- Земная красота! - Михалыч переходил от одной арки к другой, любуясь тихой прелестью окрестностей. - Отрадно сознавать, что люди умеют творить красоту. К прискорбию нашему, они же ее и разрушают.
Максим с почтением разглядывал колокола, особенно два больших - художественного литья; языки у них были массивные, казалось невероятным, что хрупкая девушка справляется с такими тяжелыми инструментами.
Но вот Варвара взялась за веревки, раздались первые торжественные звуки благовеста, запел самый большой колокол, полетел звон над городом в поля, в лес, далеко за реку и уже где-то там затерялся в чаще, угас окончательно. Последовали мерные удары, и с каждым певучим звуком из Максима улетучивалась душевная и физическая усталость, он оживал, возрождался.
А когда начали звонить все колокола, величественное благозвучие напоило воздух, стало атмосферой, в которой двигались люди внизу, летали птицы и плыли на восток облака. Максим оживал с каждой минутой. Серебряный трезвон проник во все клеточки его существа, очистил душу, мозг, кровь, мышцы.
Максим со всей ясностью понял, что завтра же его работа будет закончена. Он чувствовал в себе небывалую силу, творческий подъем, какого давно не испытывал. Он был здоров, здоров совершенно!
В нетерпении он стал разматывать бинты на руках, словно собирался играть немедленно. Михалыч заметил, но ничего не сказал, лишь ободряюще улыбнулся. Руки оказались целы, раны затянулись, опухоли как не бывало, кожа была белая, гладкая, ни малейшей боли в суставах.
Варя подошла с сияющими глазами, в них еще пели колокола. Максим взял ее маленькую руку и с благоговением поцеловал.
- Варенька, вы не представляете, что для меня сделали! Вы позволите, я приду к вам еще?
- А не обманете? - с трепетом спросила она. У нее пылали щеки и губы, дрожали ресницы от внутреннего волнения.
- Ах, Варя, если бы вы знали, как мне это необходимо, не стали бы сомневаться.
- Вы уедете, и забудете сегодняшний день.
- Уеду еще не скоро. Я живу сейчас в поместье Дарьины ключи. Слышали о таком?
Девушка встрепенулась: так значит, он будет где-то поблизости, и она обязательно снова его увидит!
- Дарьины ключи? Место известное, но многие обходят усадьбу стороной, - с готовностью откликнулась она. - Говорят, там по ночам бродят привидения. Из-за слухов люди перестали ходить к источнику, а ведь он издавна считается целебным. Но раз вы в доме живете, значит, все россказни - это досужие домыслы.
- Безусловная брехня, Варенька, - подтвердил Ярослав, в котором также проснулся джентльмен.
Примеру Максима последовали остальные. Каждый приложился к руке Варвары. Михалыч задержал маленькую ладошку в своей руке чуть дольше, чем требовала простая вежливость:
- Вы, Варенька, искусный звонарь. Я словно омыт золотым дождем.
- Спасибо, - девушка подняла на него глаза и обомлела: заходящее солнце напроказничало, послало косой луч и отразилось от щеки забавного толстяка целым снопом радужных брызг, словно брильянт заиграл на свету. Сияние разбежалось золотым дождем, вспышками, искрами, сложилось на миг в прекрасный образ, ничего общего с ее собеседником не имеющий, но напомнивший ей многие изображения, - и пропало.
- Скажите, Варя, вы никогда раньше не встречали этого человека? - Михалыч указал ей сверху на Веренского, сидящего на скамье. - Он был с нами утром, помните?
- Встречала. Я сразу его вспомнила. Он часто приходит в храм. Два раза разговаривал с батюшкой, отцом Анатолием.
- Варя, нам несказанно повезло, что мы сегодня встретились. Видно, кто-то нам помогает, - добавил он с хитринкой.
Она же смотрела на него в ошеломлении и руку свою забыла в его руке.
- Какие вы все… - пролепетала она. - Какой день сегодня!..
"Пойду расскажу батюшке, - думала она, провожая мужчин к лестнице. - Только поверит ли? Сделает вид, что верит, а сам подумает, что привиделось… - Она замерла, охваченная счастливым предчувствием. - Я узнала его, неспроста он сегодня мне явился. Эта встреча с Максимом! Да-да, не может такое оказаться случайностью…"
Прежде чем вернуться в усадьбу, Михалыч предложил поужинать вне дома. Надо было обсудить план действий, а в усадьбе и стены имели уши. Заговорщики выбрали уютное кафе, только расселись, заказали еду, как Максим объявил, что в ближайшие два дня заканчивает сочинение пьесы и готов исполнить ее в завершенном виде, как только ему прикажут.
Все вопросительно посмотрели на Михалыча.
- Итак, Леонид Ефимыч, приближается день закрытия ужасной бреши, порожденной вашей неуемной жаждой славы, - официальным тоном начал тот. - Что вы намерены предпринять, чтобы сохранить дочь, не позволить ей остаться по ту сторону? Как видите, она больше к вам не приходит, и у нас нет возможности удержать ее в мире живых.
- Я позову ее, - задергался Веренский. - Я найду способ выманить ее из тьмы хоть ненадолго. И тогда… Вася, ты должен задержать ее, пока Максим будет играть.
- Сделаю, что смогу. Придется применить силу, вы же понимаете, добром она не сдастся.
- Я помогу, - пообещал Ярослав. - Что мы, втроем одну девчонку не удержим?
- На меня не рассчитывайте, - предупредил Михалыч. - Я буду занят в это время. И все-таки, Леонид Ефимыч, мне непонятно, каким образом вы сможете залучить Лизу в дом, да так, чтобы удалось ее схватить.
- Так давайте придумаем вместе что-нибудь! - с отчаянием воззвал Веренский. - Что я могу один? Я рассчитываю на вас.
- Сами, вы, однако, помочь нам не хотите, - сурово произнес Михалыч.
- Помилуйте! Я не хочу?! Вы только скажите, что от меня требуется. Я все сделаю!
- Отдайте нам книгу. Она ведь здесь, в храме. Я понял это по вашей реакции. Пойдите и принесите ее немедленно. Я устрою так, что Лизе сообщат о вашем согласии передать ей книгу. Лиза должна убедиться, что книга лежит в доступном для нее месте, и как только захочет ее взять, настанет очередь Василия и Ярослава действовать.
Веренский побледнел и заерзал на стуле:
- Вы не понимаете всей опасности! Едва книга окажется в доме, Себ преспокойно придет и отнимет ее. Кто в состоянии ему помешать?
- Я! - сказал Михалыч. - Книга будет у меня до решающего момента.
Пришлось потратить множество слов и доводов убеждения, прежде чем Веренский признал необходимость изъятия книги из храма. Несчастный так разнервничался, что ничего не съел за ужином.
Веренский понуро потащился к храму, мужчины дожидались его поблизости.
Он показался на ступенях, к груди прижимал завернутую в кусок материи книгу.
- Давайте сюда. - Михалыч с порядочным усилием выдернул у него из рук фолиант. - Вот так-то надежнее.
- Почему Себ действует в одиночку? - спросил в машине Максим. Они уже подъезжали к усадьбе.
- Он делает то, что ему приказали, - ответил Михалыч. - Пока это отдельные стычки, и ни одна сторона не хочет новой большой войны.
- А другая сторона - это… - Максим показал глазами вверх. Непроизвольно вышло с легкой иронией.
Михалыч посмотрел на него внимательно и улыбнулся:
- Другая сторона - это ты, я, Вася, и Ярослав, несмотря на его, мягко говоря, легкомыслие.
- Хорош попрекать! - прогудел Ярослав. Он сидел впереди, рядом с Василием. - Подсчитали бы лучше, сколько убытков мы понесли. Скоро по миру пойдем с протянутой рукой.
Уазик подкатил к крыльцу и остановился.
- Темнеет. - Михалыч посмотрел на часы. - Надо будет поискать Зета. Есть у меня для него поручение относительно Лизы. А ты, Ярослав, сможешь передать ему игрушку.
Михалыч и Ярик задержались у машины, остальные прошли в дом.
- Поди найди сорванца, - Ярик трижды лихо свистнул в разные стороны. - С ума сойти! В наш век высоких технологий приходится свистеть, как разбойник с большой дороги. Плохо у нечистой силы с коммуникацией - ни тебе мобильников, ни интернета, отсталость дремучая, все по старинке живут.
Кстати, Михалыч, я заметил, что и ты мобилой не пользуешься, что так?
- Да как-то надобности не возникало, - ответил тот не слишком уверенно.
- Сейчас без мобильников только кошки гуляют. Удивляешь ты меня, Михалыч. - Он запустил пальцы в задний карман брюк и извлек сотовый телефон. - На, дарю, у меня еще один при себе. Можешь смело стирать лишнее, все сдублировано. Не-не-не, отказ не принимается, бери, телефон новый, последней модели, пользуйся, а то сам не купишь, ясно уже.
Он сунул трубку Михалычу в руку. Тот растерянно уставился на вспыхнувший дисплей.
- Гм… спасибо, конечно, только… Видишь ли, там где я живу, телефоны не нужны, и я совершенно не знаком с данной конструкцией.
- Научу! Делов-то… Хотел бы я знать, где не нужны телефоны. Слушай, Михалыч, ты хороший мужик, правильный, только сдается мне, что какие-то недоумки затянули тебя в секту. Ты эти глупости брось, сектанты все зомбированные, на них наживаются ловкие мошенники. Не давай себя дурачить, Михалыч!
- Я благодарен тебе за заботу. Насчет сект ты верно говоришь, но в отношении меня ошибаешься. Ладно, покажешь на досуге, как работает эта штуковина.
В кустах зашуршало, высунулась мордочка Зета. Он выжидательно поглядел на мужчин и снова спрятался.
- Иди сюда, не бойся, Ярослав тебе приготовил сюрприз, - позвал Михалыч.
Чертенок выбрался из зарослей, отряхнулся по привычке и несмело приблизился на несколько шагов.
- На, получай друга. - Ярослав достал из машины домового и посадил на капот. - Ну как, нравится?
Того, что произошло дальше, благодетель никак не ожидал. Казалось, подарок очаровал Зета, глазенки у него округлились, он обошел и с восхищением оглядел игрушку со всех сторон, восклицая "Ух ты!", "Красотища!", "Здорово!", потом схватил, прижал к себе и снова нырнул в кусты.
- Никакого воспитания! - сокрушенно заметил Ярик. - Ни тебе "спасибо", ни слез умиления, ни дружеского пожатия руки.
Зет тем временем снова появился, морда у него была донельзя довольная. Мужчины в один голос ахнули: бедный домовой лишился своего красочного одеяния, оно перекочевало на тщедушное тельце хвостатого франта, причем для хвоста затейник, недолго думая, прогрыз дырку в байковых штанишках. Лапти также пришлись в пору, даже гоночная бейсболка хорошо гармонировала с красной вышивкой на рубахе. Не захотел модник расстаться и с деревянной ложкой и прочими атрибутами, висящими на поясе.
Михалыч разразился хохотом, схватившись за живот, приступы смеха усиливались, стоило ему взглянуть на выражение лица Ярика.
- Вот это прокол! - пробормотал тот. - Надо было мальцу шмотки покупать. Ты что наделал, бесстыдник? Раздел пожилого человека. - Ярик поискал в кустах и вытащил разодранную куклу. - Голову зачем оторвал, вандал?
- Рубашка не снималась, - охотно пояснил Зет. - А зачем ему? Он все равно неживой.
- Повезло ему, что неживой, - все еще смеясь, заметил Михалыч. - Хорошо, что это не кролик или хомяк, могла бы и шкурка сгодиться.
Глава 14
Наступил день, которого все ждали с нетерпением: Максим объявил, что композиция готова, и он может ее исполнить. Он положил на стол перед собравшимися стопку исписанных, измятых листов нотной бумаги.
- Не будем тянуть, - постановил Михалыч. - Ты в состоянии играть сегодня же на закате дня? - обратился он к Максиму.
- Я в отличном состоянии и сделаю все, что нужно.
- Хорошо, стало быть, всем надо собраться. Приготовьтесь к тому, что будет трудно, нам понадобиться максимум усилий, мужество, упорство, сила воли, иначе проиграем.
Вновь проработали все детали плана.
Чертенок Зет должен был как бы случайно проболтаться Лизе о книге и ее местонахождении. Ярослав и Василий предусмотрели вспомогательные средства для поимки Лизы, словно речь шла не о девушке, а о диком звере.
Веренского решили запереть в одной из комнат, чтобы отцовские чувства не помешали охотникам применить к Лизе необходимые меры, в том числе самые жесткие, если потребуют обстоятельства.
Михалыч сказал, что выложит книгу на видное место лишь после того, как Максим начнет играть, до тех пор она все время будет при нем.
Леонид Ефимыч жестоко переживал, на временное заточение согласился с душевными терзаниями.
Михалыч давал наставления Максиму:
- Запомни: что бы ни случилось, отвлекаться нельзя, ты не должен прерывать игру ни под каким видом, даже если явится Себ и попытается тебя убить. Доверься музыке и больше ни о чем не думай, доверься мне, я сумею тебя защитить.
Максим горько усмехнулся:
- Будем надеяться, что я успею закрыть проход до того, как Себ спохватится. Не переоценивай себя, с демоном тебе не сладить при всех твоих способностях. Эх, обидно будет, если не успею, ведь все готово, остался последний рывок.
Он посмотрел с грустью в чистые сияющие глаза.
"Мне бы такую силу духа, уверенность. Неужели он ничего не боится? Или знает что-то, чего не знаю я. Сказал, что надо верить. Легко ему быть спокойным, ведь это не он остается в полном одиночестве в комнате, которая давно уже не комната, а преддверие ада. Дважды мне удалось уцелеть, да только везение не бывает беспредельным".
Он вышел на крыльцо и загляделся на румяные облака, подсвеченные заходящим солнцем.
Рядом встал Ярик:
- Надеюсь, что сегодня все кончится, и мы вернемся к прежней жизни. Соскучился я по Москве, по работе, по атмосфере наших концертов.
Ты мне так и не объяснил, почему впрягся в эти вожжи. Как Михалычу удалось тебя убедить?
- Он не убеждал. Достаточно было услышать пианино. Я мог уйти, но никогда не смог бы забыть эти звуки. Я думаю, они постепенно свели бы меня с ума, спасение лишь в том, чтобы восстановить гармонию - в первую очередь, в собственной душе.
- Понимаю, эта штуковина разъедает все, что попадает в радиус ее действия. Ты прав - клин клином вышибают. Я уверен, что ты справишься. И Лизу вытащим, побеснуется и смирится. Она тебе, кажется, нравится? В этом деле положись на меня. Я все устрою.
- Думаешь, она забудет Себа? - засомневался Максим. - А как быть с Васей? Ведь он любит ее. Непорядочно отбивать у него девушку.
- Но она-то его не любит! К тому же, сам посуди, что он может ей предложить? Лизу после всех передряг надо развлечь, обеспечить ей роскошные условия, подарки, наряды. Словом, предоставь это мне, я знаю, что нужно женщине. Опыт какой-никакой имеется.
- Что ж, я готов добиваться девушки, если останусь в живых.
- Тьфу, постучи по дереву! Ты эти безобразия мне прекрати, и слушать не хочу! Кто тебе даст умереть? Ум включи, романтик.
Ярослав возмущался еще долго, скрывал таким образом собственное беспокойство.
Большие часы пробили пять раз. Максим вошел в кабинет и сел за пианино. Зажег все свечи, ноты поставил на пюпитр - больше для страховки, так как мог сыграть композицию по памяти.
Начинать следовало немедленно, в комнате было холодно, руки стыли. Свисающие с потолка гирлянды плесени посеребрились инеем, диван у стены отсырел, на светлой обивке виднелись пятна влаги.
Максим глубоко вдохнул, как обычно, когда собирался прикоснуться к клавишам пианино. Дыхание вырвалось обратно облачком пара.
Он начал играть. Никогда еще ни одна музыкальная композиция не имела подобного вступления. Она начиналась с агрессивного нагромождения всевозможного ора, выражающего различные эмоции, в том числе злорадного хохота, торжествующих криков мучителей, в ней властвовали духи ада. Руки пианиста летали над клавиатурой, рождали свирепый, казалось, беспорядочный звуковой вихрь, который постепенно скрутился в смерч. Неуловимо, такт за тактом, вытягивалась из бешеной воронки чуть различимая мелодия, голоса еще сходились, отталкивались и вдруг звучали в унисон, слагались в терцет, квартет, и снова мешанина, неразбериха, чернь, пустота, но теперь уже нестойкие, все более кратковременные. Как тонкий лучик, проникший в подземелье, выделилась музыкальная тема, она крепла с каждой минутой, набирала силу и объем, обретала значимость, торжественную размеренность.
Вновь, как в роковую ночь в лесу, начала меняться обстановка вокруг Максима, мебель, стены, потолок, пол пропали, медленно растворились в серой дымке, остались пианино и исполнитель, как бы висящие в пространстве. Как и в прошлый раз стало трудно дышать, но Максима вело вдохновение, он был силен и устойчив, как никогда.
В тумане обозначилось темное пятно, оно приближалось, и Максим догадывался, кого призвала его музыка, но думал об этом словно издалека, он жил в своей музыке, а все остальное было несущественно.
Гармоничный, прекрасный хор голосов ширился, захватил открывшееся пространство и понесся дальше, ввысь, неудержимо и величественно, здесь было все - скорбь, боль, грусть и светлые воспоминания, робкая надежда и мольба о прощении, благородство и величавая простота.
- Прекрати, - сказал Себ.
Максим отвлеченно посмотрел в его беспросветные глаза и продолжал играть.
Себ стоял перед ним с мечом в руке, клинок отливал вороненой сталью.
- Прекрати, или я убью тебя. Ты слышишь меня, музыкант?
Нет, не слышал его Максим, не хотел слышать. Не для того он прошел через мучения, дышал воздухом преисподней, впитал в себя по капле чужие страдания, чтобы сейчас отказаться от своего детища, может быть, главного и лучшего в своей жизни.
Себ приставил острый конец клинка к горлу музыканта, холодная сталь рассекла кожу.
- Подохнешь вместе со своей музыкой! Ты долго испытывал мое терпение.
И это не сработало. Все, что происходило вокруг, Максим практически не воспринимал, даже укол в шею не почувствовал, он был в другом измерении.
Появление третьего лица зафиксировали лишь его глаза, но не разум.
На сей раз Регул спустился откуда-то сверху, что было для него немудрено. Еще бы! Плаща на нем сегодня не было, а вздымались за спиной белоснежные крылья, большие и сильные.
- Пришел-таки, я уж заждался. - Себ шагнул навстречу. Он сбросил с плеч мантию и остался примерно в таком же одеянии, что и Регул, только все на нем было черно-красное, как и мантия, даже темные доспехи имели червленый оттенок. У демона тоже оказались крылья - острые, кожистые, облезлые, хищных очертаний, кое-где островками еще топорщились редкие черные перья. - Ты должен оценить мое великодушие. Я мог бы убить парня до твоего прихода, но ты слишком привязался к пианисту, поэтому я дам тебе шанс его защитить. Он стал тебе дорог, как брат родной, и уже только по одной этой причине заслуживает смерти. Мудрые наставники задурили тебе голову - учат вас заботиться о людях, которые не стоят ворсинки с твоего пера.
Отдай мне музыканта, Регул, и мы расстанемся с миром, и, надеюсь, без обид. Я бы позвал тебя с собой, так ведь не пойдешь.
- Ты знаешь, что мне дорого, давай не начинать сначала. Я не смог убедить тебя, когда ты был еще чист и доверчив, другой оказался речистее, а сейчас я не хочу тратить бесполезных слов.