* * *
Всадники быстро сближались. Низкорослые коротконогие лошадки скакали не так быстро – куда им было до Букефаля, одним взмахом преодолевавшим расстояние, троекратно большее?
Рыцарь чувствовал, как густая кипящая кровь толчками пробивается по его жилам. Каждый удар сердца был неслучаен. Все было не случайным.
Тяжесть меча приятно ласкала руку, истосковавшуюся по убийству. Он не защищал Прекрасную Даму – да и можно ли назвать Прекрасной Дамой ту, что сидела позади него, крепко обхватив его торс?
Просто все это было ЕГО – от ноздрей Букефаля и до кончика хвоста Красотки. Никаких возвышенных идеалов, никаких благородных чувств. МОЕ! И любой, кто осмелился бы приблизиться на расстояние его вытянутой руки плюс длину меча, был обречен на гибель.
Или… Был обречен он. Если противник окажется проворнее и сильнее.
Но почему-то мысль о смерти ничуть не тревожила рыцаря. Может, потому, что он не ведал самого ГЛАВНОГО мужского страха? Страха умереть, не продолжившись своим родом? Или потому, что он вообще отринул любой страх, забыл о нем, сосредоточившись на предстоящей БИТВЕ?
Кто знает? Он даже не опустил забрала. Он жаждал крови и спустя двадцать ударов сердца он эту кровь получил.
Он рубил направо и налево, свесившись то по одну, то по другую сторону седла, радостно взирая на алые брызги и валящихся наземь на полном ходу врагов.
Он рубил людские руки и конские шеи, он отбивал коварные удары и крутил запястьем, будучи твердо уверенным в том, что верная стрела Гильома Каля оградит его в последний момент от неожиданной и неотразимой атаки.
Он побеждал, как привык это делать за все прошедшие годы. Он прокладывал себе дорогу, и его доспехи, и верный боевой конь, и белое одеяние спасенной им девушки, и его лицо, и его руки были сплошь покрыты кровью врагов.
Красотка мчалась, не отставая от Букефаля. Она не тратила силы на ненужное ржание, она чувствовала только зудящую дрожь в изящных тонких ногах. Дрожь, вызываемую страхом скорой гибели.
Они прорвались. Они вырвались на пьянящий простор долины, простиравшейся до самого горизонта. Где-то там, вдали, вставали неприступные горы.
Они казались такими далекими… Почти нереальными. До них еще скакать и скакать.
Рыцарь оглянулся. Цепь черноволосых всадников, перестраиваясь на ходу, быстро разворачивалась. Но об этом не стоило даже думать.
Букефаль унесет его. Спасет. Преследователи потеряют их из виду прежде, чем они достигнут далеких гор.
Они собьются и не будут знать, где искать де Феррана.
Так он думал.
Рыцарь не знал, что скоро – гораздо быстрее, чем ему бы того хотелось – предательский снег покроет долину белым покровом, на котором их следы будут читаться яснее, чем письмена в неведомой книге, что увозил в своей суме старый преданный пес Гильом Каль.
Снег… Просто белый снег, выпавший раньше всех отведенных природой сроков.
Чистая страница, на которую он впишет слова, повествующие о его славной – или бесславной? – гибели.
Но пока он мчался вперед, раздувая ноздри и выкрикивая свой боевой клич.
И не было ничего прекраснее, чем жизнь, завоеванная ценой чужих смертей, чем зовущее гибкое тело, прижимавшееся к его спине, чем покрытый потом и пеной Букефаль, чем старый книжник, трясущийся на своей Красотке…
Чем меч, с которого на изумрудно-зеленую траву падали горячие капли дымящейся крови. Аминь!
Послесловие
Ну что? Мне опять придется извиняться?
Скорее всего. Горная Долина – как женщина; самое прекрасное и загадочное существо во Вселенной. Вы можете прожить с ней полжизни; Вам будет казаться, что Вы знаете каждый ее жест, каждую ужимку, каждое слово, но вдруг…
Одна улыбка… Странная, потусторонняя улыбка – как дверь в параллельное измерение, до сих пор неведомое и неизученное. Только одна улыбка – и все пойдет по-другому.
Наберитесь терпения. Я расскажу, что будет дальше.