- Быть простым гражданином Флоренции много лучше, чем принцем крови, изгнанным из своей страны.
Толпа молодежи, высыпавшаяся с виа де Бенчи, окружила всадников. "Шары! Шары!" - восторженно завопили юнцы. Лоренцо кивком головы поблагодарил их, и гуляки помчались дальше.
- Изгнанным?
Ракоци промолчал.
- А мне кажется, что даже изгнанникам в счастливой Флоренции лучше живется, чем некоторым правителям мира! - произнес, ухмыляясь, Аньоло Полициано, указывая на истощенных, одетых в лохмотья детишек, выглядывающих из подворотни. - Вот изгнанникам из Флоренции и впрямь приходится нелегко. На что ты намекаешь, Лоренцо? Тебе хочется выслать меня? Так сделай же это, ибо жена твоя умерла и возразить не сможет.
Лоренцо помедлил с ответом.
- Когда у меня появляется желание швырнуть тебя в воды Арно, дражайший Аньоло, - проговорил он наконец, - я делаю так, - он прикоснулся правой рукой к длинному шраму на горле, - и вспоминаю, что, если бы в ту кровавую Пасху тебя не было рядом со мной, я умер бы, как и мой брат, а власть во Флоренции захватили бы Пацци. Поэтому можешь дразнить меня сколько угодно, мой друг, Медичи перед тобой в неоплатном долгу.
- Прелестно, прелестно! Какая чувствительность! Какая высокая философия! - восхитился Полициано. - Добавь к тому же, что без меня в твоей библиотеке воцарится полный развал, а многие редкие рукописи так и останутся гнить в Болонье! Вот главный резон, по которому ты терпишь меня!
Внезапно он качнулся в седле и чуть не свалился на землю, ибо лошадь его взбрыкнула, испугавшись резкого трубного звука, донесшегося с пьяцца делла Синьория.
- Черт бы побрал великомученика Антония! И как он выносит весь этот шум в свою честь?
- Шествие скоро начнется, - спокойно заметил Лоренцо, - нам лучше бы поспешить!
- Как пожелаете! - Ракоци подобрал поводья. Разговор сворачивал со скользкой дорожки, и он был этому рад. - Может быть, вам претит вся эта толкотня? Тогда не угодно ли осмотреть мое будущее обиталище? Работы подходят к концу, а момент сейчас более чем подходящий! Рабочих там нет, они веселятся где-нибудь здесь, и мы не спеша все осмотрим.
- Клянусь ранами Господа нашего! - вмешался Полициано. - На что там смотреть, кроме стен? Вы можете расписать их, покрыть гобеленами или еще как-нибудь разукрасить. Но все равно они останутся стенами, разве не так? Одни будут толще, другие - тоньше, но им не дано стать чем-то иным. Стены есть стены - и только!
Ракоци рассмеялся.
- А потолки есть потолки, полы есть полы, печи есть печи. Вы совершенно правы, Полициано, мир скучен и мало чем может нас удивить!
Его последние слова утонули в реве десятка труб. Лошади закрутились на месте. Всадники, успокаивая животных, натянули поводья.
- Ох, чтоб их всех! - Полициано, пытаясь сохранить равновесие, резко взмахнул рукой. Его гнедая вскинула морду и беспокойно загарцевала.
- Это праздник, Аньоло, - терпеливо сказал Лоренцо - Когда флорентийцы выходят на улицы, они делаются большими детьми. Их напор, как морской прилив, сметает любые преграды. Нам следует либо велеть очистить пьяцца делла Синьория от горожан, либо поскорее отсюда убраться.
- И потерять день, глазея на некую новостройку? - Маленькие глазки Полициано сузились, губы плотно поджались. - Ну хорошо! И все-таки стены есть стены!
- Да, это так, - согласился с иронией Ракоци. - Но иногда они образуют весьма занимательные углы.
Он повернулся к Лоренцо.
- Вам и вправду не хочется присоединиться ко всем?
- Я уже не раз это видел. А теперь мне хочется осмотреть ваш дворец. С флорентийцами пусть побудет Пьеро.
Лоренцо внезапно задумался, его тяжелая нижняя челюсть выдвинулась вперед.
- Я не вечен, Пьеро должен учиться править. Пора бы ему понять, что этот город совсем не красочная игрушка.
Он поддел поводья концом узловатого пальца.
- Видите ли, уважаемый странник, мой старший еще очень глуп! Ему уже двадцать, и время уходит.
Аньоло коротко хохотнул.
- Мне он вовсе не кажется глупым. Мальчик просто избалован толпой. Он очень красив, и Флоренция его обожает!
- Значит, Пьеро красив, а я - нет?
Лоренцо не стал ждать ответа. Он тронул свою лошадь, направив ее навстречу людскому потоку, стремительно к ним приближавшемуся.
- Я хорошо представляю, как выгляжу. Пьеро ничуть не лучше, он лишь помоложе. Вот Джулиано, тот был и вправду красив. Ладно, оставим это. Возможно, именно внешность и побуждает меня тянуться к красивым вещам. Давайте свернем к Санта-Кроче.
Он явно хотел прекратить разговор.
Но Аньоло не унимался.
- Не стоит отчаиваться, Лоренцо! Ты ведь читал Платона. Ты должен знать, что расположения Сократа добивались многие молодые красавцы Афин. Так что не сокрушайся! Твои добродетели дают тебе шанс.
С этими словами Полициано резко дернул поводья и направил свою лошадь в проулок.
- Мое лицо и в Афинах считалось бы безобразным!
В этом признании не было горечи. Через какое-то время Лоренцо уже скакал впереди, раскачиваясь от быстрой езды, и на задней луке его седла золотом вспыхивала чеканка "Лор. Мед.". Будучи человеком тонкого вкуса, он все-таки имел эту слабость - помечать своей монограммой все, чем владел.
Ракоци предпочитал следовать в арьергарде маленькой кавалькады. Он покачал головой, когда Полициано стал обгонять своего патрона. Медичи позволил нахалу какое-то время скакать впереди, затем вновь искусно его обошел. В этом был весь Лоренцо, всегда и везде стремившийся быть первым.
Когда вдали завиднелась церковь монастыря Сан-Марко, Полициано устал от игры. Он дал своей лошади приотстать и раздраженно скривился.
- Ну и чего ты этим добился, патрон? Ты, конечно, ездишь лучше меня! Ты во всем лучше меня! Я знаю это. И все-таки я тебя обскачу! Обставлю, ты слышишь?
Не дождавшись ответа, Аньоло воскликнул:
- Черт бы побрал твою терпимость, Медичи! На твоем месте я бы прогнал меня прямо сейчас и запретил приближаться к Флоренции минимум лет на десять!
Медичи только покачал головой и обернулся к Ракоци.
- Он очень надеется подружиться с Пьеро. Но вряд ли ему это удастся.
Полициано фыркнул, но промолчал, потом фыркнул опять:
- Сан-Марко? Как можно жить в соседстве с ханжами-доминиканцами?
Этот выпад адресовался уже не Лоренцо.
- Эй, Сан-Джермано, в вашей стране любят монахов?
Ракоци поднял бровь.
- Это зависит от того, кто ты - турок или христианин, я полагаю. Что до меня, то мне они не мешают.
- А мне мешают! - громко заявил Полициано. - И даже очень! Особенно этот неистовый проповедник, появившийся у нас в прошлом году. Как его имя, Лоренцо? Он когда-то служил здесь. Ты знаешь, о ком я говорю!
- Джироламо Савонарола! - Лоренцо вздохнул. - Открой ему кредиты, Аньоло! Он, конечно же, фанатичен, но искренне верит в то, о чем говорит, и не вмешивается в дела, которые его не касаются.
- Ты думаешь, он в стороне от политики? - Полициано сделал непристойный жест. - Это лишь потому, что он еще не почувствовал вкуса власти! Нельзя было позволять ему возвращаться сюда, Лоренцо! Это твоя большая ошибка!
- На следующей улице, Великолепный, надо бы повернуть, - сказал Ракоци, не сомневаясь, что Лоренцо прекрасно знает дорогу.
- Хорошо. - Лоренцо кивнул и вновь обратился к Полициано. - Говори мне что угодно, Аньоло, но не распространяйся об этом где-то еще. Ты придаешь слишком много значения этому человеку. У нас и так много трудностей, ссориться с церковью совсем ни к чему. Пусть себе одержимый монах проповедует аскетизм, от нас не убудет. Если кто-то из горожан и найдет утешение в умерщвлении своей плоти, кому от этого будет плохо? Да никому. Но, выступив против гневного обличителя, подвергнув Савонаролу гонениям, мы вовлечем его в политику кратчайшим путем! Слава страдальца привлечет к нему много союзников, и это грозит Флоренции худшими бедами, чем эпидемия сифилиса или война.
Он натянул поводья и пустил своего чалого рысью вниз по новехонькой, только-только уложенной мостовой.
Полициано покачал головой.
- Как? Неужели Медичи трусит? И распрекрасно! Продолжай прятать голову под крыло. Ты, возможно, боишься ссориться с церковью из-за своего разлюбезнейшего зятька? Но, даже если его отцом и является сам Папа, поддержка Савонаролы тебе не нужна!
Внезапно он стал очень серьезным. Маленький рот Аньоло сошелся в одну линию, что придало его лицу жестокое выражение.
- Говорю тебе, этот доминиканец опасен! Предупреждаю, он уничтожит тебя!
Последовал шутовской поклон, Аньоло заулыбался. Очень язвительно, зло.
- А впрочем, не обращай на мои бредни внимания! Если вдуматься, кто ты такой? Скромный, простой гражданин Флоренции? Папским прихвостням вовсе незачем считаться с тобой!
Лоренцо смолчал, но его челюсти так напряглись, что бугры лицевых мускулов выступили под кожей. Широкополая шляпа закрывала глаза Медичи, но Ракоци знал, что в них гнев и боль.
Полициано вновь изменил тон.
- Не держи меня за глупца, мой милый Лоренцо! Да и сам не будь таковым!
Ответа не последовало. Лоренцо уже осаживал своего чалого возле дворца. Чуть ли не все пространство, прилегающее к новенькому палаццо, было завалено строительным лесом и грудами камня.
Лоренцо спешился, перекинул поводья через голову жеребца и привязал их к ближайшему брусу.
- Я никогда не держал тебя за глупца, - буркнул он раздраженно.
Ракоци тоже спрыгнул на землю и накинул поводья на крюк, выступавший из решетки ограды.
- Итак, почтенный Полициано, в вас еще не проснулось желание полюбоваться на стены и потолки? Если нет, вы можете здесь остаться и выпить вина, его сейчас подадут.
Предложение явно пришлось Аньоло по вкусу. Он высвободил ноги из стремян и соскользнул с лошади.
- О, с удовольствием, мой избавитель! Благодарю тысячу раз! Я и так уже вижу, что стены прямые. Думаю, мне и отсюда удастся все по достоинству оценить.
В темных глазах Ракоци вспыхнули огоньки.
- Полагаю, удастся.
Он пожал плечами, словно бы отгоняя какую-то мысль.
- Вот скамейки, они еще не на месте, но вы можете сесть. Думаю, строители не будут в обиде. А на другом краю двора только вчера положили мозаику. По ней лучше бы не ходить!
Полициано привязал поводья гнедой к прутьям оконной решетки и рассеянно осмотрелся.
- Мило, очень мило! Мозаика хороша! Нечто подобное я видел в Риме. Однако где же вино?
Он вопросительно посмотрел на Ракоци. Тот на фоне темного дверного проема и в своем черном одеянии из венецианского шелка казался совершенно бесплотным.
- Минуту терпения, мой дорогой. Я позову Руджиеро!
Он хлопнул в ладоши.
Этот звук отвлек Лоренцо от созерцания гербов, украшавших решетку ворот.
- Ракоци, что тут за буквы? Они похожи на греческие, но слов я не разберу. Это не русские письмена?
В тоне Ракоци прозвучал холодок.
- Нет, Великолепный, не русские. И не греческие.
Лоренцо опять оглядел черный диск, снабженный серебряными крылами.
- Но что они означают? - Он отступил на пару шагов, рассеянными щелчками сбивая с дорожной накидки соринки. - По некотором размышлении я нахожу это… несколько мрачным, тревожащим душу. Сама эмблема очень изысканна и впечатляет гораздо больше моих красных шаров, но есть в ней что-то… пугающее. Что тут написано?
Глаза Ракоци сузились.
- Это не так-то легко выразить на итальянском… но я постараюсь: "Вечно из вечной тьмы возрождаясь". Что-то в таком роде. Разумеется, речь идет о затмении солнца. Старый герб. - Он опустил глаза. - Очень старый.
- И очень необычный, - отозвался Лоренцо и, нарушая все правила этикета, снял берет.
- Сейчас слишком тепло для мая, - пояснил он.
Вдали послышался стук башмаков, и вскоре между колоннами галереи замелькала фигура приближающегося к ним человека - среднего роста и средних лет. Немного обветренное, чисто выбритое лицо и подпоясанная ремнем рубаха из грубой холстины довершали его портрет.
Слуга сошел по ступеням во двор и с большим достоинством поклонился.
- Руджиеро, этот синьор, - Ракоци указал на Аньоло, стоявшего возле скамьи, - умирает от жажды. Немедленно принеси ему вина и персидских сластей.
- Как будет угодно хозяину.
- А после подай нам миндального молока.
Кивнув Аньоло, Ракоци повернулся к Лоренцо.
- Я угадал, Великолепный?
Суровое выражение лица Лоренцо немного смягчилось, он нехотя улыбнулся.
- Что ж, прекрасно! Но… я удивлен, что вы так хорошо знаете мои вкусы.
- Да? - Ракоци подал Руджиеро знак удалиться и подошел к мозаике, уложенной вокруг чаши будущего фонтана. - Удивляться тут нечему. На кухне больше ничего не осталось. Разве что фрукты и хлеб. Впрочем, нам могут что-нибудь принести из соседней таверны. Прикажите - и стол будет накрыт.
- Нет, благодарю, к еде я равнодушен. Миндального молока будет достаточно, оно освежает. - Лоренцо посмотрел на мозаику. - Вы выбрали сложный рисунок. Он очень походит на классический, древнеримский…
Не походит, а в точности повторяет, подумал Ракоци, но говорить об этом не стал и лишь улыбнулся.
- Признаюсь, этого мне и хотелось добиться.
- И это вам удалось! - Лоренцо обернулся к Аньоло, - Так что же, Полициано, идешь ты с нами или останешься тут?
- Предпочитаю вино! - Маленькие глазки Полициано сердито блеснули. - Наслаждайся свободой, Лоренцо. Я утешусь один.
Ответ Лоренцо звучал примирительно:
- Смотри не переусердствуй.
Медичи сделал большой шаг и пошел вверх по лестнице, поднимающейся к галерее.
- Мне нравятся эти колонны. Такие же будут и наверху?
- Да. Кроме того, мне хочется расписать стены палаццо так, чтобы они гармонировали с орнаментом пола. Не порекомендуете ли вы мне кого-нибудь из молодых мастеров? Я знаю, что Сандро сейчас занят, но… есть ведь еще и юный Буонарроти… и…
- Возможно. Дайте мне время подумать.
Они вошли в зал, разминувшись с сосредоточенным Руджиеро.
- Светильники расположены очень разумно.
- Благодарю.
- Но если вделать за ними что-то вроде зеркал, то света будет намного больше.
Лоренцо остановился и указал, как это можно сделать.
- Работы немного, зато зал будет просто сиять.
- Толково, - кивнул Ракоци. Совет и вправду был дельным. - Однако путь из Венеции довольно неблизкий. В дороге обязательно что-то побьется. Впрочем, идея стоит того. Решено. Я пошлю туда расторопного человека.
Лоренцо нахмурился. В нем взыграл флорентиец.
- Из Венеции? Разве нельзя заказать зеркала здесь?
Он хорошо знал, что флорентийские зеркала уступают венецианским, и, пожевав сердито губами, нашел компромисс.
- Полированный металл в данном случае зеркалам не уступит. И тут уж венецианцам до нас далеко. Что вам мешает заказать отражатели из металла?
Облегченно вздохнув про себя, Ракоци рассмеялся:
- Ничто не мешает. Полированные пластины вполне подойдут!
Он указал на огромные окна, выходящие во внутренний дворик.
- Они вам должны понравиться! Летом тут будет чудно.
- Но неуютно зимой, - заметил уже довольно миролюбиво Лоренцо.
- Я уже думал об этом. И решил установить специальные жалюзи, скрадывающие их истинные размеры.
Ракоци отступил на шаг, уважительно поклонившись и предоставляя гостю право судить, хороша его идея или плоха.
Лоренцо молча продвигался по залу. Возбуждение в его карих глазах все нарастало. Наконец, остановившись возле широкой мраморной лестницы с маршами, расходящимися на половине подъема и сходящимися наверху, он восхищенным тоном сказал:
- Признаться, мне не очень-то по душе генуэзские выверты, но то, что я вижу, просто великолепно! Особенно меня поражает эта лестница! Ничего подобного во Флоренции нет! Как вы собираетесь декорировать стенку площадки?
Ракоци промолчал.
- Живопись! Два, может, три небольших полотна? Или одно, но огромных размеров? Или статуя в римской манере?
Он выжидающе посмотрел на владельца палаццо.
- Наверное, нет! - Ракоци поднялся на ступеньку и встал рядом с Лоренцо. - Мне бы хотелось обшить всю эту площадь деревянными резными панелями. Такое для ваших краев не очень привычно, однако на моей родине часто делают так.
А еще эти панели прекрасно замаскируют ходы в секретные помещения здания, но он не счел нужным о том сообщать.
- Хм! Дерево? И впрямь необычно. Однако, как я понимаю, вас это будет греть.
Лоренцо повернулся и продолжил подъем по ступеням, намереваясь осмотреть комнаты верхнего этажа.
- Все просто отменно. Пропорции радуют глаз. Так что в очень скором времени, я полагаю…
Он не договорил и замер, нашаривая перила рукой. Его загорелое лицо стало сереть.
Ракоци осторожно приобнял гостя за талию и встал, принимая его вес на себя. Он молчал, стараясь ничем не выдать своего беспокойства, ибо знал, что Лоренцо горд. Проявление какого-либо сочувствия могло его смертельно обидеть. Лоренцо, пытаясь пересилить боль и слабость, тоже молчал, его крупные руки с длинным и узловатыми пальцами сильно дрожали. Одна из них судорожно мяла шелковый отворот черного испанского камзола соседа.
- Великолепный, - голос Ракоци звучал тихо и ровно, в нем не слышалось ни единой тревожной ноты, - как мне следует поступить?
- Христос и святой Иоанн! - с трудом промычал Лоренцо сквозь сжатые зубы. Его слегка выпуклые глаза были полуприкрыты тяжелыми, дрожавшими от напряжения веками, он соскальзывал с плеча Ракоци, пытаясь присесть. Маленькие, но очень цепкие и очень сильные руки осторожно и бережно опустили Медичи на невысокие ступени мраморной лестницы и принялись расстегивать воротник его ездовой куртки.
Губы Лоренцо дрогнули.
- Франческо… нет… стой!
С видимым усилием Медичи открыл глаза.
- Ну вот. Мне уже лучше. Подождем пару минут.
Ракоци кивнул.
- Хорошо, подождем. Но может быть, стоит послать за врачом?
- Нет! - Лоренцо сделал несколько вдохов и выдохов - Скоро все прекратится.
Он вновь стал задыхаться и смолк. Потом с огромным усилием выдавил:
- Поклянитесь молчать о том, что тут было! Поклянитесь своей жизнью!