- Ее знает один только Бог, - ответил он с особой, искренней почтительностью. - Если тварь действительно была такой, какой казалась, могу предложить объяснение, не противоречащее здравому рассудку, но, тем не менее, способное оказаться полностью ошибочным. Мне все же подумалось, что вы согласитесь с моими аргументами, хотя для этого потребуется прочесть длинную лекцию по мысленной индукции, что Парскет произвел, как бы это сказать - наведенное наваждение - нечто соответствующее настрою его отчаянных мыслей. Не знаю, как выразиться лучше в нескольких словах.
- Однако в старину случаи наваждения были подлинными! - напомнил я. - Разве в этой повести нет крупицы истины?
- Вполне возможно, что есть, - согласился Карнакки. - Но я не думаю, чтобы эти старинные истории имели какое-то отношение к пережитому нами. Я еще не сумел привести в порядок собственные мысли; однако впоследствии сумею сказать, почему так думаю.
- А как насчет свадьбы? И погреба… в нем ничего не нашли? - спросил Тейлор.
- Да, свадьбу сыграли в тот же день, несмотря на трагедию, - ответил Карнакки. - Учитывая все то, что я просто не в состоянии объяснить, это был самый разумный поступок. Да, я велел, чтобы вскрыли пол того подвала, так как нечто подсказывало мне, что именно там я могу отыскать какой-то ключ ко всей истории, однако там ничего не нашлось. Тем не менее, переживание было таким страшным и необыкновенным. Я никогда не забуду выражения на лице Парскета… а потом мерзкого стука огромных копыт, удаляющихся по тихому коридору.
Карнакки поднялся.
- А теперь убирайтесь! - любезно произнес он привычную формулу.
И мы вышли на тихую набережную и отправились по домам.
Корабль с привидениями
- Что слышно о Карнакки? - спросил я Аркрайта, столкнувшись с ним в Сити.
- Ничего, - ответил он. - Должно быть, в отъезде, расследует какое-нибудь новое дело. Скоро получим открытку с приглашением в дом № 472 по Чейни Вок и узнаем все подробности. Странный он все-таки человек.
Кивнув мне, он направился своим путем. Прошло уже несколько месяцев с того самого дня, когда мы четверо - Джессоп, Аркрайт, Тейлор и я - в последний раз получали приглашения зайти в дом № 472 и выслушать рассказ Карнакки о его самом последнем деле. Что это были за истории! Самые разнообразные, необычайные, верные до последнего слова, полные загадочных и чрезвычайных происшествий, захватывавших слушателя и заставлявших его пребывать в трепетном молчании до самого окончания рассказа.
Как ни странно, уже на следующее утро я получил немногословную открытку, приглашавшую меня прибыть в дом № 472 ровно в семь часов вечера. Я стал первым гостем, вскоре после меня появились Джессоп и Тейлор, а прежде чем прозвучало приглашение к обеду, в двери появился и запоздавший Аркрайт.
После обеда Карнакки, по своему обыкновению, наделил нас табаком, уютно устроился в любимом кресле и приступил непосредственно к той истории, ради которой и пригласил нас к себе.
- Я совершил путешествие на одном из настоящих старинных кораблей, - начал он без всяких прелюдий, - он носит название "Ярви" и принадлежит моему старому другу, капитану Томпсону. Я предпринял это путешествие в основном ради поправки здоровья, однако предпочел старину "Ярви", потому что капитан Томпсон нередко рассказывал мне, что на этом корабле творится что-то странное.
Я часто приглашал его сюда, когда он оказывался на берегу, и пытался выудить из него какие-то подробности, однако, как это ни удивительно, он никогда не мог рассказать мне ничего определенного. Он как будто бы понимал, о чем хочет рассказать, однако, когда необходимо было облечь свое знание в слова, оно как бы теряло всякую реальность. Обыкновенно он заканчивал тем, что говорил, дескать, там можно увидеть всякое, а потом недоуменно разводил руками и далее не мог сказать о происходящем на судне ничего, кроме некоторых второстепенных подробностей.
- Никак не могу удержать на своем корабле матросов, - часто говаривал он мне в таких случаях. - Они пугаются, они видят всякое и чувствуют всякое. Я потерял уйму людей. Падают с рей, понимаешь ли. Корабль начинает пользоваться дурной славой.
И он скорбно качал головой.
Старина Томпсон был во всем молодец. Поднявшись на борт, я обнаружил, что он отвел мне под лабораторию и мастерскую целый пролет кают. Он приказал плотнику устроить в пустой каюте по моим указаниям полки и все прочее, что было мне нужно, так что через пару дней я мог расставить по стеллажам все необходимые для охоты на привидения приборы и устройства, как электрические, так и механические, поскольку я взял с собой внушительное количество оборудования, рассчитывая с его помощью познакомиться с тайной, в отношении которой капитан проявлял сразу такую уверенность и неопределенность.
В две первые недели плавания я погрузился в привычные для меня методы тщательного и даже исчерпывающего обследования. Проведя его со всей возможной дотошностью, я не обнаружил на всем судне никаких аномалий. Я простучал и обмерил каждый оконный переплет и каждую переборку этого старого корабля, изучил каждый трюм и все до единого люки, однако, невзирая на все проявленное усердие, и по прошествии двух недель не заметил и не обнаружил совершенно ничего интересного.
Пожилой барк, на первый взгляд, казался вполне крепким стариканом, неторопливо перебиравшимся из порта в порт, и за исключением не поддающегося описанию ощущения той необычайной тишины, которая постоянно царила на корабле, я не мог найти и малейшего признака того, что оправдало бы торжественные и постоянные уверения капитана в том, что скоро я, мол, де сам все увижу. Так он часто повторял, когда мы вдвоем прогуливались по полуюту и останавливались, чтобы надолго, наполовину с ожиданием, наполовину со страхом, обратить взгляд к неизмеримым морским просторам.
А потом, на восемнадцатый день путешествия, действительно случилось нечто. Мы со стариной Томпсоном, как обычно, гуляли по полуюту, когда он вдруг остановился и посмотрел на бом-брамсель, как раз затрепыхавшийся возле мачты. Поглядев на находившуюся неподалеку ветровую вертушку, он сдвинул шляпу на затылок и поглядел на море.
- Ветер стихает, мистер. Ночью нас ждут хлопоты, - проговорил капитан, указывая в наветренную сторону. - Посмотри-ка туда?
- Что там? - спросил я, ощущая забавный легкий холодок, вызванный не одним только любопытством. - И где?
- Справа от бимса, - проговорил он. - Приближается со стороны солнца.
- Ничего не вижу, - ответил я после долгой попытки разглядеть что-либо на необъятных просторах тихого моря, превратившихся в стеклянную гладь, после того как стих ветер.
- Вон там какая-то тень, - проговорил капитан, подняв руки к биноклю. Настроив его резкость, он принялся что-то рассматривать, а затем передал прибор мне и указал пальцем.
- Она находится прямо под солнцем, - повторил он, - и приближается к нам со скоростью в несколько узлов.
Он говорил удивительно спокойно и деловито, и все же в голосе его угадывалось некоторое волнение; поэтому я немедленно взял бинокль и принялся вглядываться в указанном им направлении. И через минуту я заметил ее - нечеткую тень на поверхности моря, как будто бы приближавшуюся к нам. Я всматривался в нее и в то же самое время готов был поклясться, что ничего не вижу, не теряя при этом уверенности в том, что на поверхности воды действительно находится нечто и приближается к кораблю.
- Это всего лишь тень, капитан, - проговорил я наконец.
- Именно так, мистер, - просто ответил он. - Глянь-ка за корму, на норд.
Голос его звучал совершенно спокойно - так говорит человек, уверенный в том, что знает, и находящийся перед лицом события, с которым ему уже приходилось встречаться, и все же оно всякий раз присаливает его природную деловитость глубоким волнением.
Услышав эти слова капитана, я повернулся на месте и направил бинокль в сторону севера.
Какое-то время ушло на поиски, пока я водил биноклем взад и вперед по выгнувшемуся серой дугой морю. А потом что-то промелькнуло в стекле - нечто непонятное… тень, легшая на поверхность воды и приближавшаяся к кораблю.
- Странно, - пробормотал я, ощущая легкое прикосновение неизвестного.
- А теперь посмотри на запад, мистер, - произнес капитан прежним ровным и невозмутимым тоном.
Посмотрев на запад, я буквально через пару мгновений обнаружил третью тень, также как будто бы приближавшуюся к нам.
- Боже мой, капитан, - воскликнул я, - что это значит?
- Именно это я и хочу узнать, мистер, - сказал капитан. - Я уже не один раз видел эти тени, и иногда мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Иногда они кажутся четкими, иногда их едва видно, иногда они похожи на живое создание, а иногда ничем иным, как глупой фантазией не назовешь. Теперь вы по-прежнему удивляетесь, что я не сумел надлежащим образом описать их?
Я не стал отвечать, поскольку как раз вглядывался в южную сторону горизонта, вдоль барка. И едва ли не на самом горизонте бинокль мой отыскал нечто темное и неопределенное на поверхности моря… тень, как будто бы приобретавшую более четкие очертания.
- Бог мой! - снова пробормотал я. - Мне это не снится. Это…
Я вновь повернулся к востоку.
- Приближаются с четырех сторон, вот так, - проговорил капитан Томпсон и дунул в свой свисток.
- Спустить три больших паруса, - приказал он помощнику, - и скажи ребятам, чтобы подняли фонари. И чтобы все были внизу задолго до наступления темноты.
Выслушав приказания, помощник отправился исполнять их.
- Сегодня я никого по реям не пошлю, - сказал мне капитан. - Я уже достаточно потерял людей подобным образом.
- Но может быть, это только тень, капитан, - проговорил я, с искренним усердием рассматривая серое пятно на востоке. - Клок тумана или опустившееся вниз облачко.
Я и сам не верил этим своим словам, хотя и произносил их. Что касается старого капитана Томпсона, он не стал утруждать себя ответом, но просто протянул руку, чтобы забрать у меня свой бинокль.
- Оказавшись вблизи, они редеют и исчезают, - промолвил он наконец. - Я это знаю, потому что часто видел их. Облачка эти останутся возле корабля, только ни вы, ни я, и никто другой их не увидит, но они будут рядом. Хотелось бы мне, чтобы уже настало утро. Вот так!
Он снова передал мне бинокль, и я начал по очереди рассматривать каждую из приближавшихся к нам теней. Все произошло именно так, как говорил мне капитан Томпсон. По мере своего приближения к нам они редели, становились прозрачными и наконец растворялись в сером сумраке, так что я вполне мог вообразить, что видел всего лишь четыре серых облачка, естественным образом исчезавших и становившихся неосязаемыми и невидимыми.
- Жаль, что я не убрал и брамселя, хотя собирался это сделать, - заметил наконец капитан. - Не могу даже подумать о том, чтобы послать сегодня людей по реям, если только не возникнет истинной необходимости.
Отойдя в сторону от меня, он бросил взгляд на циферблат анероида и отправился дальше уже с несколько более довольным видом, пробурчав на ходу:
- Хоть стрелка-то на месте стоит.
К этому времени все матросы уже спустились на палубу, и спустившаяся ночь не мешала мне наблюдать за странными, растворявшимися в пространстве тенями, приближавшимися к кораблю.
Тем не менее, можете представить себе, как я чувствовал себя на полуюте рядом со старым капитаном Томпсоном. Я то и дело бросал через плечо быстрые и нервные взгляды. Мне казалось, что во тьме за поручнями таится неведомая и непонятная тварь, разглядывавшая корабль.
Я расспрашивал капитана на тысячу ладов, однако не мог извлечь из него ничего, кроме того, что ему уже было и так известно. Казалось, что он просто был не в состоянии открыть свои знания кому бы то ни было, однако я не мог обратиться ни к кому другому, поскольку весь экипаж корабля, включая помощников, был набран из новичков, что само по себе было фактом многозначительным.
- Ты все увидишь собственными глазами, мистер, - такими словами капитан отвечал на все мои расспросы, и мне уже начинало казаться, что он боится выразить известные ему факты словами. И все же однажды, когда я тревожно оглянулся назад, ощутив, что нечто находится за моей спиной, он заметил с прежней невозмутимостью. - Опасаться нечего, мистер, пока ты находишься на палубе и на свету.
Учитывая ситуацию, самообладание его следует назвать чрезвычайным. Капитан, казалось, не испытывал страха за себя.
Вечер шел без происшествий до одиннадцати часов, когда на корабль без малейшего предупреждения обрушился яростный порыв шквального ветра. В голосе урагана звучало нечто чудовищное и сверхъестественное; казалось, что некая сила использовала стихию в своих адских целях. Однако капитан сохранял спокойствие. Спустили три брамселя. За ними последовали три верхних топселя. Тем не менее, бриз все грохотал над нами, почти заглушая голос парусов в ночи.
- Пусть рвутся в клочья! - крикнул капитан мне на ухо, стараясь перекричать ветер. - Не могу помешать этому. И не пошлю наверх ни одного человека, пока не начнут трещать мачты. До тех пор я спокоен.
Ветер не стихал после этого почти целый час и даже только усиливался, пока в полночь не пробили восемь склянок. Все это время мы со шкипером расхаживали по полуюту, и он то и дело поглядывал во тьму над головой, где хлопали и трепетали паруса.
Я, со своей стороны, не мог сделать совсем ничего… мне оставалось только озираться вокруг и вглядываться в полнейшую тьму, в которой словно бы застыл наш корабль. Постоянный напор ветра и производимые им звуки поддерживали в душе моей постоянный ужас, ибо нечто сверхъестественное явным образом разгуливало в атмосфере. Впрочем, не могу сказать, насколько чувство это было порождено подлинной реальностью, а насколько разгулявшимися нервами и разбушевавшимся воображением. Могу только сказать, что при всем моем опыте мне никогда не случалось испытывать и переживать нечто подобное выпавшему на мою долю во время того шквала.
Когда пробили восемь склянок и на палубу вышла новая вахта, капитану пришлось послать всех матросов на реи, чтобы убрать паруса, поскольку он уже начинал беспокоиться, что потеряет мачты в случае дальнейшего промедления. Приказание было исполнено, и барк обрел соответствующий шторму вид.
Тем не менее, хотя дело было успешно выполнено, опасения капитана оправдались и притом самым ужасным образом, ибо, когда матросы начали спускаться с рей, наверху раздались громкие вопли и крики, после чего до моего слуха донесся глухой удар о верхнюю палубу, за которым последовал второй подобный звук.
- Господи боже! Сразу двое! - воскликнул капитан, хватая фонарь из переднего нактоуза и бросаясь на верхнюю палубу. Все было так, как он и сказал. Двое из матросов упали или же были сброшены с рей, как подумалось мне, и лежали теперь без движения на палубе. Над нами во тьме прозвучало несколько негромких голосов, а затем наступила необычная тишина, если не считать постоянных порывов ветра, свистевшего и завывавшего в снастях, подчеркивая тем самым полное страха молчание, овладевшее людьми на реях. И тут я заметил, что матросы быстро спускаются вниз, и торопливо попрыгав один за другим на палубу, обступают упавших, обмениваясь короткими восклицаниями и вопросами, не переходившими в разговор и глохнувшими в общем молчании.
И все это время я ощущал самое необычайное уныние духа, страх, горе и гнетущее ожидание, ибо мне, стоявшему там, на палубе, возле двоих мертвецов, под дуновением необычного и злого ветра, казалось, что над всем кораблем парит темная сила, и что новых ужасов нам не миновать.
На следующее утро отслужили короткую и печальную панихиду, простую и грубоватую, однако выслушанную с глубоким почтением, и обоих погибших подняли с крышки люка и отправили за борт. Но пока я провожал взглядом их короткий полет в синее море, меня осенила идея, и часть дня я посвятил обсуждению ее с капитаном, после чего оставшееся до заката время занимался размещением и установкой своей электрической аппаратуры. Завершив это дело, я вышел на палубу и хорошенько огляделся. Вечер выдался ясный и тихий, и в таковом качестве превосходно подходил для задуманного мной эксперимента, ибо после гибели обоих матросов ветер угас самым внезапным и многозначительным образом, и водная гладь вокруг уподобилась прозрачному стеклу.
Я уже полагал, что в известной степени понимаю основную причину странных, пусть и неопределенных явлений, свидетелем которых стал в предшествующий вечер… причем явления эти, согласно мнению капитана Томпсона, были непосредственной причиной гибели двоих моряков.
Я считал, что причину этих событий следует искать в малоизвестном, но совершенно понятном явлении, именуемом в науке аттрактивными вибрациями. Харзам в своей монографии, посвященной индуцированным потусторонним явлениям, указывает на то, что таковые непременно вызываются наведенными, то есть временными вибрациями, возникающими благодаря какой-то внешней причине.
Вопросы эти сложны для понимания в столь короткой беседе, как наша, однако после долгого раздумья я решил произвести эксперимент и проверить, сумею ли создать отвращающую контрвибрацию, что трижды удалось сделать Харзаму, и лишь отчасти удалось мне сделать однажды - по причине несовершенства аппаратуры, находившейся в моем распоряжении.
Как я только что говорил, технические соображения едва ли уместны в столь кратком рассказе, да и едва ли они буду интересны вам, предпочитающим удивительную и сверхъестественную сторону моих расследований. Тем не менее, даже такой информации достаточно, чтобы показать вам направление моих поисков и позволить разумно проследить мои надежды и ожидания в отношении так сказать "отвращающих" вибраций.
Посему, когда солнце спустилось к десяти градусам над видимым горизонтом, мы с капитаном начали вглядываться в море, чтобы вовремя обнаружить появление теней. Наконец я заметил под самым солнцем ту самую движущуюся серую тень, которую видел вчера, и почти одновременно капитан Томпсон сообщил мне, что видит такую же дымку на юге.
Когда мы заметили подобные облачка на севере и востоке, я немедленно включил свои электрические приборы, посылавшие отвращающее воздействие к далеким и едва заметным теням, невозмутимо приближавшимся к судну.
Еще в самом начале вечера капитан велел убрать все паруса, кроме топселей, заявив, что до исправления погоды не станет рисковать абсолютно никем. Согласно его словам все чрезвычайные и сверхъестественные явления всегда происходили в спокойную погоду. И в данном случае слова его оказались совершенно оправданными, поскольку в ночную вахту на судно обрушился самый жуткий шквал, сорвавший с реи передний топсель.
Когда поднялся ветер, я лежал на рундуке в салоне, но сразу же выбежал на полуют, когда корабль накренился под напором чудовищного дуновения. Воздух давил на мачты с сокрушительной силой, грохот его оглушал.
Однако за всем грохотом бури, за натиском шквала я ощущал действие некой сверхъестественной и грозной силы, самым неприятным образом напрягавшее мои нервы. Происходившее нельзя было объяснить никакими естественными причинами. Однако, несмотря на то, что ветер сорвал топсель, Томпсон не послал на реи ни единого человека.
- Пусть их рвутся! - проговорил старый капитан. - Если бы это можно было позволить себе, я оставил бы наверху на эту ночь одни реи!