* * *
День Святого Матфея приближался с неумолимой быстротой. В асьенду El Paraiso стекались участники и зрители предстоящего празднества. Мендоса сильно волновался, понимая, что португальцы – уже на территории Гуайро, но всячески старался скрыть своё состояние за напускной весёлостью и беззаботностью.
В этот раз комендант Энкарнасьона позволил покинуть гарнизоны не только офицерам, но и сержантскому составу, оставив солдат без должного руководства. Он рассчитывал, что простые солдаты не окажут сопротивления португальцам, заперевшись за стенами фортов, те же в свою очередь беспрепятственного минуют границу (весьма условную, ибо в сельве обозначить её практически невозможно) и устремятся вглубь испанских территорий. Там же их встретят matones под предводительством верного человека, так как Ансельмо Эрнандес должен непременно присуствовать на корриде, дабы не порождать подозрений в дальнейшем.
…Трое танцоров во дворе асьенды исполняли пасодобль, танец имитирующий корриду. Партнер, облачённый в "костюм огней", искусно сшитый из бежевой замши и расшитый золотыми нитями, изображал тореро, а партнерша в алом одеянии – его мулету, которым тот дразнил быка.
Под ритмичные звуки музыки тореро "играл" мулетой (выписывая с партнёршей разнообразные фигуры), подразнивая своего напарника, изображавшего разъярённого быка. Тот же бил "копытом" и яростно бросался на мулету.
Зрители, как завороженные внимали искусным танцорам. И вот "бык" повержен. Храбрый тореро крепко прижал мулету-партнёршу к груди, и поцеловал под овации восторженных зрителей.
Дон Мендоса в сопровождении трёх телохранителей и Ансельмо Эрнандеса прохаживался среди гостей. Мужчины почтительно кланялись, всячески выражали свою благодарность за оказанную честь присуствовать на празднике. Дамы и юные синьорины, блистая своими нарядами и красотой, одаривали хозяина ослепительными улыбками.
Энкомендеро милостиво кивал, с кем-то переговаривался, шутил, – словом, старался казаться гостеприимным и безупречным хозяином. Вино лилось рекой, столы ломились от различных угощений… По опыту он знал, что после корриды непременно состоятся несколько помолвок, ибо почтенные энкомендеро приезжают на корриду, не только полюбоваться действом, но и по возможности устроить судьбу своих дочерей и сыновей.
Мендоса невольно залюбовался танцорами пасодобля, с гордостью про себя отметив, что именно он изменил старинные испанские традиции корриды. В Испании по-прежнему господствовала конная коррида, как дань тем далёким временам, когда рыцари, победившие мавров, становились рехонеадорами, дабы удовлетворить неугасаемую тягу к битве.
В это время прекрасная Джованна в окружении небольшой свиты и сыновей расположилась под специально установленным пологом, защищавшим от солнца. Знатные гости почли своим долгом приблизиться к почтенной доне, выказать восхищение её красотой и преподнести подарки.
…И вот гости, а также непосредственные участники состязаний собрались в полном составе, настал долгожданный день корриды.
Круглая арена, посыпанная песком, возведённая для проведения боёв, по форме напоминала римский цирк – вокруг неё располагались зрители.
Согласно новой традиции коррида делилась на три части-терции. О начале каждой терции извещал звук трубы.
В полдень матадоры и новильеро (самому юному недавно исполнилось двенадцать лет) собрались в загоне арены, дабы определиться с какими быками будут выступать. Распорядитель корриды написал номера быков на листках бумаги, тщательно сложил их и бросил в шляпу. Затем участники, полагаясь на судьбу, поочерёдно тянули жребий…
Быков после жеребьёвки поместили в индивидуальные загоны, где те должны оставаться до начала боя.
…Колокола местной церкви отзвонили вечерню. После чего гости поспешили занять свои места подле арены, дабы не пропустить представление. Семейство Мендоса в окружении свиты расположилось на отдельно стоявшей трибуне. Риккардо подал знак распорядителю корриды.
На арене появились матадоры, в сопровождении двух конных альгвазилов, поражая публику роскошью своих нарядов. Костюм матадора состоял из: треуголки, белой рубашки и короткого жакета, обтягивающих штанов, доходивших до колен, чёрных туфель; парадного плаща, мулены красного цвета для последней терции, дабы направлять атаку быка; плаща-капоте для игры с быком и клинка-эсток. Матадоры были молоды, сильны, красивы. Юные синьорины, обмахиваясь веерами, трепетали от возбуждения, ведь среди участников корриды были "рыцари их сердца".
За матадорами на арену вышли новильеро. Зрители встретили юношей бурным рукоплесканием. Те сдержанно поклонились.
Затем появились конные рехонеадоры, участвующие в первой фазе корриды, tercio de varas. Облачение всадника состояло из шляпы, украшенной бантом, расшитой золотом куртки и коротких (как у матадоров) замшевых штанов. Ноги рехонеадоров защищали специальные доспехи. Каждый всадник сжимал в руках пику.
Представившись зрителям, участники корриды покинули арену под восторженные крики и овации. Раздался звук рога, возвещавший о начале первой терции, tercio de varas, что означает – терция пик. Начиналась она с того, что из загона выбежал бык, его встретили тореро, помощники рехонеадоров с плащами-капоте.
Тореро то устремлялись на быка, то останавливались, выполняя вполне определённые фигуры, характерные для боя с капоте. Приём La Verónica являлся основным при встрече быка. Тореро, держа капоте обеими руками и выставляя его вперёд, заставлял быка атаковать…
Дона Джованна внимательно наблюдала за действом, происходившим на арене. Она целый год с нетерпением ждала дня Святого Матфея, зная, что супруг не обманет её надежд, и уже в который раз пригласит многочисленных гостей и устроит корриду.
Джованна наслаждалась празднеством. Ей нравилось скопление знатных гостей, она с удовольствием общалась с жёнами и дочерьми здешних энкомендеро, делилась с ними новостями из Асунсьона, или последними достижениями испанской моды. Джованна гордилась тем, что гости оказывали Риккардо подобострастное почтение, наслаждалась жадными взглядами кабальерос, говорившими о том, что она по-прежнему хороша и желанна. Она пребывала на вершине блаженства, украдкой поглядывая на рядом сидевшего Риккардо, мысленно вознося молитву Всевышнему за то, что послал ей такого прекрасного мужа. Все эти годы Джованна обожала Риккардо и не только потому, что он вызволил её из рук индейцев…
Невольно она вспомнила прошлогодний случай, когда бык набросился на тореро и один из рогов животного проткнул ему горло и вышел прямо изо рта. Несчастный умер на месте, захлебнувшись кровью. Ансельмо Эрнандес после этого долго сожалел о потери своего отважного офицера. Увы, людей, кому он мог безгранично доверять, было не так уж много. Дон Мендоса приказал похоронить офицера со всеми военными почестями…
Но, несмотря на то, что коррида порой не проходила без жертв, женщины, стремились попасть на неё и насладиться действом. И вот теперь, все представительницы прекрасного пола не отрывали взоров от арены, где "гарцевали" тореро, манипулируя алыми плащами-капоте, подразнивая разъярённое животное.
И вот, когда публика была уже достаточно "разогрета", а бык разъярён, на арене появились два рехонеадора.
Всадники поочерёдно пиками нанесли удары в загривок быка, дабы пустить ему кровь, тот пришёл в неистовое бешенство…
На арене виднелись два белых нарисованных круга. Рехонеадоры по правилам должны были оставаться за пределами внешнего круга, принимая на себя атаку быка во время первой терции. В то же время тореро пытались удержать быка в пределах внутреннего круга до того, как он нападёт на одного из всадников.
Сначала тореро при помощи капоте привлекали быка, дабы тот атаковал одну из лошадей. И вот раненое разъярённое животное бросилось на одного из всадников. Рехонеадор, не растерявшись, нанёс животному повторный удар, едва тот столкнулся с защитным покрывалом лошади. Кровь брызнула из его загривка, и он бросился на второго всадника…
Публика, затаив дыхание, наблюдала, как бык поочерёдно атаковал рехонеадоров. Наконец, весь израненный, он ослабел. Заметив это, распорядитель корриды приказал звуком рога возвестить о начале второй терции, tercio de banderillas, участники которой попытаются "оживить" быка.
На арену выбежали молодые бандерильеро, вооружённые короткими копьями, которые должны не убить быка, а лишь ещё больше разозлить его. Пока очередные участники корриды метали копья в животного, дабы привести его в бешенство, между доном Мендосой и Эрнандесом, находившимся по левую руку от него, состоялся следующий разговор…
– Буквально перед корридой прибыл один из моих людей… – шепотом произнёс Ансельмо. Впрочем, сия предосторожность была излишней – публика криками подбадривала бандерильерос, стоял невообразимый шум. Даже женщины не стеснялись активно выражать эмоции, что в Испании считалось отнюдь не допустимым. Но здесь – не Мадрид или Толедо, а Парагвай, где сложились свои нормы приличиях, которые порой шокировали вновь прибывших идальго и кабальеро.
Дон Риккардо невольно напрягся, приготовившись выслушать самое худшее. В это мгновение он пожалел, что вступил в сговор с португальцами…
– Он сообщил, – продолжил Эрнандес, – что миссии Сан-Игнацио и Сан-Мигель уничтожены… Португальцы захватили пять тысяч гуарани и уже переправили их на территорию Бразилии. Сан-Космэ постигла та же участь… Однако многие гуарани и их патер чудом сумели переправиться через Парану и укрыться в Санта-Лоренции. Едва зализав раны, иезуиты отправили своего человека в Энкарнасьон, дабы сообщить о нападении…
Умолкнув, Ансельмо многозначительно воззрился на дона Мендосу.
– Реши сам, Эрнандес, как избавиться от их посланника. – Холодно произнёс тот.
Кабальеро сдержанно улыбнулся и произнёс:
– Уже решил, дон Мендоса. Он утонул в Паране… Что поделать: все мы во власти Всевышнего.
Мендоса в очередной раз оценил предприимчивость своего подчинённого.
* * *
Тем временем вторая терция завершилась. Звук рога возвестил о начале третьей терции, в которой матадор при помощи мулеты направляет быка и готовит его к смерти, довершая действо ударом эстока.
На арене появился матадор. Дон Риккардо и Эрнандес тотчас узнали в нём офицера, возглавлявшего один из удалённых гарнизонов. Матадор приблизился к трибуне, на которой восседало семейство Мендосы и особо почётные гости. Согласно традиции, он произнёс пламенную речь, обращённую к Джованне, превознося её красоту и добродетель.
Дона привыкла к подобным ежегодным излияниям, ибо любой матадор, совершавший терцию смерти, считал своим долгом повергнуть быка в её честь. Однако эти речи доставляли ей удовольствие, она милостиво кивнула и взмахом веера дала понять, что матадор может приступать к заключительному действу.
…Матадор при помощи мулеты искусно манипулировал быком. Зрители, преисполненные восхищения, наблюдали за ним.
– Совершенно забыл вам сказать, дон Риккардо… – произнёс Эрнандес.
Мендоса вскинул брови "домиком".
– Что-то важное, Ансельмо?..
– Ну это, как сказать, дон Риккардо…
– Ох, уж эти твои вечные прелюдии! – возмутился Мендоса.
– Простите меня… Не хотел прогневать вас… Просто я упустил из вида одну деталь, возможно, она заинтересует вас… – рассыпался Ансельмо.
Дон Мендоса тяжело вздохнул, зная, что Ансельмо порой может быть излишне многословным, он давно смирился с его недостатком.
– Так вот, – продолжил Ансельмо, – известный бандейрант Антонио де Кампус, правая рука Секейры, погиб…
Дон Мендоса удивлённо воззрился на своего помощника.
– Не может быть! Неужели его убили индейцы?..
– Отнюдь, он пал от руки иезуита…
Мендоса подумал: эти монахи действительно очень опасны. Ведь ему в прошлом приходилось встречаться с де Кампусом и бандейрант произвёл на него впечатление отчаянного головореза. Как с ним мог справиться монах – не понятно…
Тем временем на арене появилась квадрилья, что вызвало рукоплескание трибуны. Невольно Мендоса вспомнил об Антонио де Кампусе и, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, внимательно воззрился на арену, не желая пропустить момента, когда матадор нанесёт быку первый удар эстоком. По правилам корриды допускалось не более четырёх ударов, затем быка добивала вся квадрилья.
…Коррида закончилась, когда солнце уже клонилось к закату. На следующий день празднество должно было продолжиться выступлениями новильеро.
Глава 11
Жизнь в редукции Сантьяго текла своим чередом. Её обитатели даже не подозревали, что португальцы вторглись в Гуайро, уничтожили три редукции, пленили множество гуарани и, увы, приближаются к ней.
Те гуарани, которым удалось чудом избежать пленения, поспешили скрыться в непроходимой сельве, даже не помышляя предупредить о надвигающейся опасности другие христианские миссии.
По обыкновению викарий Джон Мак Дамфрис, помощник патера Монтойи (Антонио всё же избрал путь духовного коадъютора), верхом на муле совершал инспекцию, объезжая владения редукции. Он достиг отдалённого поля, на котором возделывался маис.
Гуарани мирно трудились под надзором альгвазила, почтенного пожилого гуарани. Неожиданно из леса появилась группа людей…
Альгвазил, несмотря на свой почтенный возраст, тотчас заметил их и, вооружившись луком, возопил:
– Бандейрос! Бандейрос!
Гуарани, возделывавшие поле, бросили работу и бегом устремились в сторону селения, чуть не сбив с ног мула, на котором восседал Мак Дамфрис. Викария, подобно его пастве, охватила паника, он уже собирался развернуть мула в противоположную строну, как вдруг заметил, что "бандейранты", появившиеся из сельвы, подают ему знаки. Мало того, они облачены в униформу испанской армии.
– Слава Всевышнему… – пошептал Джон и осенил себя крестным знамением. Решив, что остановить перепуганных гуарани ему уже не удастся, он направил своего "коня" навстречу солдатам. Вид у них был уставший и изрядно потрёпанный.
– Кто вы такие? И почему здесь? – начал викарий незамедлительный вопрос.
– Мы из гарнизона, что в десяти льё отсюда… – ответил один из солдат. – В Гуайро вторглись португальцы! Наш командир и его помощник отправились на ежегодную корриду к дону Мендосе! Что нам оставалось делать?.. Мы заперлись в форте… Португальцы, видимо, не сочли нужным тратить на нас время, и прошли мимо… Того гляди они будут здесь! Они пришли за рабами… – сбивчиво говорил он.
Викария охватило смятение: португальцы! Бандейранты! Здесь в глубине Гуайро?! На испанской территории?!
– Как вы сумели сюда добраться? – удивился викарий.
– Я наполовину гуарани, святой отец… И здешнюю сельву знаю, как свои пять пальцев… – и как бы в подтверждение своих слов он выставил вперёд правую руку и растопырил пальцы. – У вас ещё есть время, чтобы спастись…
Викарий окинул взором беглецов: выглядели они явно растеряно, однако, были вооружены эспадами и кое-кто аркебузами.
– Не будем терять время. Надо обо всём сообщить патеру, – решительно заявил викарий и ударом пяток, осадив по бокам своего мула, попытался развернуть его в противоположную сторону.
…Внимательно выслушав викария, патер Антонио Монтойя в который раз пожалел о том, что не в его власти вооружить индейцев аркебузами, и тотчас приказал альгвазилам и коррехидорам собрать людей на площади перед храмом Девы Марии. Примерно через час полторы тысячи гуарани были в сборе. Они взяли с собой самое необходимое, и под предводительством патера покинули редукцию. Их путь лежал в Тринидад. Монтойя рассчитывал совместными усилиями с тамошним патером отразить нападение бандейрантов.
Однако альгвазил, тот самый, что первый заметил солдат вышедших из сельвы, выказал настойчивое желание остаться. К нему присоединились такие же как он, пожилые гуарани. Они были намерены укрыться за крепостными стенами и оборонять опустевшее селение, отвлекая, таким образом бандейрантов, дабы их соплеменники и иезуиты успели углубиться в сельву и уйти как можно дальше на безопасное расстояние.
…Переход до редукции Тринидад занял три дня. Патер и викарий на протяжении всего пути молили Всевышнего и всех Святых, дабы те защитили гуарани. Вероятно, молитвы были настолько искренними, исходили из самого сердца, что небожители вняли им и беженцы достигли Тринидада без приключений.
Патер Тринидада, итальянец Петроний де Фальконара, пришёл в крайнее изумление, увидев перед воротами редукции, огромное скопление измученных переходом гуарани. Антонио Монтойя и Джон Мак Дамфрис поспешили к нему навстречу и поведали о вторжении бандейрантов.
Петроний был человеком умным, умудрённым жизненным опытом (недавно ему минуло тридцать лет). Примерно год назад викарий, его помощник, скончался от лихорадки. С тех пор Петроний самостоятельно управлял миссией. Он внимательно выслушал своих собратьев и, размышляя, пришёл к неутешительному выводу:
– Гарнизоны не оказали сопротивления… Их командиры отбыли на ежегодную корриду… Странно всё это… Похоже, португальцы в сговоре с комендантом Энкарнасьона. Но вряд ли мы сможем доказать это. Тем более, что Риккардо Мендоса подчиняется эмиссару, а отнюдь не церкви…
Монтойя и Мак Дамфрис вперились в своего собрата расширенными от ужаса глазами.
– Предательство… – прошептал Антонио и метнул взор на викария.
– Миссии Сан-Игнацио и Сан-Мигель наверняка уничтожены… – упавшим голосом произнёс Джон.
– Участь Сантьяго предрешена… – вторил им Петроний.
– Надо незамедлительно спасать людей, – решительно заявил Монтойя. – Обнаружив опустевший Сантьяго, бандейранты устремятся сюда. Вряд ли они оставят нас в живых, гуарани же отправят на рынки рабов.
Петроний кивнул.
– Нам без оружия не выстоять против бандейрантов…
– О! Сколько раз я просил позволения Диего де Торреса, дабы вооружить гуарани! Он же всё медлил! – обуреваемый гневом воскликнул Антонио.