Небо было темным, однако улицы освещались голубоватым светом, не дающим теней. В тот момент, когда Джерри почти дошел до места, откуда были видны бассейны, он услышал громкий звук, похожий на всплеск.
Поворачивая за угол, он вдруг увидел приливную волну, катящуюся по Леопольд-стрит.
- Как называется это море? - спросил он у чаек над головой. Острый привкус соли в воздухе дарил уверенность в том, что эти воды - никак не река, но море.
- А какая разница, что это за море? - отвечали чайки. - Разве все моря - не единое море?
Джерри стоял и смотрел, как лениво бегут невысокие волны, накрывшие бетонированную площадку: их наступление, на первый взгляд плавное, опрокидывало фонарные столбы и так стремительно подмывало фундаменты домов, что те беззвучно рушились и исчезали под покровом бесстрастного студеного прилива Вскоре волны уже лизали ноги Джерри. Рыбки - маленькие серебряные стрелки - искрились в воде.
- Джерри?
На лестнице стояла Кэрол и смотрела на него.
- Что с тобой стряслось?
- Я чуть не утонул, - ответил он.
Джерри поведал ей о западне, устроенной Харви на Леопольд-роуд, о том, как его били, затем о головорезах в квартире. Кэрол слушала с прохладным сочувствием. Ни слова, однако, он не сказал ни о беге по спирали, ни о женщинах, ни об увиденном в душевой. Он не сумел бы обстоятельно рассказать об этом, даже если бы захотел каждый час, прошедший после ухода из бассейнов, отнимал у Джерри уверенность в реальности увиденного там.
- Хочешь остаться у меня? - спросила Кэрол, когда рассказ закончился.
- Думал, ты уже никогда не предложишь.
- Пойди прими ванну. Ты уверен, что кости целы?
- Да я бы уже почувствовал…
Кости-то целы, зато других отметок на теле предостаточно: туловище покрывала пестрая мозаика вызревающих синяков и все болело - от головы до пяток. Отмокнув в течение получаса, Джерри выбрался из ванны и обследовал себя перед зеркалом: его тело словно распухло от ударов, кожа на груди натянулась и стала гладкой. Зрелище не из приятных.
- Завтра первым делом надо сходить в полицию, - сказала Кэрол, когда чуть позже они лежали рядом. - И сделать все, чтобы этого ублюдка Харви посадили.
- Хорошо бы…
Кэрол склонилась над Джерри. Его лицо побелело от усталости. Она легонько поцеловала его.
- Хочу любить тебя, - проговорила она. Джерри смотрел в сторону. - Зачем ты все так осложняешь?
- Разве?
Веки его падали. Кэрол хотела скользнуть рукой под банный халат, который Джерри не снял, и приласкать его. Не совсем понимая причин его стыдливости, она всегда находила ее очаровательной. На этот раз, однако, сдержанная отстраненность позы Джерри подсказала Кэрол: он не хочет, чтобы его трогали; и она отступилась.
- Я выключу свет, - сказала Кэрол, но Джерри уже спал.
Прилив не был милостивым к Эзре Харви. Подхватив тело, он играючи помотал его туда-сюда, словно приглашенный к обеду гость, наевшийся и потерявший аппетит, а затем протащил вниз по реке около мили и, устав от тяжести, бросил. Течение передало труп более спокойным водам у береговой линии, и там - на траверзе Баттерси - он зацепился за швартовый конец.
Прилив ушел, а Харви остался. Уровень воды спадал, а безжизненное тело обнажалось дюйм за дюймом: отлив выставлял его на обозрение утренней заре. К восьми часам трупом любовалось не только утро.
Джерри разбудил шум воды из ванной комнаты, смежной со спальней. Шторы в комнате были еще задернуты, и лишь узенький лучик света падал на кровать. Желая от него спрятаться и зарыться головой в подушку, Джерри передвинулся, но разбуженный рассудок стал накручивать мысли. Впереди ждал трудный день, и необходимо решить, что именно рассказать полиции о недавних событиях. Возникнут вопросы, и некоторые из них могут оказаться весьма неприятными. Чем скорее Джерри продумает свою историю, тем более обоснованно и неопровержимо она прозвучит. Он перекатился обратно и откинул простыню.
Когда он опустил глаза на свое тело, первой мыслью было: он еще не проснулся до конца. Наверное, он все еще лежит, уткнувшись лицом в подушку, а пробуждение ему снится. Как снится и его тело - с налившимися грудями и мягким округлым животом. Это чужое тело - ведь его собственное было противоположного пола.
Джерри попытался очнуться и сбросить с себя кошмар, но возвращаться из сна было некуда. Он уже вернулся. Измененная анатомия принадлежала ему; щель лона, бархатистость кожи, необычный вес - все было его. За несколько часов, прошедших после полуночи, его расчленили и вживили в новый образ.
Шум воды из-за двери ванной внезапно вернул ему образ мадонны. И образ женщины, соблазнившей его. Женщины, которая шептала, когда он, хмурясь, толчками входил в нее: "Никогда… Никогда.." Она сообщала Джерри - откуда ему было знать! - что для него это последнее совокупление в роли мужчины. Они сговорились, женщина и мадонна, сотворить с ним такое чудо. И не стало ли главной неудачей его жизни то, что он не уберег свой пол, что сама мужественность в виде благополучия и влияния была ему обещана - и тут же вырвана из рук?
Джерри поднялся с кровати, покрутил перед собой руки, разглядывая их обретенное изящество, погладил ладонями груди. Он не испугался, но и радоваться было нечему. Джерри принял этот fait accompli, как принимает свое состояние ребенок - не сознавая, что хорошего или плохого оно несет ему.
Возможно, там, откуда это пришло, осталось еще немало чудес. Если так, он отправится в бассейны и откроет их для себя; дойдет по спирали до ее жаркого истока и поговорит о тайнах с мадонной. Есть чудеса на белом свете! Есть на белом свете силы, способные кардинально изменить плоть, не пролив и капли крови. Способные бросить вызов деспотии реальности и пробить брешь в ее каменной стене!
Вода в душе по-прежнему шумела. Подойдя к приоткрытой двери ванной, Джерри заглянул внутрь. Душ был включен, но Кэрол сидела на краешке ванны, прижав руки к лицу. Она услышала шаги Джерри. Ее била дрожь. Головы она не подняла.
- Я видела… - сказала она. Голос был горловым, низким, с едва сдерживаемым отвращением. - Я схожу с ума?
- Нет.
- Тогда что происходит?
- Не знаю, - просто ответил он. - Тебе это кажется ужасным?
- Отвратительно. Мерзко… Я даже смотреть на тебя не хочу. Слышишь? Я видеть тебя не могу!
Джерри не стал спорить. Она знать его не хочет и имеет на это право.
Выскользнув из ванной в спальню, он натянул вчерашнюю несвежую и перепачканную одежду и отправился к бассейнам.
Джерри пришел незамеченным, а если кто-то по пути и замечал странность в облике прохожего - несоответствие одежды телу, на которое она надета, - то отворачивался, не желая задаваться таким вопросом в такой час.
Придя на Леопольд-роуд, Джерри увидел на ступенях несколько человек. Он не знал, что говорили они о предстоящем разрушении. Джерри помедлил у входа в магазин через дорогу от бассейнов, пока троица не убралась восвояси, и затем направился к входной двери. Он боялся, что замок сменили, но старый висел на месте. Джерри без труда вошел внутрь и закрыл за собой дверь.
Он не захватил фонарь, но, углубившись в лабиринт, доверился инстинкту, и тот не подвел его. После нескольких минут разведки в темных коридорах Джерри споткнулся о брошенный им накануне пиджак и через пару поворотов попал в помещение, где смеющаяся девушка вчера нашла его. Слабый свет, напоминавший дневной, шел со стороны бассейна. Кроме последних признаков того свечения, что впервые привело его сюда, больше здесь не осталось ничего.
Он поспешил через комнату; надежды его таяли с каждым шагом Бассейн по-прежнему был полон до краев, но свечение почти иссякло. Джерри вгляделся в мутноватую поверхность: ничто не двигалось в глубине. Они ушли. Матери, дети. И, без сомнения, первопричина. Мадонна.
Джерри прошел в душевую. Да, она исчезла. Более того - помещение было разгромлено, словно в приступе злобы. Плитки сбиты, трубы выдраны из стен. Повсюду брызги и потеки крови.
Повернувшись спиной к руинам, Джерри пошел назад к бассейну, гадая, не его ли вторжение так напугало обитателей и заставило покинуть импровизированный храм. Какой бы ни была причина, колдуньи исчезли, не позволив ему разгадать тайну, а он, творение их рук, должен теперь сам о себе позаботиться.
В отчаянии Джерри брел вдоль кромки бассейна. На спокойной поверхности воды вдруг пробудился круг ряби и начал шириться в такт ударам его сердца. Во все глаза смотрел он, как маленький водоворот, набирающий силу, распахивался на ширину бассейна. Уровень воды внезапно стал падать. Водоворот на глазах превращался в огромную воронку, пенящуюся по краям. Где-то на дне бассейна открыли кингстон, и вода уходила. Может, через нее ушла и мадонна? Джерри бросился к дальнему концу бассейна и вгляделся в плитки. Так и есть! Уползая из своего храма к спасительному бассейну, она оставила след чуть светящейся жидкости. И если именно туда ушла она, почему бы и остальным не последовать за ней?
Куда сливались эти воды, ему никогда не узнать. Может, в канализационные коллекторы, оттуда - в реку и, наконец, к морю. К смерти от утопления; к исчезновению чуда Или по какому-то секретному каналу - в глубь земли, к святая святых, недоступной для любопытных глаз, где исступленный экстаз не в запрете.
Вода пришла в неистовство, когда давление набрало силу. Водоворот бешено кружился, пенился и плевался. Джерри вгляделся в его очертания. Ну конечно, спираль, изящная и неумолимая! Шум воды, уровень которой падал стремительно, превратился в оглушительный рев. Очень скоро он стихнет, дверь в иной мир захлопнется и исчезнет.
Выбора у Джерри не осталось: он прыгнул. Водоворот мгновенно подхватил его. У Джерри едва хватило времени глотнуть воздуха, прежде чем его утянуло под поду и повлекло кругами, глубже и глубже. Он почувствовал, как его ударило о дно бассейна, а затем перевернуло и потянуло к эпицентру воронки. Джерри открыл глаза И в то же мгновение вода увлекла его к краю пропасти и - за край. Взяв человека под свою опеку, поток подхватил его и понес, яростно швыряя из стороны в сторону.
Впереди забрезжил свет. Как далеко расстояние до него, Джерри угадать не мог, но разве это имело значение? Если он утонет прежде, чем достигнет источника света, и путешествие закончится смертью - что с того? Смерть теперь казалась не более бесспорной, чем призрачная мужественность, в которой он прожил все эти годы. Определения годятся лишь для того, чтобы их меняли либо выворачивали наизнанку. Мир прекрасен, не так ли, и, наверное, полон звезд. Джерри открыл рот и закричал в вихрь водоворота, а свет все ширился и ширился, как гимн, воспевающий парадокс.
Дети Вавилона
(пер. с англ. М. Красновой)
Почему Ванесса никогда не могла устоять перед дорогой без указателей, перед колеей, что вела бог знает куда? Этот энтузиазм в погоне за приключениями уже доставил ей немало неприятностей. Роковая ночь, когда она заблудилась в Альпах; случай в Марракеше, едка не закончившийся изнасилованием; приключение с учеником шпагоглотателя в дебрях Нижнего Манхэттена. Горький опыт должен был чему-то научить, однако все равно, когда приходилось выбирать между известным и неизвестным маршрутами, Ванесса без колебаний выбирала второй.
Вот, к примеру, эта дорога, извивавшаяся по направлению к побережью Кинтоса, - что она сулила? Скучную поездку через окрестные пустоши, поросшие кустарником, возможность столкнуться по пути с козой и вид со скал на голубое Эгейское море. Ванесса могла бы наслаждаться таким видом из окна своего номера в отеле на побережье Мерика, не вставая с постели. Но другие дороги, отходившие от перекрестка, были слишком четко обозначены: одна в Лутру, где стояла разрушенная венецианская крепость, другая к Дриопису. Ванесса не бывала в этих местах, хотя слышала, что они очаровательны. Тот факт, что деревни столь ясно обозначены, серьезно портил их привлекательность - по крайней мере, для Ванессы. Но дорога, направлявшаяся в никуда, вела в неназванное. Веский аргумент в ее пользу. Это подогрело интерес, и Ванесса отправилась в путь.
Ландшафт по обеим сторонам дороги - или колеи, и которую она вскоре превратилась, - был ничем не примечательным. Даже козы, и те отсутствовали, а редкая растительность выглядела несъедобной. Нет, остров не походил на райское место. В отличие от Санторина с его живописным вулканом или Миконоса - этого Содома Киклад - с его роскошными пляжами и еще более роскошными отелями, Кинтос не имел ничего, что соблазнило бы туристов. Именно потому Ванесса и оказалась здесь: хотелось забраться подальше от людей. Эта дорога, несомненно, ей поможет.
Крик, что донесся от холмов слева, не мог не привлечь ее внимания. В нем звучал страх, и он легко перекрыл ворчание двигателя взятой напрокат машины. Ванесса остановила допотопное средство передвижения и выключила мотор. Крик раздался снова, и на этот раз он сопровождался выстрелом. Потом пауза, и второй выстрел. Не раздумывая, она распахнула дверцу и шагнула на дорогу. Воздух благоухал песчаными лилиями и диким тимьяном - ароматами, которые бензиновое зловоние внутри машины успешно перебивало. Вдохнув аромат поглубже, Ванесса услышала третий выстрел и увидела фигуру - слишком далеко отсюда, на таком расстоянии не узнаешь даже собственного мужа. Фигура взобралась на макушку одного из холмов и тут же снова скрылась в ущелье. Через несколько мгновений появились и преследователи. Выстрелили еще раз - как Ванесса с облегчением поняла, скорее в воздух, чем в человека. Они словно желали предупредить, а не убить. Рассмотреть преследователей оказалось так же трудно, как и преследуемого, и лишь одна зловещая деталь бросалась в глаза: они были в развевающихся черных одеяниях.
Стоя возле машины, Ванесса колебалась: сесть ли за руль и уехать прочь или подойти и разобраться, что означает эта игра в прятки. Выстрелы - звуки не особенно приятные, но как можно повернуться спиной к такой загадке? Люди в черном исчезли вслед за своей добычей, и Ванесса двинулась к месту, которое они только что покинули, изо всех сил стараясь не высовываться.
В подобной ничем не примечательной местности расстояния обманчивы, один песчаный холм походит на другой. Пока Ванесса целых десять минут искала дорогу в зарослях, она потеряла из виду ту точку, где исчезли преследуемый и преследователи, и заплутала среди травянистых холмов. Крики давно стихли, выстрелы тоже; слышались лишь голоса чаек и стрекочущие переклички цикад у ног.
- Проклятье, - выругалась Ванесса. - Зачем я это делаю?
Она выбрала самый большой холм и потащилась вверх по его склону. Ноги ее скользили по песчаной почве, и Ванесса размышляла, можно ли с выбранной позиции разглядеть потерянную дорогу или хотя бы море. Если бы ей удалось отыскать скалы, она могла бы сориентироваться относительно места, где оставила машину, и двинуться в том направлении, чтобы рано или поздно добраться до дороги. Но холмик был слишком невысоким, и все, что открывалось с его вершины, лишь подчеркивало изоляцию Ванессы. Повсюду, куда ни глянь, те же неотличимые друг от друга холмы, сгорбившиеся под полуденным солнцем. Чувствуя подступающее отчаяние, Ванесса лизнула палец и подставила его ветру. Она рассудила, что ветер должен дуть со стороны моря и нужно использовать эту незначительную информацию, чтобы вычертить в уме карту местности. Бриз был слишком слабым, но он оставался единственным ее советчиком и Ванесса отправилась в ту сторону, где, как она надеялась, находилась дорога.
После пяти минут ходьбы то вверх, то вниз по холмим, задыхаясь, она поднялась на один из склонов и обнаружила не свою машину, а скопище зданий, выбеленных известкой, над которыми возвышалась квадратная башня. Дома окружала высокая стена, словно гарнизон.
Ничего этого не было видно с предыдущего холма. Ванесса поняла, что беглец и его преследователи появились отсюда, и здравый смысл подсказывал, что не стоит приближаться к поселению. Но если никто не укажет ей дорогу, она будет вечно бродить по здешней пустоши и никогда не вернется к своей машине. Кроме того, здания казались скромными и выглядели успокаивающе. Кое-где над блестящими стенами проглядывала растительность, что предполагало уединенный сад внутри - по крайней мере там можно обрести тень. Ванесса направилась к воротам.
Она добралась до ворот из кованой стали совершенно измученная. Только теперь, предвкушая отдых, Ванесса призналась себе, до какой степени она устала. Тяжелый путь через холмы так натрудил ее ноги, что бедра и щиколотки мелко подрагивали. О том, чтобы идти дальше, и думать не стоило.
Створка больших ворот была приоткрыта, и Ванесса шагнула туда. Внутренний двор был вымощен камнями и испещрен каплями голубиного помета - несколько подозреваемых виновников сидели на миртовом дереве и заворковали при ее появлении. Со двора крытые переходы уводили в лабиринт зданий. Риск не умерил своенравия Ванессы: она выбрала один переход, выглядевший наименее опасным, и двинулась по нему - прочь от солнца, через благоухающий коридор, уставленный простыми скамьями, в замкнутое пространство поменьше. Здесь солнце падало на стену, в нише которой стояла статуя Девы Марии. Ее знаменитый сын, воздев руки благословляющим жестом, расположился на материнских руках. При взгляде на эту статую кусочки тайны выстроились в правильном порядке: уединенное место, тишина, простота дворов и переходов. Явно религиозное заведение.
Ванесса была безбожницей с ранней юности и редко переступала порог церкви на протяжении последних двадцати пяти лет. Теперь, в сорок один год, ее уже не переделать, и она вдвойне ощущала себя нарушителем границы, вторгшимся в чужие владения. Но ведь она не искала святилища, а только хотела узнать дорогу, не так ли? Она спросит и уйдет.
Когда Ванесса шагнула к освещенному солнцем камню, она ощутила странное чувство неловкости и решила, что за ней наблюдают. Так проявлялась ее врожденная восприимчивость, в ходе совместной жизни с Рональдом развившаяся до шестого чувства. Нелепая ревность мужа, три месяца назад прикончившая их брак, рождала шпионские стратегии такого класса, что позавидовали бы секретные службы Уайтхолла или Вашингтона. Сейчас Ванесса чувствовала: она не одна, за ней наблюдают несколько пар глаз. Она украдкой взглянула на узкие окна, выходящие во двор, и заметила движение в одном из них, однако никто не пытался окликнуть ее. Возможно, здесь предписано сохранять тишину, а то и соблюдать обет молчания. Что ж, тогда придется объясняться на языке жестов.
Позади она услышала топот бегущих ног - какие-то люди спешили к ней. С дальнего конца прохода донеслось клацанье закрывающихся железных дверей. Почему-то сердце ее оборвалось, а кровь побежала быстрее и бросилась в лицо. Ослабевшие ноги снова стали дрожать.