Отдышавшись, я заметила впереди, между деревьями, просвет и поспешила в ту сторону. Я еле держалась на ногах, но не желала больше оставаться в этом лесу ни секунды.
Однако, до спасения было еще далеко. Продираясь сквозь густой бурелом, я не переставала думать о том, что со мной произошло. Очень соблазнительно было списать все на галлюцинации. Капище, хутор, крестьяне – родные братья и сестры обнаруженной Василием Песковым в тайге Агафьи Лыковой – все это не может быть ничем иным кроме временного помрачения рассудка. Возможно, загремев в овраг, я повредила себе голову и все, что случилось потом, было всего лишь плодом больного воображения, в то время как я на автопилоте брела в сторону болота. В чувство меня привела ледяная вода и инстинкт самосохранения.
Уф! Никогда не думала, что признание себя сумасшедшей может принести такое облегчение.
Грязь на лице подсохла, и кожа отчаянно чесалась. Я остановилась, привалившись к толстому стволу, и машинально сунула руку в карман, рассчитывая найти там носовой платок, но вместо этого пальцы ухватили что-то круглое и твердое. Удивленная, я поднесла к глазам ладонь, на которой лежала розоватая недозрелая слива и застонала.
Несмотря на упадок духа, я добралась до реки, точнее, до обрывистого берега. Вода текла мимо высоченного леса, сизого и туманного в наступающих сумерках. Над черными омутами билась тонкая пена, дрожала рябь, и висели золотые бубенчики кувшинок, зато вода была такой чистой и прозрачной, что можно было разглядеть камешки на отмели и лохматые водоросли. При виде ее все мое тело зачесалось с удвоенной силой. Мне не терпелось смыть с себя болотную грязь и я, рискуя свернуть себе шею, потихоньку, цепляясь за корни и ветви, сползла вниз.
На отмели я плескалась не менее получаса, впервые за сегодняшний день чувствуя себя счастливой. С того места, где я пыталась смыть себя грязь и неприятные воспоминания, прекрасно виден был Кордон, и теперь я знала, куда идти. Вечерело, но прогретая за день вода была теплой, так что обратный путь показался мне даже приятным.
Расслабившись, я смотрела по сторонам, разглядывая причудливо раскрашенный обрывистый берег острова. Волга в этом году отступила, обнажив то, что много лет скрывалось под толщей воды. Внезапно среди красновато-желтых пластов земли мелькнул черный провал. Во мне немедленно проснулось любопытство, так как очертания имели удивительно четкую прямоугольную форму. Неужто это дело рук человека?
Позабыв о данном себе слове быть паинькой, я подобралась к дыре вплотную и убедилась в правильности своих предположений. Еще бы мне не убедиться, если вблизи обнаружилось, что провал забран чугунной решеткой, густо облепленной ракушками. Я попыталась заглянуть внутрь, но не преуспела: солнечный свет сюда не доходил, да и солнце уже почти село.
Я оценила размеры отверстия и решила, что это окно. Окно под землей? И под водой? Невиданное дело! Не ихтиандры же его строили. Но я тут же поняла, что ошиблась. Решетка была старинная. Может, сто лет, а, может и все триста. Русло реки тогда проходило гораздо правее, так что в те времена окно выходило на сушу. Но почему оно оказалось под землей? Я прикинула высоту берега – метров десять, не меньше. Глубоко!
Тем временем, глаза привыкли к темноте, и я смогла разглядеть небольшое, наполовину затопленное, помещение с голыми стенами. Посреди подземной комнаты торчал столб, обвитый цепями. Похоже, что передо мной подземная темница. Чудеса!
Ясно, что внутрь попадали не через окно, а это означало, что где-то там, в глубине должна быть дверь, ведущая … Куда? Куда могла вести эта дверь, если не в подземный ход? Ух ты! Это вам не видения! Это уже самые настоящие доказательства! Неужели я сделала открытие?
Вдохновленная этой мыслью, я с удвоенным вниманием, принялась разглядывать свою находку, стараясь запомнить как можно больше подробностей. Вдалеке пронеслась моторная лодка, нагнав волну. Тонкие водоросли на решетке окна заколыхались, среди них что-то блеснуло. Осторожно просунув руку между прутьями, я попыталась ухватить небольшой металлический предмет. Это мне удалось, но он врос в окаменевший речной ил, так что пришлось пожертвовать двумя ногтями, чтобы выковырять его оттуда.
Моя находка оказалась симпатичным серебряным колечком, почерневшим от времени и воды. Я сунула добычу поглубже в карман и, не тратя больше времени даром, поспешила домой.
Эту ночь я спала как убитая.
За окном разговаривали. Я испуганно открыла глаза, но, увидев солнечный луч, просочившийся в комнату сквозь неплотно задернутые занавески, поняла, что уже утро. И не самое раннее – будильник показывал десять утра. Стараясь не скрипеть половицами, я подошла к окну и выглянула во двор.
Они сидели рядком на лавочке: Машка, Юрик и Вилли. Выглядели друзья так, словно их забыли покормить завтраком. Я постучала по стеклу. Они разом подняли головы и уставились на окно с испуганным видом.
Это меня озадачило. На всякий случай я посмотрела в зеркало, но ничего особенно страшного там не увидела. Надев сарафан и шлепанцы, я поспешила во двор, чтобы выяснить причины столь странной реакции на мое появление.
Друзья встретили меня гробовым молчанием.
– Эй, вы чего? – опешила я. – Это же я.
– Видим, что ты, – удрученно вздохнул Юрик.
– А почему в глазах мировая скорбь?
– Да вот решаем, сколько с нас возьмут за ложный вызов, – мрачно пояснил Вилли.
– Вызов? Кого это вы вызвали?
– Милицию, – грустно сообщила Машуня.
– Господи? Зачем? – испугалась я. – Еще кого-нибудь убили?
– Да нет, – неохотно ответил Вилли. – Не убили.
– Это из-за тебя, – снова пояснила Машка.
От неожиданности я села на ступеньку крыльца:
– А что я натворила такого, чтобы из-за меня милицию вызывать? Вы что, спятили?
– А что нам было делать?! – возмутился Юрик. – Ты пропала. Машина твоя стоит. А тут и так все кувырком. Мы уж думали…
– Погоди! – перебила я. – Меня же всего день не было! Я вчера вечером вернулась.
– Вчера вернулась, – фыркнула Машка. – А ушла когда?
– Вчера и ушла. Утром рано.
Друзья переглянулись, потом уставились на меня с непонимающим видом. Наконец, Машка задала наводящий вопрос:
– Какой сегодня день?
– Какая разница? – рассердилась я. – Вторник, кажется.
– Она думает, что сегодня вторник, – с трагическим видом пояснила Машка остальным.
– Кончай кривляться! – прикрикнула я. – Что за глупые вопросы?
– Не такие уж они и глупые, учитывая, что сегодня среда, – с усмешкой пояснил Вилли. Машка смотрела жалостливо. Я растерялась.
– Как среда? Вчера же был понедельник?
– Да нет, – вздохнул Юрик. – Понедельник был позавчера. Тебя двое суток не было.
– Вы меня разыгрываете? – с надеждой спросила я.
Машка чуть не разрыдалась, вскочила с лавочки, подбежала ко мне, пристроилась рядом на ступеньках и, гладя по руке, забормотала:
– Ты только не волнуйся, Стасенька! – И тут же, озабоченно, Юрке и Вилли, – Может, нужно было не милицию, а скорую вызывать?
Я бы не возражала. Если у меня из памяти выпал целый день, то без помощи психиатра не разобраться. Что за чертовщина? Сумасшедшей я себя не ощущала, но и объяснить ничего не могла. По крайней мере, пока.
– Слушайте, – обратилась я к друзьям, – вы там уладьте как-нибудь с милицией, а мне надо подумать. После поговорим.
– Вот и правильно! – поддержала меня Машка, делая какие-то знаки друзьям. – Отдохнуть тебе надо, выспаться. Мы к тебе завтра утром зайдем.
– Ага, с санитарами, – хохотнул Вилли.
– До этого дело не дойдет, – пообещала я, сама себе не веря.
Первым делом нужно было убедиться в том, что мне все это не приснилось. Волнуясь, как перед первым свиданием, я достала из кармана кольцо. Кроме него там обнаружилось клейкое месиво, в которое превратилась курортная карта санатория "Золотые сосны". Одним доказательством меньше. Сливу я с расстройства выкинула еще на болоте, да и можно ли считать доказательством обыкновенный плод? На нем ведь не написано, что он сорван посреди дремучего леса.
Итак, оставалось только кольцо. Ну, еще Дашины фотографии, хотя мне так и не удалось обнаружить на острове место, заснятое на снимке.
Первым делом я занялась кольцом. Не меньше часа я скребла, терла и полировала украшение, пока оно не приобрело нормальный вид.
Колечко было очаровательным. Серебряное, с эмалевыми вставками в виде листьев клевера и – самое главное! – гравировкой внутри. Причудливые буквы сплетались в совершенно неожиданное имя, и имя это оказалось мужским.
Федор.
Какой Федор? Зачем Федор? Почему? С какой бы стороны я ни зашла, как бы ни вертела в руках свою находку, никаких идей не появлялось.
Оставались фотографии.
Те, на которых был заснят странный лес, я отложила в сторону. Портрет выбивался из общего ряда. Опять мужчина. И еще одно мужское имя – Серафим. Странный взгляд серых глаз, одновременно пустой и страдающий. Но какое отношение он имел к острову? Или хотя бы к самой Даше? Я никогда ничего о нем не слышала, хотя считала себя Дашкиной подругой.
Портрет был хорош, что и говорить. Даша была очень талантливой. Но вот как снимок попал в конверт к другим фотографиям? Ведь снимала Даша неведомого Серафима отнюдь не на острове – я различила на заднем фоне типичный городской пейзаж и даже, кажется, узнала улицу.
Вопросы, вопросы, вопросы. Я не продвинулась вперед ни на шаг. Так почему же у меня ощущение, как у мухи, намертво прилипшей к паутине?
Глава 9
Окончательно убедившись, что одной мне не справиться, я приняла единственно возможное решение. Для этого пришлось слегка придушить свое самолюбие, но ему, бедному, было не привыкать.
Я сгребла фотографии в кучу, колечко для верности надела на палец и отправилась с повинной на соседний участок.
Петрович сидел на своем месте, как и два дня назад. Сколько себя помню, он всегда сидел под своей березой. В детстве мне казалось, что он и ночует тут же, по крайней мере, когда бы я ни посмотрела в ту сторону, он всегда был на месте.
Сосед не удивился моему приходу. По его лицу вообще было трудно понять, что он чувствует. В этот раз он, по своему обыкновению, не задал ни единого вопроса по поводу того, где меня носило, не стал докучать нравоучениями, а просто кивнул на место рядом с собой. Я с готовностью угнездилась на старой деревянной скамейке, но некоторое время молчала, не зная, с чего начать.
– Ты была на острове. – Это был не вопрос, скорее – утверждение. Вздохнув, я покаянно кивнула. – Нашла что-нибудь?
Я снова кивнула и протянула руку с кольцом:
– Вот это. Еще бланк санатория "Золотые сосны", но он размок и… короче, пропал.
Петрович кивнул с непроницаемым лицом, снисходительно взглянув на мою находку, – мол, чего еще ждать от девчонки, – затем встал и … ушел в дом. Пока я растерянно моргала, он вернулся и положил на стол передо мной тоненькую брошюрку, отпечатанную на принтере со скучным заголовком: "История края".
– И что мне с этим делать? – решилась спросить я.
– Читать, – спокойно ответил сосед и глубоко затянулся.
– Петрович, вы что издеваетесь? – заныла я. – Я к вам, как к человеку, а вы… Вы же все понимаете! И молчите, как партизан! Так нечестно!
Петрович взглянул на меня с искренним удивлением:
– Так я же помог.
– Чем?! Вот этим? – Я потрясла в воздухе пожелтевшей методичкой. – Ну спасибо! Этого добра и у нас в институте навалом. Это даже не смешно.
– Конечно, смешнее тащиться одной в самое пекло, – усмехнулся Петрович.
– Но ведь надо же что-то узнать!
– Кому надо?
– Ну… мне. Даше. И вообще…
Вопрос Петровича поставил меня в тупик, и я совсем расстроилась. Вроде бы сосед не сказал ничего обидного, но как-то так выходило, что я лезу не в свое дело и занимаюсь глупостями, как маленькая. В носу защипало и я, давясь рыданиями, вывалила Петровичу все свои злоключения. Закаленный сессиями профессор, точно нерадивую студентку, дослушал меня до конца, а потом устало спросил:
– Что ты хочешь от меня?
– Правду! Вот хотя бы про этот санаторий – в жизни не слышала о его существовании! А вы-то совсем не удивились, когда я заикнулась про бланк. Значит, знаете о нем?
Он слегка кивнул.
– Так почему молчите? Почему мне все приходится из вас клещами вытаскивать? Что вам, жалко, что ли?
– Да нет.
– А санаторий? – напомнила я вредным голосом и потребовала: – Расскажите!
– Нечего рассказывать. Его никогда не существовало.
– Ну, это вы врете! – возмутилась я. – Я своими глазами видела целую улицу. И бланк был, клянусь! Ну, что мне, еще раз туда сходить, чтобы вы поверили?
По-моему, Петрович испугался.
– Не нужно! – сказал он. – Дома, что ты видела, действительно принадлежали санаторию. Но он не работал ни одного дня.
– Ничего себе, – присвистнула я, но Петрович меня, кажется, не слышал.
– Затеял проект один крупный по тем временам комбинат. Когда же это было? – он наморщил лоб, вспоминая. – Лет тридцать, нет, сорок лет назад. Я тогда первокурсником был, в стройотряде отрабатывал. Вот нас всей группой на эту стройку и бросили.
Сосед надолго замолчал, так, и я испугалась, что он не захочет продолжать. Похоже, воспоминания причиняли ему боль, но Петрович старался казаться невозмутимым. Голос его звучал по-прежнему спокойно:
– Мы проработали около двух недель. В основном, отделочные работы – стройка была на стадии завершения. И тут случился пожар. Никто не понял, отчего полыхнуло. Занялось как-то сразу, все дома одновременно. Первым делом, конечно, заподозрили поджог, но виновного не нашли. Да и где искать, если почти все пострадали от огня. Несколько человек погибли, в том числе и мой друг. Наверное, мне повезло – я всего лишь обгорел немного, – проговорил он, но в правдивость его слов как-то не верилось. Никогда раньше я не видела Петровича таким несчастным. Неужели тот пожар настолько изменил его жизнь?
– Простите, что заставила вас вспоминать, – сказала я, испытывая неловкость.
– Ничего, – слабо улыбнулся старик. – Только не знаю, как тебе поможет мой рассказ.
– Пока никак, – признала я очевидное. – Но, может, вы видели что-то еще, пока там работали?
– Если ты о гиблом хуторе, то нет, не видал. Слышать, конечно, слышал. Вот, друг мой этим сильно увлекался. Много материала собрал.
Он снова подвинул мне брошюрку. Опять двадцать пять.
– Да зачем мне эта методичка? – заартачилась я. – "История края"! С ума сойти!
Петрович неожиданно рассмеялся:
– Да, знал бы Игнат, что его труд назовут методичкой.
– А что, не так, что ли? Я за семестр тонну такой макулатуры прочитала. Жесть! Постойте, – спохватилась я, заметив выражение лица соседа, – это что, ваш знакомый?
– Друг, – коротко ответил Петрович.
– Тот, что… там, на острове?
– Слава богу, нет. Но после пожара Игнат всерьез заинтересовался Островом. Попробовал систематизировать все слухи и легенды.
– Разве слухи можно систематизировать?
– Конечно, если выделить те, что имеют под собой реальную, задокументированную основу.
– И ему это удалось?
– Вполне. Только вот с изданием были проблемы. Академия наук зарубила материал, как антинаучный. Типографии заломили непомерную цену. Но Игнат уперся, издал книжку за свой счет. Ее заметили. Несколько раз печатали в журналах, пару раз даже за рубежом – в Германии, кажется, и у японцев.
– Круто.
– Да нет, – покачал Петрович головой и так глубоко затянулся, что кончик папиросы вспыхнул особенно яростно, – ничего хорошего из этого не вышло.
Продолжать он не стал, но я все же решилась спросить:
– А где сейчас этот Игнат?
– Умер, – ответил Петрович таким тоном, что до меня сразу дошло – тема закрыта. Честно говоря, мне показалось, что сосед сейчас попросит меня уйти, но вместо этого он сказал: – Ладно. Я расскажу тебе кое-что. Но учти, тому, что ты услышишь, нет доказательств.
Я усмехнулась:
– После того, что я видела на острове, я не слишком нуждаюсь в доказательствах.
Все началось с Пугачева.
Едва услышав имя легендарного разбойника, я была почти разочарована: этой байкой на Кордоне не удивишь и малышню. Однако, выяснилось, что с Пугачева все действительно только началось.
В начале 1840-х годов в наши места занесло двух беглых крепостных. Звали их Яшка и Степка Шороховы. На ночлег они остановились у одной старухи, так как никто больше не пустил – чужих здесь не больно жаловали.
Денег хозяйка с них не взяла, попросила дров наколоть, да воды натаскать. Парням оно и в радость – силу-то девать некуда. А уж вечером, как спать ложиться, старуха вдруг разговорилась. Да так, что постояльцы сперва решили – бредит.
Поделилась хозяйка, что в молодости была полюбовницей пугачевского атамана. Тот увез ее силой, да так при себе и оставил. Когда войско Пугачева разбили и за остатками армии гнались царские войска, часть награбленного золота пришлось спрятать. Золото зарыли как раз в этих местах.
– А много ли золотишка? – в шутку спросил Яшка, подмигивая брату: мол, старая-то вовсе с глузду съехала.
– Много, – закивала старуха. – Четыре бочки. И еще серебра десять возов, да утвари всякой мешка три.
Степан посмотрел на убогие стены и спросил с усмешкой, мол, что ж себе богатства не взяла?
– К чему мне оно? – искренне удивилась старуха. – Поначалу то оно, конечно, мысли всякие были, да все удобного случая ждала. А потом и ни к чему стало.
– Да ты, небось, просто место забыла, – подначил старушку один из братьев.
Старуха поджала губы:
– Место помню, из ума еще не выжила. Да и приметное оно – дерево там растет огромадное, да раздвоенное, как ухват. Видели, небось?
Братья вразнобой закивали, переглядываясь. Поверить в такое им и в голову не приходило, да вроде старуха не шутила. Куда в ее годы шутки шутить?
– Что ж ты первым встречным такие секреты рассказываешь? – упрекнул Яшка. – И не боязно?
Старуха рассмеялась звонко, по-девичьи:
– Чего ж мне бояться, коли смерть и так в затылок дышит? А золото что ж? Его в могилу не уволокешь. Вы ко мне со всем уважением, ну так и я вас уважу. – И зыркнула на них так остро, пронзительно, что Яков перекрестился:
– Ну, чисто баба-яга!
Хозяйка усмехнулась неизвестно чему и продолжала:
– Молодые вы еще, нетерпеливые. Глядишь, вам эти богатства пригодятся.
И так она это сказала, что даже Степка понял: нечисто с этим золотом, ох, нечисто.
– Так у тебя, небось, свои дети есть, или там внуки, – попытался он отбояриться от щедрого подарка, – им и оставь.
– Нет никого, – отрезала старуха. – а кто и был – померли. Одна я доживать осталась.
Старуха еще повздыхала, повозилась на печке и уснула. Братья вышли на двор, долго судили-рядили, и сговорились поутру сходить, проверить. Так, на удачу. Чем черт не шутит? Ночью-то идти побоялись – места незнакомые.