Оставшись один, Роман вспомнил, где видел ее раньше. В памяти всплыла афиша братства – рядом с лицом пророка в отдаленной перспективе словно парит в облаках сестра Мария с протянутыми к зрителю руками и взглядом русалки-девственницы.
За дверью слышалась возня и приглушенные голоса. Роман встал и быстро переместился ближе к выходу из комнаты. Глаза его ощупывали корешки книг в шкафу, а слух ловил пререкания в коридоре.
– Кто он, пусти меня, мерзавец, я хочу знать, что ты затеваешь.
– Я сказал… не твое дело.
– Нет мое…
– …останется здесь, и ты будешь с ним ласкова и нежна.
– Не буду, с какой стати…
– Будешь, иначе я тебя… будет нужно – и ляжешь под него, поняла?
– Иди ты, сутенер паршивый.
– Сейчас убирайся…
Роман поспешно занял свое место в кресле. Через полминуты брат Кирилл вновь одарил его своим присутствием.
– Я велел приготовить вашу комнату. Завтрак вам подадут туда.
– А где кормится паства?
– В общей столовой.
– И ты с ними?
– Нет, это невозможно. Они не должны видеть, как их пророк принимает пищу.
– А женщина? Какова ее роль?
– Она… моя помощница. Сестра и мать Мария.
– Воплощение Богородицы? – усмехнулся Роман.
– Что-то вроде. Каждый из членов общины должен видеть в ней свою мать.
– А в тебе – отца?
– Да.
– Мать – супруга отца? – спросил Роман, весело прищурив глаза.
– Нет… то есть… – брат Кирилл был в замешательстве. – Секс в общине запрещен. За этим у нас строго следят.
– Я не про общину спрашиваю, а про тебя лично. Ты спишь с ней? – Роман холодным взглядом изучал брата Кирилла сквозь расставленные веером пальцы рук.
– Нет, – хмуро ответил тот.
– А в сущности, какая мне разница, – вееры полетели в разные стороны. – Проведи меня в мою комнату и покажи, где что находится.
Роман поднялся и направился к двери. Но выходя из гостиной, вдруг хлопнул себя по лбу.
– Да, кстати! Чуть не забыл. Я видел, кто расписывает забор непотребщиной. Зачем ты это делаешь?
Брат Кирилл пожал плечами.
– Общине нужны враги. Нужно мировое зло, чтобы держать их в узде. Но мир не желает поставлять нам каждодневно свое зло. Так что по возможности обходимся своими силами. Конечно, об этом знают только несколько человек.
– Остроумно, – похвалил Роман. – Сколько здесь всего живет?
– Сейчас семьдесят четыре человека, не считая меня и моей…
– Богородицы, – подсказал Роман. – Вопросов больше не имею.
За время краткой экскурсии по дому он ознакомился с жизнью общины. Все было очень просто: целыми днями братья и сестры, не занятые в хозяйстве, работали над собой, очищая от скверны окружающий мир, искупляя тем самым свои грехи и готовясь к перемещению с обреченной Земли в обетованный рай. Задумчивыми и молчаливыми привидениями они бродили, неспешно переставляя ноги, по обширной территории усадьбы. Но за переделы забора выход был разрешен только по пропускам, заверенным лично братом Кириллом.
Сектанты были незлобивы, но и неприветливы. С некоторыми Роман позже пытался наладить разговор, однако мало чего добился. Они отвечали неохотно, односложно или вовсе не хотели слышать его вопросов. Только один раз он получил вразумительный, хотя и малопонятный ответ. Странная вещь бросалась в глаза: у многих была забинтована левая рука, у других он замечал старый рубец в центре кисти. Таким способом было искалечено все мужское население общины. Роман спросил одного из них, что это значит, а в ответ получил довольную улыбку и три слова:
– Это путь бога.
Днем общинники медитировали, по вечерам в большом зале дома устраивались семинары с участием всех семидесяти четырех Свидетелей. Все они прошли обряд посвящения, пояснил Роману брат Кирилл, и поэтому могут быть допущены к проведению священных практикумов.
– Ну, а как насчет лекций? Проповедей, очищающих душу словом и громом?
– К их душам я взываю в самое удобное для этого время суток – ночью. Сигнал к началу звучит в четыре часа. Спросонья их мозги впитывают, как губка, все, что я им возвещаю. – Брат Кирилл слегка растянул губы в улыбке. – В это время они доверчивы, как котята. Я могу вложить в их сознание любые идеи и образы. Они льнут ко мне, ищут во мне защиту и спасение.
– Вот где таилась погибель богов, – пробормотал Роман.
– Что? Простите, я не расслышал…
– Тебе не обязательно слышать все, что я говорю, – отрезал Роман.
Брат Кирилл униженно замолчал. Он довел гостя до отведенных ему апартаментов и оставил его в компании сестры-прислужницы, сервирующей стол к завтраку.
Позже, в течение дня они виделись только мельком. Прохаживаясь по двору среди членов братства, Роман несколько раз ловил на себе взгляд пророка издалека – неприязненный, с затаенной злобой. В ответ он весело махал рукой и как бы невзначай проводил ладонью по горлу.
На вечерний практикум ему попасть не удалось – брат Кирилл отменил в этот день все занятия. Пастве было велено усердно трудиться над собой и не мешаться под ногами.
В одиннадцать часов вечера прозвучал отбой. Братья и сестры разошлись по общинным спальням. Роман зевал уже с девяти часов и с радостью повалился в мягкую гостевую постель, едва дом погрузился во тьму.
30. Женская история
Он проснулся оттого, что в запертую дверь кто-то настойчиво скребся. Роман включил свет и посмотрел на часы. Половина первого. Он встал и приоткрыл дверь.
В щель проскользнула ночная фея. На ней было то же самое платье, что утром.
– Ну что смотришь, закрой дверь, – в ее голосе не слышалось прежней скандальности.
Роман прикрыл дверь.
– Прошу прощенья, что не одет. – Вся ирония утонула в зевке. – Вообще-то я спал.
– Но сейчас ты уже не спишь? – Гостья уселась на стул, закинула ногу на ногу, обнажив их, видимо, с расчетом. К нему она пришла босиком.
Роман хмыкнул, глядя на ее ноги, и сел на кровать.
– Так чем обязан присутствию дамы в столь поздний час?
– Дама желает общества. Даме скучно в этом унылом склепе.
Она вспорхнула со стула и перелетела к нему на кровать, тряхнув волосами. Роман едва не подпрыгнул, будто ужаленный, и отодвинулся подальше от ее гривы.
– Какой пугливый. Ты что, боишься женщин?
– Тебя прислал брат Кирилл? – Роман не собирался отвечать на ее вопросы.
– При чем тут Кир? – она распахнула глаза пошире в знак искренности и невинности. – И не называй его братом. Он такой же брат, как я сестра, – она негромко фыркнула.
– Кто он тебе?
– Он? Да никто, – она презрительно дернула плечом.
– Тогда почему ты здесь? Как я понял, тебе здесь не нравится?
– А кому здесь может нравится? Только этим психам. Ты Кира не слушай, он тебе вздор про меня наговорил. А я просто… – Роман понял, что сейчас польются слезы, – просто несчастная женщина.
Она разрыдалась, закрыв лицо руками. Роман осторожно дотронулся до нее, стараясь не касаться волос.
– Ну… не надо, – произнес он мягко. – Лучше расскажи мне все.
Рыдания прекратились так же легко, как и начались. Она промокнула глаза уголком одеяла и тяжело вздохнула.
– Хорошо тебе – ты свободный, сильный. А я подневольная, слабая. Что я могу против него? Он держит свою грязную лапу у меня на горле, – она повернулась к нему лицом, словно озарившись какой-то мыслью, и вдохновенно предложила: – Забери меня отсюда. Я буду твоей, пойду за тобой, куда захочешь, только отними меня у него.
Роман колебался с ответом.
– А не боишься, что я ему расскажу? Вот сейчас отведу тебя к нему и расскажу?
– Не расскажешь, – уверенно заявила она. – Зачем тебе это ничтожество? Тебе нужна я.
Она протянула руку и коснулась его локтя. Тыльной стороной ладони провела до плеча и выше.
– Ты сильнее его. Он пресмыкается перед тобой, я видела. А я люблю сильных и красивых мужчин.
– Что ты еще любишь? – спросил Роман, снимая с себя ее руку.
– Деньги. Много денег.
– А если у меня их нет?
– Есть. Я знаю. Но все равно, сильных мужчин я люблю больше денег… У тебя тут душно.
Она расстегнула несколько пуговок на лифе платья и искоса взглянула на Романа, чуть усмехнувшись.
– Расскажи мне о вашей богадельне, – попросил он.
– Богадельня? – она снова рассмеялась. – В самую точку. Он делает из них богов. А они в это верят.
– Что это за "путь бога"? Почему у них искалечены руки?
– Только у мужиков. У женщин другой путь. Хоть это и вздор. Бабы терпеливее, любую боль снести могут.
– Как это происходит?
– Каждый, кто хочет попасть в общину, должен пройти обряд посвящения. Здесь есть специальная комната. Там стоят два предмета – один для мужчин, другой для женщин. Крест и гроб. На крест вешают мужиков.
– Как вешают? – не понял Роман.
– Обыкновенно. Ну… как это называется… распятие? Привязывают к поперечинам, а одну руку гвоздем приколачивают.
– И сколько они так висят?
– Час или два. А женщин кладут в гроб и заколачивают. Тоже на пару часов. Из комнаты посвящения они выходят готовыми идиотами. Зачем тебе знать эти мерзости? – она сделала повторную попытку приласкать его.
Роман, пребывая под впечатлением, не обратил на попытку внимания.
– Профессиональный интерес, – ответил он в задумчивости.
– А какая у тебя профессия? – спросила она, подсаживаясь ближе.
– Литератор.
– Литератор? Это что – писатель? Тебе платят большие гонорары? А что ты пишешь? Любовные романы или детективы? – вкрадчивые вопросы сыпались один за другим.
– Фантастику, – брякнул Роман и вдруг заметил на себе ее ладонь. А ее волосы щекотали ему спину.
Он пулей вскочил и отлетел от нее, моментально покрывшись нервными мурашками.
– У тебя никогда не было женщины?
Роман сел на стул.
– Послушай, – сказал он, – если тебе нужен секс, в этом доме кроме меня еще по крайней мере полсотни мужиков. Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь из них?
Она презрительно фыркнула.
– Это не мужчины. Это даже не люди. Кир делает из них гвозди. Как я могу заниматься любовью с бессмысленным гвоздем?
– Какие гвозди?
– Обыкновенные гвозди. Которые заколачивают в крышку гроба. – В ее голосе и лице появилась злость. – Он учит их смерти. А я живая, понимаешь, живая. Я жить хочу, что ты мне гвозди под нос суешь? Меня он, слава богу, в гроб еще не укладывал.
Она сорвалась с места, упала перед ним на колени и горячо взмолилась:
– Давай убежим отсюда. Сегодня. Сейчас. Завтра будет поздно. Я пойду за тобой хоть на край света, ты не пожалеешь. Только помоги убежать. Одна я не смогу. Он найдет меня и убьет, я знаю, он обещал. Возьми меня с собой, прошу тебя…
Она снова разрыдалась, уткнув лицо в ладони и склонив перед ним голову. Разметавшиеся волосы касались его коленей.
Роман протянул руку и медленно провел по ее голове от лба до затылка, словно хотел приласкать и успокоить. Но не об этом он думал. Внезапно схватив ее за волосы, он запрокинул голову женщины назад и взглянул в мокрые от слез глаза.
– Ты хорошая актриса, – сказал он ледяным тоном. – Это он тебя подослал? Я вижу тебя насквозь. Что вы с ним задумали? Говори!
Он с силой тряхнул ее, дернув за охапку волос, зажатых в кулаке.
– Ну ударь меня, если хочешь. Сделай мне больно, бей меня. Я стерплю. Я ведь терпеливая, очень. Только возьми меня с собой. Без меня тебе одному отсюда не выбраться. Здесь хорошая охрана. Но меня они послушают. Они не посмеют мне отказать.
– Лжешь. Почему я должен бежать отсюда? Отвечай!
Он был устрашающе спокоен. Она смотрела на него, не смея отвести взгляда.
– Пусти меня, я отвечу. Теперь уже все равно.
Мгновение Роман был неподвижен. Затем разжал кулак, отдернул руку и посмотрел на нее так, будто впервые увидел.
Быстрым, неуловимым движением она вынула что-то из складок платья.
– Вот, смотри, – на ладони лежал белый шарик. – Это он дал мне, чтобы я подбросила его тебе в вино. Бутылку и рюмки я оставила в коридоре.
– Почему? – не понял Роман.
Тихий смешок сорвался с ее губ.
– Женщина не должна врываться ночью к мужчине с бутылкой. Что бы ты подумал обо мне? Что я алкоголичка и хочу нализаться в твоей компании?
– Я и без того много чего подумал, – Роман взял шарик. – Что это?
– Не знаю. Может, снотворное, а может, яд.
– Почему ты сказала, что завтра будет поздно? Что он задумал?
– Ты чем-то напугал его. Он вдруг заторопился. Он намечал это на другой день, но теперь перенес на завтра. То есть уже на сегодня. Утром все будет кончено.
– Что кончено?
Она снова усмехнулась.
– Кир отправит их всех в последнее путешествие. В систему Сириуса.
Она все еще стояла перед ним на коленях. Роман смотрел на нее, не видя, поглощенный тревогой и сомнениями.
– Он сделает это? – спросил он скорее самого себя.
– Сделает, не сомневайся, – ответила она. – Теперь ты веришь мне? Я сказала правду. Я так одинока здесь. И я ненавижу его и всех их. Пожалуйста…
Она обхватила его за ноги, прижалась всем телом.
– …пожалуйста, люби меня, прошу тебя. Я так истосковалась здесь. Ты не такой, как они, я это сразу поняла, на тебе нет смерти, как на них, ты живой…
– Живой, – бессмысленно повторил Роман, с ужасом глядя на ее волосы, тоненькими змейками расползшиеся по его ногам. – Живой…
Молниеносным движением он оттолкнул ее от себя и вскочил со стула. От сильного толчка она упала на пол.
– Уходи, – сказал он, тяжело дыша. – Сейчас.
Она непонимающе смотрела на него снизу вверх. Волосы дождевыми струями исчертили лицо.
– Убирайся, – повторил Роман.
Он видел, как непонимание сменяется на лице женщины злобой, а затем ненавистью.
– Я ошиблась, – проговорила она с тихой яростью в голосе. – Ты такой же, как он. Ненавижу вас.
Она поднялась и метнулась к двери. Быстро выдернула торчащий в скважине ключ, и через мгновенье Роман услышал звук запираемого с той стороны замка. Он бросился к двери, но опоздал.
Нечего было и думать вышибить дверь из крепкого дерева. Но его это не волновало. Утром он заставит их освободить его и раскаяться в своих глупых действиях.
31. Последняя битва времен
В эту ночь он больше не смог заснуть.
Женщина сказала ему правду, он не сомневался в том. Роман сморщился, как от боли, вспомнив свое властное ледяное спокойствие, с каким он вцепился в ее гриву, выпытывая эту правду. Слишком хорошо он играл весь день свою роль – до отвращения хорошо.
Живой! Роман усмехнулся.
Посветлевшее небо отвлекло его от раздумий. Он подошел к окну и открыл створку. Внизу, в стороне виднелось укрытое серой предрассветной мглой парадное крыльцо. Двор расстилался как на ладони. Он сможет наблюдать за представлением. Если, конечно, брат Кирилл не решит устраивать конец света для своих "чад" в доме. Но насколько Роман разбирался в эстетике концов света, это мероприятие требовало простора и свежего воздуха.
Через час или около того он понял, что не ошибся. Едва над горизонтом протянулись первые лучи, из дома, как горох, посыпались Свидетели Креста, с заспанными физиономиями, растерянно оглядывающиеся. Они толпились перед крыльцом и молча ждали.
Скоро на улицу вышел пророк. Остановился на верхней ступеньке крыльца и поднял вверх левую руку.
В утренней тишине слова проповедника раздавались как грохот картошки, высыпаемой на деревянный пол, – звучно и одновременно глухо.
– Чада мои. Божественный путь тернист и труден. Сегодня мы подошли к его пределу. Вы все знаете – на нашей общине лежит благодать Божия. Здесь, – пророк простер руку, очертив полукруг, – все белое, как свет истины. Там, – он махнул вдаль, за ворота, – все черное от дыма и копоти греха. Там гульбище сатаны и порока. Не раз мы сталкивались со злобой и бешенством мира. Они никогда не простят нам того, что мы лучше их, что мы спасемся, а они погибнут. Они натравливают на нас милицию, пишут о нас гадости в газетах, смеются нам в лицо. Наши враги не оставят нас в покое, пока живы.
Паства сдержанно загомонила и зашевелилась.
– Но враги не узрят нашего поражения, мы победим, опередив их. Сегодня мы будем уже далеко, в земле обетованной, а их постигнет заслуженная кара. Этой ночью мне было видение. Синий ангел спустился с небес и возвестил о наступившем Сроке. Сегодня мы покинем эту грязную землю и, очистившись, возродимся к новой жизни под новым солнцем.
Сестра Мария, стоявшая на крыльце позади пророка, украдкой поглядывала вверх, на Романа. Она давно заметила его торчащую в окне голову и явственно волновалась по этому поводу. Скорей всего, подумал Роман, она не поставила в известность брата Кирилла о невыполненном ночном задании, и тот уверен, что гость полностью обезврежен. Но гость бездействовал лишь потому, что хотел досмотреть спектакль. Он был убежден, что в последнюю минуту сумеет остановить это движение к смерти, даже если он не "шахматный" бог, а всего лишь… А в самом деле – где его место в этой "игровой" иерархии? У него нет знака – кто должен вручить ему кожаный ремешок? И можно ли от него отказаться?
Роман отогнал мысли, мешавшие смотреть представление. А оно уже входило в кульминационную фазу. Два синих брата вынесли из дома столик и поставили у крыльца. Сестра Мария взгромоздила на него большую стеклянную емкость, наполненную зеленоватой жидкостью. В посудину поменьше она отлила часть зеленухи. Пророк тем временем продолжал:
– Мы должны поторопиться. Враг приближается. Бог призывает его сюда, на это место, где после нашего ухода разразится начало конца. Он уже близко. Через несколько часов Вечный жид будет стоять у этих ворот, изрыгая дым из смердящей глотки. И горе тому, кто не успеет убраться с его пути! Поспешим же, чада мои. Здесь, – пророк указал на емкости с жидкостью, – в этой чаше ваше вечное спасение…
Там же, в чаше, оно и осталось, большей частью невостребованное. Разве что потом было взято немного для лабораторного анализа.
Пророк умолк в замешательстве, забыв опустить простертую к спасению длань и глядя в сторону, поверх голов паствы.
Роман заметил идущую к толпе человеческую фигуру немного раньше, чем воодушевленный речью брат Кирилл. И прежде, чем началось столпотворение, успел хорошо ее рассмотреть. Человек шел не от ворот, а из глубины сада. Двигался он не спеша, как будто в задумчивости или просто очень устал, пройдя немалое расстояние. Голова была опущена, рассмотреть лицо мешала круглая широкополая черная шляпа. Самым диковинным в этой фигуре была одежда. Сначала Роман подумал, что человек завернут в простыню, а сверху еще накинуто одеяло. Но затем понял, что ошибся – простыня была чем-то вроде хитона, подпоясанного ремнем, а одеяло походило на древний плащ. Из-под хитона выглядывали голые лодыжки, а ноги обуты в странные сандалии.
Замешательство пророка передалось пастве. Они в ужасе смотрели на приближающуюся фигуру.
– Это он! – раздался испуганный вопль. – Он уже здесь! Вечный жид здесь!