* * *
– Вы к кому, молодой человек? – спросила Стратонова вахтерша: дородная тетка с малиновым румянцем на квадратных щеках.
– Я? К Юлии Рубцовой. Из триста пятнадцатой.
Тетка окинула его внимательным взглядом. Стратонов внутренне сжался. "Наверное, узнала меня. Прошло всего три года с тех пор, как я бегал к Наталье. Правда, я чаще лазил по пожарной лестнице. Но это осталось незамеченным: я ведь ни разу не попался".
Видимо, черты лица Стратонова показались тетке знакомыми. Она колебалась еще несколько секунд, и, желая отсечь ненужные вопросы, Стратонов сказал:
– Я из милиции. Оперуполномоченный Стратонов Евгений Александрович, – он опустил руку в нагрудный карман рубашки и вытащил красный уголок удостоверения.
Внутри тетки словно что-то щелкнуло. Она изменилась в лице, пытаясь натянуть на него подобие приветливой улыбки.
– А-а-а! Людмила Игнатьевна меня предупредила. Людмила Игнатьевна – это наш комендант, – пояснила она. – Проходите, пожалуйста.
– Спасибо!
Стратонов пересек холл, про себя отметив, что здесь все осталось по-прежнему: тот же продавленный диван, те же шаткие стулья и даже те же самые вечно засыхающие цветы в треснутых горшках.
Он размеренно поднялся на третий этаж, стараясь не потеть. Официальное лицо, обливающееся потом – это как-то неубедительно и жалко выглядит.
Он вошел в коридор третьего этажа. Стены были окрашены в нежно-голубой цвет.
Наталья жила тогда на четвертом, в четыреста шестой комнате. Он всегда пролетал третий этаж, не задумываясь и ничего вокруг не замечая. И только теперь обратил внимание, что на третьем и четвертом этажах стены были покрашены в разные цвета. На четвертом основным тоном был розовый.
"А на первом?" – попытался вспомнить он. Ведь он только что был там, неужели не вспомнит? В бледно-зеленый. Точно. Первый этаж – бледно-зеленый.
Интересно, зачем потребовалось красить разные этажи в разные цвета? Ну, только если кто-то путался в написании цифр, указанных на табличках: "1-ый этаж", "2-ой этаж", "3-ий этаж", и так далее.
Деталь. Мелочь. Но он не придавал ей значения. "Хорош оперативник, не придающий значения деталям", – подумал он и пообещал себе впредь быть внимательнее к мелочам.
Он нашел дверь с номером 315 и постучал. Негромко, но уверенно, чтобы у обитательниц комнаты не возникло никаких сомнений: их беспокоят вовсе не по пустякам.
– Да! Войдите! – послышалось из-за двери.
Стратонов вошел.
– Добрый день! Скажите, могу я видеть Рубцову Юлию… – он помедлил и сказал, – Валентиновну, – переводя взгляд с одной девушки на другую.
Одна была стройная, симпатичная, с заспанным (или заплаканным) лицом; другая, упитанная простушка, смотрела на него безо всякого выражения; примерно как чистильщик обуви смотрит на знак интеграла.
– Это я, – просто сказала симпатичная.
Стратонов улыбнулся и отвесил легкий поклон. Он покрутил головой, озираясь по сторонам, и девушка его поняла – показала на табурет, стоявший рядом со столом.
– Пожалуйста.
– Благодарю.
Стратонов сел, ощущая, как рубашка прилипла к вспотевшей спине: как он ни старался, а подъем на третий этаж сделал свое мокрое дело.
– У нас тут жарко, – оправдывающимся тоном сказала девушка.
– Да, я заметил, – натянуто улыбнулся Стратонов.
Повисла пауза. Пухлая девушка смотрела на него с нескрываемым интересом; словно он приготовился доставать из черного цилиндра лопоухих кроликов.
– Я из милиции, – сказал Стратонов. Эти слова он говорил настолько часто, что перестал уже видеть в них какой-то смысл. – Оперуполномоченный Стратонов Евгений Александрович. Я буду заниматься вашим заявлением.
Юля сразу как-то подобралась; она взяла куртку от спортивного костюма, валявшуюся на кровати, и накинула на плечи.
– Да. Очень хорошо.
– Не могли бы вы поподробнее рассказать мне о том, что случилось? – Стратонов достал блокнот и приготовился записывать.
Сначала Юля говорила сбивчиво и путано. Время от времени она смотрела на толстушку, и та утвердительно кивала. Постепенно Юля успокоилась и смогла рассказать об исчезновении соседки довольно связно.
Стратонов поблагодарил ее, сказал, что заглянет еще в триста четвертую, где проживала Эльвира Латыпова, и попрощался.
Ему удалось боком дойти до двери – так, чтобы девушки не видели мокрую рубашку на спине. Затем он быстро прошмыгнул в коридор.
В триста четвертой его ожидал менее радушный прием. Однако он и не рассчитывал на гостеприимство.
Он быстро заполнял блокнот и украдкой смотрел на часы: надо еще успеть в деканат.
– Ну что ж, спасибо. Вы мне очень помогли.
Он вышел в коридор и внезапно поймал себя на мысли, что сейчас он уже не смущался своей потной спины. И дело было не в том, что она вдруг высохла – просто… Просто Юля Рубцова выглядела… Нет, наоборот. Он не хотел выглядеть перед ней…
"Одним словом, она тебе понравилась, так?" – сказал какой-то ехидный внутренний голос.
– Ну, уж это чересчур, – он вдруг заметил, что говорит вслух.
Стратонов обернулся. В коридоре никого не было. И даже если бы кто-то был: кому какое дело? Может, его слова относились к двум пропавшим девушкам?
"Надо идти в деканат. Взять фотографии и домашние адреса. Позвоню родителям и узнаю: вдруг они вернулись домой? Или не делать это сегодня – чего понапрасну беспокоить предков? Нет, придется. Ну, в крайнем случае, подожду до вечера. Да. Это самый правильный выход. Подожду до вечера, вечером снова загляну в общежитие, узнаю, вернулись ли девушки. Если нет – тогда позвоню. Или все-таки завтра?".
Он знал, почему хочет еще раз зайти в общежитие. Но не хотел себе в этом признаваться.
Стратонов спустился по лестнице – степенно и важно, как и подобает официальному лицу – и, расправив плечи, пошел через холл.
У плексигласовой будочки – нерушимого рубежа общежитского целомудрия – переминалась с ноги на ногу какая-то коротышка. Ее маленькое носатое лицо было усеяно темными, словно чаинки, веснушками. Она что-то говорила дородной тетке.
Стратонов прошел мимо них и уже собрался толкнуть тяжелую входную дверь, но услышал фразу, которая обожгла его, как удар хлыста.
– Ну да! – скулила коротышка. – В шесть утра ушла на пробежку и до сих пор не вернулась… Ну откуда я знаю, где она может быть так долго? Извините, но десять часов подряд не бегают…
Стратонов застыл на месте, как боксер, пропустивший тяжелый удар, затем медленно развернулся. Похоже, ему было рано уходить из общежития.
– Девушка! – сказал он носатой коротышке. – Я из милиции. Оперуполномоченный Стратонов Евгений Александрович. Расскажите мне, что случилось, – эти слова вылетели из него автоматически; он даже не успел задуматься, что хочет сказать.
Они присели на продавленный диван, и коротышка, задыхаясь от волнения, словно это она, а не ее соседка, бегала десять часов подряд, поведала Стратонову о загадочном исчезновении Марины Дроздовой.
– На какой факультет она поступала?
Алена Шилова собиралась на исторический, Эльвира Латыпова была одержима физикой.
– На мехмат.
Стратонов понимающе кивнул. Марина Дроздова оказалась математической дивой.
– Сходите в отделение милиции, подайте заявление об исчезновении подруги. Укажите свои данные и номер комнаты. Я занимаюсь этим делом, и если мне потребуется дополнительная информация, я с вами свяжусь.
Он встал и с озадаченным видом вышел на улицу. А дело-то принимало совсем дурной оборот. Тут уж точно не до Крыма. Спасибо Блинникову! Сглазил. "У меня дурное предчувствие…".
Стратонов покачал головой и с сожалением цыкнул.
– Ну что же? В деканат!
* * *
Деканаты всех факультетов размещались в административном корпусе: четырехэтажном зеленом здании старинной постройки.
Стратонов давно уже здесь не был. Два года. Хотя… Это как посмотреть. Два года – не такой уж большой срок. И, тем не менее, ему казалось, что он не был здесь целую вечность.
Он предъявил удостоверение охраннику и стал медленно подниматься по истертым бетонным ступеням; кое-где проглядывали куски арматуры. Он миновал второй этаж, где располагался деканат родного юридического, бросил взгляд на тумбу, обтянутую красным кумачом – здесь некогда стояла гипсовая голова Ленина – увидел на кумачовом заднике серп и молот (какой-то шутник приписал маркером на стене: "Коси и забивай", имея в виду службу в армии, а может, и не только ее; надпись до сих пор не стерли), ностальгически вздохнул и стал подниматься дальше. На третий.
На третьем этаже, в правом крыле, были деканаты мехмата и физического. По пути к деканатам он зашел в туалет, ощутил знакомый запах хлорки, посмотрел на себя в мутное, словно исцарапанное с внутренней стороны, зеркало, открыл кран и умылся. Затем достал из кармана платок и вытер лицо и руки. Пятерней расчесал волосы, пришел к выводу, что выглядит неплохо (не совсем хорошо, но и не так уж плохо), и отправился в деканат.
Ближней дверью оказалась дверь физического. Сюда он вошел без стука: деканат не общежитие, а вполне официальное учреждение. И он тоже – официальное лицо.
Стратонов представился, вкратце объяснил, что ему надо, и попросил папку с документами Эльвиры Латыповой.
Секретарша, солидная женщина в очках с дорогой и красивой оправой, предложила ему сесть за стол. Стратонов поблагодарил и присел, листая документы и делая кое-какие пометки в блокноте.
Первым делом он выписал все данные Эльвиры. Восемнадцать лет, живет в Медыни, адрес… С уважением посмотрел аттестат средней школы, в котором было только три обидных "четверки". Ну что еще? Вроде больше ничего. Анкета? Она ничего не дала. Там просто были собраны воедино разрозненные сведения, которые он и так уже узнал из документов.
Он спросил разрешения у секретарши и отрезал одну фотографию 3 на 4; в папке их лежало четыре штуки.
Стратонов решил, что если ему потребуется изучить личное дело девушки подробнее, то он просто произведет выемку документов на законном основании и спокойно поработает в тишине ("и духоте!" – подсказал язвительный голос) своего кабинета.
Он отдал папку секретарше, на ее вопрос: "А что, собственно говоря, случилось?" неопределенно покрутил пальцами в воздухе и вышел.
В деканате мехмата повторилось то же самое. Различались небольшие детали. Ну, например, Марина была родом из села Меревское, но с восьмого класса училась в физико-математическом интернате города Александрийска, который окончила с золотой медалью. Атмосфера общежития была ей знакома: такая девушка не могла исчезнуть без веской причины. Марине было семнадцать.
Стратонов отрезал одну фотографию и взял себе. Их осталось три.
Он сказал "спасибо" секретарше, молодой и веселой девице с огромными, словно она затолкала в лифчик воздушные шарики, грудями. Девица отчаянно строила ему глазки, но его это ничуть не трогало. Девица поджала губы: мол, "как хочешь", и развернулась к нему спиной. Стратонов сказал спине "до свидания" и ушел.
Дальше его путь лежал в исторический деканат, этажом выше.
Здесь секретаршей была мечтательная дама средних лет с пышным жабо, выглядывающим из-под жакета старинного кримпленового костюма. Стратонов помнил, что его мама на фотографиях ранних лет часто была одета в подобный костюм.
Он не успел изложить суть дела, как дама заломила худые, унизанные кольцами и браслетами, руки, и начала в голос причитать: "Что вы говорите? Пропала? Боже мой! Боже мой! Что делать?".
Стратонов попытался ее успокоить, но ощутимого результата не добился. Дама продолжала бегать по огромному помещению, ловко лавируя между столами и стульями и успевая отвечать на телефонные звонки, раздававшиеся беспрестанно.
– Да! Исторический! Нет. Нет, говорю я вам! Он вышел. Сегодня уже не придет. До свидания! – трубка с грохотом опускалась на рычаги, и далее следовало:
– Боже мой! Какой ужас! Что вы говорите! Этого не может быть!
Затем раздавался следующий звонок, дама брала трубку и держала ее чуть на отлете, чтобы не повредить прическу – такую же пышную, как жабо на груди:
– Да! Исторический! Нет, пересдачи для второго курса будут в конце августа. Что вы так убиваетесь – у вас еще полтора месяца на подготовку! За это время можно выучить язык древних шумеров. Нет. Нет! Все. До свидания.
Трубка снова летела на рычаги, а экзальтированная дама, картинно прижав кончики указательных пальцев к вискам, восклицала:
– Боже мой! Что вы говорите! И это творится на нашем факультете!
Стратонов хотел было сказать, что то же самое творится на мехмате и физическом, но передумал. Он опасался, что дама с криками: "Кошмар! Что вы говорите! Все пропало!" выпрыгнет в окно.
Наконец она принесла ему нужную папку, и Стратонов стал быстро заполнять страницы блокнота.
Дама стрекотала где-то над ухом, и до Стратонова не сразу дошло, что он листает совсем не то дело: Шиловой, но не Алены, а Ирины. Однофамилицы. Но к тому времени он уже переписал все содержавшиеся в папке сведения в блокнот и собрался было отрезать одну фотографию от общей полоски. И что-то его остановило. Какая-то мелочь. Он даже сам не понял, какая.
Стратонов перевернул обложку папки и увидел: Шилова Ирина.
Им овладела досада. Черт! Если бы эта тетя умела держать себя в руках, он бы не потратил время зря и не выглядел в собственных глазах таким непроходимым идиотом.
– Вы дали мне не ту папку, – стараясь сдерживаться, сказал он.
Дама закатила глаза:
– Что вы говорите? – похоже, эти три слова вылетали из нее так же просто и естественно, как из Стратонова – "Здравствуйте. Я из милиции. Оперуполномоченный…" и так далее. Поэтому он не стал ее винить: просто сидел и терпеливо ждал, пока дама принесет ему другую папку.
Он перечеркнул косыми линиями то, что выписал из дела Ирины Шиловой, и начал новый лист.
"Алена Шилова. Проживает: город Белев и домашний адрес. 18 лет. Ага! Ничего нового. В аттестате – одни пятерки. Сдает только профилирующий; экзамен – послезавтра. Хорошо".
Он потянулся за ножницами, и снова его охватило неясное чувство, что он совершает какую-то оплошность.
"Так. Четыре фотографии. Одну отрезаем. Остается три".
Он положил фотографии всех трех девушек вместе, написал на обороте каждого снимка фамилии, чтобы не перепутать, и поискал глазами листок бумаги. Завернул фотографии в белый лист и сунул в удостоверение – чтобы не намокли от пота; красная обложка из искусственной кожи – надежная защита. В блокноте тоже не намокнут, но оттуда они могут выпасть.
Все. Он не собирался задерживаться здесь ни минуты. Попрощался с дамой – она все говорила и пыталась схватить его за руку, но Стратонов ловко уворачивался – и мелкой рысью побежал к двери.
Лишь оказавшись в коридоре, он ощутил себя в относительной безопасности.
И все-таки что-то, еще не успевшее оформиться в мысль, не давало ему покоя. Но что? Стратонов не знал. Он предоставил эту работу подсознанию. Так их учили на семинарах по криминалистике. "Если вы не можете решить задачу в лоб, успокойтесь. Отойдите на несколько шагов. Забудьте о ней. И тогда включится ваше подсознание. Оно проделает свою часть работы, и ответ придет сам собой. Возможно, даже во сне, как Менделееву – его периодическая система элементов, сведенная в таблицу".
Стратонов так и сделал. Часы показывали пять. Не будет большого греха, если он съездит домой, где мама покормит его обедом, а к семи он вернется в общежитие и узнает, не объявились ли пропавшие девушки.