У вас… Я стою на четырех согнутых ногах, и - вот черт! - я в ловушке. Вокруг меня толстые мутные пластиковые стены, и невозможно пошевелиться. Можно пройти немного вперед и немного назад - я точно знаю, что можно, - но пока не двигаюсь. Твою мать, мне почти нечем дышать. Я часто моргаю, потому что со зрением у меня тоже не все в порядке: мир за стенами моей тюрьмы выглядит каким-то желтоватым и деформированным. А еще я хочу есть, и это такой голод, которого я никогда раньше не испытывала, и ощущаю я его какой-то незнакомой частью живота. Чем бы я сейчас ни была, это сущий ад - пережить такое можно только во сне, да и то - лишь пару секунд, после которых ты с криком просыпаешься. Я не могу двигаться. Не могу обернуться. Мои руки/ноги/крылья впиваются мне в тело. Думаю, у меня есть хвост, но я не могу им пошевелить. Он чем-то пригвожден. Думаю, я здесь и умру - в полном одиночестве, не имея возможности даже повернуть головы. Ну же, Эриел! Ты ведь все еще Эриел! Ну да, Эриел, но еще… что? Кто я? В чей мозг я втелепатила? У меня - или у нас? - появилась та же проблема, которая была и у мистера Y: мне хочется почесаться. И еще мне хочется есть, и я знаю, что именно из-за этого я пришла в эту коробку. Я знаю, что ела что-то сладкое и рассыпчатое, но уже довольно давно. И все-таки почесаться мне хочется не меньше, чем есть. Мне ужасно нравится тереть своей острой ногой за ушами, избавляя их от зуда, и я бы все отдала за то, чтобы можно было это сделать сейчас (хотя и нельзя сказать, что я понимаю, что именно обещаю отдать). Я уже пыталась - точнее, продолжаю пытаться до сих пор. Почему я не могу сдвинуться с места? Я, Эриел, вижу оргстекло, но другая "я" не знает, что вообще происходит. Эта другая "я" впала в панику уже много часов назад. Она не смогла сделать то, что делает всегда в подобных ситуациях, а обычно она просто бежит как можно быстрее и ищет темное и мягкое местечко, в котором можно было бы укрыться. Но очень трудно называть это существо, частью которого я теперь стала, "она". Мой мех ("мой мех"? Ну да, похоже, мой) пахнет страхом: сырой, сладковатый запах, похожий на запах печенья. Я знаю этот запах от других - от тех, кто возвращается со следами зубов на своих телах.
Отстраниться. Наблюдать со стороны. Черт побери, Эриел, ты ведь не мышь. Но ведь мышь же. Я знаю, как ухаживать за своим мехом. Я несколько раз была беременна (Не думаю, что она умеет считать, но я-то умею. Не думаю, что она умеет говорить, но я-то умею. Я умею считать события в воспоминаниях, о существовании которых она, скорее всего, и не подозревает). Я помню, как больно было рожать - как будто бы давишь на свежий синяк. Я знаю, что здесь и умру, но вот хотя бы знаний о смерти я у себя не нахожу. Только слоны понимают, что такое смерть… Где я это прочитала? Не представляю, сколько я здесь нахожусь, но мне надо отсюда выбраться. Выпустите меня! Я пытаюсь заорать, но слышу только быстрое дыхание мыши и стук ее сердца, которое колотится вместо моего.
Что делать? Я знаю, как надо себя успокаивать в подобных ситуациях. Мне доводилось стоять в переполненных поездах метро и лифтах и думать: "Уже недолго" и "Дыши". Но мое сознание смешалось вот с этим, и я знаю - из-за того, что она знает, - что на сей раз это настоящая опасность и сейчас самое главное - бежать. Но мы не можем сдвинуться с места. Черт, черт, черт. Как отсюда выбраться? Где вся та информация, которую мистер Y вроде как видел по краям своего поля зрения? Стоило мне об этом подумать, как передо мной появляется нечто вроде компьютерного рабочего стола. Теперь я вижу все то же самое, что и мышь: просторную комнату, искаженную пластиком и в тон ему окрасившуюся в желтоватый оттенок (хотя мышь едва ли все это понимает и, вероятно, полагает, что находится где-то, где никогда раньше не была, ведь даже запах в пластмассовой коробке не такой, как снаружи), - но теперь сверху на все это наложен особый дисплей управления, с помощью которого я могу делать выбор. Трудно описать, как этот дисплей выглядит, потому что я не вполне понимаю, как он работает. Похоже на компьютер, но все немного не так. Я не знаю, как им пользоваться. Но зато, похоже, он появляется тогда, когда мне нужен. И, полагаю, он меня отсюда вытащит.
В верхнем правом углу моего поля зрения есть голубой квадратик, который мигает, когда я на него смотрю (когда о нем думаю?). Весь остальной экран усеян маленькими полупрозрачными квадратиками, на каждом из которых смутно виднеется незнакомый мне пейзаж. Такое ощущение, будто на одном экране одновременно демонстрируется сотня разных документальных фильмов. Что это за изображения? Когда я останавливаю на них взгляд, они становятся ярче, как ссылки в интернете, и я понимаю (уж не знаю, каким образом), что могу выбрать любую "иконку", чтобы перепрыгнуть в новое место и, вероятно, осуществить то, что Люмас именовал педезисом. Но я не хочу этого делать. Я хочу выбраться отсюда - из тропосферы - и освободить мышь. Я снова смотрю на неясные картинки. Одна из них заинтересовала меня больше других: пейзаж на ней выглядит каким-то инопланетным. Но - о, нет! - в то самое мгновение, когда мои мысли останавливаются на этой картинке и я думаю: "Интересно, что там", что-то начинает происходить. Я размываюсь (это единственный глагол, который мне удается подобрать) в этой реальности и начинаю переноситься в другую. Я думаю: "Стойте! Я не хотела!" Но уже слишком поздно.
Ну, по крайней мере, я больше не в ловушке.
Теперь мои лапы ступают по холодной и жесткой поверхности. Я чувствую, как нижняя часть моего туловища раскачивается из стороны в сторону, а лапы касаются земли: передняя правая - задняя левая - передняя левая - задняя правая. У меня есть хвост и я могу им двигать! Ощущение кажется одновременно и знакомым, и незнакомым: то ли оно было у меня всегда, то ли мне довелось испытать его только однажды, давным-давно. Светлый бетон у меня под ногами (я чувствую, что сама решила так его назвать) - холодный, как кубик льда (тоже мое сравнение), и поэтому я ускоряю шаг. Впрочем, мне вполне тепло. Я только что покинула гнездо, и воспоминания о большом количестве меха и запах моей семьи (я перевожу на ходу, и "семья" - это самое близкое, что приходит на ум при воспоминании чувства связанности и близости) согревают меня, словно горячий сироп (тоже мое). Я снова мышь (я так думаю). Но я свободна.
Между задними ногами у меня что-то есть - знакомое этой мыши, но не мне. Ощущение странное, как и от хвоста, но если хвост представляется мне чем-то вроде лишней конечности, то эта новая вещь кажется наполненной энергией, словно клитор, но только она, в отличие от клитора, большая и простирается от живота и куда-то за пределы меня. Сейчас в ней что-то приятно покалывает - и горячая жидкость выливается из нее на бетон. Я думаю, что это заставит остальных держаться подальше - я всегда делала это с такой целью. Мой мех подрагивает абстрактными существительными, непереводимыми, нечеловеческими ощущениями гордости, собственности, планов на будущее и постоянного, мускусного желания жестокости (мои клыки - в спинах слабых, бледных соперников, я раздираю их плоть) и секса. Возможно, только ради этого я и живу на свете: ведь вон как дрожит и размякает мой мозг, когда этот похожий на клитор член входит и выходит из теплой, тесной дыры в другом существе, и вон какое сладкое чувство разливается в конце концов по моим животу, спине, ногам и горлу - до того сладкое, что я валюсь на бок, изо всех сил вцепившись в нее, кем бы там она ни была. У меня есть желания - возможно, я даже весь из них состою - но не похоже, чтобы я долго о них размышлял. Мой разум состоит не из призрачных "хочу, хочу", а скорее из уже сбывшихся "вот оно, вот оно". Меня беспокоит только одно, когда я брожу по этому пространству, уставленному мусорными баками на колесиках, которые больше и выше меня. Где она? Одна куда-то делась. Одной не хватает. Одна исчезла. Может, считать я и не умею, но вот вычитать - пожалуйста. И как-то все это хреново.
Даже я потрясена тем, что мышь умеет ругаться, но быстро понимаю, что это мои мысли смешались с его: его чувства - на моем языке. Мне бы пора попытаться выбраться отсюда, но быть здесь, быть им - от этого почти невозможно отказаться. В нем все - под напряжением. По его/моим усикам пробегают электрические разряды и томление - и кажется, что это никакие и не усики, а тоненькие проводки. Теперь он бежит - с такой легкостью, какой своими ногами никогда не достичь, и я словно катаюсь на ярмарочной карусели. Мы перемещаемся по бетону к следующему мусорному баку, и я одновременно и знаю, куда иду, и не знаю тоже, и каждое мгновение для меня - полная неожиданность. Я и водитель, и пассажир одновременно. И в этих наших перемещениях есть какая-то удивительная определенность - как и в ощущении, которое я испытываю сейчас, вгрызаясь в кусок черствого хлеба, маринованного дождем. Я догадываюсь, что хлеб черствый только потому, что сама его недавно выбросила, но сейчас он представляется мне восхитительным: такой пикантный привкус - можно подумать, будто ешь тост, намазанный пастой "Мармайт".
Но надо все-таки отсюда выбираться. С этой мышью все прекрасно, а вот зато с другой - нет. Она в ловушке, и я обязана ее спасти. Я думаю: "Дисплей!" - как будто играю в "Космических пришельцев" или снимаюсь в фантастическом фильме, и эта штуковина и в самом деле появляется и накладывается поверх всего, что я вижу. Я собираюсь не обращать внимания на размытые "иконки", но в этот момент одновременно происходят сразу две вещи: в поле зрения мыши - за дисплеем - появляется оранжевое пятно, похожее на лужицу апельсинового джема, и в это же время я замечаю на дисплее квадратик, изображение на котором совсем не похоже на инопланетный пейзаж - там сидит у колеса мусорного бака маленькая серая мышка и грызет хлеб. Это я. Какое-то существо смотрит на меня.
Все становится сложнее некуда. Моя мышь увидела рыжую кошку, и ощущение такое, будто нам обеим вкололи ледяной воды и привели в состояние сумасшедшей тревоги. Это страх, но страх такого рода, к которому я не привыкла. Смерть, смерть, приближается смерть. Твою мать! Все мои внутренности превратились в одно большое ледяное месиво, и надо бежать, надо спрятаться… Но погодите-ка. Ледяная вода застывает. Я замираю, превращаясь в ледышку. Я знаю (на каком-то уровне знания, с которым никогда раньше не сталкивалась), что сейчас мне нужно застыть. Я, Эриел, хочу лишь одного - поскорее выбраться отсюда, но какой-то инстинкт, о наличии которого я не подозревала, - какой-то мышиный инстинкт, наложенный поверх моих собственных, подсказывает мне, что над кошкой есть другое изображение, в которое мне можно войти. Поэтому я сосредотачиваюсь на полупрозрачном квадрате с застывшей мышью - квадрате, принадлежащем кошке, которая смотрит на окаменевшую сахарную мышь, чей ужас я ощущаю в своем/нашем теле, и я мысленно кричу: "Переключайся! Переключайся!"
И вот меня снова размывает - во что-то более крупное. Мой хвост становится легче, и я пощелкиваю им, приникнув к земле, сгорая от нетерпения и облизывая тоненьким язычком свои острые зубы. Ох и весело же сейчас будет, не знаю даже, смогу ли дотерпеть! Я в нетерпении выгибаю спину и перебираю задними лапами, занимая устойчивое положение. Пора? Нет, еще немного. Нужно выбрать правильный момент - единственно верный момент. Я проделывала это тысячи раз и уверена, что никогда от этого не устану. Свои нападения я никогда не продумываю до мелочей, но, если подумать, все они похожи на кровавые балеты, в которых я - постановщик, подталкивающий танцора, заставляющий еду танцевать, принуждающий ее выделывать пируэты на сломанных лапах, потому что мне нравится еда, которая двигается. Ну да, я ем коричневое дерьмо, которое лежит в пластмассовой миске, но никакого удовольствия мне это не доставляет: у этого дерьма вкус смерти. Я ем его, только чтобы выжить, потому что большую часть времени вынуждена носить этот гребаный колокольчик, который распугивает всю еду. Но если как следует постараться и поработать острыми коготками, колокольчик можно снять. И тогда - смотрите-ка, на мне нет никакого колокольчика, и передо мной - еда. Моя пасть вот-вот наполнится теплой жидкостью-подливкой - стоит только надорвать зубами меховую шкурку на этой дрожащей твари, которая сидит передо мной и изо всех сил прикидывается неживой. Ах, этот вкус… Я так хорошо его помню. О, господи. Фу-у-у! Вкус как у говяжьего концентрата, в который подмешали таблетки железа и немного ржавчины. Теперь мне кажется, что это, должно быть, страшная гадость, но синапсы (или как там это называется) моего и кошачьего разума скачут как сумасшедшие - можно подумать, будто в голове у меня проходит школьное занятие по ведению дискуссии. Через несколько секунд я уже почти убеждена в том, что кровь - это восхитительно, но все, что остается во мне от меня - человека и вегетарианки, кричит: "Нет!" Я чувствую, как эта мысль перемешивается с мыслями кошки, и в тот момент, когда мышь наконец решает, что настало время нырнуть под мусорный бак, я на мгновение задумываюсь. Разум кошки на какую-то секунду уступает место моему, но этого достаточно для того, чтобы все испортить. Голос у меня в голове велит мне этого не делать. Я не понимаю, в чем дело. В моем языке нет понятий вроде "почему?". Просто как будто бы болит голова, и перед глазами всплывает какая-то белая комната и стол, и кто-то держит меня за шею и втыкает в меня что-то острое. Ну ладно, сейчас-то меня никто не держит.
Отвали, пассажир!
Нет.
Ты как вонючая блоха у меня в голове.
Ну… Может, ты и права. И вообще, к чему спасать кусок еды? И что значит "спасать"? Все бессмысленно… Эриел, но ты ведь не кошка. Ты была этой мышью, ты помнила свое гнездо. Но я же и не мышь! Я хочу почувствовать вкус ее крови.
XXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXX
Я не узнаю этого шума, который раздается у меня в голове. Химия - сильнее страха.
Теперь я медленно двигаюсь вперед. Еда забралась под мусорный бак. Новая стратегия. Игра не окончена. Я опускаюсь передними лапами на землю и выгибаю спину идеальным колесом: одно плечо чуть выше второго, левая лапа - перед правой. Я разгрызу тебе череп, и мне не важно, сколько времени понадобится тут с тобою танцевать. Я… Тебя нет. Да где же ты? Где моя чертова еда??
Мышь убежала. Она в безопасности. Мой разум одновременно празднует победу и оплакивает поражение.
Дисплей. Теперь-то мне уж точно нужно отсюда выбираться. Штуковина снова появляется у меня перед глазами, из-за скачков моего бродячего сознания она подергивается, а кошка тем временем бежит к стене и потом - ух ты! - запрыгивает на нее. Черт, здорово! Но все равно надо отсюда выбираться. Одну мышь я спасла, нужно освободить еще одну. Я снова окидываю взглядом пространство своего мысленного десктопа, стараясь не смотреть на полупрозрачные изображения в центре. Остается голубая картинка, на которую я и направляю мысли. "Выйти сейчас?" - спрашивает тот же женский голос. "Да, - думаю я. - Да, да, да…" Передо мной появляется дверь, и я снова становлюсь собой: поворачиваю дверную ручку и на своих тяжелых ногах (и без хвоста) выхожу наружу. Вот только вокруг все незнакомо. Я в каком-то длинном коридоре с серым ковром и бежевыми стенами. Вот черт. Где же пожарная лестница? Как отсюда выйти?
Я иду по пустому коридору, мимо досок объявлений, к которым не прикреплено ни одной записки, мимо ярко-белых офисных дверей и наконец оказываюсь в вестибюле с четырьмя лифтами. Стены здесь совершенно голые, если не считать одного предупреждающего знака: пеший зеленый человечек и зеленый человечек на инвалидной коляске оба направляются к ярко-белому выходу. Человечек без коляски побеждает. Не придумав ничего лучшего, я нажимаю на кнопку вызова лифта. В ту же секунду раскрываются двери всех четырех. Я улыбаюсь. В этом месте, что же, и в самом деле нет больше никого, кроме меня? Целый город - для меня одной (если, конечно, я все еще в том же городе, в котором начала путешествие). Но оставаться здесь мне нельзя: надо возвращаться. Я выбираю наобум третий лифт слева и нажимаю на кнопку "1". Лифт опускается быстрее, чем мне бы хотелось, но я не чувствую привычного головокружения. Я вообще ничего не чувствую. Оказавшись на первом этаже, я обнаруживаю крутящиеся двери и выхожу через них на улицу. И тут мне на глаза попадается нечто странное: на земле лежит маленькая белая визитная карточка. В обычном городе в этом не было бы ничего удивительного - подумаешь, визитка на асфальте, заплеванном жвачками, замусоренном старыми пакетами из-под чипсов, бычками, чеками и обрывками газет. В обычном городе я бы не обратила на нее никакого внимания. Но здесь не заметить ее невозможно. Я нагибаюсь и поднимаю ее. На карточке коричневыми чернилами написано: "Аполлон Сминфей" - и ничего больше. Я кладу карточку в карман джинсов.
Я стою посреди широкой улицы, окруженной рядами тихих офисных зданий. Мне встречаются знаки подземных переходов, но машин все равно нет, поэтому я перехожу через дорогу где попало и перебираюсь через парапет, разделяющий улицу на две полосы. Теперь у меня есть выбор - пойти направо, налево или прямо, по улице поменьше. В этой небольшой улице мне чудится что-то знакомое, поэтому я иду туда. Мне страшно, но не по-настоящему, а так, как будто бы я смотрю кино, в котором сама играю. И тут я узнаю переулок справа от меня - и вижу там те самые пожарные лестницы. Раньше этот переулок был слева от меня. Теперь все ясно. Каким-то образом я оказалась в том высоком здании, которое стояло передо мной, когда я только здесь очутилась. Значит, чтобы вернуться, нужно просто все время идти вперед и вперед по этой улице, а затем - да - в туннель с нулями и единицами и всеми буквами каждого известного мне алфавита. А потом я открываю глаза.
Я снова у себя на диване. Я жива. Я дома. Я человек. Я замерзла. Я хочу писать. Чувство разочарования, которое я часто испытываю, просыпаясь после своих обычных снов, теперь переродилось в нечто иное: я разочарована тем, что я - это я, что я - здесь и сейчас.
Мысль, которая перекрывает в моем сознании все остальные: "Я хочу обратно в тропосферу".
А вторая, послабее: "Но ведь ты же сама мечтала оттуда выбраться".
Странно, что я не перестаю думать о наркотиках, но ведь и мистер Y тоже сравнивал свой опыт с наркотическим. На этот раз мне припомнилась ванная комната, в которой я оказалась не так давно. Наверное, это случилось незадолго до моей поездки в Оксфорд. В Манчестере я зашла в ванную с большим парнем, который дал мне крошечную трубочку, покрытую зеленой эмалью. Я помню, как пососала эту трубочку и почувствовала нечто такое, чего никогда раньше не чувствовала: полнейшее удовлетворение, вроде того, которое испытываешь сразу после оргазма, но даже более сильное: казалось, что весь мир - это огромный мягкий диванчик и ты вот-вот уснешь на нем, и ощущение такое, будто бы ничто и никогда не причинит тебе боль. Я вдохнула полные легкие этой штуки и почувствовала вкус нашатырного спирта. Я спросила у парня, что это такое. "Крэк, - ответил он. - Думаю, одного раза с тебя хватит, а то башку снесет".
Точно так же, как тогда мне захотелось еще раз приложиться к трубочке, сейчас мне хотелось отправиться обратно в тропосферу. Возможно, в этом и состоит мое проклятие.