В первый момент ему показалось, что он смотрит в какой-то тоннель неопределенной формы и глубины. Своды тоннеля, залитые странным внутренним светом, неестественным образом двигались, поворачиваясь и все время меняясь. Но затем адский тоннель зашевелился полностью, будто это была глотка огромного зверя, собравшегося проглотить добычу. Часть тоннеля отодвинулась вправо и вниз, и по его стенам побежали бесплотные зеленые тени. С потолка спустилось что-то тонкое, извивающееся и, покрутившись, словно змея, вновь влилось обратно в зеленую стену.
- Оно живое! - захлебывающимся голосом закричал Рейно. - О Господи, оно… оно живое!!!
- Нет, не живое, - спокойно ответил Балестрано и добавил: - Но и не мертвое.
Рейно де Мезьер в ужасе уставился на магистра.
- Что это? - выдохнул он.
- Врата, - прошептал Балестрано. - Они остались от тех созданий, о которых я тебе рассказывал, ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. Мы не знаем, какую функцию врата выполняли во время пребывания ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ на Земле. Возможно, это был вид транспорта, а может, и что-то другое, чего мы никогда не поймем. Именно врата помогут тебе мгновенно попасть в Америку.
Сердце де Мезьера замерло.
- Я что… должен буду войти туда? - охнул он.
От одной мысли о том, что ему придется вступить в эту отвратительную пульсирующую живую массу зеленого цвета, де Мезьер начал обливаться холодным потом.
- Это не опасно, - успокоил его Балестрано. - По крайней мере до тех пор, пока ты не попытаешься сойти с указанного пути. Да и путешествие длится недолго. Ты сам увидишь.
На этот раз это была уже не просьба. Великий магистр приказывал. Помедлив, Рейно де Мезьер кивнул.
- Хорошо, я пойду. - Он с трудом оторвал взгляд от зеленой мерцающей массы по ту сторону створок. - Когда?
- Воины, которые будут сопровождать тебя, уже готовы, - ответил Балестрано. - Времени у нас мало. Лучше всего отправиться в путь прямо сейчас.
- Раньше выйду - раньше вернусь, правильно? - попытался пошутить де Мезьер, но его голос дрогнул, а в глазах блеснул огонек, свидетельствовавший о его неискренности.
Балестрано повернулся и хлопнул в ладоши. Дверь, в которую они вошли, вновь открылась, и к магистру приблизились одетые в белое рыцари. Их было пятеро. На их лицах читался тот же парализующий ужас, что и у Рейно де Мезьера, впервые увидевшего врата. Но никто из них не вымолвил и слова, когда Жан Балестрано указал на открытый шкаф и мерцающую зеленым светом глотку.
Через несколько мгновений Рейно де Мезьер стал свидетелем того, как в ядовито-зеленом облаке тумана скрылся первый воин.
Ему было страшно.
Солнце, которое прошло две трети дневного пути, стояло в небе уже не так высоко, но жара не спадала. Идти было тяжело, и не только мне. Тем не менее, учитывая сложившиеся обстоятельства, можно было сказать, что нам повезло: хотя буря изменила пустыню до неузнаваемости, в нужном нам направлении тянулась прочная, словно бетон, дорога из скал и оплавленного песка, так что мы шли по твердой почве без каких-либо препятствий.
И все же каждый сделанный мною шаг давался с необычайным трудом. Ведь это был не просто шаг, уводящий меня из пустыни и приближающий к небольшой каретной станции, откуда двигалась наша неудавшаяся экспедиция, - нет, это был шаг, отдалявший меня от Присциллы, от крысиного гнезда Некрона и всего, что я наделся там найти.
Теперь, спустя какое-то время, я не могу найти удовлетворительного объяснения тому, что натворил тем вечером. Вероятно, сказались тяготы и страдания последних дней и недель, а может, меня доконала бесконечная цепочка возрождающихся и разбивающихся о жестокий гранит реальности надежд. Хотя, возможно, из-за долгого пребывания на солнце мне просто напекло голову и я уже был не в состоянии ясно мыслить.
Пустыня, зной, экспедиционная вереница, в конце которой я плелся, танец кружащихся в воздухе песчинок, оставленных бурей, словно ее последнее приветствие, - все это внезапно стало совершенно не важным, и реальность сменилась пространством сна. Я чувствовал себя раздавленным и разочарованным как никогда в жизни. Казалось, все мои мечты рушатся. Все наши действия и моя бесконечная борьба с превосходящими силами противника неожиданно показались мне бессмысленными. В голове крутилась одна и та же мысль: если я сейчас сдамся, то навсегда потеряю Присциллу.
Возможно, ничего бы и не случилось, если бы в этот момент - почему, я и сам не знаю - я не оглянулся и не посмотрел в том направлении, откуда мы пришли. Гора - собственно говоря, лишь груда скал, которые словно сдавила чья-то гигантская рука, превратив их в некое подобие горы, - находилась в нескольких милях позади. Баффало Билл шел довольно быстро. Глядя на гору с такого расстояния, я подумал: "Насколько же это глупо, что все мои надежды уничтожены у подножия этой дурацкой груды камней".
И тут я увидел…
Тени.
Что-то, напоминавшее туман, хотя на самом деле это был не туман. Переливы странных серых линий. Казалось, сама реальность распадалась на части. И я вдруг понял: то был Драконий Замок.
На самом деле мои глаза различили лишь силуэт, очертания абсурдной формы, появившиеся над пустыней на долю секунды. Гигантские, угрожающие очертания цвета безумия. Если бы я хоть на мгновение задумался об увиденном или сообщил об этом остальным, то понял бы, что это мираж, а может, даже галлюцинация, выплывшая из глубин моего подсознания. Но в тот момент я ни о чем таком не думал.
Видение уже развеялось, однако странный образ по-прежнему стоял перед моими глазами. И тут мое внимание привлекло кое-что еще: узкое, обрамленное короткими локонами лицо, темные глаза с затаенной мольбой…
Лицо Присциллы!
Я обернулся и окинул взглядом своих спутников. Наша небольшая процессия распалась. Между мной и Сидящим Быком, идущим предпоследним, образовалось расстояние шагов в пятнадцать. Все молчали, никто не смотрел в мою сторону. Я помедлил еще секунду, показавшуюся мне вечностью. А затем повернулся и побежал по направлению к Драконьему Замку.
Прямо по жаровне пустыни Мохаве.
Это длилось лишь пару секунд. Но эту пару секунд Рейно де Мезьеру не суждено было забыть уже никогда. Он вошел в ужасный проход последним, за пятым тамплиером. А ведь брат Балестрано называл это чудовищное место безобидным словом "врата"! Сперва де Мезьер не видел ничего, кроме ослепительного изумрудного света, яркого сияния, в котором растворились тела идущих перед ним людей, а мгновением позже растворилось и его собственное тело.
Он оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на Балестрано, но шкаф и комната без окон бесследно исчезли. Вокруг простиралось зеленое нечто, сеявшее в его душе безумие. Из стен омерзительного живого коридора к нему тянулись руки бесплотных теней. Пол под ногами дрожал, и казалось, что в нем открываются гигантские пасти. Что-то невидимое, влажное и теплое скользнуло по его лицу. Чьи-то незримые руки тащили и толкали его вперед по коридору, а мимо пролетали пропасти и многочисленные ответвления коридора, указывавшие путь в бездну отчаяния. Де Мезьер, вновь вспомнив о предупреждении Балестрано, сумел воспротивиться искушению и заставил себя не смотреть в переходы других миров.
Внезапно все закончилось - так же быстро, как и началось. Светлое пульсирующее пятно, появившееся в конце тоннеля, с невероятной скоростью приблизилось к Рейно де Мезьеру, и его выплюнуло на узкий скалистый уступ. Растерявшийся тамплиер потерял равновесие. Он упал на четвереньки, но в тот же миг отпрыгнул назад: перед ним зияла пропасть глубиной в сотню метров, и ее дно было усеяно острыми как иголки колючками.
Чья-то рука схватила его за плечо и, подняв на ноги, отбросила от края обрыва. Рейно увидел лицо одного из тамплиеров, бледное от ужаса. Благодарно кивнув, он стряхнул с себя руку рыцаря и пригладил волосы.
Оглядевшись, он увидел, что они стоят на уступе практически вертикального склона горы. Этот узкий уступ, растянувшийся метров на сто, поворачивал направо, образуя начало моста без поручней, который, в свою очередь, вел метров на десять вперед, в пропасть, а затем заканчивался обрывом. Рейно де Мезьер вздрогнул. Еще один шаг, и…
Поспешно отогнав от себя неприятную мысль, он повернулся и перевел взгляд на человека, который помог ему подняться на ноги.
- Благодарю тебя, брат, - запоздало произнес он.
Тамплиер молча кивнул.
- Куда нам идти дальше? - спросил Рейно.
Тамплиер молча указал на уступ, потом на мост, ведущий к обрыву, и на восток, прямо в пропасть. Сердце Рейно де Мезьера замерло, когда он понял, что означает этот жест.
- Туда? - переспросил он.
- Путь начинается здесь, - подтвердил тамплиер. - Пойдемте, господин.
Проглотив слова, готовые сорваться с языка, Рейно всем своим видом постарался показать, что совершенно спокоен. Но когда он пошел за тамплиером и оказался на уступе моста, завершавшегося обрывом, то почувствовал, что дрожит от страха.
Жара стояла невыносимая. Каждый шаг доставлял мучения. Я проваливался в песок по щиколотку, поднимавшаяся вокруг меня пыль не давала свободно дышать, а от яркого света казалось, что я вижу то, чего на самом деле не было. А еще меня мучила жажда. Чудовищная жажда. Песок, по которому я шел, хватал меня за ноги, будто пытаясь удержать, а горячий порывистый ветер теребил волосы и одежду, словно хотел лишить мое истощенное тело последней капли жидкости.
Я уже давно утратил чувство времени и не знал, сколько иду по этой раскаленной пустыне. Солнце красным огненным шаром касалось горизонта. Наверное, был уже вечер, но мне казалось, что я бреду по песку уже сотни лет. Не единожды я был близок к тому, чтобы развернуться и попытаться догнать своих спутников, но всякий раз перед моим внутренним взором возникал образ Присциллы.
Когда я наконец-то понял, что избранный мною путь приведет меня к смерти, было уже поздно. Даже если бы я захотел вернуться, все равно не смог бы этого сделать. Наш компас засыпало песком вместе со всеми остальными вещами, да и моя способность ориентироваться в пространстве куда-то подевалась. Я просто не нашел бы дорогу обратно. Все, на что я мог бы рассчитывать на своем пути, это гора, у подножия которой мы разбили наш лагерь, но и она исчезла в бесконечных просторах пустыни, и теперь я брел по гигантской, окруженной скалами пустыне, где царили песок и жара. Мое сердце билось как-то странно - медленно и натужно, а жажда, мешавшая мне первую пару миль пути, превзошла границы телесной боли.
Запыхавшийся, совершенно обессиленный, я упал на колени. Чтобы предотвратить удар, я выставил вперед руки, но они по локоть погрузились в рыхлый песок. Если бы я не был столь слаб, то расхохотался бы во все горло, осознав, какая жалкая кончина мне суждена. И все оттого, что я на мгновение прислушался к чувствам, вместо того чтобы мыслить логически. С ума можно сойти! Я сражался с противниками, чья сила была равна силе богов, а теперь должен умереть от жажды в пустыне, об опасностях которой я был предупрежден. "Ну да, - саркастически подумал я, - сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Вернее, в пустыню…"
Внезапно передо мной что-то шелохнулось. Может, это был порыв ветра, танцевавшего на песке, чтобы одурачить меня, а может, еще одна злая шутка моего подсознания, по непонятной причине решившего объявить мне войну.
Но движение повторилось. И на этот раз я уже не сомневался, что это была не просто игра ветра и песка.
Я с трудом поднялся - рыхлый песок по-прежнему засасывал мои ноги - и, посмотрев по сторонам, приблизился к тому месту, где заметил движение. Только сейчас я увидел, что нахожусь неподалеку от странной груды скал - зрелища, обычного в этой части пустыни Мохаве. По всей вероятности, я инстинктивно выбрал это направление, чтобы иметь перед глазами какую-то цель, а не идти по песчаным дюнам вслепую. Неподалеку от меня виднелся небольшой обрыв. Подойдя поближе, я заметил правильной формы впадину с плоским круглым кратером. Дно впадины было совершенно ровным, и что-то в представшей моим глазам картине испугало меня, хотя я сам не понял, что именно.
Остановившись, я снова огляделся по сторонам. Движение не повторилось, однако я пошел дальше. Опасливо поставив ногу на край впадины, я проверил песок на прочность. Он был не очень плотным, но вполне мог выдержать мой вес, - если я буду идти осторожно.
И все-таки я скорее скатился вниз с края обрыва, чем сошел. Земля под моими ногами задрожала - мягко, но ощутимо. Мои ноги сами собой скользнули по мелкому песку, поэтому я сумел остановиться лишь после того, как уперся в землю концом шпаги-трости. На какой-то миг я замер.
Дрожь повторилась, и из-под земли донеслись гулкое рычание и какой-то хруст. В следующее мгновение дно впадины взорвалось. Фонтан из песка ударил вверх, достигнув высоты в десять-пятнадцать ярдов, и в центре кратера заворочалось что-то огромное и блестящее. Оно изогнулось и с ужасным шипящим звуком вновь упало в песок. Что-то тонкое, покрытое роговым наростом, ударило в мою сторону, словно кнут, оставив глубокую борозду в песке рядом со мной, и втянулось обратно.
Я в ужасе уставился на чудовище. Из-за пришедшей в движение почвы я упал и съехал вниз еще глубже. На меня по-прежнему сыпался песок, пыль мешала смотреть, но я все же сумел разглядеть создание, выползшее из-под земли. Только теперь я сообразил, что напомнила мне столь безобидная впадина в песке. Но это понимание, к большому сожалению, пришло слишком поздно.
Достаточно крупное создание с глазами величиной с кулак было не кем иным, как муравьиным львом, одним из тех привычных для нас насекомоядных существ, которые сидят в крошечных песчаных впадинах и ждут, когда муравьи или другие насекомые попадут в ловушку. Их ловушка выглядит точно так же, как эта впадина, и ее стены состоят из рыхлого песка, так что выбраться оттуда практически невозможно.
Вот только этот пожиратель муравьев оказался довольно большим экземпляром, почти с взрослого мужчину, и его челюсти могли легко перекусить мне руку.
И все же животное замялось, не решаясь нападать на такого крупного для него противника, как я. Его темно-фиолетовые глаза буравили меня с немой яростью, а усы длиной с человека нервно подергивались по обеим сторонам пасти, задевая песок. Но он не стал меня атаковать. Возможно, лев полагал, что я для него слишком уж большой, а может, он никогда не видел муравья с бородой и в ботинках, и это смутило его.
Как бы то ни было, момент показался мне подходящим для того, чтобы ретироваться. Стараясь не потерять равновесия на рыхлом песке и не упасть прямо на нечищеные зубы чудовища, я попятился, чтобы выбраться из кратера. Вернее, я попытался это сделать. Мелкий песок сдвинулся под моими ногами легко, словно пыль. Упав, я проехал еще пару ярдов вниз и, охнув, замер на месте. Муравьиный лев еще раз зарычал, роя землю своими покрытыми хитином лапами.
Я чувствовал, как во мне нарастает паника. Повернувшись, я стал отчаянно работать руками и ногами, погружая их в мягкий песок, лишь бы поскорее покинуть кратер. Эта ошибка чуть не стоила мне головы. В прямом смысле этого слова. Гигантское насекомое, возможно, и было слишком глупым, чтобы понять, что я вовсе не муравей, но все же оно догадалось, что я машу руками и ногами неспроста. Муравьиный лев сообразил, что я пытаюсь сбежать, и среагировал именно так, как должен реагировать хищник на убегающую добычу.
Издав громкое рычание, чудовище поднялось на задние лапы. Один из его усиков упал мне на шею и свернулся в форме удавки. Резким движением чудовище потянуло меня к себе, и если бы я не втянул голову в плечи и не скатился чуть ниже, то, несомненно, стал бы его добычей. Повернувшись, я увидел гигантскую тень, упавшую на меня, и инстинктивно выдернул шпагу. От сильного удара мои локти погрузились в песок, а шпага вылетела из рук. А затем на меня упала гора. В моих легких не осталось воздуха, и я уже ничего не видел.
Пару секунд я лежал неподвижно, пока не понял, что по-прежнему жив. Чудовище прекратило шипеть и рычать. На землю опустилась странная тишина. Осторожно открыв глаза, я обнаружил, что смотрю прямо в открытую пасть муравьиного льва. Его зубы находились лишь в паре дюймов от моего лица. Жвала вонзились глубоко в песок с двух сторон от моей головы и готовы были сомкнуться, завершив то, что не удалось усику.
Но чудовище уже не представляло опасности. Оно было мертво. Оттого что лев прыгнул, шпага вошла глубоко в его тело, так что ее острие пробило хитиновую пластину на спине. Он погиб мгновенно. Если бы муравьиный лев прожил еще полсекунды или его мышцы свело бы судорогой в предсмертной агонии, то…
Отогнав от себя неутешительную мысль, я, кряхтя, подсунул руки под панцирь чудовища и поднял его. Сделать это оказалось легче, чем я предполагал, когда оценил его размеры. Одного толчка хватило, чтобы тело муравьиного льва перелетело на другую сторону воронки. Скользнув по песчаному склону, чудовище начало погружаться на дно кратера. Вместе с моей шпагой-тростью, которая по-прежнему торчала в его теле! Охнув, я вскочил и выдернул оружие из хитина, тщательно следя за тем, чтобы не наступить на край зыбучих песков, постепенно засасывавших тело муравьиного льва. Странно, но на отполированной древесине трости я не увидел ни капли крови. Только сейчас, когда первый страх прошел и я вновь оказался способен рассуждать, следуя логике, я заметил: в том, что со мной произошло, было много нестыковок.
Чудовище оказалось слишком легким, а моя трость, несмотря на то что она была сделана из твердой древесины, вряд ли пробила бы хитиновый панцирь, ведь в мире нет ничего тверже хитина, подаренного матерью-природой своим детям - насекомым. Однако труп чудовища успел скрыться в зыбучих песках, а значит, мне уже не разгадать этой тайны, как и не найти ответа на вопрос, откуда взялся этот кошмарный муравьиный лев.
Пожав плечами, я осторожно опустился на четвереньки и таким не особо элегантным способом начал взбираться вверх по отвесной стене воронки. Прошло довольно много времени, прежде чем я наконец очутился на твердой почве.
Но теперь во мне совсем не было уверенности в том, стоило ли выбираться из впадины. Я был здесь не один.
В нескольких шагах от меня застыли три красных муравья, очевидно выползшие из расщелины в скале. Вообще-то, честно говоря, я не отношусь к людям, которые начинают вопить при виде насекомого, тем более такого безобидного и полезного создания, как муравей. Но сейчас я был близок к этому. Я не готов утверждать, насколько эти три муравья были полезными, а вот в отношении безобидности могу высказаться совершенно определенно. Роскошные были муравьи. Правда, немного больше, чем они обычно бывают. Если выразиться точнее, то каждый из этих муравьев мог бы оказаться превосходным обедом для муравьиного льва, с которым я только что с такими трудностями расправился.