* * *
17 августа 2007 года. 12 часов 00 минут. Колпинский район Санкт-Петербурга. Павловская улица, дом 10.
Участковый очнулся от пронзительного звука сигналов точного времени, словно раскаленными иглами прожигающих мозг. Где-то за стеной на полную громкость работал телевизор. Раздражающее пиканье сменилось музыкальной заставкой выпуска новостей, затем что-то неразборчивое забубнил диктор.
Открыв глаза, первое, что он увидел, был плохо оштукатуренный, лупившийся на стыках плит потолок. Перекатив голову влево, уперся взглядом в высокое пыльное окно с широким подоконником. А справа тянулся ряд кроватей с поцарапанными железными спинками.
Мягкий дневной свет слепил, выжимая слезы, и его лицевые мышцы рефлексивно сократились, смыкая веки. Продираясь, сквозь бешено вращающиеся перед глазными яблоками разноцветные круги, фрагменты воспоминаний постепенно склеивались в единую картину. По нему снова ползли тараканы, атаковали крысы, осколки пробитого головой стекла вспарывали кожу. А в черной раме выбитого окна светилось жуткое, мертвенно-белое лицо с бесконечной глубины провалами глаз, и выступающими из-под верхней губы звероподобными клыками.
Младший лейтенант перекатил голову по подушке, через силу приоткрыл глаза, часто смаргивая наплывающую влагу. Выпростал руки из-под одеяла, провел ладонями по густо залепленным пластырем щекам, ощупал коротко остриженный затылок, убеждаясь в отсутствии серьезных повреждений.
Первое же движение отозвалось острой болью в спине и правом боку, особенно пострадавшем от жесткого контакта с подоконником. Но участковый был человеком опытным, специально обученным без помощи врачей оценивать ущерб, нанесенный организму. Несмотря на значительную высоту падения, судя по ощущениям, он не только ничего не сломал, но даже не получил тяжелых травм. Это подтверждало отсутствие на теле гипса, а также нахождение не в реанимации, а в общей палате. То, что он в больнице, милиционер сообразил сразу же после пробуждения.
Вцепившись в холодные ребра рамы кровати, он медленно сел. Скрип пружин продавленной панцирной сетки разбудил укрытого с головой человека по соседству. Из-под одеяла появилась небритая, опухшая физиономия с подбитым глазом и густо пахнуло свежим перегаром.
– Оба на, прочухался, – радостно просипел сосед. – А я уж, грешным делом подумал, что все, кранты тебе. Со вчерашнего дня бревно-бревном валяешься, – он опустил руку, пошарил под кроватью и, воровато оглянувшись, жестом фокусника извлек початую бутылку водки. – Вздрогнем?
При одном виде дешевого зелья участковый тут же ощутил рвотный позыв и смог только отрицательно мотнуть головой.
– Ну, как знаешь, – мужичонка отвинтил пробку, сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка и, передернувшись, шумно выдохнул: – Уф, хорошо-то как!.. Ты, слышал, прям как я, из окошка сиганул? С какого этажа?.. Я так с третьего. Совсем никакой был, потому, наверное, и башка цела осталась. Копыта, вот, правда, подкачали, – он приподнял край одеяла и продемонстрировал загипсованные до колена ноги.
В палате кроме них никого больше не было, а на глазах хмелеющего соседа явно тянуло к общению. Участковый же, не отвечая, волевым усилием поборов головокружение, осторожно встал. Провожаемый удивленным взглядом переломанного пьянчужки, слегка пошатываясь, вышел из палаты.
Через час, первая половина которого ушла на поиски лечащего врача, а вторая на препирательства с ним, младший лейтенант был выписан на амбулаторное лечение.
…Участковый всю жизнь прожил с матерью в двух комнатах большой четырехкомнатной коммунальной квартиры на центральном проспекте. Отец бросил семью еще до рождения сына. Используя свое нынешнее положение, он мог бы попробовать его отыскать, но, при здравом размышлении, оставил эту мысль.
Пока из будущего милиционера в армии готовили машину для убийства, у матери открылся рак легких. Именно это обстоятельство и помешало ему остаться служить по контракту. Сейчас же болезнь зашла столь далеко, что мать постоянно находилась в хосписе, расположенном в пригородном поселке. Устроить её помогла соседка по коммуналке, работающая там старшей медицинской сестрой, также в одиночку воспитывающая сына пятью годами младше участкового. За пятнадцать лет жизни в одной квартире, они практически стали одной семьей, и соседского Ромку милиционер давно воспринимал как младшего брата.
Младший лейтенант на цыпочках вошел в квартиру и, не зажигая света в длинном темном коридоре, хотел незаметно для соседей проскочить в свою комнату. Но на звук неожиданно громко захлопнувшейся входной двери из кухни выскочил семнадцатилетний, в этом году окончивший среднюю школу, Роман.
– Леха, ты что ли?
Участковый досадливо скривился, он не хотел сейчас никого видеть, но, тем не менее, отозвался:
– Я конечно. А ты думал кто?.. Здорово, – Алексей ответил на крепкое рукопожатие.
– Ты куда пропал?.. Блин! А с рожей что? Кошки драли?.. Или девки? – Роман как-то нервно хихикнул. – Ты меня впустишь, или как?
Младший лейтенант уже взявшийся за ручку двери в свою комнату, плечом ненавязчиво оттирал Романа от входа.
– Или как. Видишь, только со службы, устал, спать хочу, как из пушки. А ты с вопросами своими дурацкими. Отвали Ромка, позже, вечером поговорим.
Участковый лукавил. После суточного беспамятства спать он естественно не хотел. Но ему были крайне необходимы хотя бы пара часов одиночества, преодолеть смятение в мыслях и попытаться привести в порядок энергетику изрядно потрепанного организма. Однако Роман не думал отставать.
– Успеешь. Все равно, пока свою дозу никотина не получишь, не утихомиришься. А у меня дело к тебе, – цепко ухватив Алексея за рукав, он настойчиво тянул его на кухню.
Тот нехотя, но все же двинулся за приятелем. По пути, заглянув в висевшее на стене зеркало, искренне ужаснулся, и подумал, что в таком виде как минимум неделю на улицу показываться не стоит. С окончательно испортившимся настроением, участковый плюхнулся на скрипучий стул, подвинул ближе пепельницу, закурил, и угрюмо буркнул, обращаясь к Роману:
– Излагай.
Парнишка, пристроился на стуле напротив. Ладонью разогнав облако табачного дыма, закашлялся и нервно заметил:
– Окно слабо открыть?
– Ты меня за этим позвал? – Все сильнее раздражаясь, рыкнул Алексей.
На кухне повисла напряженная тишина, готовая в любую секунду взорваться скандалом.
Первым прервал молчание Роман. Крепко сжав голову ладонями, он глухо выдавил:
– Ленка пропала.
– Куда пропала? – По инерции все еще грубо переспросил участковый.
– Я в последний раз с ней на вокзале столкнулся, в понедельник, тринадцатого. Она там с какими-то двумя наркоманами крутилась, – не обращая никакого внимания на тон старшего товарища, продолжил Роман. – Естественно подошел, стыдить начал. Ленка ж до этого неделю дома не ночевала, мать с ума чуть не сошла. А она на меня матом, мол, не суйся не в свое дело. Потом вскочила вместе с этими уродами в автобус на Красный Бор и больше ее никто не видел. Мобильник вон "вне зоны" всю дорогу.
Алексей повернул пронзительно взвизгнувшую ручку оконной рамы, приоткрыл створку, впуская струю свежего воздуха. С досадой раздавил в пепельнице наполовину недокуренную сигарету.
Ленка, о которой шла речь, жила в соседнем доме, и была давней безответной любовью Романа. Алексей никогда не воспринимал его переживания всерьез. С кем в детстве не бывает? Но, вернувшись после службы в армии, с удивлением убедился, что парня заклинило не на шутку. И все было бы ничего, с таким упорством он мог вполне добиться взаимности, только вот его избранница выбрала кривую дорожку. Связавшись с криминальной компанией, бросила школу накануне выпускных экзаменов, и что хуже всего, по данным Алексея, пристрастилась к героину. Роман же, не воспринимая никаких доводов, продолжал обреченно бороться.
Участковый вытряхнул из пачки новую сигарету, щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся:
– И что ты от меня хочешь?
– Помоги ее найти. Я чувствую, она в беде. Ты же милиционер, у тебя есть возможности.
– Да ни хрена у меня нет! Никаких особенных возможностей! – Алексей со всего маху стукнул кулаком по столу, так, что над подпрыгнувшей пепельницей взвилось серое облачко. – Я обычный участковый… У-част-ко-вый, – повторил он, для убедительности растягивая слово по слогам. Потом встал, подошел к сгорбившемуся на стуле Роману, опустил ладонь на его плечо, и уже спокойно, без эмоций, сказал: – Ладно, не напрягайся ты так. Что-нибудь придумаем. Только искать начнем завтра с утра, раньше не приставай. Мне действительно нужно отдохнуть.
Тот помолчал, а потом тусклым голосом спросил:
– С лицом-то, что на самом деле?
– С лицом? – Вопросом на вопрос ответил Алексей. – С лицом… – повторил он, задумчиво поглаживая пластырь на щеках, и вдруг, поддавшись безотчетному порыву начал рассказывать про непонятно-жуткие события последних дней.
Когда неожиданно увлекшийся участковый дошел до описания странного, так поразившего его лица, повествование прервал всхлип за спиной. Вздрогнув от неожиданности, младший лейтенант резко развернулся и увидел неслышно вошедшую мать Романа – Ольгу Васильевну. Бледная как полотно женщина, безвольно привалившись к дверному косяку и зажав рот ладонью, смотрела на Алексея налитыми ужасом глазами.
* * *
17 августа 2007 года. 05 часов 53 минуты. Колпинский район Санкт-Петербурга. Проспект Ленина, дом 62.
Она привычно проснулась на три минуты раньше звонка будильника.
Ей опять приснился все тот же кошмар.
Казалось, за семнадцать лет воспоминания должны не то чтобы померкнуть, а стереться, развеяться в прах…
Но, она опять, как наяву, задыхаясь и глотая слезы, отчаянно продиралась сквозь переплетение колючих ветвей. Запинаясь о выступающие из земли узловатые корни, с обжигающей ясностью понимала, что оставшегося на краю поляны, единственного любимого человека, больше никогда не увидит. И снова ледяная игла насквозь пронзала сердце, наполняя грудь нестерпимой болью, кровь оглушительно била в виски, а по подушке плыло соленое сырое пятно.
Ольга Васильевна Разумова до скрипа стиснула зубы и чуть слышно, чтобы ненароком не разбудить спящего в соседней комнате сына, застонала. Но, секунду спустя, привычно вытерев пододеяльником мокрые щеки, выключила так и не успевший зазвонить будильник, и легко соскочила с кровати.
В свои тридцать восемь она сохранила стройную фигуру, которая вкупе с привлекательным лицом продолжала притягивать мужчин. Однако кратковременные романы ни с одним из них так и не переросли в серьезные отношения. Сейчас Ольга Васильевна два-три раза в месяц тайком встречалась с женатым главным врачом хосписа, где работала старшей медсестрой. Престарелый, пятидесятипятилетний ловелас интересовал ее только в связи с занимаемой должностью. Аморальность этой связи не задевала женщину, слишком много ей пришлось пережить, одной, без помощи, поднимая ребенка. Ольга давно жила по принципу – цель оправдывает средства.
В хоспис она устроилась, когда тот был еще обычной больницей, специализирующейся на лечении онкологических больных. Поэтому, в своем статусе ветерана, Ольга имела авторитет в коллективе, пожалуй, выше, чем у главного врача. Однако было одно "но". Только он заверял акты о списании наркотических средств, а Ольга, используя служебное положение, давным-давно воровала морфий для продажи.
…Зимой девяностого, когда окончательно обрушилась привычная, пусть небогатая, но размеренная жизнь, в один из серых, оттепельно-слякотных январских дней, дорогу спешащей домой после работы медсестре преградил нагло вывалившийся прямо на тротуар громадный внедорожник. Вальяжно выбравшиеся из него бритые парни в лопающихся на крутых плечах черных кожаных куртках сделали предложение, от которого в те времена не было принято отказываться никому, а уж тем более беззащитной матери-одиночке.
Первый раз она чуть не умерла от страха, вынося две ампулы морфия, оставшиеся после пациента, умершего в первых числах месяца. Но, на грубо подделанные документы никто не обратил внимания. Когда зарплату не платят месяцами, даже у начальства мысли совсем не о работе, а о том, как добыть кусок хлеба.
Ольке повезло, бандиты оказались из категории "правильных". Они не кинули, а заплатили за ампулы столько, сколько медсестра зарабатывала за полгода. Поначалу Ольга мучилась, не спала ночами, прислушиваясь к шорохам за дверью в ожидании неминуемого ареста. Но время шло, и до нее, наконец, стало доходить, что в стране, захлебнувшейся в криминальном беспределе, никому нет дела до какой-то медсестры, наладившей свой маленький бизнес. Да и материальное положение начало стремительно выправляться. Ольга сумела рассчитаться с хроническими долгами и потихоньку стала забывать, как растягивать жалкие копейки до мизерной получки, как выворачиваться, когда ее выплату традиционно задержат.
Обладая от природы острым умом и тонкой интуицией, она не стала афишировать свои доходы перед коллегами, покупая вещи и продукты, недоступные по социальному статусу. Только намекнула, что сумела обзавестись состоятельным любовником, и теперь может позволить себе не жить в долг.
Впоследствии братва подвела к ней доверенного барыгу, вместе с которым Ольга создала действенный механизм хищения наркотиков. Ее совершенно не интересовало, на кого тот работает, как и кому сбывает украденный морфий, главное, что за много лет не случилось ни одного прокола.
Сейчас же вообще сложилась крайне удачная ситуация. На ее попечении оказалась соседка по коммуналке с раком легких в четвертой стадии. Ольга, конечно, в любом случае пристроила бы в хоспис несчастную женщину, с которой дружно прожила бок о бок полтора десятка лет. Но и отказаться от представившейся возможности не смогла.
Без малого два месяца она выписывала двойную дозу наркотиков, половину из которых спокойно забирала на продажу. Риска, практически никакого не было, так как Ольга, ссылаясь на давнюю дружбу, сама делала уколы больной. Такая неофициальная практика бытовала в хосписе. Если сотрудник учреждения приводил своего пациента, то либо ухаживал за ним лично, либо приплачивал коллегам за дополнительную заботу.
Ольга давно могла бы купить отдельную квартиру, но не хотела срывать сына из школы. Но теперь пришло время решать – либо забирать под себя всю коммуналку после смерти соседки, и тогда придется приобретать жилье ее сыну, после службы в армии устроившемуся на работу в милицию и недавно ставшему участковым, либо бросить все и уехать в другой район города, подальше отсюда.
Она все больше склонялась ко второму варианту. Сын окончил школу и благополучно сдал экзамены в институт. Очень скоро он будет вынужден ежедневно добираться в центр города с отдаленной окраины. Но даже не это было главным. Ольга реально осознавала – сколько веревочке не виться, конец все равно будет. Когда-нибудь она ошибется, и тогда загремит на долгие годы в колонию. Настала пора сворачивать бизнес и уносить ноги, благо денег за прошедшие годы скоплено более чем достаточно. Теперь их точно хватит на безбедное существование до конца жизни.
Сегодня, прихватив очередную партию морфия для продажи барыге, и отправив ему sms-сообщение с условной фразой, она окончательно решила – все, довольно. После смерти соседки, которая, по расчетам Ольги, должна случиться не позже чем через месяц, она уволится из хосписа, купит квартиру подальше от Колпино, и бесповоротно оборвет все прежние связи.
От одной этой мысли у Ольги Васильевны улучшилось неважное с утра настроение. Она вдруг осознала, как устала за все эти годы. Устала жить в состоянии постоянного стресса, устала бояться. И сейчас, переполняемая нетерпением поделиться с сыном своими планами, она, не включая света, скинула туфли в прихожей. Бесшумно ступая мягкими тапками, направилась прямиком на кухню, откуда тянуло сигаретным дымом, и слышался возбужденный голос соседа.
Ольга уже было открыла рот, собираясь по-отечески ругнуть Алексея за устроенную дымовую завесу, но как-то сразу ухватила суть его рассказа. Ощущая слабость в ногах, оперлась спиной о дверной косяк, с ледяной обреченностью понимая, что прошлое все же достало её. Не было никакого сомнения – сбылись худшие ночные кошмары. Вампиры вернулись.