Двое членов политбюро подхватили его под руки и втащили в зал, где бросили на пол у ног Ленина.
Дед Мороз схватил его за волосы и поднял голову так, чтобы он мог видеть глаза Ленина.
Ляпонов понимал, что встреча взглядом с Лениным – это хуже, чем смерть. Он давно уже слышал слухи о красной, намного более ужасной, чем любая черная, магии. Поговаривали, что Ленин является своего рода мостом между миром магического кошмара и нашей реальностью. Благодаря особому ритуальному погребению его энергетическое тело отправилось в магический красный мир, а физическая оболочка осталась здесь, у нас. Связь между телами превратилась в коридор между мирами. Поэтому большевики готовы лечь костьми, но не допустить захоронения их вождя, которое приведет к разрыву этой связи и потери власти над душами убиенных ими людей.
Ленин, словно магнитом, притягивал внимание Ляпонова и, несмотря на всё его сопротивление, их глаза встретились. Внутри Ляпонова словно вспыхнул красный огонь. В одно мгновение Ленин уничтожил его волю и индивидуальность, но он не стал заменять их демоническими сущностями красного ада, как поступил когда-то сначала с соратниками по партии, а, потом, и с последующими руководителями советского государства. Он оставил внутри Ляпонова зияющую пустоту.
На следующий день охранники "обнаружили" Ляпонова в состоянии острого психоза. Его отправили в специальную больницу для душевнобольных, в которой томились такие же, как он, бедолаги, из которых красные вампиры высосали все жизненные соки.
В обычную психиатрическую больницу он попал уже после перестройки, когда пришлось раскрыть двери психушек перед мировой общественностью. Что стало с другими узниками палачей в белых халатах, Ляпонов не знал.
– Что вы об этом скажете, господа? – спросил Сигизмунд Соевич, останавливая видеомагнитофон.
– Не знаю. Я бы попытался продать этот сюжет киношникам, – произнес после долгой паузы Трубопроводов.
– Интересный случай, – ушел от ответа Ты.
– Меня в этой истории всегда поражало нечто другое. Согласитесь, несмотря на то, что это очевидный бред, в неё хочется верить. Эта история кажется настолько же невероятной, насколько и правдивой, причем, правдивой именно благодаря своей невероятности…
– Людям, вообще, свойственно верить в самые невероятные истории. Иначе в мире не было бы столько абсурдных уже в своей основе религий, – заметил Трубопроводов.
– Думаю, здесь кое-что другое, – печально произнес Сигизмунд Соевич, включая видеомагнитофон.
На стуле перед камерой сидел молодой отморозок с явными признаками идиотизма на, когда-то просто глупом, лице.
– Геннадий Яковлевич Трифонов. 19 лет, – сообщил голос доктора.
Геннадию Яковлевичу или, попросту, психу Гене дорогу перебежал сосед Дима. Он вселился в квартиру под той, где жил Гена, примерно за год до злосчастного случая. Жил Дима вдвоем с бабушкой, которая сильно болела. Был он тихим, безобидным, спокойным мальчиком, выполняющим завет бабушки "не драться". В школе его били все, кому не лень, а те, кому было лень, гадили в его портфель или засовывали всякую дрянь в карманы его, никогда не бывшей модной, куртки.
Ко всему прочему Дима не мог никому сказать "нет", именно поэтому он часто дежурил вместо других в классе, бегал для всех в буфет и по магазинам, а, когда устраивались вечеринки, Дима оказывался тем человеком, который всегда наводил порядок после веселья.
Однажды Геннадий поспорил с друзьями на жменю семечек, что заставит Диму у него отсосать. У него получилось, почти без применения силы. Вскоре это стало традицией…
Трагедия произошла незадолго до окончания школы. По привычке Геннадий ввалился к Диме без стука. Дверь у него никогда не запиралась – бабушка не любила звук звонка. Дима был возле постели бабушки. Сначала Геннадию показалось, что они мило беседуют, но, подойдя поближе, он увидел такое…
Грудь бабушки была аккуратно вскрыта. Внутри, вместо внутренних органов были какие-то агрегаты. Дима надиктовывал на эти приборы на каком-то невообразимом птичьем языке, проверяя показания этих агрегатов.
– А это ты? – весело сказал он, – заходи. Как видишь, я собираюсь домой, на Венеру. Ты, наверно, даже подумать не мог, что твой сосед не какое-то там чмо, а ученый с другой планеты, собирающий информацию о людях, которая доказывает, что вы – никчемный вид. Вы – вирус, болезнь, которую надо лечить. Поэтому я настоятельно буду рекомендовать Татрику приступить к санации Земли. А это тебе на память, – Дима вытащил из чрева бабушки устройство, внешне напоминающее дешевую авторучку, и выстрелил в Геннадия, окончательно превратив его из обычного полудурка в клинического идиота.
– Ричард Олегович Боевой, – произнес голос доктора, – 57 лет, – худой изможденный мужчина. Голова полностью лишена растительности. Нет ни ресниц, ни бровей, – бывший уфолог и, вообще, исследователь всего необычного.
– Наши стройные представления об эволюции разбиваются о реальность точно так же, как и космические реалии далеки от того безупречного порядка, который рисовала наука всего несколько лет назад, – рассказывал он, словно выступая на научном симпозиуме, – практически, каждый день люди становятся свидетелями того, что, ни под каким соусом, не вписывается в так называемые незыблемые законы природы. Люди встречаются с НЛО, малым народцем (эльфами феями и так далее), домовыми, полтергейстом, привидениями и многими, вообще не вписывающимися ни в какую классификацию, вещами.
Конечно, ортодоксы пытаются доводить до сведения граждан свои "научные объяснения", в которых любой, более или менее грамотный человек, увидит лишь жалкий лепет и демонстрацию собственного бессилия перед бескомпромиссной демонстрацией "антинауки". Те, кого мы считали, исключительно, персонажами фольклора, оживают и проносятся перед нами, сверху нас бомбардируют всем, чем угодно, начиная от колбасных изделий и каменных топоров, заканчивая тушами слонов. Вокруг все больше встречается людей с паранормальными способностями, причем, многие из них далеко не шарлатаны, о которых так любит рассказывать разоблачительная пресса.
Вот, только, несколько фактов:
В штате Иллинойс в могильных курганах найдены римские монеты. В Кентукки, в доисторическом поселении индейцев возле Эддивилла была обнаружена железная вилка. В 1966 г, в Эквадоре нашли японскую глиняную посуду, относящуюся к периоду йомон (3000 лет до н. э.). В США и Канаде до сих пор обнаруживают в джунглях руины викингов. В джунглях Веракруса разбросаны огромные каменные головы с негроидными чертами лица. У реки Сискехэнна возле Винфилда (Пенсильвания) найдена глиняная дощечка со следами клинописи, описывающей заем ассирийского купца в Каппадокии примерно в 1900 г. до н. э. В 1910 году в селении Флора-Виста в Нью-Мексико маленький мальчик откопал две каменные пластинки, на которых (среди прочего) были нарисованы 2 слона. В конце 1972 г. Джеффри Дин из Бактона (Англия) поймал на рыбалке треску и внутри обнаружил бронзовую монету, которая, позднее, была отнесена специалистами к римским монетам IV века и оценена в 240 долларов. В джунглях Новой Гвинеи в 18 милях от берега, в непроходимой чаще, были найдены остатки французского автомобиля выпуска 1961 г. Вблизи не было ни одной автомобильной дороги. 25 ноября 1961 г. Р. А. Финней смог свидетельствовать о том, что когда возле Элизабеттона (Теннесси) с неба упала тонна полиэтиленовой пленки, никакого самолета вблизи не было.
И так далее. Нечто подобное происходит, практически, каждый день.
Вслед за Жаком Валле Ричард Олегович пришел к выводу, что все эти "штучки" – феномены примерно одного порядка. То есть, и за НЛО, и за чертовщиной, и за этими находками стоят одни и те же "лица". Дальше было 15 лет непрерывных поисков виновников всех этих безобразий.
Буквально, перед самой болезнью, к нему в руки попал один интересный документ, в котором рассказывалось о группе людей, косящих под бомжей и идиотов, тогда, как, на самом деле они – агенты истинных хозяев нашей планеты, для которых нет преград ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.
Едва он расплатился за документ, его навестили известные в кругах уфологов "люди в черном". Они не стали его ни пугать, ни шантажировать, а просто прыснули в лицо какой-то жидкостью из баллончика. Это привело к острому психозу, с последующим лечением в психиатрической клинике.
Перед камерой мужчина на вид чуть старше сорока лет.
– Колкин Семен Валентинович, 38 лет, – объявляет доктор, – не так давно доктор Колкин был главным врачом частной наркологической больницы. Наркоманов он не любил и относился к ним без какой-либо жалости.
– Они прекрасно знали, на что идут, – говорил он, – пусть, даже, только на подсознательном уровне. Каждый из тех, кто перешагивает барьер употребления серьезной наркоты, прекрасно понимает, что его ждет. Эти люди – медленные самоубийцы, чувствующие себя лишними на этой земле. Если бы на этом можно было поставить точку, с ними, вообще, не стоило бы и возиться, но каждый ширка – это еще и гуру, проповедующий культ кайфа. С этой стороной наркоты и боролся в своей клинике доктор Колкин.
Договорившись с директорами ближайших школ, он водил по своей больнице школьников, показывая им истинное лицо наркотической ломки. Надо сказать, метод был действенным. Не думаю, что многие из тех, кто видел этот кошмар своими глазами, захотят испробовать его на себе.
Все это было уничтожено из гуманных соображений. Колкина объявили чуть ли не нацистским преступником, злостно надругающимся над своими пациентами. Затем его выгнали из больницы и, даже, чуть было не посадили в тюрьму. Людям нельзя говорить правду о наркотиках, – объяснили ему тет-а-тет в одном из высоких кабинетов.
Тогда бывший доктор Колкин решил организовать частное расследование. Реальность его ошеломила. Оказывается, во всем мире службы, сражающиеся с наркотиками, в первую очередь ведут войну с психоделиками, веществами, расширяющими сознание до способности воспринимать и синтезировать иные реальности, несмотря на то, что, в случае правильного применения (качество препарата, обстановка, дозировка, установка), психоделики способны излечивать целый ряд серьезных психиатрических отклонений, не говоря уже о менее прикладном применении. Запрещая психоделию, людям, буквально, впихивали опиаты, кокаин и кучу синтетических наркотиков, превращающих человека в умирающего раба. Тем же, кто не хотел идти на самоубийство, "позволяли" довольствоваться марихуаной.
Кто– то очень четко следит за тем, чтобы никто не смел выходить за границы строго детерминированной реальности, которой нас закармливают с детства.
Когда Колкин попытался опубликовать результаты своих исследований, к нему явились далеко не мифические люди в штатском. Его отвезли в одну из тех клиник, где диссидентов превращали в олигофренов. Там ему сделали укольчик, и…
…доктор Колкин пополнил коллекцию Сигизмунда Соевича.
– Я провел собственное расследование, – произнес Сигизмунд Соевич, – выключив видеомагнитофон, – все эти люди были когда-то совершенно нормальными. Потом в их жизни произошло НЕЧТО, полностью лишившее их рассудка. Я не хочу сказать, что те вещи, которые они рассказывали, действительно имели место. Но что-то с ними, действительно, произошло. С чем-то они пересеклись в один, не самый удачный в их жизни, момент.
– И вы начали искать? – спросил Ты.
– И я начал искать, – согласился Сигизмунд Соевич.
– Зачем?
– Не знаю. Зачем люди едут открывать Америку или смотрят сутками в звездное небо?
– А вы не боитесь, что сами сможете пополнить свою коллекцию?
– Боюсь. Но я боюсь ментов, боюсь правительства, боюсь машин… Если потакать своему страху, нельзя сделать ни одного шага.
– Должен сказать вам, Сигизмунд Соевич…, – заговорил Ты, чеканя каждое слово, – не все так однозначно. И прежде, чем с чем-то встречаться, станьте тем, кто сможет справиться с этой встречей. Вы знаете, что надо делать, и делайте пока только это. Вам понятно?
Ошеломленный Сигизмунд Соевич согласно кивнул.
– Тогда, удачи, – сказав это, Ты схватил Трубопроводова за руку и буквально выволок его из дома.
– Пошли быстрей, пока он не опомнился. Трубопроводов не решился о чем-либо спрашивать друга.
Здание суда находилось сразу за овощным рынком и своим видом напоминало больше гигантский общественный туалет, лишенный каких-либо удобств, чем прибежище Фемиды. Внутри оно тоже вполне годилось на то, чтобы быть ярким символом состояния той честности, принципиальности и неподкупности, которые царят в нашей правоохранительной системе.
Судья Макаров, который должен был решать судьбу Трубопроводова, принимал в зале № 23. Перед кабинетом, в ожидании своей участи, толпились люди. Помахав перед их носом каким-то удостоверением, Ты вошел в зал суда.
– Трубопроводов, – громко крикнул секретарь в приоткрытую дверь.
Трубопроводов вошел. Залом суда служил кабинет "чиновника средней руки". Внутри было трое: судья, секретарь и Ты в качестве адвоката.
– Трубопроводов? – спросил судья, тупо посмотрев на него красными с похмелья глазами в обрамлении тяжелых опухших век.
– Трубопроводов, – согласился с ним Трубопроводов.
– Шесть месяцев в городской больнице № 17. Вопросы есть?
– Вопросов нет, – ответил за него Ты.
– Тогда, следующий.
Выйдя из зала суда, Трубопроводов потребовал объяснений.
– А что тут объяснять? – начал Ты, – Когда-то, давным-давно, еще на заре советской власти, Первый Здравоохранительный Мудила Николай Александрович Семашко заявил, что хороший врач всегда прокормит себя сам, поэтому врачам можно и не платить, или платить сущую ерунду, чтобы они могли сдавать с этой суммы взносы и платить налоги. Эта мысль оказалась настолько популярной среди правящего сословия, что её приняли как аксиому. Врачам не платили ни при советском строе, ни после него, заставив их действовать, подобно войску Золотой орды, которое, правда, так себя вело только на оккупированных территориях. Позже по этому принципу стали существовать милиция и учителя, ну, да не о них сейчас речь.
В общем, система, худо-бедно, работала. Врачи совмещали свои обязанности с обязанностями рекетиров, обеспечивая себя, кто как мог. А в медицинских институтах, что совершенно парадоксально, до последних лет был даже конкурс.
Все изменилось, когда подстегиваемая кликой брызжущих злобой журналюг, прокуратура решила взяться за врачей и навести, раз и навсегда, порядок в здравоохранении. Конечно, кампании против врачей были и раньше, но, если тогда они носили больше показушный характер, то теперь война с взятками и врачебными ошибками велась не на жизнь, а насмерть. При этом, платить врачам так и не стали, резонно решив, что минимальная зарплата за такой труд после в общей сложности 10 лет учебы как раз то, что надо.
Вскоре в больницах остались одни клинические идиоты. Врачи – кто сел, кто уволился. Медицинские институты закрылись за ненадобностью – абитуриенты стали их обходить десятой дорогой.
Тогда-то и был принят закон, согласно которому за незначительные, а потом и за более серьезные преступления, начали приговаривать к работе в больницах в качестве медперсонала.
– Так, что, следующие шесть месяцев ты будешь лечить людей, – закончил свой рассказ Ты.
– Но ведь я ничего в этом не понимаю!
– А никто теперь в этом не понимает. Тех, кто хоть что-то способен понять, в медицину хрен затянешь. Так, что, единственная альтернатива преступникам – это лица, которых даже в дворники не возьмут. Да и те сто раз подумают, прежде чем обречь себя на белый халат.
– А как же люди?
– Люди? Нормальные люди тоже стараются держаться подальше от больниц. Те, у кого есть деньги, едут туда, где врачи имеют достойную зарплату, а у кого денег нет, мирно отдают богу душу дома. Так, что, в больницу сейчас ходят только отмороженные кретины и экстремалы.
Больница № 17 была типичной городской больницей. Тому, кто хочет узнать, как она выглядит, я предлагаю сходить в любую городскую больницу.
В отделе кадров бесцветная дамочка лет двадцати пяти, проштамповав постановление суда, сказала:
– Вы направляетесь в терапевтическое отделение. Это на третьем этаже. Заведующая – Больхер Анна Яковлевна. Её кабинет – номер 5. Она вам все объяснит.
Сказав "спасибо" сотруднице отдела кадров, Трубопроводов отправился на третий этаж. Постучав, он заглянул в кабинет. Анна Яковлевна Больхер, женщина "старой закалки", читала историю болезни, держа во рту неприкуренную папиросу. Как позже сказали Трубопроводову, она получила эту должность за махинации с жильем.
– Слушаю вас, – произнесла Анна Яковлевна, не вынимая изо рта папиросу.
– Я направлен к вам на работу.
– Давайте бумагу.
Расписавшись в постановлении суда, она внимательно посмотрела на Трубопроводова из-под лобья. Не исподлобья, не из подлобья, а именно из-под лобья.
– Значит так, – заговорила она, после минутной паузы, – работая в моем отделении, ты должен всегда помнить следующее: Будучи врачом, ты имеешь только одно право – быть изнасилованным во все отверстия за малейший промах. Поэтому, если ты не хочешь оказаться в тюрьме или в шкуре учителя начальных классов, всегда вовремя и грамотно заполняй историю, и отправляй всех пациентов дальше по этапу, даже, если решишь, что действительно сможешь кого-нибудь вылечить. Помни, вероятность неприятности прямо пропорциональна произведению количества поставленных диагнозов, данных рекомендаций и выписанных рецептов. Поэтому все, что ты должен выписывать – это направления, либо к другим специалистам, либо в другую больницу. Это понятно?
– Понятно, – ответил Трубопроводов.
– Тогда получи белый халат и можешь быть свободен. Завтра в 8 утра приступишь к работе.
К сожалению, из дневника Трубопроводова исчезла большая часть страниц, посвященных описанию его работы в больницеи мне ничего другого не остается, как привести те несколько зарисовок, которые я смог отыскать:
Борис Валентинович Довольный. Это настоящий гений от медицины. Глядя на то, как он управляется с больными, невольно начинаешь представлять себе почтовую сортировочную машину или тысячерукого Шиву, работающего на вокзале с наперстками.
Едва взглянув на больного, он сразу же определяет, к какому врачу его нужно переслать. Довольный – это единственный человек, у которого под дверью никогда не бывает очереди.
Во время перерыва он обычно медитирует на бренность, представляя себе нескончаемый путь пациента: его рождение; потом жизнь в виде бесконечного и бесконечно безрезультатного движения от одного врача к другому… и так до самой смерти. Он называет это Большим забегом имени Дарвина, в котором выживает только сильнейший.
– Тебе никогда не бывает их жалко? – однажды спросил я.
– Бывает, – ответил он, – но, что поделаешь… К тому же, эти люди опасны. Никто не знает, что может прийти в голову человеку, додумавшемуся явиться в районную поликлинику. Я уж не говорю о том, что мы – врачи. И наша задача не впадать в демагогию, а совершать свой поистине Великий Моисеев труд.