Кристи
Все поиски в Сети, которые я предпринял, чтобы выяснить, что случилось с Саскией, ни к чему не привели. Думаю, это неудивительно. Точно так же ни к чему не привели бы попытки узнать тайну ее происхождения - вопрос, который я сейчас даже не задаю себе. Единственное, что меня занимает, - как вернуть ее?
Я все еще не могу поверить, что она пропала.
Прошедший час я провел, разрываясь между отчаянием и решимостью и не делая, по сути, ничего. Все мои записи были в компьютере, от которого осталась груда обломков на столе и на полу - маленькое поле битвы. Конечно, у меня есть зазипованные копии на дисках - несколько копий, я ведь очень предусмотрителен, особенно после того, как Софи испортила мне компьютер и я несколько недель не мог работать. Диски-то у меня есть, только нет компьютера, куда я мог бы их вставить.
Мне нужен другой компьютер.
Мне нужно вернуть Саскию.
Мне нужна помощь.
Но сейчас три часа ночи. Кого можно позвать на помощь в такой час, особенно если учесть, какую историю я могу рассказать в оправдание? Где эти Укротители Призраков, когда они так нужны?
Я составил в уме длинный список коллег и друзей, которые могли бы сгодиться на эту роль, но их опыт лежал в сфере более традиционных форм паранормальных явлений и фольклора, а многие из них к тому же имели еще меньший, чем я, доступ к современным достижениям цивилизации. Есть, конечно, и новый круг знакомых по Сети - ребята, с которыми я общался по электронной почте, - но, чтобы связаться с ними, мне опять-таки нужен компьютер. И главное, на данный момент я - единственный, кто держит в руках концы множества нитей, соединяющих слухи, фольклорные мотивы, сплетни, и пытается как-то связать их.
Я сам - главный специалист, и я понятия не имею, что делать дальше.
Я мог бы позвать Джилли. Она, помнится, возилась с компьютером своего профессора до того несчастного случая, ковырялась в нем с присущей ей интуицией, благодаря которой, за что бы ни бралась, все на удивление удавалось. Но мне очень не хотелось бы дергать ее сейчас. С того несчастного случая прошел уже год, но она все еще быстро утомляется и нуждается в отдыхе. А кроме того, хоть я и очень люблю ее, она лишь с большой натяжкой подходит для моего дела и вряд ли способна на тот угол зрения, который мне сейчас нужен. Не говоря уже о том, что технически она еще менее подкована, чем был я до того, как всерьез занялся своими изысканиями. Она умеет включать и выключать компьютер. Она умеет отправлять почту и пользоваться веб-браузером. Она баловалась с пейнт-программой, которую Венди ей установила. Но как все это устроено - она понятия не имеет. Значит, она тоже отпадает.
Ну а все остальные решат, что я спятил.
В конце концов я останавливаюсь на Джорди. Он, конечно, тоже подумает, что я сошел с ума, но выслушает хотя бы потому, что это связано с Саскией. Дело не только в том, что именно он меня с ней познакомил, - он, как и я, прекрасно знает, что благодаря ей мы стали гораздо лучше общаться друг с другом.
Не то чтобы мы не разговаривали до того, как Саския появилась в моей жизни. Мы просто не говорили ни о чем серьезном. Мы держали связь, обозначали, что мы братья, не желая, чтобы наши отношения окончательно испортились, но совершенно не представляли, что делать, если они вдруг зададутся. В этом уравнении отсутствовал один компонент - честность. Но как это ни странно, после всего, что мы прошли, а может, и, наоборот, благодаря этому, после того как нам удалось выбраться из неразберихи нашего детства более-менее целыми и невредимыми, оказалось, что мы действительно любим друг друга.
К старшему брату, Пэдди, мы ничего такого не испытывали. Он умер в тюрьме. Говорят, повесился, все свидетельствует за это. Даже спустя годы все еще трудно в это поверить. Из нас троих именно Пэдди всегда казался мне наиболее жизнеспособным. Казалось, что он-то как раз преодолеет все трудности и чего-то добьется в жизни. И вот он попадает в тюрьму и там погибает. Лишнее доказательство того, как мало мы знаем о тех, кого считаем самыми близкими.
Я все еще в ужасном состоянии, когда Джорди входит в мою квартиру. В промежутке между звонком брату и его приходом я сходил в магазин на углу и купил пачку сигарет. Он бросает взгляд на тлеющую в моих пальцах сигарету, но, к его чести, ничего не говорит. Он знает, что я опять пробовал бросить и продержался шесть месяцев. Он считал. Он понимает, что, должно быть, мне очень несладко, раз я сорвался.
- Итак, что случилось? - спрашивает он.
Я закрываю за ним дверь и иду на кухню. Там уже кипит вода для кофе. Именно это всегда делают Риделлы в кризисных ситуациях. Идут на кухню и варят кофе.
Я не знаю, с чего начать, поэтому просто наливаю нам обоим по чашке кофе и ставлю их на стол, за которым уже сидит мой брат. Я прикуриваю новую сигарету от окурка и тушу его в блюдечке, которое использую под пепельницу.
- Вы что, поссорились? - спрашивает Джорди.
По телефону я сказал ему только, что Саския пропала и я не знаю, вернется ли она. Он не задавал никаких вопросов. Просто сказал: "Сейчас приеду". Но я знаю, что он подумал.
Мой психотерапевт считает, что моя личная жизнь - постоянная сублимация и корень всех бед - в низкой самооценке, еще одном печальном наследии детства, в котором ничего, что бы мы ни сделали, не могло быть хорошо и правильно. У нас с Джорди одинаковые проблемы с женщинами: мы ставим слишком высокую планку, то есть западаем только на тех женщин, которые, как нам кажется, чересчур хороши для нас. Мы можем страдать только по недостижимым женщинам. В школе это были местные королевы красоты и неформальные лидеры, которые, конечно, не тратили время на нас, провинциальных недотеп. И это печальное несоответствие сохраняется поныне.
Не то чтобы все обстояло уж совсем трагично. Но даже если нам удавалось найти каких-нибудь особенных женщин, которые не отвергали нас, они потом все равно уходили, и часто при очень неприятных обстоятельствах.
У Джорди была история с Сэм - неформальным лидером, к тому же умненькой и хипповатой девушкой. Сэм потребовался один-единственный день, чтобы уйти в прошлое. Потом появилась Таня, кинозвезда-наркоманка. Как только она срывалась в бездну, Джорди был тут как тут и ставил ее на ноги, чтобы она снова могла заняться тем, что любила, то есть играть в кино. Он даже перебрался в Лос-Анджелес, чтобы быть с ней, но в конце концов быть с ним не захотела она.
Конечно, всем известно, что ему нужна Джилли, он бы всю жизнь светил ее негасимым факелом, из них получилась бы прекрасная пара, но он слишком затянул с этим, и вот теперь она с Дэниелем.
До встречи с Саскией у меня дела шли не намного лучше. Архетипом всех романов Кристи Риделла была история с женщиной по имени Таллула. Я называл ее Талли. Все было замечательно, но дело в том, что она ощущала себя душой этого города. И она оставила меня, потому что город стал жестким, следовательно, и она должна была стать жестче, чтобы выжить. А любовь ко мне как-то ослабляла и размягчала ее.
Из нас троих только у Пэдди была нормальная личная жизнь, - по крайней мере, насколько нам было известно. "Да, и посмотрите, во что это вылилось", - сказал я психотерапевту, когда она сообщила мне об этом. Она покачала головой и спросила меня, не хочу ли я поговорить об этом.
- Нет, ничего такого, - ответил я Джорди. - Мы не ссорились.
- Тогда в чем дело? Должна же быть какая-то причина тому, чтобы она ушла и оставила тебя.
- Не знаю, как тебе это объяснить, - отвечаю я. - Ты решишь, что я морочу тебе голову.
Было как раньше, в детстве, когда я рассказывал ему всякие бредни про оборотней и прочую дурь. Стало гораздо труднее, когда я понял, что в мире действительно есть много больше того, что мы видим простым глазом. Не то чтобы и его слегка не задело это самое необъяснимое, но с него все это обычно стекало как с гуся вода.
- Расскажи, а там посмотрим.
Итак, прокашлявшись, я начинаю.
Я стараюсь не смотреть на него, рассказывая. Не хочу видеть его реакции. Мне хочется поскорее закончить - выговорить все и тогда уже понять по его лицу, что он мне не верит.
Жаль, что нельзя это записать. Вот что на самом деле для меня писательство - лечение. Все равно, что это: дневники или описания отдельных удивительных случаев из рубрики "Жизнь - странная штука". Когда я что-то записываю, я начинаю это понимать. Это не решает моих проблем. Но, по крайней мере, они становятся мне понятны.
- Боже мой! - произносит он, когда я заканчиваю.
- Послушай… - начинаю я, когда вижу, как он встает из-за стола.
Мне кажется, что он сейчас направится к двери, что он просто перешагнет меня и мои вымороченные проблемы и уйдет раз и навсегда. Но он идет в мой кабинет. Останавливается на пороге и смотрит на обломки компьютера. Я стою у него за спиной в коридоре, курю очередную сигарету и смотрю ему в затылок.
- Она рассказывала мне о своем контакте с этим сайтом, - говорит он, не оборачиваясь. - Не помню где и когда, но это было уже после того, как вы стали жить вместе. И она сказала то же самое, что и ты сейчас, - что я ей не поверю.
- А ты поверил?
Джорди качает головой. Он подходит к столу, ощупывает остатки компьютера. Потом поворачивается ко мне:
- Мне тогда показалось, что она сама не до конца в это верит.
- Да не объясняй, я понимаю. Чем дальше она отходила от своего так называемого рождения, тем меньше чувствовала с ним связь.
- Это было так странно.
- Да, я знаю.
Я ищу, куда бы стряхнуть длинный столбик пепла сигареты, и, не найдя ничего, стряхиваю себе в ладонь.
- А теперь веришь? - спрашиваю я.
Он вздыхает:
- С чего бы тебе врать мне?
- Хотел бы я, чтобы все это было выдумкой!
Я возвращаюсь на кухню, чтобы выбросить окурок и взять новую сигарету. На этот раз, возвращаясь в кабинет, я прихватываю с собой блюдечко-пепельницу. Джорди сидит в кресле, в котором пару часов назад сидела она. Я сажусь во второе кресло, но не кладу ноги на оттоманку, как всегда делал при ней.
- Так что нам делать? - спрашивает он.
- Даже не знаю, с какого конца взяться.
- Можно поговорить с Джо.
Джозеф Шалый Пес - это приятель Джилли, который большую часть времени проводит в Мире Духов, лежащем за границей того мира, где живем все мы. Если верить Джилли, то он и сам оттуда родом, а вовсе не из долины Кикаха, как думают все.
- Он, вообще-то, не технарь, - возражаю я.
- А как насчет профессора?
А, профессор! Брэмли Дейпл. Много лет преподавал в Университете Батлера, сейчас на пенсии. Мой соратник по изучению таинственного, он - Дон Жуан, а я - Кастанеда. Он был первым из встреченных мной взрослых, кто всерьез воспринял мой интерес к таким вещам. Профессор преподавал историю искусств, но сердце его всегда принадлежало мифологии и фольклору. "Должен быть курс Тайны, - бывало, говорил он. - Феи, призраки, привидения, домовые, гоблины и все такое. Это история параллельна той, что преподается, и не менее важна".
- Да он в компьютерах понимает еще меньше, чем я, - говорю я. - То есть он, конечно, работает на компьютере, пользуется Интернетом, участвует в черт знает скольких электронных диспутах, но в "железе" не разбирается. А уж о программном обеспечении и говорить нечего. Я в жизни не встречал человека менее способного сделать даже обычную инсталляцию. И, кроме того, его послушать, так компьютеры и Интернет - это просто неизбежное зло, которое специально изобрели, чтобы его помучить.
- А как же те исследования, которыми вы в последнее время занимались? Они разве не заинтересовали его?
- Он не верит, что это сколько-нибудь важно. Что это… настоящее. По крайней мере, его это занимает меньше, чем устное народное творчество и сказки.
Разговаривая, я стараюсь не смотреть на свой стол и на обломки компьютера. Стоит мне взглянуть туда, как чувство потери пронзает меня с такой силой, что начинает теснить в груди, и кажется, что сердце сейчас разорвется. И все-таки я бросаю взгляд на компьютер и быстро вновь перевожу его на Джорди:
- Мне нужен другой компьютер.
- Эми одолжила мне свой ноутбук, - предлагает Джорди.
- С модемом?
Он кивает.
- Но я не знаю, как быстро он работает. Я его использую только для почты.
- Сойдет. Он у тебя на чердаке?
Джорди снова кивает.
Он, вообще-то, живет в бывшей студии нашей подруги Джилли. Он унаследовал от нее это помещение, потому что катастрофа, усадившая ее в инвалидное кресло, сделала для нее невозможным в том числе и подъем по лестнице. А в этом доме нет лифта.
Забавно. Джорди живет у Джилли на чердаке уже почти год, но никто из нас не считает эту квартиру его квартирой. Это все еще "у Джилли" или "на чердаке". Она все это время - у профессора. До подъемов по лестнице ей еще очень далеко, поэтому Джорди вселился в ее квартиру сразу, как она вернулась из Лос-Анджелеса. Однако, когда заходишь туда, сразу и не скажешь, что он прожил там так долго. Несколько инструментов, разбросанных по комнате, кое-где его книги и одежда, но в основном все так же, как было при Джилли. Разве что аккуратнее. И нет этих ее фантастических рисунков.
- Хочешь прийти и посидеть за ним? - спрашивает Джорди.
Мой взгляд снова возвращается в ту часть комнаты, где исчезла Саския, и грудь опять распирает. Я понимаю, что она уже не выскочит вдруг ниоткуда, не вернется обратно. Я физически ощущаю ее отсутствие, оно - везде.
Джорди встает.
- Я принесу тебе ноутбук, - говорит он.
Я смотрю на него с благодарностью. Он уходит раньше, чем я успеваю встать из кресла. Я некоторое время стою перед входной дверью, покачиваясь на волнах одиночества и отчаяния, а потом медленно возвращаюсь на кухню. Наливаю себе еще кофе. Закуриваю еще одну сигарету. Стараюсь освободить голову от всего, но у меня не очень-то получается. Волнения, страхи, недостроенные планы роятся в голове, как шарики в автомате для игры в пинбол. Я жду.
Кристиана
Я не знаю, что упала. И о том, что выпустила телефонную трубку из рук. Не знаю, сколько времени пролежала в траве, выстилающей пол моего жилища, и как долго мое сознание было абсолютно пустым. Tabula rasa. Как будто я всего лишь тень - тень, отброшенная на землю, и из меня можно сделать все, что угодно, в зависимости от того, как направить свет.
"Кристиана!"
Мое имя, произнесенное кем-то, возвращает меня обратно из пустоты, в которую я упала. Оно множится эхом в черной пропасти, я плыву и плыву, пока мне не удается ухватиться за него.
"Кристиана!"
Я использую свое имя как веревку, за которую цепляюсь, стараясь выбраться из темноты.
И вот солнце бьет мне в глаза, они слезятся. Кажется, проходит вечность, и наконец мне удается сесть, а весь мир перестает крутиться как бешеный.
Я никогда прежде не теряла сознания. Честно говоря, я думала, что это нечто совсем другое. Мне приходилось видеть в кино: дама охает и падает и всегда есть кому подхватить ее. Вокруг нее начинают прыгать и суетиться, и в конце концов она открывает глаза, мило хлопает длинными ресницами и награждает главного героя томным взглядом. Это так романтично!
Меня же подхватила земля. К счастью, трава мягкая, и я ничего не сломала себе, что случилось бы, ударься я, например, о спинку кровати. А выходишь из обморока потная и совершенно дезориентированная в пространстве. Во рту отвратительный вкус, голова гудит. На виски давит, как будто что-то у меня в голове то съеживается, то, наоборот, расправляется.
Знаете, как бывает, когда впервые спишь с кем-то в одной постели: не важно, занимаетесь вы любовью или просто лежите рядом, - вы остро и постоянно чувствуете присутствие другого там, где раньше не было никого. Каждое движение этого другого человека кажется преувеличенно резким. Каждый звук многократно усиливается.
Вот на что это похоже.
А что до романтических чувств, то было бы куда предпочтительнее залезть под одеяло и укрыться с головой, чем строить глазки какому-нибудь парню, случись поблизости таковой.
"Кристиана!"
Ага. Значит, кто-то все-таки здесь есть. И я сразу вспоминаю, как собственное имя вытащило меня из темноты.
Я осматриваюсь: рядом никого. По крайней мере никого, кого можно увидеть. Должно быть, этот кто-то прячется в лесу, окаймляющем мой лужок.
- Кто тут? - спрашиваю я.
Но раньше, чем вопрос срывается с моих губ, я уже успеваю найти этот голос в картотеке своей памяти. Я уже знаю, кто говорит со мной.
- Ты где, Саския? - спрашиваю я. - Почему я тебя не вижу?
Мой взгляд останавливается на сотовом телефоне, лежащем на траве. Я вспоминаю, что это телефонный звонок выдернул меня из сна. Я припоминаю белый шум, который издавала трубка. Я помню, как начала падать. Больше ничего.
Поднимаю телефон и подношу его к уху, думая, что Саския говорит со мной по телефону. Но телефон молчит. Я нажимаю кнопку и слышу длинный гудок.
"Хватит валять дурака!"
Что-то мне это совсем не нравится. Никто не знает, как добраться сюда. Вообще вряд ли кто-то знает, что это место существует.
Я выключаю мобильник и еще раз осматриваюсь. Где бы ни была Саския, она хорошо спряталась.
"Я не хотела этого делать, но у меня не было выбора. Либо так, либо небытие".
Мне становится жутковато. Я вдруг понимаю, что слышу ее голос не совсем так, как должна его слышать. Он доходит ко мне не через уши.
"Я спросила разрешения, прежде чем войти".
Голос - у меня в голове.
"И ты сказала "да"".
- Убирайся-ка из моей головы, - говорю я.
"Но ты сказала…"
- Послушай, это не смешно.
Я не чувствую ее в себе физически - это всего лишь голос, - но мне-то мерещится, что она у меня где-то под кожей.
- Не знаю, как тебе это удалось, но лучше бы ты убралась.
"Не могу".
- Послушай, я серьезно.
"Я тоже. Я не могу выйти. Я даже не поняла, как попала туда".
- Ну и что? Это какой-нибудь научный эксперимент?
"Нет. Просто мне нужно было спрятаться куда-нибудь".
- А почему тебе было не спрятаться, например, в голове у Кристи?
"Это я попробовала прежде всего, но мне не удалось. Не было… как бы это сказать… мне не было туда ходу, вот что".
- А ко мне, значит, был?
"Через телефон. Я не могу объяснить, как это получилось. Все произошло так быстро - точка на экране компьютера Кристи стала расти, расти, и я до нее дотронулась. И как будто у меня внутри что-то замкнуло. Как будто у меня внутри было нечто, какая-то… иллюзия, что ли, которую оттуда извлек экран компьютера".
- Никогда ты не была иллюзией.
"Тогда как я оказалась у тебя в голове? Такое разве бывает с людьми?"
Я не знаю, что на это ответить. Повисает долгая пауза, потом она продолжает:
"Но в то же время все происходило так быстро, что я почувствовала… мне кажется, и компьютер почувствовал, если он вообще что-то способен чувствовать, - так вот, мне показалось, что я могу делать одновременно десять дел. Попытаться собрать себя воедино. Попытаться ухватиться за Кристи как за спасательный круг. Попытаться сопротивляться тому, что расщепляет меня, пиксель за пикселем".
- Но ты не состоишь из пикселей, - говорю я.
"Ну, значит, молекулу за молекулой".
- Это звучит получше.