бесшумно вошедший Бойлз.
Марвин и Саманта разом обернулись.
- Простите?
- Я говорил о том, что одна индейская легенда гласит, что тараканы - вовсе не насекомые, а рассеянные по всему миру кусочки мрака. Мне рассказал ее старый Леонард. Согласно легенде, в небесах некогда произошла страшная битва между богом Света - Солнцем, влюбленным в богиню Жизни, и богом Тьмы, Луной, влюбленным в богиню Смерти, - каждый считал себя блистательнее и важнее другого. Бог Тьмы проиграл битву и рухнул в хаос, вызвав тем самым настоящий обвал мрака. Коснувшись земли, мрак разбился на мельчайшие кусочки - из них и родились тараканы. Они - глаза и уши бога Тьмы, посланники несчастья, ибо с момента своего падения бог Тьмы, пребывая в хаосе, беспрестанно стремится уничтожить мир, созданный богом Света. От его любовных утех с богиней Смерти родились вампиры, призраки и прочие существа, выходящие за грань понятия "человек".
- Красивая легенда и очень кстати в данной ситуации; ну спасибо, Стивен, хорошо ж вы нас утешили!
- Простите, мисс; вечно я болтаю лишнее.
- А как звучит имя бога Тьмы? - спросил Марвин; легенда явно заинтересовала его.
- Его имя на индейском наречии означает "Тот Кто Противодействует", ученые переводят это словом "Версус".
- "Версус"… Может, он числится в картотеке Интерпола? - с невинным видом предположил Марвин.
- Ой, как смешно, Марвин! Так вот, если вы еще не совсем утратили интерес к научным фактам, могу сообщить, что тараканы - это ночные прямокрылые, и во многих языках мира их название восходит к нидерландскому "kakkerlak", что, в свою очередь, происходит от латинского "cancer" - "канцер", то есть "рак". Ну и кто же дежурит первым?
Она вышла, не дожидаясь ответа.
Бойлз расстегнул портупею.
- Вот это и в самом деле звучит совсем неутешительно - какого, спрашивается, черта этих тварей окрестили "раком"?
- Наверное, потому, что они плодятся и расползаются совсем незаметно… - задумчиво предположил Хейс.
Френки споткнулась и ухватилась за Дака. Почувствовала, как его горячая рука обхватила ее запястье, и оба они невольно прижались друг к дружке. Он молча шел вперед, освещая путь во тьме карманным фонариком.
- Еще далеко? - спросила Френки; ее бил озноб.
- Нет.
Они шагали по голому каменистому плато, усеянному высокими, вертикально стоящими скалами цвета охры. Френки потрогала пальчиком одну из них.
- Обалдеть, до чего эротичны. Значит, это сюда ты ходишь с подружками?
Туча закрыла луну, и не было видно, как Дак покраснел. Он пожал плечами. До чего же странный парнишка, подумала Френки. Ничего общего с той шпаной, которую она обычно цепляла себе на хвост. Никаких приступов ярости, никакой дерготни, истерик, оплеух по губам - когда слишком уж развыступаешься, - никаких мерзких объятий на продавленных кроватях, усыпанных пеплом от сигарет. Нет, этот парень если уж ведет тебя куда-то, то исключительно чтобы показать тебе озеро под луной. А вовсе не затем, чтобы предложить дозу кокаина на заднем сиденье какой-нибудь грязной тачки и там же потом тебя натрахать. Ей бы следовало встретить его раньше. А теперь - к чему все это? Она вздрогнула. Ну что за мысли? И что за истина вертится у нее на грани сознания?
Дак повернулся к ней:
- Почти пришли. Ты не устала?
- Я? С чего вдруг? Да я вообще чемпион по части пеших прогулок. Куда это ты уставился?
- На твои волосы. Когда светит луна, от них исходит серебряное сияние. Они светятся. Ты словно ангел, спустившийся из мрака.
- Фу, куда тебя понесло; ты меня пугаешь.
Дак улыбнулся, они прошли еще несколько шагов, и внезапно оно оказалось прямо перед ними. Соляное озеро. Сверкающее разноцветными искорками в молочно-белых лунных лучах - словно покрытое инеем зеркало посреди каменной пустыни.
- Как красиво, - прошептала Френки, - будто огромная нетронутая упаковка суперчистой пудры!
- Мне бы хотелось кататься с тобой на коньках, - тихо проговорил Дак, - всю долгую летнюю ночь - как на чемпионате мира, - мы бы вальсировали в пустыне, а в зрительном зале сидели бы хамелеоны и смотрели на нас.
- Мне так хорошо здесь с тобой…
Она прижалась к нему. Он погладил ее волосы:
- Знаешь, ты и вправду похожа на ангела. Мой ангел. Спустившийся на землю только ради меня. Чтобы взять с собой в Королевство Любви.
- Не говори так, не то я, черт возьми, разревусь.
Глаза у нее были закрыты. Дак вдохнул поглубже, набираясь храбрости, склонился к ней и коснулся губами ее губ. Они были холодными и нежными. Он весь горел. Она ответила на поцелуй поцелуем, потом вдруг резко отшатнулась от него:
- Но разуй же глаза, Утенок Дак, ты что, не видишь, что я - шлюха распоследняя? Не видишь, что я наркотой пропиталась по самые уши, без дозы уже и уснуть не могу, что я - жалкая дрянь? На что ты надеешься? Ничего у нас с тобой не получится, ничего!
Слезы застилали ей глаза, она вырвалась и бросилась бежать. Дак кинулся за ней. Спотыкаясь о камни, она беспрестанно ругалась. Он рванулся вперед, ухватил ее за майку, почувствовал, как треснула ткань. Френки взвыла, несколько раз стукнула его носком туфли и опять побежала - с голой грудью; ее белая кожа светилась в лунном сиянии, словно соляное озеро, словно она и озеро состояли из одного вещества, были едины, связаны узами родства с ночью и тьмой.
На белой коже спины выделялись три темных пятна, и, когда луна коснулась их, они засветились. Три звезды, выбитые на коже его любимой. На какой-то момент он замер в растерянности, глядя на зажатую в руке майку, затем опомнился, швырнул ее на землю и рванул со всех ног.
Слишком поздно. Рев мотора разнесся над пустыней, разрывая тишину. Ящерица испуганно метнулась ему под ноги. На мгновение его осветили фары - и двинулись в направлении шоссе. Ему оставалось лишь отправиться пешком. Он понюхал руки: они все еще хранили запах ее духов. Она считает себя недостаточно чистой, недостойной счастья. Он сумеет ей объяснить. Неважно, чем она там занималась. Прошлое не имеет значения. Прошлое умерло, и Дак Роджерс стоит в пылающих вратах будущего. И хочет шагнуть туда вместе с ней.
11
Вторник, 4 июля. Занялся рассвет - радостный. Красный диск солнца, четко вырисовываясь на еще мерцающем всеми звездами небе, всплыл над горизонтом.
Саманта проснулась, открыла глаза. Перламутровое предрассветное небо перечеркивали черные прутья тюремной решетки. Первая ночь за решеткой! Она зевнула, села. Сейчас бы душ принять в каком-нибудь хорошем отеле. А потом - полдюжины тостов; с мармеладом; омлет и парочку блинчиков. Чтобы прийти в норму, нет ничего лучше хорошего завтрака. Она сглотнула слюну - во рту пересохло от жары и усталости - и спустила ноги на кафельный пол. Ладно, правило номер один гласит: не распускаться. Она открыла сумочку, достала щетку для волос, зеркальце и маленькую косметичку. Румяна оказались на самом дне - закатились под рукоятку пистолета. Она достала их, выудила из-под кровати с железной сеткой чемодан и решительно направилась к умывальнику в углу камеры.
У Хейса от усталости покраснели глаза. Он снял персикового цвета рубашку, пропахшую табаком, потом и кровью, и надел чистую - из тонкого желтого полотна. Прикосновение свежей, хорошо выглаженной ткани немного взбодрило. Саманта дежурила до двух, потом Биг Т. - до четырех, а Хейсу пришлось дежурить до шести. Уилкокс с Бойлзом всю ночь сменяли друг друга за рулем патрульной машины. Ничего не случилось. Оба только что вернулись и без сил рухнули на койки в свободных камерах. "Самый спартанский мотель страны, - с иронией подумал Хейс. - Вдали от расслабляющего городского комфорта вы сможете получить уникальный опыт, о чем длинными зимними вечерами будете потом рассказывать друзьям". Он тщательно осмотрел свои раны. Никаких подозрительных припухлостей. Легко зарубцуются, останутся только тонкие следы вроде кошачьих царапин. Он повернулся к кофеварке с таким чувством, словно вновь обрел доброго старого друга, и нажал кнопку.
Погода, кажется, будет хорошей. Он распахнул дверь и встал на пороге, наблюдая, как городишко просыпается. Жара пока была терпимой, воздух - прозрачным. Двое здоровенных парней в спецовках, оживленно обсуждая достоинства некоей Стеллы, заканчивали украшать улицу транспарантами и бумажными фонариками. Весело взвизгнула железная штора кофейни, и на пороге появился ее владелец, Сэмми Санчес, - заспанный, небритый, с сигарой в зубах. Искоса глянул на Хейса и, как ни в чем не бывало, сплюнул на землю. Хейс про себя улыбнулся: все в порядке, мы в Америке. На всей скорости промчался мальчишка на велосипеде, с потрясающей точностью бросая под каждую дверь свернутую в трубочку газету. Залаяла собака, за ней - другая. Все было спокойно. Так спокойно. У него возникло ощущение, будто вчерашние события он видел во сне. Неужели мы действительно вызвали солдат? Хорошо же мы будем выглядеть, когда они приедут.
Юный расклейщик афиш развешивал большие красно-белые щиты, на которых синими, усеянными белыми звездочками, буквами было написано: "БОЛЬШОЙ ПАРАД В 15 ЧАСОВ". День Независимости. Самый любимый праздник во всех пятидесяти двух штатах. Великий праздник белых, подумал Марвин. Отмену рабства никто не празднует. А если и празднует, то без особой помпы. Хейс помассировал себе затылок и, отгоняя праздные мысли, вернулся в контору. Саманта сидела перед телефоном - свежая, безупречно одетая: бежевая юбка, атласная блузка без рукавов. С сосредоточенным видом она что-то записывала. Появился Биг Т. Бюргер - весь в синяках, небритый. Нос его вдвое вырос в размерах. При виде его Хейс сразу спустился с небес на землю. Нет, это был не сон. Отнюдь не все спокойно в данном королевстве.
Доктор Льюис проснулся со страшной головной болью. Сощурил глаза - вокруг белые стены. Он не у себя в спальне, и это не предвещает ничего хорошего. Где же он, черт возьми? Льюис попытался подняться - в глазах потемнело; он снова лег. Через несколько минут опять приподнялся - теперь уже медленнее. В поле зрения попал письменный стол, заваленный бумагами, - его стол. Он в морге! От беспредельного ужаса схватило живот, да так, что он тупо уставился на него, ожидая увидеть рваную рану. Живот был цел. Заметил, что на нем белый халат, а сам он лежит на носилках. Его внимание привлекла записка - на самом виду, рядом с диктофоном. Он медленно поднялся и семенящей, старческой походкой направился к столу. Это он-то - а ведь в свое время выдавал неплохие результаты в соревнованиях по теннису! И ему нет даже пятидесяти! Серой рукой Льюис потянулся за запиской и прочел:
"Сегодня ночью опять кого-то привезли. Питера Мидли. По крайней мере так они сказали. Поскольку вид у вас был совсем больной, я решил, что это может подождать до утра, и не стал вас будить.
Стэн".
Льюис не помнил, как уснул в кабинете. Единственным, что он помнил, был тот сволочной стул, вымазанный чем-то коричневым… Он наклонился так резко, что едва не упал. Белый пластик сиденья был абсолютно чист.
С тоской подумал о том, что некоторые расстройства рассудка сопровождаются галлюцинациями. И обмороками. Он провел рукой по волосам и остолбенел. В пальцах остались целые пряди светлых волос. Какое-то мгновение доктору Льюису хотелось зверем завыть, но хорошее бостонское воспитание не позволило ему этого сделать; тяжелым шагом он направился в мертвецкую.
На привязанном к ящику № 5 ярлычке значилось: "Питер Мидли. 43 года. Кавказской национальности. Вероятная причина смерти: 12 выстрелов из боевой винтовки".
Льюис вздохнул. Пальцы у него окоченели, во рту стоял привкус тухлого яйца. Он выдвинул металлический ящик - там лежало тело. Снял запятнанную кровью простыню и тихонько присвистнул. Вот чертова работенка! Головы нет, в груди дыры размером с авианосец, ноги на уровне коленных чашечек наполовину оторваны… Вскрытие тут, пожалуй, и ни к чему. Он задвинул ящик на место и вернулся в кабинет. Нужно позвонить этому темниле Уилкоксу и спросить, что это еще за цирк. Пальцем в синих прожилках набрал номер.
Трубку тут же сняла какая-то женщина. Сначала он подумал, что ошибся номером, потом вспомнил об агентах ФБР.
- Да? - нетерпеливо повторила женщина.
Льюис кашлянул, прочищая горло, - на диск полетели куски зеленой слизи.
- Доктор Льюис беспокоит. Я бы хотел поговорить с шерифом Уилкоксом.
- Он спит. Здравствуйте, доктор. Я - агент Вестертон. Вы смогли осмотреть тело Питера Мидли?
- Послушайте, Вестертон, Мидли, судя по всему, пал жертвой какого-то охотника на слонов. Что же еще вы хотите от меня услышать по этому поводу?
- Вы видели его туфли?
- Простите?
- Как выглядят его туфли?
У Льюиса вдруг закружилась голова, он уцепился за край стола. Его собственные туфли были заляпаны чем-то коричневым.
- Доктор Льюис? Это очень важно.
- Да. Не вешайте трубку.
Что же с ними такое, с этими туфлями? Он потащился к ящику, где покоились останки Питера Мидли, и снова приподнял краешек простыни. И замер, разинув рот. Массивные ступни Мидли с квадратными пальцами были втиснуты в элегантные дамские лодочки. А если приглядеться, то оказывалось, что это уже не здоровенные ступни, а изящные бледные ножки. Резким движением Льюис сорвал простыню.
- Ку-ку, - сказала женщина, поднимаясь; ее черные волосы свисали по обеим сторонам мертвенно-бледного лица.
Он взвыл и упал навзничь. Женщина повернула к нему голову и улыбнулась. У него возникло ощущение, будто зубы у нее шевелятся, извиваясь, как толстые белые черви.
- Добро пожаловать, доктор Льюис, - произнесла она монотонным голосом.
Уцепившись за металлические ручки ящика, он попытался подняться. Женщина повернула голову, и он увидел ее изуродованный, продавленный профиль: скула и нижняя челюсть отсутствовали, кости черепа обнажены. Она подняла руку к искалеченной голове, аккуратно отломала кусочек черепной кости и принялась ковырять им в зубах.
Льюис семнадцать лет проработал судебно-медицинским экспертом. Поэтому его не вырвало - он лишь подумал о том, выдержит ли этакое зрелище его сердце. Женщина отбросила в сторону кусочек кости и спрыгнула на пол. Он съежился, почувствовал, как от ужаса у него аж яйца внутрь втянулись. Она прошла мимо, взялась за ручку двери, опять обернулась и, обнажив в улыбке свои копошащиеся зубы, молвила:
- Я не ем мертвого мяса, это вредно для здоровья.
И исчезла в сиянии июльского дня. А в ящике вновь оказался обезглавленный труп Мидли - он сидел, вытянув массивные волосатые ноги со втиснутыми в дамские лодочки ступнями.
В телефонной трубке кто-то кричал. Льюис попытался подняться, но ноги не слушались. Вены на руках жутко вздулись. Вглядевшись в идущую от запястья до большого пальца вену, он ясно увидел, как внутри нее пробежал какой-то маленький подрагивающий шарик, и почувствовал, как он щекочет. Льюис сжал руку в кулак - вена непомерно раздулась, кожа лопнула, и из трещины высунулись тонкие черные лапки. Он взвыл и опять потерял сознание, благодаря чему, на свое счастье, не увидел, как из его руки, шевеля лапками, вылезла некая тварь.