– Балда!
– Только по-моему ты преувеличиваешь масштаб события. Осень же на дворе. Картошку убирают, детей сажают.
– Полосатик, ну откуда ты такой взялся на мою голову? – вздохнула Марина.
– За парту сажают, я имел в виду, – поправился Роман.
– Обалдуй. Первый раз в первый класс – такой масштаб тебя устраивает?
– Меня любой устраивает, если на халяву тортом кормят.
– А это не на халяву, – сказал вернувшийся Валера. – С тебя штопор. – Он протянул Марине нож жестом оруженосца, вручающего шпагу своему господину.
– Благодарю, – ответила Марина и вдруг воскликнула: – Старая колода! Совсем память отшибло.
– Я сделал вид, что не слышал этого, – Валера уселся за стол и тоже приложился к коробке конфет.
– У Джека ведь нож есть! Со штопором! – возвестила прозревшая Марина. – Ром, посмотри в верхнем ящике.
Выдвинув ящик, Роман поворошил бумаги, достал со дна складной нож. И тут он увидел нечто, заставившее его похолодеть. Это был предмет, очень сильно занимавший его в последнее время, но как-то неуместно смотревшийся в столе у Джека. Потому что их ответственный секретарь поэзией не увлекался и не мог отличить Пушкина от Пастернака.
– Нашел?
Он перебросил ножик Валере. Марина разрезала торт. Чайник шумел.
Роман снова уткнулся носом в ящик стола и извлек из-под бумаг книгу Бодлера – "Цветы зла". Несколько страниц были с закладками. Роман бессмысленно глядел на название, не решаясь открыть том, потому что догадывался, что найдет в нем.
– Секретные материалы интересуют? – Валера перегнулся через стол и тоже склонился над книгой. – Ну-ка.
Он отобрал у Романа Бодлера, пролистнул страницы.
– С каких пор Джек читает стихи? – Валера задрал брови вверх. – От тебя, что ли, заразился?
– Вряд ли, – ответил Роман, чувствуя, что заливается румянцем.
Валера вернул ему том.
– Ну чего, так и будем вокруг да около ходить? – он смотрел на Романа, откровенно желая получить немедленный ответ.
– Вокруг чего? – Роман понял, что сейчас его припрут к стене неопровержимым доказательством, которое он держал в руке. Румянец вовсю полыхал на его щеках, выдавая с головой.
– Вокруг стола, естественно. А ты что подумал?
– Ах это. Ерунда, – выдохнул Роман.
Он положил книгу в ящик. Но ужасные мысли, рожденные ею, шумели в мозгу, как кипящий чайник, мешая полноценно участвовать в застольной беседе.
Валера разлил вино по стаканчикам и поднял тост:
– Ну, за счастливых мам.
Роман оценил качество торта по достоинству, несмотря на вихрь в голове. Валера принялся рассказывать очередную туристическую историю. Марина восхищалась, а Роман, слушая, не слышал, ковырял ложкой крем и переживал личную драму.
– …на островах Микронезии. Это в Тихом океане.
– Ты и там был?
– Немного совсем не доплыл. Но знаю из первых рук. Приятель мой, Лешка Казаринов, рассказывал. Это такой древний обычай – Заклание богов. Практикуется только там, дикарями племени Пуатумоту.
– Они что – до сих пор дикари?
– Натуральный каменный век. Дыхание цивилизации их не задело. У них там, как водится у язычников, многобожие. Деревянным идолам поклоняются. Ну и жертвоприношения, само собой.
– Человеческие?
– А это когда как. Если много детей в году народилось или старики слишком зажились на свете – так чем лишний рот кормить, лучше этот самый рот как раз на корм отправить. Это даже почетно – стать пищей богов. Но боги – они, сама понимаешь, привередливые, человечина для них не деликатес, а так, требуха рыбья. Вот эти дикари и придумали себе ритуал. Раз в году они досыта кормят своих богов изысканным, божественным яством.
– Что бы это могло быть, если не попки младенцев?
– Ха, попки! Шутить изволите, Мариночка. Для бога деликатесом будет другой бог. Вникай в философию каменного века.
– Да уж, мудрецы эти твои дикари.
– Нет, ты послушай дальше. За месяц до совершения обряда кормления они вырезают себе новых деревянных идолов, как две капли похожих на прежних. Потом свергают старых богов и на их место ставят новые деревяшки. А из старых делают дрова. Сжигают эти резные бревна на виду у новых богов. Те вкушают жертвенный дым, поскольку в ином виде пищу принять, естественно, не могут. Считается, что этого божественного дыма им хватит, чтоб не помереть с голоду до следующего Заклания.
– Тощие, наверно, эти боги.
– Зато какая экономия продуктов. Особенно в голодные годы. Но меня в этой истории умиляет один момент. Новые боги получают тот же облик и те же имена, что у старых, поскольку сожженным все это уже как бы ни к чему. Хотя во время церемонии все делают вид, что вкушающие и полыхающие огнем – это разные боги. Потому что, ну сама посуди, невозможно ведь кормить бога им же самим.
– Странно. Какая-то грустная история. Чем-то она мне не нравится.
– Ну, боги хотят кушать, а в жизни надо за все платить, даже богам. И за жратву, и за возможность быть богом – хотя бы только на год. А у богов и плата должна быть соответствующая – божественная. Как говорится, жажда – все, а имидж – еще больше. Эй, мыслитель Родена, – Валера растормошил застывшего над чашкой чая Романа, – чего такой скукоженный, о чем задумался?
– Ерунда, – снова отмахнулся Роман.
– Что ты заладил про ерунду. Лучше скажи, что ты думаешь о дикарях племени Пуатумоту. Тебя-то эта история, надеюсь, развлекла?
– Да-да, – рассеянно ответил Роман. – Жажда – все. Боги жаждут. И требуют "Свободу".
– Какую еще свободу? – удивился Валера.
– Пойло такое газированное. Кто его потребляет, становится свободным.
– Рекламы насмотрелся, бедняга, – посочувствовала Марина.
– Я даже сам сочинял ее, – грустно добавил Роман.
Коллеги обменялись многозначительными взглядами.
– Понятно. Тебе, Полоскин, совсем нельзя пить. Ни "Свободы", ни другого чего покрепче.
– И много думать тоже, – поддакнула леди.
– А весело, правда, получается, – оживился Роман, – стать жертвой рекламы, которую сам же и сочинил. Или сделаться кормом для самого себя, притворяясь при этом, что тебя жрет кто-то другой, а не ты сам.
– Офигительно весело, – Валера неодобрительно качнул головой.
– Ладно, мальчики, меняем тему, – объявила Марина. – Кому еще чаю налить?
– Я уже объелся. – Роман поднялся и, как бы невзначай, пересел за стол Джека.
Валера и Марина маневра не заметили, занятые сменой темы. Он достал из ящика книгу и решительно раскрыл на первой закладке. "Волосы"! Последняя строфа – "В эти косы тяжелые буду я вечно…" Вторая закладка – "Танец змеи": "Я в запахе прически душной…" Танец змеи! Роман лихорадочно листал дальше. Третья, четвертая, пятая… Карандашом помечены строфы, еще совсем недавно считавшиеся перлами Дамского угодника. Роман тупо смотрел на строчки, не находя смысла в этой омерзительной истории. Зачем? Почему? Джек, сукин сын, ведь он знал обо всем – и о кошмаре, и о Бодлере. Смеялся еще…
Он перелистнул страницы. Шестая жертва была найдена позавчера. Шестая закладка оказалась исписана мелким и неровным почерком Джека: "1-я ж. – 6 июля; + 11 дн.; 2-я – 17 июля; 3-я – 28 июля; 4-я – 8 августа; 5-я – 19 августа; 6-я – 30 августа; + 11 дн.; 7-я – 10 сентября, понедельник".
Десятого сентября он убьет следующую женщину с длинными волосами. Но Бодлер не безграничен. Неужели он еще не исчерпал эту тему?
Оборотная сторона листка содержала циничное откровение: "Берегитесь, красотки, одиннадцатого дня. Признание в любви неминуемо".
– Ну все, дорвался до стихов, теперь его за уши не оттащишь. Ром!
– А? – Роман встрепенулся и резко захлопнул книгу.
– Что ты дергаешься? Попроси у Джека взять почитать. Он даст – он не жадный, – Валера снова навис над ним, протягивая нож. – Закинь обратно.
– Спасибо, я читал, – нервно ответил Роман, взял нож, положил в ящик и запихнул под папки Бодлера. – Просто решил кое-что проверить. Память освежить.
– А ты когда память освежаешь, всегда глухим становишься?
– Нет, а что?
– Прими участие в обсуждении служебной проблемы. Мы без тебя тут как без рук.
– А в чем проблема?
– В стиле.
– Понимаешь, Полосатик, – принялась объяснять Марина, – шеф поставил такую задачу: создать оригинальный стиль для журнала. Потому что, говорит, сейчас у нас не стиль, а какое-то… Нет, я даже не решаюсь повторить это определение.
– Затмение в заднице негра, – решился вместо нее Валера. – Что это такое – ума не приложу.
– Вот-вот, – согласилась Марина. – Шеф умеет четко обозначить проблему. Вот мы и гадаем на кофейной гуще, как нам этот стиль создать.
Роман собрался с мыслями, переместился с преступного Джекова стула на свой и, закатив глаза кверху, принялся решать служебную проблему.
Через три часа он покинул редакцию, выжатый, словно половая тряпка, опустошенный, как банк после налета, опечаленный, как плакучая ива, терзаемый, словно сварой злобных псов, мыслями о преступлении и наказании.
Джек Потрошитель еще не ведает, что он раскрыт. Но Роман уже знал, что в следующий понедельник, десятого сентября, убьет его. Как и предсказывал сон.
Вечер чудес, заказанный с утра Марго, получился немного скомканным.
29. Свой среди чужих, чужой среди своих
Укрывшись за толстым деревом, еще не затронутым осенней линькой, Роман наблюдал за странными действиями двух Свидетелей Креста. Ранняя утренняя сырость пробирала до костей, заползала за воротник, щекотала спину. Разведчик ежился, проклиная собственное любопытство, заставившее его подняться спозаранку, чтобы в половине седьмого утра быть на окраине города и лицезреть неисповедимые сектантские дела.
Сгорая от нетерпения в ожидании близкой развязки операции "Маньяк", Роман коротал эту неделю в проведении независимого расследования. Предмет расследования – братство Свидетелей Креста – давно занимал его мысли. Не зря же он выбрал его сюжетной основой для своего романа.
Два Свидетеля, за которыми он подглядывал, как будто соревновались друг с другом в нецензурной и хулиганской изощренности, малюемой ими на высоком сером бетонном заборе вокруг их убежища – большого трехэтажного особняка. Один орудовал пульверизатором с черным красителем, другой работал попеременно то кистью, окунаемой в ведерко с фиолетовой краской, то толстым грифелем, оставляющим на бетоне неровные серые полосы. И тот, и другой расписывали забор стандартным матерным ассортиментом современного тинейджера, угрозами в адрес братства и рисунками, какими школьники украшают стены подъездов и лифтов.
Видимо, не впервой им приходилось это делать – новые росписи накладывались поверх старых, полузатертых. Роман терялся в догадках относительно смысла этого художества.
Наконец, они ушли, воровато нырнув в дверной проем рядом с закрытыми наглухо воротами.
Роман вышел из укрытия и, оглядевшись, побрел вдоль забора, рассчитывая найти лазейку. Через сотню метров наткнулся на кусок толстого, трухлявого бревна высотой больше полуметра. Подпер им стену и влез на подставку.
Здание из коричневого кирпича высилось чуть вдали, за деревьями, возле него передвигались одиночные фигуры в синей одежде. Спустя пару минут Роман внезапно потерял опору под ногами и полетел на землю.
Он шлепнулся на спину и узрел причину падения. Это были трое молодых людей, одетых в братскую униформу. Они спокойно и невозмутимо глядели на него. Роман поднялся, стряхнул с себя землю, потер ушибленный копчик. Один из братьев-сектантов заговорил:
– Мы не сделаем тебе плохого, хотя ты враг и хочешь причинить нам зло. Но ты пойдешь с нами.
– Куда? – спросил Роман.
– К нашему отцу.
– А кто ваш отец?
– Ты враг. Мы не должны тебе отвечать. Пойдем.
– Ладно.
Конвоиры выстроились треугольником и повели пленного к воротам.
Роман не исключал мысли, что с "врагами" сектанты не церемонятся. Но за собственную жизнь опасаться ему не приходилось.
Его привели к главному входу в здание. С высокого крыльца спускался брат Кирилл, одетый во все белое.
– Отец, мы привели лазутчика, как ты велел, – сказал один из троих.
Вокруг собрались поглазеть на живого врага еще с десяток синих братьев и сестер. Все смотрели на него с плохо скрываемым отвращением.
– Он из тех, кто разрисовывает гадостями забор, – предположил кто-то. – Надо заставить его покрасить ограду.
Романа предположение возмутило.
– Это же ваши…
– Обыщите его, – брат Кирилл оборвал его громким ораторским голосом, недобро глядя на пленника. – А ты не болтай лишнего.
Пока двое синих ощупывали Романа, он успел заметить кое-что знакомое. На шее брата Кирилла, полускрытый воротником рубахи, красовался кожаный ремешок. Шахматные клетки с двух сторон обступали изображение фигуры с висящей поверху короной. Но фигура эта была не ладья, как у Бубликова, а всего-навсего пешка. Еще не сознавая, что он делает, Роман дотронулся до шеи, провел ладонью по горлу от уха до уха и вытянул руку вверх, склонив при этом голову набок. Знак петли и виселицы. Он проделал все это, пристально глядя на брата Кирилла.
Тот внезапно посерел лицом, словно увидел ядовитую змею, готовую к броску.
– Оставьте нас вдвоем, – приказал он пастве.
Братья и сестры молча и послушно разбрелись.
"Хорошо он их вымуштровал", – подумал Роман.
– Кто вы и что вам нужно? – хрипло спросил брат Кирилл.
Роман отметил его очевидную напуганность.
– Я один из нас, – ответил он. – Может быть, пройдем в дом?
– Да, конечно.
Жестом он пригласил Романа идти за ним. В доме им встретились еще несколько членов общины, всех их брат Кирилл хмуро отправлял на улицу.
Он привел Романа в комнату, похожую на гостиную. Здесь стояли мягкий диван, два кресла, низкий столик с пепельницей и пачкой сигарет, книжные шкафы. Деревянная обшивка стен придавала помещению фальшиво-благородный облик.
Роман уверенно занял одно из кресел, выбрав то, что стояло спинкой к окну. И сам подивился той легкости, с какой он играл эту роль. Закрыв дверь, брат Кирилл направился к окну и задернул плотные шторы, не пропускавшие света. На мгновенье они оказались в полутьме, но тут же вспыхнула настенная лампа. Роман понял, что его перехитрили – теперь свет падал прямо на него, оставляя другое кресло, куда сел брат Кирилл, в тени.
– Опасаетесь подопечных? – Роман совсем чуть-чуть приподнял брови.
– Нет, но они любопытны. А я этого не люблю.
– Однако они отлично выдрессированы.
– Любопытство – порок, который ничем не искоренишь. Только могилой.
Оба немного посмеялись над шуткой.
– Хотите чего-нибудь выпить? – спросил брат Кирилл. – Курите?
– Нет, благодарю.
– Я держу сигареты только для гостей. Сам не курю – от пророка не должно вонять табаком, даже если это очень хороший табак.
– Разумно. Пророк – скопище добродетелей?
Снова посмеялись, обменявшись понимающими взглядами. Впрочем, из-за хорошо смоделированной тени Роман нечетко видел лицо собеседника.
– Если я правильно понял, – осторожно и как будто неуверенно начал брат Кирилл, – вы сказали, что являетесь одним из нас.
– Ты правильно понял, – ответил Роман, по роли сочтя нужным перейти на превосходственный тон. Его собеседник оценил это – сам он не посмел вернуться к своему прежнему командирскому "ты".
– Тогда… – в голосе его слышалось сомнение, – где ваш знак?
Роман усмехнулся.
– Ты недоверчив. И подозрителен. Это правильно. Но только не со мной, – последнюю фразу он произнес жестко, подпустив ледяные интонации в голос. Он играл ва-банк. – Я не ношу знака, потому что… Потому что он мне не нужен. Думаю, ты понимаешь, что это значит.
Он не сомневался: брат Кирилл не имеет никакого представления, что это значит. Но тем лучше – охотнее поверит. Если же не поверит, придется пророку иметь дело с Даром. Хотя, кто знает, подействует ли Дар на своего? Ведь на Бубликова не действовал, Роман проверял и не раз. Но здесь была пешка, а не ладья, и ошейник вместо браслета…
– Да, – тяжело ответил брат Кирилл. – Да, я понимаю. Я приношу вам извинения за моих остолопов и их хамское поведение. Они не знают правил и не ведают, что творят.
– Непочтительность пыли под ногами меня не интересует, – пренебрежительно ответил Роман.
– Да, я понимаю, – пришибленно повторил брат Кирилл. – Что же привело вас к нам?
– Законный интерес, – согласился Роман. – Однако всего рассказывать тебе я не намерен. Тебе достаточно будет знать, что я… гм… просто собираюсь провести в этом доме пару дней. Надеюсь, в гостеприимстве мне не откажут.
– О! Вам отведут лучшую комнату. Я велю двум сестрам прислуживать вам. Они поступят в ваше полное распоряжение…
– Достаточно будет комнаты, – перебил его Роман. – Я нетребователен.
– Охрана?
– Не нужно.
– Как пожелаете. Скажите, как мне называть вас?
– Называть… Зови меня просто – Роман.
– Роман?! – несмотря на тень, разведчик мог поклясться, что брат Кирилл побледнел еще больше, чем на крыльце. – Роман Полонский?
– Да, это мой литературный псевдоним, – ему стоило большого труда сдержать изумление. – Откуда он тебе известен?
– Нет, это я так, – брат Кирилл заметно сник, чем-то напуганный. Крутившаяся в его пальцах пластмассовая ручка вдруг с треском переломилась пополам. – Нет, ничего. Мне ничего не известно.
Роман уже собрался спросить, о чем ему ничего неизвестно, но в этот момент дверь гостиной распахнулась, и в комнату вошла женщина. Одета она была в белое платье до пят с длинными узкими рукавами. Сверху до пояса оно плотно облегало стан, от талии стекало на пол свободными складками. Длинные темные волосы также вольно струились вниз.
Роман остался сидеть в кресле, продолжая играть роль "шахматного" бога.
– Мне сказали, что ты заперся с каким-то чужаком, которого сняли с ограды, – она обращалась к брату Кириллу, но смотрела на Романа. Это был взгляд женщины, привыкшей оценивать мужчин на предмет их полезности и пригодности для ее нужд. – О чем ты с ним говоришь?
Ожидая ответа, она села на диван и потянулась к сигаретам. И тут же получила удар по руке.
– Я говорил тебе, чтоб не смела больше курить? И не лезла в мои дела? – холодная ярость исказила лицо брата Кирилла.
– Черт! А ты не смей на меня орать. Я хочу знать, кто это, – она ткнула пальцем в сторону Романа.
– Не твое дело, – брат Кирилл поднялся, крепко схватил женщину за руку и потащил к двери. – Не обращайте на нее внимания, – сказал он гостю, – она немного бесноватая, но совершенно безвредная. Я сейчас все улажу и вернусь.
– Иди ты, Кир! – огрызнулась женщина, впрочем, покорно давая вытолкнуть себя за дверь. – Мне больно!