В последнее время их число перевалило за все возможные границы. "Ушел из дому и не вернулся" – эта стандартная формула давно уже стала привычной. По официальной статистике в России каждый год пропадало сто тысяч человек, по неофициальной – гораздо больше. На центральном канале даже была организована душещипательная передача "Найди меня!" с радостными встречами и внезапными обретениями. Она была сконструирована столь умело, что у расстроганных зрителей возникала полная иллюзия, что пропавшие люди возвращаются… На самом деле возвращалась только десятая часть "ушедших из дома", остальные – никогда. Где все эти люди? Пропавшая армия, сгинувшая без войны!
И это может случиться с каждым. К примеру, с его дочерью. Молодая, красивая, чистая, она, как никто, близка к этой группе риска. Он с внезапной тревогой подумал о ней и торопливо набрал домашний телефон. Дочь была дома, вот только голос у нее был усталый и сконфуженный:
– Папа, я машину утопила…
– Да хрен с ней, с этой машиной. Ты-то в порядке?
– Конечно. – Она засмеялась, и дороже этого смеха у полковника не было ничего.
– Ой, папаня, я спешу, потом поговорим, ладно?
– Будь осторожней, – крикнул он в уже отключенный микрофон и вновь вернулся к своим невеселым рассуждениям о "заговоре Драконов".
Особо худая слава закрепилась за московской "подземкой" – линейными отделениями милиции на метрополитене. Они специализировались не столько на захмелевших и обездвиженных пассажирах, сколько на вполне сносно передвигающихся подростках и молодых людях призывного возраста. Следы многих пропавших без вести терялись где-то на полпути от милицейского обезьянника до спецприемника или приемного покоя детской больницы, куда задержанных желторотиков отправляли на обследование. Какое именно обследование? Все говорило о хорошо налаженной поставке живого товара, но подступов к этой тайне у полковника пока не было. Тем не менее мрачный свет в конце тоннеля все же блеснул: Вибер-Гвибер! Наконец-то он опознал его! Да, этот "объект" не шибко и прятался, даже псевдоним себе выбрал Говорящий!
В доверительных разговорах с коллегами по службе этот особый клан привычно называли "гадами". И хотя никто не знал, откуда так повелось, но образ бесчеловечной рептилии всплывал всякий раз, когда речь шла о противостоянии народа и власти, о ночных взрывах жилых домов, об алкогольном геноциде или массовом вывозе из России человеческих органов. Из разворошенного праха прежде великой страны их выползали все новые Гвиберы.
Их сплоченность и жизнестойкость временами вызывала у Варганова черную зависть. Этот клан никогда не терял из виду своих и умело вызволял их из любых передряг. Гвиберы активно обменивались информацией, держали общак и поддерживали тесные связи по всему миру. Этот экземпляр вынырнул внезапно. Всплыл, как крокодил из ряски, и его студенистый взгляд напоминал взгляд хищной рептилии.
Варганов прямо со службы отправился на охоту. До вечера он караулил в скверике, напротив дверей, откуда, по его расчетам, должен был выйти Вибер. Гад гадом, а отдыхать он когда-то должен.
Вечером, уже в сумерках, Вибер вышел и, озираясь, точно чуял слежку, сел в припаркованный автомобиль. Было жарко, и Вибер почти сразу же опустил боковое стекло, так что полковник успел сделать несколько снимков мобильником.
Дома полковник сейчас же загнал фото в компьютер и вывел на монитор серию снимков. На фотографиях Вибер был легкоузнаваем, но словно обведен мягкой ретушью. Полковник прогнал изображение через фильтр, и то, что не решался запечатлеть объектив, четко проступило на пленке. Густая тень обволакивала его лицо и фигуру, так что изображение немного двоилось, казалось наложенным, но не оставляло сомнений – за рулем "мерса" сидел дракон. Дать его словесный портрет Варганов, пожалуй, не смог бы. Это существо ничем не походило на звероподобных ящеров из палеонтологического музея. От предков у него осталась едва заметная сутулость и буровато-зеленая лягушачья кожа, покрывающая лицо и шею широкими мягкими складками. По бокам лица свисали два кожистых жгута неизвестного назначения. О том, что этот экземпляр принадлежит к хищным видам, свидетельствовала только тяжелая, выдвинутая вперед нижняя челюсть, и еще странная деталь – его лишенный всякого выражения взгляд по-прежнему казался злобным. Так смотрит из травы испуганная гадюка или голодный удав на обреченного теплокровного.
Полковник уже догадался, почему он не видел истинного лица Гвибера, даже стоя рядом с ним. Обычный человек видит только то, на что реагирует мозг, все остальное сейчас же блокируется и вышибается из памяти. Возможно, так было не всегда, но примеры из истории только убеждали Варганова в наличии такого "фильтра".
Давно известно, что простодушные индейцы времен Колумба долгое время не замечали испанских кораблей, стоящих у берега, и не видели самих пришельцев, пока "зрячие" – жрецы не приучили их к мысли, что у берега стоят удивительные "лодки", а по берегу ходят невиданные существа с белым цветом кожи, в башмаках и кирасах. За несколько столетий Гвиберам удалось приучить людей к мысли, что их нет. Несколько столетий черно-магических ритуалов с использованием человеческой крови, целые серии генетических опытов с "гуманоидным материалом" помогли им внешне слиться с титульной расой и почти полностью подчинить себе ее волю и разум.
В драке с драконами одному не сдюжить, и Варганов решился: "Сивка-Бурка, вещая каурка, – прошептал он, – встань передо мной, как лист перед травой!"
Знакомый с детства заговор принес внезапное спокойствие и ясность.
"Сивка-Бурка" была одной из самых действенных и глубоко законспирированных спецслужб, вроде тайного ордена или воинского братства, независимого от ГРУ, ФСБ и даже от президента.
Сложная аббревиатура расшифровывалась так: "Служба информационного воздействия и концептуального анализа для быстрого управления ресурсными каналами". "Сивка-Бурка" не имела четкой иерархии и строилась по принципу казачьего круга, но каждый сивкобурковец, будучи специалистом в узко определенной области, принимал на себя руководство операцией по мере необходимости. Аналитический отдел "Сивки-Бурки" со стороны представлялся собранием сбрендивших гениев, но этот чудо-конек имел стальные мышцы, невероятную мобильность и полную неуловимость в условиях тотального контроля и слежки конкурирующих мировых разведок. Секрет заключался в полном структурном рассредоточении этого подразделения. Все сивкобурковцы были связаны между собой таинственной клятвой, но редко видели друг друга в лицо. В случае удачно проведенной операции о "Сивке-Бурке" никто ничего не знал и не мог узнать, а в случае неудачи, а такие тоже бывали, когда один из бойцов пытался в одиночку предотвратить кровопролитие на Дубровке, погибший поминался на тайной вечере, в кругу соратников. Для мира его смерть и его подвиг оставались личным выбором, и даже его семья не догадывалась о тайном круге, к которому принадлежал погибший герой.
Варганов набрал по мобильнику код доступа и вызвал ресурс. Если объявлялся полный сбор, то вызов пробегал по цепи и отзывался цветными всполохами на браслетах связи, замаскированных под обычные наручные часы, а позднее под мобильные телефоны, но Варганов выбрал себе в помощники одного-единственного бойца, которого знал лучше других, капитана Копейкина, но, к его удивлению, сигнал отозвался продолжительным желтым миганьем.
Похоже, что за несколько последних лет Копейкин отошел от дел, такое бывало, если человек уставал и искал полного покоя и уединения. Бывало и так, что идеалы и заветы, ради которых создавалась "Сивка-Бурка", заменялись другими приоритетами, тогда по просьбе бывшего соратника ему с его согласия бережно подчищали память и отправляли на покой, в этом случае его позывные навсегда стирались из ресурса "Сивки-Бурки".
В коротком сообщении Варганов передал самое важное из того, что успел узнать. Дождавшись ответного звонка, он снял со стены над кроватью древнюю острогу, перенес в багажник "вольво" и выехал за город.
Живые мертвецы
Варвара потерянно слонялась по квартире, не обращая внимания на голодного мяукающего кота, не замечая внезапного беспорядка, словно этот кавардак был отражением ее перепутанных мыслей, и внезапный звонок даже обрадовал ее. Звонил Эфир:
– Варюха, слухай сюда! Намечается шикарное событие, я заеду за тобою в десять. Нужна твоя помощь.
– Нет, – ответила Варвара, – не заезжай, я не люблю ночную жизнь и вообще…
– Я же говорю – нужна твоя помощь. Психологи клятву Гиппократа дают?
– Только психиатры, – уточнила Варвара.
– Тем лучше, короче, долг платежом красен. Я тебя от Ленина освободил? То-то же, и ты меня выручай. Будь при полном параде!
Скрепя сердце Варвара согласилась.
Ночной город казался одичалыми джунглями, поэтому ощущение опасности и одиночества не покидало Варвару, хотя рядом с нею на мягком заднем сиденье вольготно расположился ее новый знакомый, студент театрального училища Эдик. Его особый стиль подчеркивали волосы, раскрашенные под пестрые перья, в основном рыжего и изумрудного оттенков. Между ним и Варварой умостился Тоб – рыжая такса Эдика. На водительском месте восседала Лилит, рядом с нею маялся мокрый от жары и волнения Эфир.
Эфир коротко объяснил Варваре, что невинные розыгрыши, которыми им предстоит заняться в эту ночь, – новое молодежное увлечение. Варвара, как психолог, будет отслеживать реакцию населения и, может быть, даже подскажет новые интермедии.
Невинный этюд, который им предстояло разыграть, назывался "живой мертвец". Подмостками для него служил безлюдный, но хорошо освещенный переулок, без офисов и скрытых камер наблюдения.
Варвара не сразу включилась в игру, и лишь когда Эдик, облившись багровой гуашью, выскочил из машины и упал на асфальт, она поняла, во что ввязалась. Раздавленный Эдик корчился под колесами джипа. Лилит и Эфир изображали виновников наезда.
Толпа собралась на удивление быстро. Первым подковылял старичок, вышедший из магазина, потом остановился подвыпивший гуляка, перебежали улицу две бабенки вредных лет, поспешно собрались случайные очевидцы. Через пять минут "умирающий" Эдик оказался в плотном кольце.
– Пустите, да пропустите же! – К пострадавшему пробилась невысокая девушка, настолько крепкая, что ее грудь казалась перекачанными бицепсами. Деловито пощупав пульс и пальпировав живот, она констатировала разрыв селезенки.
– Девушка, ну сделайте же что-нибудь, – просила Лилит, трогая безжизненную руку Эдика. – Он умирает, дыхание остановилось!
– Я, правда, пока только учусь на акушера, – внезапно засомневалась девушка, – но можно попробовать. – И она впилась долгим поцелуем в посиневшие губы "пострадавшего".
Эдик заметно вздрогнул.
– Массируйте, массируйте грудь, – прервав поцелуй, приказала она Эфиру.
– Чью? – не понял тот.
– Ну не мою же! – огрызнулась акушерка и вновь приникла к больному.
– Что она делает? – деловито совещались бабенки.
– Тише! Искусственное дыхание, – пояснил "магазинный" старичок, не замечая, что Тоб теребит его брошенную на асфальт авоську.
– Ой, что это?!! – внезапно взвизгнула акушерка и вскочила с умирающего. – Дурак! Нахал! Граждане, это надувательство!
– Надо вызвать милицию!
Под крики возмущенных сограждан окровавленный "мертвец" вскочил на переднее сиденье, где заранее разместился Тоб с огрызком докторской колбасы.
– Жулики, колбасу украли! – спохватился старичок.
– Пожалуйста, простите нас! – со слезами крикнула Варвара. – Вот возьмите. – Она протянула сто рублей старичку, но в нее сейчас же впилась одна из бабенок.
– Милиция!!! – закричала она, выкручивая Варваре руку.
Выпрыгнув из машины, Эфир освободил Варвару от захвата и силой затащил ее на заднее сиденье.
Взревел мотор, и виновники скрылись с места происшествия, оставив позади смрадное облако и гром проклятий.
– Ржачная движуха получилась! Массируйте, массируйте грудь! – кривлялся Эдик, утираясь бумажным полотенцем. – Хорошая попалась акушерочка, я под ней совсем дышать перестал!
– Останови машину, я выхожу! – крикнула Варвара.
– Чтобы тебя линчевали эти питекантропы? – возмутился Эфир. – Ну уж нет, голубушка. Ты нам живая нужна!
Лилит лишь прибавила скорости.
– Дуем в аквапарк! Обмоем "покойника"! – ликовал Эдик.
– Не думай, что нам это нравится, – подала голос Лилит, – но как иначе встряхнуть это спящее стадо?
Она обернулась к Варваре, пытаясь поймать ее взгляд.
– Вы просто нелюди! Живые мертвецы! – крикнула Варвара.
– Мы не сделали ничего плохого, – тихо возразила Лилит. – Мы всего лишь подарили людям маленький спектакль, мы разбудили в них самое дорогое – искренние чувства, страх, сочувствие, радость, разочарование, обиду, боль и чувство собственного превосходства! Разве в жизни людей есть что-то дороже и важнее, чем симфония самых разнообразных чувств? Ведь люди и живут собственно только затем, чтобы чувствовать! Чувствовать постоянно, с неослабевающим накалом, и едва эта полноводная река мелеет, они бросаются к любым заменителям, пришпоривают свой мозг и нервную систему наркотиками и алкоголем, стремятся в капкан порочных развлечений, прикипают к крайностям, потому что не умеют и не хотят существовать в мире ясного и рационального…
Варвара молчала, не зная, что возразить: тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман, – и она тоже была пленницей розового тумана и не желала, а может, и боялась смотреть в глаза голой и непривлекательной правде.
– Ой, смотри, Лилька, еще один живой мертвец! – вдруг завопил Эдуард и взъерошил свои пестрые перья на голове.
– Это же Ленин! – ахнул Эфир.
Лилит резко затормозила рядом с историческим двойником. Она вышла из машины и сделала несколько снимков. Нет, это был не тот, прежний Ильич. Этот вождь был розовый и раздобревший от хороших харчей и никак не походил на горящую совесть эпохи, потерявшуюся в чертухинских лесах.
Встреча
Это утро было похоже на тупиковый знак на пустой дороге из ниоткуда в никуда, на разорванную страницу из древней книги, с рассыпавшимися заклинаниями и наивными картинками с рыцарями и побежденными драконами.
– "Сивка-Бурка, вещая каурка", – шептал Варганов, и давний оберег его племени спешил на помощь, или это сам Варганов, сорвавшись с места, летел навстречу неумолимому року. Стального цвета "конек" полковника Варганова бодро отстегивал километры сначала по правительственной трассе, потом по Рублево-Успенскому шоссе, потом свернул в ромашковое поле и покатил по накатанной грунтовой колее.
Поместье, где коротал свои дни отошедший от дел Копейкин, располагалось поблизости от печально известного Чертухинска. Почему, выйдя на пенсию, Копейкин поселился именно здесь: купился на живописный пейзаж и близость столицы? Вряд ли… За любым раскладом людей и событий Варганов искал и находил непознанную закономерность, к примеру, он внезапно обнаружил, что служебное прозвище его друга происходило вовсе не от мелкой монеты или трогательно-примитивной "копейки" – первой отечественной модели "Жигулей", – а от копья, которое сжимал в руке всадник-копейщик, поражающий Змея. Возможно, Копейкин и теперь держал боевую вежу или засеку на подступах к Москве. А может быть, стерег зло, окопавшееся в Чертухинске, и не давал ему расползаться. В любом случае, чтобы понять тайный смысл бытия "Сивки-Бурки" и мозаику случайностей вокруг нее, нужно было прожить не одну человечью жизнь. Но в своих рассуждениях и догадках полковник давно уже шагнул за предел, отмеренный простому служаке, у которого лоб главным образом подпирает фуражку, и подошел к рубежам заветным, так что отступать ему было некуда.
Крестьянский сын Сергей Варганов в лубяных доспехах стерег свой Калинов мост, а с того берега уже плыло смрадное дыхание и щерилась пасть Юдова. Старинная сказка была откровенна – дракон хитер и безжалостен, но с ним можно сразиться в открытом бою и загнать зло туда, откуда оно выползло, – в преисподнюю, в небытие.
"Почему люди отказываются верить собственной родовой памяти и голосу предков? – думал Варганов. – Ведь та первая битва с драконами закончилась победой людей, а сколько сказок и былин осталось с той поры!" Полковник навскидку припомнил былину "Добрыня и Змей", которую читал еще в школе, и легенду о Змиевых валах вокруг Киева, и все те русские сказки, которые когда-то читал вслух маленькой Варваре. Сказочные "юды" воровали пригожих девиц и держали в подземельях пленников, возможно, именно так наши пращуры представляли себе тогдашнее "мировое зло" – рабовладельческую Хазарию, оказавшуюся в руках иудеев и, по сути, поклоняющуюся Золотому Змею. А, может быть, не так давно, всего тысячу лет назад, человечество и впрямь пережило дракономахию? Тогда после жестокой и долгой войны драконы и их пособники были вытеснены с Земли, но сегодня они решили взять реванш…
Варганов оставил машину на живописном выгоне и, разувшись, пошел босиком. Вокруг виднелись следы основательной хозяйственной деятельности – работали старательно, с огоньком, точно на долгие века обустраивался могучий, многолюдный род. Трехэтажный терем был сложен из золотистых окоренных бревен и опоясан крепким забором. В молодом саду рядком выстроились ульи. Практичный и неутомимый сивко-бурковец, выйдя на пенсию, вместо положенных ему по рангу алых и белых роз "водил пчел". На лугу хороводились копенки свежего сена, а по тропинкам бегал наглый поросенок. Глядя на это энергичное воплощенье вековечной крестьянской мечты, Варганов подумал с внезапной печалью, что уже не застанет прежнего Копейкина, которого любил и знал все эти годы. Поблизости не было других поместий, поэтому Варганов уверенно подошел к резным воротам и брякнул в кованый колоколец.
Ворота открыл хозяин, немного помятый и весь какой-то поблекший, точно его разбудили от долгого, тяжелого сна, и только крепкая военная косточка все еще держала обветшалое тело, как держит крепко вбитый в землю колышек прошлогодний стог.
Друзья обнялись по-боевому, без лишних слов, так же молча вошли в дом и поднялись по витой лестнице под крышу соснового терема.
– Один живешь? – спросил Варганов, с высоты озирая просторные "нижние" хоромы.
– А с кем мне жить? Жена укатила, детей завести не успел…
– Так ты бы за местными девками хоть бы приглядывал, – попробовал пошутить Варганов, – твой Чертухинск скоро на весь мир прославится.
– Да и хрен с ним… Я газет не читаю и тэвешку как купил, так не включал, – признался Копейкин. – Ты глянь, какая благодать-то кругом – ширь небесная и чистые воздухи!
– Сейчас тебе, товарищ боевой, это небо синее с овчинку покажется. – Варганов достал из кармана и протянул Копейкину диск с фотографиями.
Они вошли в бревенчатую светелку, где ни к селу ни к городу в красном углу темнело слепое око плазменного телевизора, там же пылился суперсовременный компьютер.
Копейкин щелкнул кнопкой и поставил кассету.
Варганову хотелось поскорее увидеть его реакцию, но тот ничего удивительного на снимке не разглядел.
– Что это? Гипноз? – поторопил его Варганов.
– Хвать тебя за нос, – невесело пошутил Копейкин. – На технику гипноз не действует. Видал я таких ребятишек… Немного, но видал. Вот ты в летающие тарелочки веришь?
– Я еще в Заполярном сказал себе – поверю, когда увижу…