На границе похоронных холмов появились маленькие огоньки. Они разрастались в ночи, вспыхивая и исчезая снова, двигаясь в темноте с ритмичным изяществом. Вначале они были ничем: просто яркие точки. Постепенно точки стали обретать форму. Появились руки и ноги, тела и головы. Нест почувствовала, как мгновенно пересохло в горле. Она наклонилась вперед в напряженном ожидании, пытаясь определить, что же она видит.
А потом во тьме поднялись все Синиссипи, их дух обрел форму, вернувшись к месту последнего успокоения их тел. Они свободно парили над землей, поворачиваясь и изгибаясь. Они танцевали. Нест видела этот танец, но все происходило не так, как она ожидала - не так, как танцевали индейцы в телепрограммах, рывками и волнами, то поднимаясь, то опускаясь, но не разрывая рук. Эти танцевали более плавно, как в балете, и все сами по себе, как будто каждый рассказывал свою историю. Нест смотрела, пораженная красотой танца. Спустя какое-то время она почувствовала, как танец захватывает ее самое. Она подумала, что может уловить чувство, которое передают ей танцоры. Как будто она сама раскачивается вместе с ними, слышит, как они дышат, ощущает запах их тел. Они призраки, но в то же время реальны. Она хочет крикнуть им: повернитесь и посмотрите на меня! Пусть знают об ее присутствии. Но вместо этого продолжает хранить молчание.
И вдруг Два Медведя, поднявшись на ноги, шагнул вперед. Он приблизился к танцорам и присоединился к их танцу. Его мощное, сильное тело раскачивалось в разные стороны с не меньшей грацией. Нест поразило, как легко он вступил в танец. Она почувствовала, как ее собственное тело наполнил жар, пульс участился Она наблюдала - со страхом, переросшим в ужас, - как его тело из плоти и крови начало исчезать в темноте, превращаясь в бесплотный дух. Уже били барабаны, подхватив ритм ее собственного сердца. Нест увидела: Два Медведя стал одним из Синиссипи, прозрачным и невесомым. Звук барабанов становился все неистовее, движения танцоров ускорились. Летняя духота навалилась на нее, в глазах замелькали желтые и алые вспышки.
И вот она уже вскочила и танцует вместе с Двумя Медведями среди духов Синиссипи. Она не помнила, как встала и подошла к нему, просто вдруг оказалась вместе с танцующими духами индейцев. Она парит, не касаясь земли, растворившись в ночном воздухе, между жизнью и смертью. И слышит собственный крик - крик радости и надежды. Танцует в диком забытьи, вращаясь и извиваясь, приближаясь к чему-то запретному, куда ей обязательно нужно дотянуться, чтобы вернуть память прошлого, память всей своей жизни…
Под лихорадочный бой барабанов перед ней появляется видение. Оно приходит из ниоткуда, наполняя сознание яркими красками и движением. Она находится в другой части парка - и не может ее узнать. Стоят ночь, темная, безлунная, небо закрыто облаками - ночь дьявола, залитая кипящей смолой. Вдоль деревьев движутся темные фигуры, маленькие и приземистые. Десятки пожирателей, их желтые глаза сверкают во тьме. Она чувствует, как в животе собирается ком: они ведь тоже видят ее. Они стекаются по покрытым травой тропинкам, быстрые и сосредоточенные. Ими предводительствует женщина, молодая и сильная, ее затененное лицо улыбается, глаза горят диким огнем, длинные темные волосы развеваются за спиной. Женщина поворачивает в разные стороны, и пожиратели повсюду следуют за ней. Она дразнит их, насмехается - и совершенно ясно, что пожиратели привязаны к ней всепоглощающей страстью. Нест стоит как вкопанная посреди темного парка, не веря своим глазам, и видит, как женщина быстро приближается к ней с колдовской улыбкой и со смехом. Она смотрит в глаза женщины и видит, как пересекаются линии и отменяются табу. Видит, как женщина лежит обнаженная, и душа ее лишается оков, а сердце не ведает страха. Она все может себе позволить, эта женщина, и она все позволяет себе. Ее нельзя подчинить или подвергнуть наказанию, нельзя пристыдить.
Она кидается к Нест, привлекает ее к себе и сжимает в объятиях. Нест отскакивает, чувствуя шок. Она знает эту женщину. Узнала по лицу. Ее лицо много раз смотрело на нее с фотографий в рамках, стоящих на каминной полке в гостиной. Это Кейтлин Энн Фримарк. Ее мать.
И это еще не все. Не совсем все. Что-то она упустила. Это не только ее мать, а еще кое-кто. Нест смотрит во все глаза в ужасе, не совсем понимая, кто перед ней. Женщина отпускает ее, на лице написаны сожаление и отчаяние. За ее спиной появляется фигура мужчины, отчетливо видимая в темноте. Он как будто материализовался внезапно, и все пожиратели, до этого собиравшиеся вокруг женщины, расступились, дав ему дорогу. Нест пытается увидеть его лицо, но никак не получается. Женщина видит его и шипит на него в гневе и разочаровании. Потом она удаляется в ночи, преследуемая толпами пожирателей, - и вовсе исчезает.
Нест снова моргнула в темноте, и вдруг в глаза ей ударил невыносимо яркий свет. Все образы разом исчезли, ее зрение прояснилось. Она снова сидит на траве, скрестив ноги, вокруг темнота, руки сложены как для молитвы. Два Медведя сидит рядом с ней, закрыв глаза, его тело неподвижно. Вдалеке поднимаются похоронные холмы. Никаких проблесков света на холмах, покрытых травой, как будто и не танцевали там никакие воины. Призраки Синиссипи ушли.
Два Медведя открыл глаза и уставился в темноту, спокойный и отчужденный. Нест схватила его за руку.
- Ты видел ее? - спросила она, не в силах скрыть тоску в голосе.
Большой индеец покачал головой. Его разрисованное бронзовое лицо было покрыто потом. Он нахмурился.
- Я не мог разделить твое видение, Гнездо Маленькой Птички. Расскажи мне.
Она попыталась рассказать, но обнаружила, что не в состоянии. Нест медленно покачала головой; ее словно сковало параличом, кожа была горячей, лицо заливала краска стыда и замешательства.
Он кивнул.
- Иногда лучше не говорить о том, что мы видели во сне. - Он взял ее руку и сжал. - Иногда наши сны принадлежат лишь нам одним.
- А это происходило на самом деле? - тихо спросила она. - Синиссипи приходили? Мы танцевали с ними?
Он скупо улыбнулся.
- Спроси маленького дружка, когда найдёшь его.
Пик. Нест и забыла про него. Она взглянула на плечо, но лесовик исчез.
- Я многое узнал нынче ночью, Гнездо Маленькой Птички, - спокойно произнес Два Медведя, вновь привлекая ее внимание. - Мне сообщили о судьбе Синиссипи, моего народа. Мне показали всю его историю. - Он покачал головой. - Но история эта слишком сложна, сложней, чем я думал, и мне все еще не хватает слов, чтобы объяснить ее даже самому себе. Теперь эти образы в надежном месте, - он коснулся своего лба, - но они неясные, спутанные, и им потребуется время, чтобы выстроиться надлежащим образом. - Он нахмурился. - Теперь я знаю больше. Разрушение народа не происходит вот так сразу - ему предшествует сложная схема событий и обстоятельств. И это частично объясняет, почему так случается. У нас мало возможности предвидеть эти события. Потому что у нас нет надежных стражей. Потому что мы не до конца во всем разбираемся. Потому что мы сами, в какой-то мере, являемся врагами, которых сами боимся.
Она схватила его за руку.
- Не думаю, что я хоть чему-нибудь научилась. Я не узнала, что может нас уничтожить. Что нам угрожает. Ни Хоупуэллу, ни другому месту. Просто… - Она покачала головой.
Два Медведя встал и приподнял ее - легко, как перышко.
- Может быть, тебе показали больше, чем ты поняла. Может быть, тебе нужно время, как и мне.
Она кивнула.
- Может быть.
Они стояли лицом к лицу в неловкой тишине, размышляя об увиденном. Наконец Нест сказала:
- А ты придешь завтра и будешь снова вызывать духов Синиссипи?
Два Медведя помотал головой.
- Нет. Я ухожу.
- Но, может быть, духи…
- Духи появились, и я танцевал с ними. Они сказали мне все, что хотели. И мне больше нечего здесь делать.
Нест глубоко вздохнула. Она хотела, чтобы он остался с ней. Его присутствие, его голос, сила убеждений вселяли спокойствие.
- Может, ты мог бы побыть до Четвертого? Всего пару дней?
Он покачал головой.
- Нет нужды. Это не мой дом, и я не принадлежу этим местам.
Он подошел к хибачи и забрал свою трубку. Выбил уголья в хибачи, сунул трубку за пояс. Взял одежду и аккуратно стер черную краску с лица, рук и груди, а потом натянул свою старую армейскую куртку без рукавов. Забрал рюкзак и спальник. Нест наблюдала за ним, не зная, что сказать, видя, как он снова превращается в человека, каким был при их первой встрече - оборванного и усталого скитальца вдали от своего народа.
- Но это же мог быть твой дом, - наконец произнесла она, не сумев скрыть дрожь в голосе.
Он подошел и заглянул ей в глаза.
- Назови мое имя, - тихо попросил он.
- О'олиш Аманех.
- Теперь свое.
- Нест Фримарк.
Он кивнул.
- Имена силы. Но твое сильнее, Гнездо Маленькой Птички. Твое обладает своей собственной магией. Больше я ничего не смогу для тебя сделать. Дальше ты должна действовать сама. Я приходил поговорить со своими мертвыми, и я это сделал. Я понял, что тебе может помочь пребывание здесь со мной, поэтому я и пригласил тебя. Я сдержал свое обещание. А теперь ты должна собрать то, что тебе досталось, и извлечь из этого пользу. Ты больше не нуждаешься во мне.
Она стояла, глядя на него в жаркой темноте, видя, как в глазах отражается непоколебимая уверенность.
- Я боюсь, - вымолвила она.
- Да. Но страх - это огонь, разжигающий смелость и решительность. Так с ним и поступи. Произнеси мое имя еще раз.
Она сглотнула комок.
- О'олиш Аманех.
- Да. Повторяй его почаще, когда я уйду, и тогда я не буду забыт.
Она кивнула.
- До свидания, Гнездо Маленькой Птички, - прошептал он.
Потом повернулся и пошел прочь.
Нест стояла, наблюдая, как он исчезает из виду. Вот он дошел до границы парка, а затем - словно растворился во тьме. Она подумала, что еще можно позвать его или догнать, но понимала: ему это не придется по нраву. Девочка почувствовала себя усталой, лишенной эмоций и сил - сможет ли она еще хоть когда-нибудь увидеть Двух Медведей?..
- О'олиш Аманех, - прошептала она.
Нест двинулась назад по парку, недоумевая, что же случилось с Пиком. В какой-то момент он сидел у нее на плече, торжественно замерев и наблюдая за танцем духов, а потом исчез. Что же произошло? Она побежала трусцой, стремясь поскорее попасть домой, в кровать, чувствуя сонливость, несмотря на все произошедшее. Она попыталась извлечь хоть что-то полезное из того, что сказал ей Два Медведя - ничего не получилось. Все казалось непонятным, сплошное нагромождение вопросов. И ни одного ответа.
Вокруг нее в тени топали несколько пожирателей, как будто стервятники, караулящие жертву. Они следили за ней своими плоскими невыразительными глазами, и она ощущала силу их голода. Они не рисковали встретиться с ней глазами; просто наблюдали издалека. Как обычно, их присутствие ее не беспокоило.
Девочка уже покинула парк и шла через двор к дому, когда вдруг поняла, что ошиблась насчет той молодой женщины в видении. Она встала как вкопанная, устремив широко открытые глаза в темноту, ощущая, как пересохло в горле. Эту женщину она, конечно же, знает, это правда. И ее фото тоже было на каминной полке. Но это другая женщина, и фото сделано много лет назад, в дни ее молодости, до того, как родились Нест и ее мать.
Это была фотография Ба.
Глава 17
Было около семи, когда Нест проснулась, и солнце стояло в небе уже часа полтора. Большую часть ночи она проспала неважно, ее преследовало видение Ба, одолевали вопросы, подозрения и сомнения, так что почти до самого рассвета глубоко заснуть не удавалось. Яркий солнечный свет и птичье пение разбудили девочку - значит, впереди еще один невыносимо жаркий июльский день. Из вентилятора уже шел теплый и влажный воздух, а через окно были видны бессильно поникшие листья дуба. Нест полежала какое-то время без движения, глядя в потолок, стараясь вспомнить события прошлой ночи. Она так страстно хотела увидеть танец духов Синиссипи, так жаждала узнать, что же поведают ей духи о будущем. Но никакого будущего ей не показали вовсе. Вместо этого перед ней пронеслось жуткое, пугающее видение, связанное с прошлым. Она чувствовала злость и разочарование. Как будто ее предали. Лучше бы ей никогда не видеть всего этого и вообще не встречаться с Двумя Медведями.
О'олиш Аманех.
Но немного погодя ее гнев остыл, и она начала понимать: показанные ей картины важнее, чем ей кажется. Два Медведя упоминал, что ей потребуется время для понимания видения и проведения параллелей со своей собственной жизнью. Она снова посмотрела на потолок, пытаясь найти смысл в замысловатых сочетаниях света и тени, накладывая на них собственные образы, желая, чтобы они ожили и поговорили с ней.
Наконец она встала и отправилась в ванную, остановившись у зеркала и посмотрев на себя: изменилась ли она с прошлой ночи. Но увидела всего лишь свое обычное лицо: никакие тайны не проявились на нем. Девочка безутешно вздохнула, сняла ночную рубашку и встала под душ. Холодная вода стекала по телу, пока она не почувствовала легкий озноб, и тогда вышла из-под душа и вытерлась. Она оделась для похода в церковь, зная, что дедушка ждет ее: простое ситцевое платье и любимые туфли на низком каблуке - а потом спустилась позавтракать. Нест довольно долго шла через гостиную, чтобы успеть рассмотреть фотографии на каминной полке. Точно, это была Ба, и выглядела она совсем так же, как в том видении: молодое лицо, глаза безжалостные, таящие вызов.
Нест съела свой завтрак, почти не разговаривая, чувствуя неловкость и дискомфорт из-за присутствия бабушки. Ей бы поговорить с той про вчерашнее, но она не знала, как это сделать. Что именно говорить? Рассказать ли содержание видения или же действовать более осторожно и начать с расспроса об ее юных годах: мол, бегала ли она с пожирателями? И что это вообще значит? Что означает такой бег с пожирателями, как у Ба в том видении? Пожирателей нужно избегать; это Нест усвоила с раннего детства. Пик предупреждал ее об этом. Ба тоже предупреждала. Так почему же ей запрещалось то, что сама бабушка делала?
И что, интересно, делала ее мама, когда была маленькой? Как все это касалось ее?
- Ты бы поела, Эвелин, - спокойно произнес дедушка, разорвав тишину.
Ба пила свою водку с апельсиновым соком и курила. Перед ней вообще не стояло никакой еды.
- Я уже съела пару тостов, раньше, - отстранение ответила она, отсутствующим взглядом уставившись на парк. - Лучше ешь сам, обо мне не беспокойся.
Нест наблюдала, как дедушка покачал головой, допивая кофе.
- Готова, Нест?
Она кивнула и встала, собирая посуду, чтобы поставить в мойку.
- Оставь все, - сказала бабушка. - Я вымою.
- Уверена, что не хочешь пойти с нами? - спросил Старина Боб. - Тебе это было бы на пользу.
Ба окинула его равнодушным взглядом.
- Местным сплетницам это было бы на пользу. Ступайте. Я подготовлю все для пикника. - Она сделала паузу, затянувшись сигаретой. - Может, еще подумаешь как следует насчет того парня, Роберт. Он не тот, за кого ты его принимаешь.
Было понятно, куда она клонит. Нест поставила посуду в мойку и подождала, кто заговорит первым. Но никто не заговорил, и она покинула кухню. Пошла почистить зубы и причесаться. В кухне слышались голоса деда и бабушки, ожесточенно споривших по поводу Джона Росса.
Они с дедушкой отправились в деловую часть города в пикапе, и никто из них не проронил ни слова. Стекла в машине были опущены, чтобы Старина Боб мог наслаждаться ароматами цветов и деревьев. Было начало одиннадцатого, и жара еще не стала невыносимой. Движение по шоссе Линкольна было редким, и парковка у супермаркета - почти пустой. Нест вдыхала летний воздух и смотрела на руки. Она ощущала себя странным образом отделенной от всего мира, как будто перенеслась в другую часть страны. Она чувствовала, что ей нужно что-то сделать - ведь она состоит в рядах бойцов с демоном, но не знала, с чего начать.
Девочка посмотрела в свое отражение на ветровом стекле: странно, что ей всего четырнадцать; чувствовала она себя намного старше. За время сна она словно прожила огромный кусок жизни.
Старина Боб припарковал пикап на Второй авеню перед мебельным магазином Келли прямо напротив Первой Конгрегационалистской церкви. Они вышли и пересекли улицу, то и дело останавливаясь поздороваться со знакомыми. Нест все хвалили за успехи в соревнованиях по бегу и расспрашивали, насколько серьезны были состязания, как ее здоровье и что от нее ожидают в городе. Нест раздавала дежурные улыбки и кивки, делая вид, что у нее все хорошо. Она безуспешно искала глазами Джона Росса.
И вот они уже внутри церкви, вошли через широкие двойные двери в вестибюль, разделявший священное здание на две части. Здесь было темно и прохладно, солнечный свет пробивался сквозь витражные стекла. С двух сторон стояли встречающие - они пожимали всем руки и прикалывали по цветку каждому к одежде. Одна пожилая пара приветствовала Нест и ее дедушку, и женщина спросила про Эвелин. Их отвели к скамье в левой части святилища. Церковь быстро заполнялась, и более половины скамеек уже было занято. Нест и дедушка присели с программками в руках, осматриваясь в прохладном полумраке. Свод собора уходил высоко вверх, деревянные балки ярко блестели. Тихо играл орган; свечи у алтаря уже горели, зажженные прислужниками. Нест снова поискала Джона Росса. Не видать. Не пришел, подумала она разочарованно. С другой стороны, что ему здесь делать?
Роберт Хепплер сидел со своими родителями по другую сторону от прохода в заднем ряду. Хепплеры любили эту церковь, потому что она не погрязла в догмах (так Роберт цитировал отца), а также предоставляла широкий выбор жизненных путей и не осуждала мирских ценностей. Роберт утверждал, что у католиков все куда строже. Роберт махнул рукой Нест, и она ответила ему. Она увидела одного из друзей дедушки, мистера Майклсона, сидящего с женой перед Хепплерами.
И тут в дальней части помещения появился Джон Росс. Он ковылял по проходу со своей черной тростью. Он надел чистую рубашку и слаксы, а длинные волосы были тщательно причесаны и убраны назад. Выглядел он очень просто и как будто даже неуверенно. Нест попыталась привлечь его внимание, но неудачно. Росс проследовал за распорядителем к почти пустому ряду за Майклсонами и с облегчением опустился на скамью.
Хор уже встал, и органист заиграл быстрое вступление. Появился священник - вышел из бокового придела и подошел к кафедре. Ральф Эмери, кругленький, низкорослый, с большими ушами и тяжелой челюстью, был добрым и смешным, а его проповеди давали хорошую пищу для размышлений. Сейчас он стоял в черной рясе, смотрел на прихожан, как будто подыскивая слова, с чего начать. Потом попросил прихожан склонить головы и прочел небольшую молитву. Когда он закончил, то попросил всех подняться и открыть гимн номер 236. Прихожане открыли сборники гимнов и запели: "Утро пришло".