- Дело вот в чем, - сказал Бартон. - Каковы бы ни были мои сомнения в подлинности того, что мы приучены звать откровением Божьим, я глубоко убежден по крайней мере в одном из его положений - в том, что за нашим миром скрывается другой, населенный духами; деяния этого мира, по счастью, скрыты от нас, однако, могут проявляться и в нашем мире; и если это случается, последствия бывают ужасны. Я уверен - точнее, я знаю, - с возрастающим волнением продолжал Бартон, - что Бог - грозный Бог - существует, что за преступлением следует воздаяние и что наступает оно самыми неожиданными и таинственными путями, посредством способов самых непостижимых и пугающих; что существует мир духов - о Боже, какой ценой далось мне это убеждение! - мир злобный, неумолимый, всемогущий, и он меня преследует, терзает адскими муками, на меня обрушилась вся ярость преисподней!
Мало-помалу Бартон пришел в такое возбуждение, что преподобный отец не на шутку встревожился. Быстрая, сбивчивая речь капитана, безумный ужас в глазах являли чудовищную противоположность обычному холодному, бесстрастному самообладанию этого человека.
Глава 5. Мистер Бартон рассказывает о себе
- Дорогой мой, - сказал, помолчав, доктор Маклин. - Вижу, вам в самом деле очень нелегко, однако рискну предположить, что подавленное настроение ваше имеет под собой чисто физические причины и что перемена климата и прием тонизирующих средств вскоре вернут вам привычное спокойствие и бодрость духа. Классическая теория, согласно которой всякое болезненное состояние мозга связано с недостаточностью в работе того или иного внутреннего органа, заключает в себе больше истины, чем мы склонны признавать. Поверьте, стоит вам, под руководством опытного врача, уделить чуть больше внимания диете, физическим упражнениям и прочим составляющим здорового образа жизни, как вскоре вы снова станете самим собой.
- Доктор Маклин, - Бартон заметно содрогнулся, - что толку тешить себя несбыточными надеждами. У меня вообще не осталось никаких надежд, кроме одной: что спиритическое существо, терзающее меня, будет когда-либо побеждено более могучим сородичем и я обрету свободу. Если этого не произойдет, я погиб - погиб навсегда.
- Но не забывайте, мистер Бартон, - взывал к нему священник, - были на свете и другие несчастные, они страдали не менее вас.
- Нет, нет и нет, - раздраженно перебил капитан. - Нет, сэр, я человек отнюдь не легкомысленный и далеко не суеверный. Напротив, я, может быть, настроен чересчур скептически и ничего не принимаю на веру. Пусть раньше меня не убеждали никакие доказательства, пусть иногда я отвергал даже то, что видел собственными глазами - теперь я вынужден поверить, не могу не поверить. Я убежден до глубины души, что меня преследует, ходит за мной по пятам… кто же? ДЕМОН!
При этих словах лицо Бартона, покрытое капельками пота, побледнело, как смерть, в глазах пылал нечеловеческий ужас и отвращение.
- Помоги вам Господь, мой бедный друг, - потрясенно проговорил доктор Маклин. - Помоги вам Господь, ибо, чем бы ни были вызваны ваши страдания, они воистину неизмеримы!
- О да, помоги мне Господь, - эхом отозвался Бартон. - Но станет ли Он мне помогать? Станет ли?
- Молитесь Ему, молитесь усердно и с верой в душе, - сказал священник.
- Молитесь, молитесь, - снова откликнулся Бартон. - Но я не умею молиться - мне легче сдвинуть гору усилием воли. Для молитвы у меня недостаточно веры; что-то в моей душе мешает молиться. Ваш совет невыполним, буквально невыполним.
- Попытайтесь, и вы поймете, что это не так, - настаивал священник.
- Попытайтесь! Я уже пытался, и попытки эти лишь наполняли меня смятением и, иногда, ужасом. Пытался я тщетно, более чем тщетно. Стоит мне воззвать к Создателю, как разум мой заполоняют чудовищные, невыразимые мысли о вечности и бесконечности; они сводят меня с ума. Я в ужасе отшатываюсь. Говорю вам, доктор Маклин, если я и обрету спасение, то каким-то иным путем. Мысль о неизбывности Создателя невыносима для меня - мой разум не в силах ее принять.
- Тогда скажите, уважаемый, - продолжал священник, - каким образом, по-вашему, я могу быть вам полезен? Какими словами или делами я могу облегчить ваши страдания?
- Для начала выслушайте меня, - подавленно ответил капитан Бартон, с трудом превозмогая волнение. - Выслушайте, а я подробно опишу события, сделавшие мою жизнь невыносимой. Злобный демон довел меня до того, что я начал бояться смерти и загробного мира и в то же время возненавидел жизнь.
Бартон подробно описал происшествия, о которых уже рас сказывалось ранее, и продолжил:
- Я понемногу начал привыкать к НЕМУ. Я не видел этого демона во плоти - слава Богу, ЕМУ не дозволено появляться при свете дня. Благодарение Господу, время от времени я получаю передышку от невыразимых ужасов, какими сопровождается появление этого существа. Однако и во время этих передышек злоба ЕГО преследует меня; ни на час, ни на миг мне не удавалось избавиться от ощущения, что злой дух следует за мной по пятам, не спускает с меня глаз. Я беспрерывно слышу богохульства, вопли отчаяния, крики ненависти. Эти звуки несутся за мной, едва я заворачиваю за угол улицы, доносятся до моих ушей по ночам, когда я сижу у себя в спальне. Голоса преследуют меня повсюду, обвиняют в чудовищных преступлениях и - о Боже! - угрожают возмездием и вечными муками. Тс-с! Слышите? Вот ОНО! - воскликнул Бартон с безумной торжествующей улыбкой. - Ну что, теперь вы убедились?
У священника мороз пробежал по коже: в порыве ветра, ворвавшемся в комнату, ему послышался нечленораздельный вопль, исполненный злобы и ярости.
- Ну, что вы думаете об этом? - вскричал Бартон, обессилено хватая ртом воздух.
- Ветер воет в трубе, - ответил доктор Маклин. - Что еще я должен думать? Что тут необъяснимого?
- Это был повелитель сил воздуха, - с содроганием пробормотал Бартон.
- Полно, полно, уважаемый, - ответил священник, с трудом овладевая собой, ибо, несмотря на то, что дело происходило при ярком свете дня, почувствовал, что лихорадочное возбуждение гостя против воли передается и ему. - Не стоит поддаваться безумным фантазиям, постарайтесь обуздать не в меру разыгравшееся воображение.
- Знаю, знаю: "Противостаньте диаволу, и убежит от вас", так сказано в Библии, - с горечью возразил Бартон. - Но как ему противостать? Вот в чем вся загвоздка. Что мне делать? Что? Как быть?
- Это всего лишь ваши выдумки, уважаемый, - успокаивал капитана почтенный книгочей. - Вы сами терзаете себя.
- Нет, нет, сэр, никакие это не выдумки, - жестким тоном ответил Бартон. - Вы сами только что не хуже меня слышали глас преисподней - разве вы его придумали? Нет, это не выдумки.
- Но вы ведь часто видели этого человека, - возразил священник. - Почему вы не попытались заговорить с ним, взять за руку? Не слишком ли поспешно, если не сказать больше, делать, подобно вам, вывод о том, что существо это является потусторонним? Если подойти к делу разумно, все можно объяснить вполне реальными причинами.
- Это явление связано с определенными обстоятельствами, - сказал Бартон. - Нет нужды раскрывать их, однако для меня однозначно доказывают мистическую природу этого исчадия. Я знаю, что существо, преследующее меня, не принадлежит к роду человеческому - знаю это и могу убедить вас. - Помолчав немного, он добавил: - Заговорить с ним? Я не мог, не осмелился. При виде его я лишаюсь сил. На меня пристально смотрит сама смерть, демоны зла и ада торжествуют победу. Силы, память, дар речи - все покидает меня. О Боже, боюсь, сэр, вы не понимаете, о чем говорите. Да сжалится надо мной небо!
Он облокотился на стол и провел ладонью по глазам, словно пытаясь стряхнуть ужасное наваждение, и снова и снова бормотал последнюю фразу.
- Доктор Маклин, - капитан внезапно выпрямился и испытующе взглянул на священника. - Я знаю, вы готовы сделать для меня все, что потребуется. Теперь вы узнали о моем наваждении его характере. Истинная правда, я не в силах помочь себе сам; у меня не осталось надежды на спасение. Я погибаю в бездействии. Заклинаю вас, уделите моему рассказу хоть немного внимания и, если вы, как священник, можете чем-то помочь мне, вступиться за меня перед Господом - молю вас, заклинаю именем Всевышнего, дайте мне толику утешения, избавьте от смертной напасти. Сжальтесь надо мной, боритесь за меня. Вы - моя последняя надежда. Вы не можете мне отказать; для того я и пришел к вам. Отпустите меня с надеждой, пусть самой слабой, надеждой на то, что в конце концов я избавлюсь от наваждения, и у меня появятся силы выносить, час за часом, тот кошмар, в который превратилась моя жизнь.
Доктор Маклин заверил капитана, что будет истово выполнять все, что в его силах - молиться за несчастного. Наскоро распрощавшись, друзья расстались. Бартон поспешил к экипажу, ожидавшему у дверей, опустил шторки и уехал, а доктор Маклин вернулся в свой кабинет, дабы поразмыслить на досуге над разговором, столь неожиданно прервавшим его ученые занятия.
Глава 6. Он явился вновь
Вряд ли можно ожидать, что столь эксцентричные перемены в привычках и образе жизни капитана Бартона надолго останутся незамеченными в обществе. Вокруг них ходило немало предположений и кривотолков. Одни приписывали странное отчуждение капитана тайным денежным затруднениям; другие - нежеланию выполнять взятые когда-то давно обязательства; третьи утверждали, что у капитана, видимо, начинается душевная болезнь. Последняя версия оказалась наиболее правдоподобной и получила в свете самое широкое распространение.
Мисс Монтегю, разумеется, заметила эти перемены в самом зародыше, когда они лишь начали медленно нарастать. Живейший интерес к будущему спутнику жизни, а также доверительный характер их отношении дали ей блестящую возможность пустить в ход всю свойственную ее полу острую наблюдательность.
Визиты капитана Бартона мало-помалу становились все реже, и вел он себя в гостях очень странно, был рассеян и чем-то взволнован, так что в конце концов леди Рочдейл, не единожды намекнув капитану на свои тревоги и подозрения, решительно потребовала объяснений.
Объяснение было дано, и, хоть поначалу его суть развеяла самые худшие опасения почтенной дамы и ее племянницы, тем не менее, после недолгих размышлений им стало ясно, какие тяжкие последствия могут иметь обстоятельства эти как для душевного здоровья, так и для рассудка капитана, ныне почти превратившегося в развалину. Дамы пришли в ужас и замешательство.
Вскоре приехал генерал Монтегю, отец юной леди. Когда-то, лет десять-двенадцать назад, он и сам был немного знаком с капитаном Бартоном и, будучи хорошо осведомлен о богатстве и связях последнего, считал его как нельзя более подходящей партией для своей дочери. Услышав рассказ о сверхъестественных видениях Бартона, он рассмеялся и, не теряя времени, отправился в гости к будущему зятю. Друзья немного поболтали о том, о сем.
- Дорогой мой Бартон, - весело произнес генерал, - сестра моя говорит, что вам стали мерещиться чертики, причем совершенно нового и оригинального вида.
Бартон переменился в лице и глубоко вздохнул.
- Не волнуйтесь, я им сказал, что этого быть не может, - продолжил генерал. - Сорвиголова вроде вас скорее попадет, на галеры, чем получит нимб над головой. Эти чертики сделают из вас святого.
Бартон с видимым усилием попытался сменить тему разговора.
- Нет, так дело не пойдет, - со смехом ответил гость. - Я все-таки скажу о вашей дутой загадке все, что думаю. H е сердитесь на меня, но слишком тяжело видеть, как вы, в ваши годы, стали вдруг паинькой, как шалун-ребенок, испугавшийся буки, да к тому же, насколько я знаю, страшилка ваша выеденного не стоит. Серьезно, то, что мне рассказали о вас, очень расстроило меня; однако я глубоко убежден, что, приложив минимум внимания и хлопот, дело это можно уладить самое большее за неделю.
- Ох, генерал, если бы вы знали… - начал капитан.
- Того, что я знаю, вполне достаточно, чтобы решить, что делать, - перебил старый вояка. - Мне хорошо известно, что все ваши тревоги заключаются в том, что время от времени вам навстречу попадается невысокий человек в пальто и шапке, в красной сорочке и с лицом висельника. Он ходит за вами по пятам, выскакивает из темных переулков и доводит вас до лихорадки. Теперь, милейший, этим делом займусь я. Не пройдет и месяца, как я изловлю этого проходимца и собственными руками измолочу его в котлету или же привяжу к телеге и кнутом прогоню по всему городу.
- Будь вам известно то, что знаю я, - с мрачным волнением возразил Бартон, - вы бы говорили не так. Не думаете же вы, что я настолько слаб духом, чтобы поверить в невероятное без самых веских доказательств. Доказательства эти скрыты здесь, - он постучал кулаком по груди и нервно зашагал из конца в конец комнаты.
- Полно, полно, Бартон, - успокоил его гость. - Даю голову на отсечение, что в считанные дни я изловлю вашего призрака за шиворот и пересчитаю ему ребра.
Он продолжал разглагольствовать тем же развязным тоном, но вдруг запнулся на полуслове, увидев, как Бартон подошел к окну и внезапно отшатнулся, словно оглушенный тяжелым ударом. Лицо его побелело, как пепел, он вытянул руку в сторону улицы и, еле шевеля губами, пробормотал:
- Вон он! О небо! Вон он! Вон!
Генерал Монтегю, не раздумывая, вскочил на ноги, выглянул в в окно и увидел человека, вполне отвечавшего, насколько он успел второпях заметить, описанию призрака, который много дней на настойчиво преследовал его друга.
Человек стоял, облокотившись о перила, ограждающие площадь; при виде генерала он выпрямился и пошел прочь. Не дожидаясь, пока он исчезнет из виду, генерал схватил шляпу и трость и выскочил на улицу, твердо намереваясь догнать и примерно наказать таинственного наглеца.
Он огляделся - вокруг не было ни следа человека, которого он только что отчетливо видел собственными глазами. Запыхавшись, генерал забежал за ближайший угол, ожидая увидеть там удаляющегося незнакомца, но в переулке тоже никого не оказалось. Генерал бегал туда и обратно, от перекрестка к перекрестку, не зная, что предпринять, пока наконец любопытные взгляды и удивленный смех прохожих не вернули его к действительности. Он замедлил шаг, перестал угрожающе размахивать тростью, поправил шляпу не торопясь пошел обратно, в душе кипя от досады. В дверях он столкнулся с бледным, как смерть, Бартоном; тот дрожал всем телом. Оба молчали, но каждого из них обуревали собственные чувства. Наконец Бартон прошептал:
- Ну что, видели?
- Это… его… кого-то… того самого… да, видел, - в запальчивости ответил Монтегю, едва переводя дыхание. - Ну и что в этом толку? Парень как сквозь землю провалился. Я хотел его поймать, но он удрал, не успел я добежать до парадных дверей. Ну, да неважно; впредь буду проворнее. И, ей-богу, попадется он мне в другой раз, погуляет моя трость по его плечам.
Несмотря на все увещевания генерала Монтегю, Бартон тем не продолжал страдать от той же самой необъяснимой напасти: куда бы он ни отправился, всюду ему встречался тот же человек, опутавший его дьявольскими сетями; он брел за ним по пятам или попадался навстречу и в конце концов приобрел над несчастным капитан ом странную, чудовищную власть. Нигде, ни на минуту не находил он избавления от жуткого призрака, что преследовал его с дьявольской настойчивостью. С каждым днем капитан становился все угрюмее и подавленнее; в конце концов душевные муки, беспрерывно терзавшие его, начали так заметно сказываться на здоровье, что леди Рочдейл и генерал Монтегю уговорили его, без особого, впрочем, труда, отправиться в путешествие на континент, надеясь, что полная смена обстановки сумеет развеять нежелательные ассоциации; наиболее скептически настроенные из друзей полагали, что поездка, по край ней мере, не будет способствовать усугублению того, что они считали простым нервным расстройством.
Генерал Монтегю не расставался с убеждением, что таинственный незнакомец, из-за которого его будущий зять потерял покой, - отнюдь не плод его воображения, а вполне реальное существо из плоти и крови, вынашивающее какие-то низменные планы. Может быть, он замышляет убийство и потому ходит за несчастным капитаном по пятам.
Это предположение само по себе было малоприятно; однако, если бы генералу удалось убедить Бартона, что наваждение его имеет не сверхъестественную, как он привык думать, а вполне реальную природу, суеверный ужас перестал бы терзать капитана и здоровье его, душевное и телесное, быстро пошло бы на поправку.
Кроме того, убеждал он капитана, если от призрака можно просто убежать, сменив место обитания и обстановку, значит, он не имеет ничего общего с потусторонним миром.
Глава 7. Путешествие
Уступив настояниям друга, Бартон в сопровождении генерала Монтегю выехал из Дублина в Англию. Они быстро добрались на почтовых до Лондона, оттуда - до Дувра и с попутным ветром отплыли на пакетботе в Кале. С той минуты, как они отчалили от берегов Ирландии, надежды генерала на скорое исцеление Бартона возрастали день ото дня, ибо, к величайшей радости последнего, призрачные видения, те, что на родине все глубже затягивали капитана в пучину отчаяния, после отъезда не беспокоили его ни разу.
Наконец-то он избавился от наваждения, которое уже начал считать неизбежным условием своей жизни. В душе его воцарилось невыразимо сладкое чувство безмятежного спокойствия. В восторге от полного, как он считал, выздоровления он строил тысячи радужных планов на будущее, в которое до недавнего времени боялся даже заглядывать. Короче говоря, и капитан, и его спутник в душе поздравляли себя с окончанием кошмара, доставлявшего своей жертве невыносимые мучения.
Пакетбот причалил к Кале. Стоял чудесный солнечный день, и толпа зевак прогуливалась по молу, ожидая прибытия корабля, дабы поглазеть на вновь прибывших. Монтегю пробирался сквозь толпу в нескольких шагах впереди капитана, как вдруг какой-то невысокий человек тронул его за рукав и произнес, на провинциальный манер растягивая слова:
- Месье, вы слишком торопитесь: смотрите, как бы вам не потерять в сутолоке вашего товарища, ему явно нездоровится. Ей-богу, бедняга вот-вот упадет в обморок!
Монтегю поспешно обернулся и заметил, что Бартон и впрямь смертельно побледнел. Генерал подбежал к товарищу.
- Что с вами, дружище? - встревожено спросил он.
Ему пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем Бартон, запинаясь, ответил:
- Я видел… его… ей-богу, видел его!
- Его! Ах, негодяй! Кто? Где? Где он? - вскричал, озираясь, Монтегю.
- Я видел его… он ушел, - слабым голосом повторил Бартон.
- Но куда? Куда ушел? Ответьте, ради Бога, - лихорадочно умолял Монтегю.
- Он только что был здесь, - в забытьи бормотал Бартон.