- Это случилось после двух часов ночи, когда я спала, как обычно заперев обе двери - и в гардеробную, и в коридор. Спала я спокойно и, насколько мне помнится, не видела снов, но внезапно проснулась на кушетке в гардеробной и увидела, что дверь между комнатами распахнута, а наружная дверь выломана. Но почему это не разбудило меня? Наверняка все это сопровождалось сильным шумом, а я очень легко просыпаюсь. И как меня могли перенести из постели на кушетку, не разбудив? Это меня-то, которая пугается малейшего шороха!
К этому времени в комнату вошли мадам, мадемуазель, мой отец и несколько слуг. Кармиллу, разумеется, ошеломили расспросами, поздравлениями и приветствиями. Но она смогла лишь повторить уже рассказанное мне. Казалось, что из всех нас она менее всего в состоянии объяснить случившееся.
Отец принялся задумчиво расхаживать по комнате. Я заметила, как Кармилла украдкой бросила на него лукавый взгляд.
Когда отец отослал слуг, а мадемуазель отправилась на поиски пузырьков с валерианой и нюхательной солью и в комнате Кармиллы остались только он, мадам и я, отец все еще задумчиво подошел к девушке, очень нежно взял ее за руку, подвел к кушетке и сел рядом с Кармиллой.
- Простишь ли ты, дорогая, если я выскажу догадку и задам вопрос?
- У кого есть право спрашивать, как не у вас? Спрашивайте что угодно, и я расскажу все. Но я смогу поведать лишь о своем изумлении и неведении. Я не знаю абсолютно ничего. Прошу вас, спрашивайте, но вы, разумеется, знаете, какими ограничениями связала меня мать.
- Прекрасно знаю, дорогое дитя. Мне нет нужды касаться тем, по поводу которых она просила хранить молчание. Так вот, чудо произошедшего этой ночью заключается в том, что ты неким образом переместилась из постели и комнаты, даже не проснувшись, и перемещение это произошло при закрытых окнах и двух дверях, запертых изнутри. Я выскажу тебе свою теорию и задам вопрос.
Кармилла удрученно оперлась на руку; я и мадам стали слушать, затаив дыхание.
- Итак вопрос таков: ты никогда не подозревала о том, что ходишь во сне?
- Никогда… с тех пор, когда была совсем маленькой.
- Но маленькой девочкой ты действительно ходила во сне?
- Да, ходила. Мне часто об этом рассказывала моя старая няня.
Отец улыбнулся и кивнул.
- Что ж, в таком случае произошло вот что. Ты встала во сне, отперла дверь, не оставив по своему обыкновению ключа в замке, а прихватив его с собой и заперев дверь снаружи. Потом снова вынула ключ и унесла его с собой в одну из двадцати пяти комнат на этом этаже, а может, на этаже выше или ниже. Здесь так много комнат и стенных шкафов, так много тяжелой мебели и столько накопившегося хлама, что на тщательный осмотр дома ушла бы целая неделя. Теперь ты понимаешь, куда я клоню?
- Да, но не до конца.
- Папа, но как ты объяснишь то, что мы нашли ее на кушетке в гардеробной, которую мы перед этим тщательно осмотрели?
- Она пришла туда уже после наших поисков, все еще спящая, и наконец-то внезапно проснулась. Потому-то не меньше нас удивилась, обнаружив себя на кушетке. Хотел бы я, чтобы все тайны на свете объяснялись столь же легко и просто как твоя, Кармилла, - сказал отец, рассмеявшись. - И мы можем поздравить себя с тем, что наиболее естественное объяснение этого события не включает в себя ни дурманящих снадобий, ни взлома замков, ни грабителей, ни отравителей, ни колдуний и что все это не угрожает ни безопасности Кармиллы, ни кого-либо еще.
Кармилла выглядела очаровательно, и ее красоту, как мне кажется, усиливала присущая ей грациозная томность. Думаю, отец мысленно сравнил ее внешность с моей, потому что сказал:
- Хотел бы я, чтобы моя Лаура больше походила на тебя, - и вздохнул.
Так наши тревоги счастливо развеялись, а Кармилла вернулась в круг своих друзей.
Глава 9. Доктор
Поскольку Кармилла даже и слышать не желала о том, чтобы в ее комнате спала служанка, отец распорядился, чтобы перед ее дверью спал слуга. Теперь ей не удалось бы повторить подобную экскурсию во сне, потому что ее остановили бы у самой двери.
Та ночь прошла спокойно, а рано утром приехал доктор, чтобы осмотреть меня, - отец вызвал его, ничего мне не сказав.
Мадам сопроводила меня в библиотеку, где меня уже ждал серьезный низенький доктор, седой и в очках, которого я уже прежде упоминала.
Я рассказала ему свою историю. Доктор слушал и становился все мрачнее и мрачнее.
Мы стояли возле оконной ниши лицом друг к другу. Когда я договорила, он прислонился плечом к стене и всмотрелся в меня с откровенным интересом, к которому примешивалась капелька ужаса.
Осмотрев меня примерно минуту, он попросил мадам позвать отца.
За ним немедленно послали слугу, и отец, войдя, с улыбкой сказал:
- Ну, доктор, не собираетесь ли вы обозвать меня старым дураком за то, что я вызвал вас сюда? Надеюсь, что так оно и есть.
Но его улыбка сразу пропала, когда доктор молча, и с мрачным лицом, жестом попросил его приблизиться.
Отец и доктор некоторое время разговаривали, стоя в той же оконной нише, где я недавно исповедовалась врачу. Судя по всему, разговор у них шел на грани спора. Комната была очень большой, а мы с мадам, сгорая от любопытства, стояли у ее дальней, противоположной стены. Однако мы не смогли разобрать ни слова, потому что разговаривали они очень тихо, а глубокая ниша полностью скрывала фигуру доктора и почти целиком фигуру отца - мы видели лишь его ногу, плечо и руку. А ниша, образованная окном и толстой стеной, еще больше приглушала голоса.
Через некоторое время отец выглянул из ниши. Лицо его было бледным, задумчивым, и, как мне показалось, встревоженным.
- Лаура, дорогая, подойди к нам на минутку. А вас, мадам, доктор просит выйти.
Я послушно подошла, впервые за все время немного испугавшись. Хоть я и испытывала слабость, но Все же не ощущала себя больной. Что же касается сил, то любому кажется, что их можно набраться всегда, стоит лишь захотеть.
Когда я приблизилась, отец протянул ко мне руку, но глядя при этом на доктора, и сказал:
- Все это, несомненно, весьма странно, и я не совсем это понимаю. Лаура, иди сюда, дорогая, и ответь на вопросы доктора Спилсберга. Ты упомянула, что в ночь, когда тебе приснился первый из страшных снов, тебе показалось, что кожу где-то на шее пронзили две иглы. Это место болит?
- Нисколько, - ответила я.
- А можешь ты показать пальцем где, как тебе кажется, находится ранка?
- Чуть ниже горла.
На мне было утреннее платье, прикрывающее то место, куда я указала пальцем.
- Теперь вы сможете убедиться сами, - сказал доктор отцу, - Лаура, ты не возражаешь, если отец чуть-чуть опустит тебе воротник? Это необходимо, чтобы определить симптом болезни, от которой ты страдаешь.
Я не стала возражать, потрму что это место находилось всего на дюйм или два ниже края воротника.
- Боже праведный! Это оно! - воскликнул отец, бледнея.
- Теперь вы все видите собственными глазами, - с мрачным триумфом подтвердил доктор.
- Но что это? - воскликнула я, начиная бояться.
- Ничего, моя дорогая юная леди. Всего лишь синее пятнышко размером с кончик твоего мизинца. А теперь, - продолжил доктор, обращаясь к папе, - вопрос в том, каков наилучший план наших действий?
- Мне угрожает опасность? - испугано спросила я доктора.
- Полагаю, что нет, дитя мое. Не вижу причин, почему бы тебе не поправиться. И не вижу также причин, почему твое состояние не может улучшиться немедленно. Это именно то место, вокруг которого возникает ощущение удушья?
- Да.
- А также, как ты сегодня поведала, тот самый центр, откуда исходит ощущение холода, точно ты плывешь против холодного потока?
- Возможно… Пожалуй, так оно и есть.
- Вот видите? - повернулся он к отцу. - Могу я сказать несколько слов мадам?
- Несомненно, - отозвался отец.
Когда подошла приглашенная отцом мадам, доктор сказал ей:
- Как я обнаружил, наша юная леди нездорова. Надеюсь, серьезных последствий не будет, но необходимо принять кое-какие меры, которые я подробно опишу, но тем временем, мадам, прошу вас ни на секунду не оставлять мисс Лауру одну. Таково мое единственное пока распоряжение. И исключений быть не может.
- Я знаю, мадам, что мы можем положиться на вашу доброту, - добавил отец.
Мадам пылко заверила его, что это именно так.
- И еще я знаю, что ты, дорогая Лаура, станешь соблюдать указания доктора.
Я кивнула.
- Хочу спросить ваше мнение насчет другой пациентки, чьи симптомы слегка напоминают симптомы, проявившиеся у моей дочери, и, хотя они выражены намного слабее, я все же полагаю, что их причина того же сорта. Это наша юная гостья. Поскольку вы сказали, что вечером будете возвращаться мимо нас, то приглашаю вас отужинать с нами, а потом вы сможете и осмотреть ее. Она не спускается из своей комнаты раньше полудня.
- Благодарю, - ответил доктор. - В таком случае, я буду у вас вечером около семи.
Затем доктор и отец повторили указания для меня и мадам, после чего покинули нас. Выглянув вскоре в окно, я увидела, как они расхаживают между дорогой и рвом по травянистой лужайке перед замком, явно поглощенные оживленной беседой.
Доктор не вернулся. Я увидела, как он забрался в седло и поехал на восток через лес.
Почти сразу же я увидела, как из Дранфилда прискакал почтальон, спешился и вручил отцу пакет.
А мы с мадам тем временем были заняты отгадыванием причин, из-за которых доктор отдал единствен - ное и недвусмысленное распоряжение, столь весомо поддержанное отцом. Мадам позднее поведала мне, что решила, будто доктор предвидел внезапный припадок, который мог стоить мне жизни, если мне немедленно не окажут помощь, а если и не жцзни, то, как минимум, серьезного вреда для здоровья.
Подобная интерпретация меня не удивила. Сама же я вообразила (возможно, к счастью для своих нервов), что смысл всего этого состоял в том, чтобы навязать мне компаньона, который не дал бы мне переутомиться на слишком долгой прогулке, или не позволил съесть незрелый фрукт, или совершить полсотни прочих глупостей, стремление к которым приписывают молодым людям.
Примерно полчаса спустя отец вошел с письмом в руке и сказал:
- Это письмо только что доставили. Оно от генерала Шпильсдорфа. Он должен был приехать вчера, но может приехать сегодня или завтра.
Отец протянул мне открытое письмо, но вид у него вовсе не был таким довольным, когда к нам ожидался гость, особенно столь любимый, как генерал. Наоборот, выглядел он так, словно желал генералу очутиться на дне Красного моря. Отцу явно что-то не давало покоя, но он предпочитал не высказывать это вслух.
- Папа, дорогой, ты мне все расскажешь? - спросила я, беря его за руку и умоляюще глядя в глаза.
- Возможно, - ответил он, нежно поглаживая мне волосы.
- Доктор думает, что я очень больна?
- Нет, дорогая. Он полагает, что, если предпринять верные шаги, ты полностью поправишься через день-другой. Или, во всяком случае, встанешь на путь к полному выздоровлению, - ответил он чуть суховато, - Я лишь хотел бы, чтобы наш добрый друг генерал выбрал любое иное время для визита и чтобы ты встретилась с ним совершенно здоровой.
- Но все же скажи, папа, - настаивала я, - что доктор думает о моем недомогании?
- Ничего. И не приставай ко мне с расспросами, - ответил он с таким раздражением, какого я прежде у него никогда не видела. Наверное, он заметил, как это меня ранило, потому что поцеловал меня и добавил - Ты все узнаешь через день-другой, и это все, что я могу сказать. А пока не терзай свою головку подобными мыслями.
Он повернулся и вышел, но вернулся прежде, чем я перестала гадать и размышлять о странности произошедшего, и сказал, что едет в Карнштейн и уже распорядился подготовить коляску к двенадцати и что я и мадам поедем с ним. Он собирается по делу к священнику, живущему в тех живописных краях, а поскольку Кармилла никогда их не видела, она тоже может поехать следом, когда спустится, вместе с мадемуазель, которая прихватит все необходимое для пикника, а тот можно устроить возле развалин замка.
Поэтому в двенадцать я уже была готова, и вскоре мы с отцом и мадам отправились в путь.
Переехав подъемный мост, мы свернули направо и поехали на запад по дороге, ведущей через крутой готический мостик к заброшенной деревне и развалинам замка Карнштейн.
Поездка доставила мне истинное удовольствие. Мы ехали, поднимаясь на пологие холмы и спускаясь в долины, поросшие чудесным лесом, совершенно лишенным той сравнительной упорядоченности, которая возникает после искусственных посадок, прореживаний и вырубок.
Складки местности нередко заставляли дорогу сбиваться с нужного направления и виться между краями обрывов и крутых склонов холмов, что создавало неистощимое разнообразие ландшафтов.
За одним из таких поворотов мы неожиданно повстречали едущего навстречу нашего друга генерала, сопровождаемого, верховым слугой. Следом тащился наемный фургон с вещами.
Поравнявшись с нами, генерал спешился и, после обычных приветствий, позволил легко себя уговорить и занял свободное место в экипаже, а свою лошадь и слугу отправил в наш замок.
Глава 10. Утрата
Мы не видели генерала около десяти месяцев, но этого времени хватило, чтобы он внешне постарел на несколько лет. Он похудел, а характерная для него сердечная откровенность сменилась угрюмостью и тревогой. Его темно-голубые глаза, всегда проницательные, ныне сурово поблескивали из-под кустистых седых бровей. Одна лишь скорбь не смогла бы вызвать такие изменения, и причиной им стала другая страсть, родственная гневу.
Едва мы поехали дальше, как генерал заговорил, и со своей обычной солдатской откровенностью поведал нам о тяжелой утрате, какой для него стала смерть любимой племянницы и подопечной, а затем с горечью и яростью заговорил о "дьявольском искусстве", жертвой которого она пала, и выразил, далеко не набожно, свое изумление тем, что Небеса проявляют столь чудовищную снисходительность к соблазнам и злобности ада.
Мой отец, немедленно понявший, что произошло нечто весьма экстраординарное, попросил генерала, если это не причинит ему слишком сильную боль, подробно описать обстоятельства, оправдывающие столь крепкие выражения, с помощью которых он облегчал свою душу.
- О, я-то с радостью все расскажу, - проговорил генерал, - да только вы мне не поверите.
- Почему же? - осведомился бтец.
- Да потому, - с горечью пояснил генерал, - что вы верите только в то, что не противоречит вашим предрассудкам и иллюзиям. Помню, я и сам был такой же, но с тех пор поумнел.
- А вы все же попробуйте. Я не столь упрямый догматик, как вы предполагаете. Кроме того, мне прекрасно известно, что вы всегда требуете предоставить доказательства, прежде чем во что-то поверить. И я, следовательно, весьма склонен заранее уважить ваши выводы.
- Вы правильно предположили, что меня нелегко заставить поверить в чудо. Но то, что я пережил, - поразительно. И лишь чрезвычайные доказательства заставили меня поверить в то, что диаметрально противоречит всем моим убеждениям. Я стал жертвой сверхъестественного заговора.
Несмотря на уверения отца о вере в проницательность генерала, я увидела, как отец при этих словах бросил на него взгляд, отмеченный сомнением в здравости его рассудка.
К счастью, генерал этого не заметил. Он угрюмо и одновременно с любопытством разглядывал открывающиеся перед нами лесистые склоны холмов.
- Вы едете к руинам Карнштейна? - спросил он, - Да, удачное совпадение. Знаете, я как раз собирался попросить, чтобы вы отвезли меня туда. Я хотел бы их осмотреть, потому что у меня там есть особый объект для изучения. Это развалины часовни, а рядом с ней - множество склепов представителей того угасшего рода.
- Так они для вас весьма… интересны? - спросил отец. - Надеюсь, вы подумываете о том, чтобы заявить свои права на титул и поместье?
Отец произнёс это весело, но генерал не поддержал его смех и даже не улыбнулся в ответ, что стало бы проявлением вежливости после дружеской шутки. Напротив, еще более помрачнев, он возбужденно заговорил о том, что породило его гнев и ужас.
- Как раз наоборот, - буркнул он. - Я намереваюсь выкопать кое-кого из представителей сего прекрасного семейства. И провести там, с Божьего благословения, священную церемонию, которая избавит нашу землю от неких монстров и позволит честным людям спокойно спать, не опасаясь нападения убийц. Мне надо поведать вам кое-что странное, дорогой друг. Такое, что я сам два месяца назад счел бы невероятным.
Отец вновь взглянул на него, но на сей раз не подозрительно, а с интересом и тревогой.
- Род Карнштейнов давно прекратил существование, уже не менее ста лет, - проговорил отец, - Моя дражайшая супруга была потомком Карнштейнов по материнской линии, но их фамилия и титул уже давным-давно ничего не означают. Замок их превратился в развалины, и даже деревня заброшена; вот уже лет пятьдесят как из труб там не поднимается дымок, и ни у одного дома не уцелела крыша.
- Истинно так. После нашей последней встречи я многое про них узнал, причем такое, что удивит вас.
Но лучше рассказать все по порядку, - решил генерал. - Вы видели мою подопечную - мое приемное дитя, как я ее называл. Не было на свете существа прелестнее ее, а всего три месяца назад и более цветущего.
- Да, бедняжка! Она была воистину прелестна, когда я видел ее в последний раз, - подтвердил отец. - Даже передать не могу, как я был потрясен и опечален известием о ее смерти, мой дорогой друг. И прекрасно понимаю, каким ударом это оказалось для вас.
Он взял генерала за руку и пожал ее. В глазах старого солдата блеснули слезы, которые он и не пытался скрыть.
- Мы с вами очень старые друзья, - сказал генерал. - И я знаю, как вы сочувствуете мне, бездетному. Племянница же стала частью моей души и отплатила за заботу привязанностью, которая наполнила мой дом радостью, а мою жизнь - счастьем. Но все это уже в прошлом. И пусть мне недолго осталось ходить по этой земле, но я надеюсь, что Господь смилостивится и позволит мне перед смертью оказать человечеству услугу и обрушить гнев небес на демонов, погубивших мое бедное дитя в расцвете ее надежд и красоты!
- Вы только что сказали, что хотите рассказать все по порядку, - напомнил отец, - Молю вас, начните, и заверяю, что торопит меня не простое любопытство.
К тому времени мы доехали до места где дорога на Дарнстолл, по которой приехал генерал, образовывала развилку с дорогой на Карнштейн.
- Далеко ли еще до руин? - спросил генерал, нетерпеливо глядя вперед.
- Примерно пол-лиги, - ответил отец, - Умоляю, начните же обещанный рассказ.