"Мы же только что, на прошлой неделе, обменялись сообщениями по электронной почте, - подумал Уилл. - А на той выпускной вечеринке у Эшли он сделал запись в моем долбаном альбоме: "Уиллу, другу гораздо лучшему, чем большинство из нас заслужило"". Уилл мысленно различал знакомый почерк, видел эту надпись, как раз над фотографией Майка.
Над фотографией Майка. Как фотография Майка вообще могла попасть в альбом, если их всех снимали для альбома уже после того, как Майк погиб? Ответ был очевиден - никак не могла. Значит, Майк Лейбо просто не мог быть мертв.
Уилл мрачно сжал ладонями руль и усилием воли заставил себя прекратить об этом думать, сосредоточиться на том, чтобы добраться до своей квартиры и найти там те доказательства, которые, он не сомневался, его там ждали. Доказательства, которые разом сделали бы лживыми гнев и разочарование Дэнни Пламера, а также грустные реминисценции Мартины Динст.
"А мне до сих пор снятся кошмары про его похороны".
Голос Дэнни, точно заезженная пластинка, продолжал проигрываться у него в голове, но Уилл больше его не слушал.
* * *
Когда Уилл наконец доехал до своей квартиры, то быстро взбежал вверх по лестнице. В затылке по-прежнему сидела тупая боль, но усталости он уже не чувствовал. Если уж на то пошло, Уилл чувствовал себя полностью проснувшимся, буквально наэлектризованным решимостью - или, быть может, то было просто отчаяние. Отперев дверь, Уилл распахнул ее настежь, да так и оставил. Ключи позвякивали в замке у него за спиной, пока он спешил дальше по коридору. В душе у Уилла по-прежнему сражались противоборствующие эмоции. Хмуро сдвинув брови, он зашел во вторую ванную комнату.
Адресная книга лежала рядом с экраном компьютера.
Уилл понятия не имел, где остановился бы Майк, если бы он все-таки вернулся в Массачусетс на встречу выпускников. Первым логичным вариантом стал бы дом его родителей, но у Уилла не было даже догадки на предмет того, живет ли семья Лейбо по-прежнему где-то в окрестностях, а если живет, то где именно.
Впрочем, это не имело особого значения. Там, в Аризоне, у Майка имелись свои обязанности и привязанности - работа, невеста, друзья. Он должен был время от времени проверять свою электронную почту и автоответчик. Все, что в таком случае от Уилла требовалось, это позвонить Майку и оставить ему сообщение, после чего вся эта чепуховина благополучным образом разрешится. И если это был розыгрыш (а как же иначе?), и если Майк в нем тоже участвовал, что ж, тогда у Уилла непременно найдется для него несколько отборных словечек.
Беря в руки адресную книгу, Уилл невольно задрожал. Холодок подобрался к его загривку, и книга показалась ему необычно тяжелой. Уилл уставился на ее бирюзовую обложку, и его вдруг охватило странное побуждение вовсе ее не открывать, положить обратно на стол.
Образы, которых он совершенно не желал видеть, внезапно вспыхнули у него в голове, и Уилл на мгновение крепко зажмурил глаза, массируя переносицу и отчаянно пытаясь отогнать незваных гостей. Озноб прошел. Теперь все его тело словно бы наполнилось колким теплом.
Затем Уилл нахмурился, встряхнул головой, и пролистнул книгу до раздела "Л". Имя Майка Лейбо было вторым по счету из всех, какие он до сих пор вписал в этот раздел, вторым адресом человека, чья фамилия начиналась на букву "Л".
Вот только его там не было.
- Нет, - вслух прошептал Уилл, мотая головой. В лице у него стала ощущаться странная немота, а глаза начали наполняться слезами, как будто он собирался заплакать.
Второй в разделе "Л" значилась Энджи Лестер, женщина, работавшая в отделе сбыта "Трибы", с которой у Уилла несколько лет тому назад состоялось всего три свидание Уилл гневно воззрился на страницу, словно был способен ее запугать и тем самым заставить ее разрешить смятение у него в голове. Однако несовместимые мысли и воспоминания по-прежнему там оставались.
Уилл перелистнул книгу на следующую страницу, а потом еще дальше. Добравшись до конца всех записей на букву "Л", он не нашел ровным счетом никаких упоминаний о Майке Лейбо.
- Чушь, - пробурчал Уилл себе под нос. - Полная чушь.
Тогда он взял телефонную трубку и набрал номер справочного стола. Когда холодный цифровой голос спросил у него имя, фамилию и название города, Уилл громко их отчеканил: "Майкл Лейбо. Финикс, штат Аризона". Однако ему пришлось изо всех сих сдерживаться, чтобы не начать орать в телефон о том, что он только что обменялся с этим парнем сообщениями по электронной почте, что он где-то в начале июля разговаривал с Майком по телефону.
Пока Уилл дожидался ответа, он прикусил нижнюю губу и закрыл глаза. Комок льда образовался у него в груди, потому что он уже понял, каким станет ответ.
Никакой Майкл Лейбо в Финиксе, штат Аризона, не проживал.
Разум Уилла принялся отчаянно искать осмысление происходящего. Не далее как на прошлой неделе они с Майком строили планы насчет того, чтобы встретиться в воскресенье, потому что посещать встречу выпускников на тот момент Уилл не был настроен. Не мог же он себе это вообразить! Затем нервный смешок слетел с его губ, и Уилл хлопнул себя ладонью по лбу. "Идиот", - буркнул он себе под нос, включая компьютер. Да, он удалил просмотренную электронную почту, но эта операция всего лишь отправила ее из папки входящих в папку удаленных сообщений. Некоторые компьютерные системы через регулярные промежутки эту папку опустошали, однако Уилл намеренно позволял своим удаленным сообщениям накапливаться, несколько раз досадно устранив информацию, которая впоследствии ему понадобилась. Уилл ритмично кивал головой, молча призывая компьютер быстрее выполнять начальную загрузку, а затем подключился к Интернету, чтобы получить новую электронную почту. Как только новые сообщения начали загружаться, он щелкнул мышкой на папку удаленных и принялся их просматривать, одновременно пытаясь припомнить адрес электронной почты Майка. Затем Уилл стал проверять адресную книгу своей электронной почты, но в процессе этого занятия вдруг понял, что не ожидает найти искомую информацию.
Откинувшись на спинку кресла, Уилл уставился на экран. Голова все еще болела, но теперь боль, казалось, распространилась по всему его телу - тупая, ноющая, уходящая глубоко, в самые кости.
Раздался негромкий звонок, оповестивший Уилла о том, что новая электронная почта закончила загружаться. Тогда он почти машинально щелкнул мышкой, открывая папку входящих. Там оказалось больше дюжины новых сообщений, но Уилл стал вяло и безразлично просматривать имена, теперь уже точно зная, что Майка Лейбо он там не найдет.
Как же так могло получиться?
Девочки в черных платьицах, вереница людей тянется по неровному газону у кладбища "Пайн-Хилл", воротник новой белой рубашки слишком тугой, и ему начинает казаться, будто его душат, как будто он потеряет сознание раньше, чем священник умолкнет и отпустит всех с миром…
Два слова буквально выпрыгнули на Уилла с экрана, обратный адрес одного из новых сообщений в папке входящих. "Недоставленное сообщение".
Дрожа, Уилл подался вперед над столом, вцепляясь пальцами в волосы и прижимая ладони ко лбу. Сильная головная боль перешла теперь на новую степень неистовства - тупая пульсация сменилась осколками льда, что буквально простреливали его череп, пронизывая все тело острой бритвой. Уилл внезапно почувствовал, что его голова не сможет и дальше содержать в себе несовместимые образы, противоположные воспоминания, которые с лязгом сталкивались у него в мозгу. Там уже просто не хватало места.
- Господи Иисусе, - прошептал Уилл. Хотя он часто произносил эти два слова в порядке ругательства, на сей раз это была молитва.
Отпихнув назад свое кресло, Уилл так резко встал, что чуть было его не опрокинул. Одна из стен комнаты была целиком покрыта книжными стеллажами, и Уилл, пошатываясь, скованно туда направился, не видя там никакой цели и чувствуя, что просто блуждает по своему кабинету. Лишь когда он упал на колени и начал стягивать с самой нижней полки громадные тома - атласы и разнообразные альбомы, только тогда в разум Уилла стало просачиваться понимание собственных намерений.
Уилл неловко хватал книги, и они переворачивались, шлепаясь друг на друга и рассыпаясь по полу. Затем Уилл принялся вяло их перебирать, пока не нашел гладкой, сравнительно тонкий том в синем переплете, который он, собственно, и искал. Тот самый, в золотом листке на обложке которого значилось: "Средняя школа Истборо".
Затаив дыхание, Уилл стал пролистывать альбом. Мысленно он по-прежнему видел почерк Майка и ту надпись, которую он сделал на выпускной вечеринке у Эшли. Однако тот образ в голове у Уилла стал теперь смутным, расплывчатым, и он даже не смог в точности припомнить ту фразу, которую Майк написал над своей фотографией.
Ванесса Лалли. Марк Льюнг.
Там не было никакой фотографии Майка Лейбо. И никакой надписи, естественно, тоже.
Словно бы двигаясь сами по себе, пальцы Уилла принялись переворачивать страницы. Пленник собственного нездорового любопытства, насаженный на острый меч ужаса, что мучительно вращался в его животе, Уилл долистал страницы до самого конца альбома. И за несколько страниц до конца какая-то часть его разума (судя по всему, совсем недавно выкованная) уже знала, что он там найдет.
Фотографию. Но не ту, которую Уилл мысленно видел в альбоме, а другую, реальную. Иной, более мирный снимок, пожертвованный родителями Майка.
Вечная память. Майкл Пол Лейбо. Мы никогда тебя не забудем.
- Будь оно все проклято. - Уилл выпустил из рук синий альбом. Его правая рука дрожала, пока он поднимал ее, чтобы прикрыть потрясенно разинутый рот. - Будь оно все проклято, - снова произнес Уилл, а затем повторил то же самое еще несколько раз, точно мантру. Глаза жгло, но лишь когда Уилл ощутил соль у себя на губах, он понял, что плачет.
Рыдает над утратой очень дорогого ему человека.
Горюет о друге, погибшем больше десятилетия тому назад, который так никогда и не стал мужчиной. Никогда не переехал в Финикс. Никогда не обзавелся невестой.
- Что за дьявольщина со мной творится? - прохрипел Уилл, обращая свой вопрос к теням в сумрачном кабинете, едва ли не веря в то, что они откликнутся, что некий голос из эфира прошепчет ему ответ.
Прошло несколько минут, прежде чем Уилл понял, что слегка покачивается взад-вперед, глазея на рассыпанные перед ним на полу книги. В числе прочих там была биография Гудини, чья фотография украшала стену домашнего кабинета Уилла точно так же, как и рабочего. А среди нескольких разбросанных по полу научно-исследовательских трудов имелась книга "История магии", которую Уилл приобрел для учебных целей, еще в университетские годы.
Уилл перестал раскачиваться. Хмурясь, он поднял с пола биографию Гудини и бросил ее на какой-то другой том. Некое предположение мелькнуло у него в голове подобно вспышке, выпущенной в ночное небо лишь затем, чтобы упасть в океан и погаснуть. Гудини развенчал всю эту чепуховину. Как удобно было бы иметь возможность обвинить во всем происшедшем магию. Насколько все было бы проще. Уилл с радостью заключил бы в объятия любое другое объяснение случившегося, нежели то, которое казалось ему так дьявольски очевидно.
"Я деградирую, - подумал он. - Мой разум деградирует".
Ужас, охвативший Уилла при этом зарождающемся понимании, невозможно было сравнить ни с чем, уже им испытанным. Он содрогался всем телом, вставая с пола, а затем ковыляя в туалет, чтобы отлить. Стянув с себя джинсы, Уилл невесть как сумел найти дорогу в спальню.
Долгие часы он просто лежал там в темноте, глазея в потолок. Как Уиллу ни хотелось, чтобы сон объял его и унес прочь от невнятной путаницы мыслей и воспоминаний, этого никак не получалось. Головная боль уже стала уже чем-то вроде тумана, который, казалось, вконец его дезориентировал.
Вечер, проведенный за расписыванием пульки во время рождественских каникул на первом году университета. Майк, который никогда не был особенно хорош в пульке, теперь напрактиковался и легко обыгрывает Уилла, потягивая мятный шнапс "Румпль Минце" прямо из бутылки, тыльной стороной ладони вытирая влажные губы.
Пока глаза закрывались, и Уилл наконец начинал отплывать в сон, его разум подвергся настоящей атаке целого ряда калейдоскопично вспыхивающих образов. Майк вручает ему туристский буклет про Аризону, убеждая Уилла прибыть с визитом. Они вместе проводят уикенд у Кейп-Кода летом между первым и вторым курсами университета. Вовсю подпевают группам на сборном концерте во Флит-Центре в Бостоне.
Однако все эти образы уже начинали стираться, края их обугливались и загибались, точно у горящих в голове у Уилла фотографий. Они были попросту ошибочными. Невозможными. Такого никогда произойти не могло.
Нет, уже не могло. Только не теперь, когда Уилл так ясно помнил то утреннее объявление директора Чедберна об автокатастрофе, в которой погиб Майк Лейбо, причем его убийца скрылся с места происшествия. Только не теперь, когда каждый миг страдания Уилла в последующие дни был буквально выгравирован в его памяти. И поразительно тихие поминки, на которых никто еще не восстановился от шока в той мере, чтобы хоть что-то сказать. Похороны, рыдающие девочки, упавшие розы и белый воротничок, который так жал ему шею.
Майк Лейбо был мертв.
И все эти годы спустя горе Уилла по-прежнему было открытой раной.
Глава четвертая
Алюминий. Ржавчина.
Во рту металлический привкус, как будто он жевал алюминиевую фольгу. Эшли, бледная и потрясенная, плачет, сползая по шкафчику и с размаху садясь на кафельный пол. Его пристальный взгляд мечется по коридору. Сейчас перемена, и толпа должна вовсю сновать туда-сюда. Должна. Но вместо этого все ребята оцепенели, просто стоят и таращатся в потолок. Глаза дружно ищут динамики, из которых только что донеслись суровые и бескомпромиссные слова.
Очень скоро начнутся шепотки. Сердца опять станут биться. Ребята, которые не знали Майка Лейбо или которые знали его только мимоходом, будут всего лишь малость напуганы. Смущены мыслью о том, что парень их возраста - любой парень их возраста - может умереть. Это не вечерние новости по телеку и не какая-нибудь история, раскрученная обществом "Ученики против вождения в пьяном виде". Это про парня, мимо которого они проходили в школьных коридорах, с которым, может статься, вместе ездили в автобусе.
Такой мерзости просто не должно было случиться. Только не здесь. И только не с кем-то, кого они знали.
В этот застывший момент он видит все это в глазах, читает их мысли и слышит, как они разом делают вдох. Теперь в школу придут члены городского совета учителя и администраторы станут трендеть предостерегающие речуги. Будет приспущенный флаг.
Металлический привкус во рту настолько силен, что он вздрагивает и пробегает языком по зубам в попытке его стереть. Но привкус никуда не девается. По коже бегает щекотка, и он испытывает странную жажду. Рыдания Эшли умолкают, когда она плотно прижимает ладонь ко рту, но тоже никуда не деваются. Да и ладонь Эшли прижимает ко рту просто от ужаса, а вовсе не потому, что стыдится своих рыданий. Каштановые волосы падают ей на лицо. Кейтлин снова и снова шепчет молитвы, обращенные к Сыну Божьему, прикрывая глаза ладонью, как будто вокруг сияет слишком яркое солнце, как будто они не находятся в тенистых коридорах средней школы Истборо.
Щеки совсем онемели. Ноги - мертвая плоть, слишком тяжелая, чтобы поднять. На распухшем языке прилипчивый привкус алюминия. В дальнем конце коридора, у подножия лестницы, закрыв глаза, стоит Брайан Шнелль. Губы его сжаты и вытянуты, словно для поцелуя. Он так покачивается, как будто в любую секунду может упасть.
Уилл наблюдает за тем, как глаза Брайана постепенно раскрываются.
Люди опять начинают двигаться, но теперь в их перемещения вкрадывается какая-то похоронная поступь, а их голоса звучат невнятно и приглушенно. Дэнни садится на корточки, чтобы помочь Эшли встать, что-то нежно ей шепчет. А Кейтлин ждет его, бледная, как труп, и в то же самое время поразительно прекрасная. Ее глаза обращены вверх и глядят в потолок.
- Просто не верится, что он… что он так это сделал. Просто… просто вот так об этом объявил, как будто это так, ничего особенного. Как будто Майк стал учеником месяца или еще кем-нибудь в таком духе. Господи Иисусе, как будто он объявил о празднике в честь футбольного матча.
Алюминий. Во рту…
- Господи Иисусе, - снова говорит Кейтлин, но теперь уже шепотом, еле слышно. И смотрит прямо на него. - Уилл, у тебя кровь. У тебя весь рот в крови.
Его дрожащие пальцы так дико порхают вокруг рта, как будто не могут его найти. Когда же они наконец натыкаются на подбородок, он чувствует липкую, холодную влагу. Затем пальцы касаются нижней губы, и она болит. Язык пробегает по рту, и металлический привкус становится еще сильнее, чем раньше.
Он пялится на собственные пальцы, красные и скользкие от крови.
В тот самый момент, как через систему динамиков были произнесены те слова, он прокусил себе нижнюю губу. Теперь, ощупывая рот, пальцы находят рану, теребят ее края, и он тупо прикидывает, не попытаться ли ее расширить, не попытаться ли протолкнуть палец насквозь, пока ноготь не упрется в эмаль окровавленных зубов?
Тут он чувствует, как лицо морщится, мышцы сами собой сокращаются, и льются слезы.
- Ну почему Майк? - хрипит он. - Ну почему именно он?
Толпа снова начинает бурлить, струится к классным комнатам и шкафчикам. Все друзья теперь смотрят на него, он чувствует на себе их глаза, но не может встретить их взглядов. Усилием воли заставляя ноги двигаться, он оставляет позади Эшли, Дэнни и Кейтлин - Кейтлин, свою любимую, - ковыляя по коридору и заворачивая за угол по пути в мужской туалет.
Дверь с шумом распахивается, грохает о кафель. Кафель, похоже, трескается, а затем шуршит у него за спиной, пока закрывается дверь. Он заходит не в первую кабинку, а в третью, которую он всегда выбирал. Оказавшись внутри, запирает щеколду. На обратной стороне дверцы есть крючок для пиджака - чудесным образом целый и невредимый. И теперь он хватается за этот крючок, почти на нем виснет, крепко прижимаясь лбом к холодному металлу туалетной кабинки.
Алюминий. К металлическому привкусу во рту теперь присоединился соленый. Кровь и слезы.
В голове снова вспыхивает видение спальни у него дома где разноцветные свечи и кусочки кожи рептилий, резной тис и ветки ясеня, красные ленты, лечебные травы и сушеные яблоки. Еще там книги, две из которых украдены из специального собрания в библиотеке. Помнится, он засунул их себе в штаны и вынес наружу, пока Брайан отвлекал внимание библиотекаря. Все эти вещи лежат в коробке у него в платяном шкафу. В коробке, которую он не открывал с прошлого года. А не открывал он эту коробку просто потому, что все ее содержимое - одна чепуха.
Да, одна чепуха, и все же теперь он о ней думает, хотя сам того не желает.