Анна открыла глаза и поняла, что заперта в машине, взглянув на свой большой живот, она почувствовала такое счастье, вспоминая зачатие этого ребенка, вспоминая все подробности той ночи. Волна наслаждения прокатилась по ее телу, остановившись, как цунами, готовое обрушиться на города всей своей уничтожающей силой… Анна почувствовала на своих плечах женские пальцы, которые ласкали ее шею, забираясь в разрез на груди. Она хотела обернуться, но услышала знакомый голос.
- Не стоит, Анна, нам и так известно кто я, кто ты. Ты выполнила свое предназначение и теперь станешь полноправной частью суккубата. Ты будешь вечно молодой и желанной. Мужчины. Теперь они будут хотеть тебя, страстно, с болью, отдавая свои жизни, свою кровь и свои души. Ты принесешь его сердце на золотом подносе, и мы вместе съедим его.
- Чью сердце? - прошептала Анна, - не останавливайся… - она подняла руки, трогая Римму за пальцы, вдыхая знакомый запах пряностей и ароматических свечей.
Римма перебралась на водительское кресло и, заглянув в глаза Анны, улыбнулась.
- Оливер. Нам нужно его сердце, как и его душа, он последнее звено в цепочке всех этих событий.
- Хорошо, - улыбнулась Анна, целуя ее в губы, - я все сделаю…
Римма вышла из машины и, открыв дверь, помогла Анне выбраться наружу. Ее огромный живот казался таким тяжелым, что ей было трудно двигаться. Римма встала перед ней на колени, запуская пальцы под платье Анны, гладя ими обнаженный живот, в котором младенец демона отозвался толчками.
- Ты почти готова, - ее улыбающееся лицо было прекрасным, потом она приподняла платье Анны, демонстрируя ей колыбель ребенка Асмодея. - Ты прекрасна, Анна, Асмодей сделает тебя своей невестой, - Римма снова засунула свои пальцы между ног Анны, заставив вырваться из ее рта стону наслаждения. - Теперь ты готова, ребенок вот-вот появится на свет, и тогда мы сможем заполучить сердце Оливера и души тех, кто все еще противится судьбе. Тех, кто все еще верит в Бога, который давным-давно умер, оставив в наследие нам эту землю.
Боль резанула огнем внизу живота, Анна покачнулась, ощущая нарастающие схватки и, опустившись на землю, скорчилась.
Боль вернула сознание и мысль о том, для чего она здесь. Ласки Риммы не давали сосредоточиться, схватки учащались и мешали думать: "Этот ребенок не должен появиться на свет!"
Анна попыталась подняться, хватаясь за Римму, падая вместе с ней. Суккуб не сразу поняла, что Анна уже не в ее власти и, раскинув руки, не сопротивлялась.
- Не торопись, - улыбалась она, - все пойдет своим чередом…
Внезапно, Анна увидела на ее шее амулет. Магический предмет, что давал ей жизненную силу. Все высосанные души и энергетика людей делали суккуба сильной. Уничтожив амулет, возможно, лишить суккуба силы. Римма так поверила свершившемуся факту, что не сразу поняла, что произошло.
Анна схватила ее за волосы и, прижав к земле, сорвала с ее шей амулет. Сила рождающегося ребенка демона придали сил Анне и, подняв амулет над головой, она выкрикнула имя суккуба и призвала все силы, которые все еще хранили ее, она еще верила, что ее спасут и помогут те силы, которые она предала несколько лет назад. Потом ее рука с амулетом опустила на лицо Риммы, превращая его в прах. Амулет рассыпался в пыль. Римма, оставшись без головы, дергалась в конвульсиях, пока не начала разлагаться на глазах измученной женщины. Она отпрянула в сторону, все еще ощущая жуткую боль и чувствуя, как по ногам бежит вода смешиваясь с кровью.
- Асмодей! - закричала она и не узнала свой голос. За поясом Риммы был серебряный нож, который остался после ее гибели. Анна подняла его и, сжав в своей руке, направилась к дому. Она плакала и стонала от боли, ощущая, что ребенок скоро выберется из нее, наградив Асмодея новыми силами, с которым потом будет невозможно совладать. Опираясь на стену, она видела неосвещенный коридор и, спускаясь по лестнице вниз, упала, ударившись плечом о металлическую дверь, которая раскрылась, обнажая перед ее взглядом чудовище, заточенное в магическом знаке на полу.
Мизуко хотела помочь ей подняться, но увидев в ее руках нож, отпрянула. Анна истекала кровью, ее ноги дрожали, и, казалось, ей стоило невероятных усилий прийти сюда.
- Сделай это, моя любовь, - улыбнулся демон, протягивая к ней руки, он все еще был властен над ней. Отец Ганкель с ужасом увидел, как меняются черты лица Анны, как по ее коже пробежался огонь, который не пожирает своих, а лишь сжигает души грешников.
- Анна, закончи все это! - закричал Оливер и его слова вернули девушку в реальность.
- Олли?
- Со мной все в порядке, - он протянул к ней руки.
- Закончи начатое! - прогремел голос Асмодея, свечи задул невероятный вихрь, который окутал всех собравшихся туманным облаком, делая слепыми. Лампочка на потолке замигала и погасла, окуная все во тьму, Анна все еще видела горящие глаза Асмодея, слышала его обжигающее дыхание.
- Доктор Крисс, зажгите фонари, а я включу генератор! - крикнул Оливер, выбегая из подвала.
Анна почувствовала на своих плечах руки Тэо, они были теплыми, как и прикосновения чувственные и нежные.
- Иди ко мне, сейчас все закончится, и ты больше не будешь страдать, - услышала она голос демона. Его обжигающие губы прижались к ее рту, Анна больше не могла сопротивляться, он опустил ее на холодный пол, забирая из ослабевших рук серебряный кинжал.
- Tollite patrem filii noctis: Uxorem hanc accepi, et sic fit metes.
Загорелся свет, который казался слишком ярким. Анна лежала лицом вверх, ее руки были раскинуты в стороны, а глаза, словно стеклянные, смотрели в пустоту. Асмодей держал на руках ребенка с красивыми чертами лица и белоснежной кожей.
- Vade ad infernum, est diabolus, - прокричал отец Ганкель, запустив в него пригоршню порошка с запахом тухлой рыбы. Языки пламени, словно огненная лава расплескались по краям пентаграммы, выжигая все на своем пути. Отец Ганкель прокричал заклинание, его лицо казалось красным в цвете огня. Демон принял свое истинное обличие. Три уродливых головы уставились на людей, которые осмелились играть с ним в свои игры. Он сжал в руках ребенка и растворился в воздухе. Оливер смотрел на погибшую сестру и все еще не верил, в происходящее. Ее тело лизали языки адского пламени, пока, наконец, она не вспыхнула, словно ее облили бензином.
- Надо уходить! - крикнул доктор Крисс, схватив Мизуко за руку, которая застыла словно в оцепенении. Пламя разгоралась все сильнее. Копоть и дым танцевали под потолком. Мизуко и Оливер кашляя, пробирались к выходу, пока не выбрались на свежий воздух, следом за ним выбежали доктор Крисс и отец Ганкель. Пламя занималось все сильнее, точно дом был сделан не из камня, а из бумаги. Оливер смотрел на то, как огонь пробирается на первый этаж, видел, как пламя точно алые цветы, расцветают, сжирая его прошлое. Красные огненные цветы становились все больше. Насытившись подвалом и первым этажом, они перебросились на второй, поглощая комнату за комнатой, плавя стекла и память о том, что здесь было. Страсть и порок, любовь и чистота, плоть и кровь, желание, чувства, эмоции, - все этой сейчас видел Оливер. Он все еще сжимал руку Мизуко, которая расширенными от ужаса глазами видела женщину в горящем окне. Ее темные волосы развивались. Она стояла в окне флигеля и казалась такой прекрасной и далекой, такой несчастной, понимающей, что проклятие неотвратимо и что теперь, возможно они встретятся с Анной. Они будут искать свой путь, выкладывать своими камнями дорогу из пекла, которое они приготовили себе сами, не сумев противостоять злу.
- Человек слаб, - уронила Мизуко, опустив глаза.
- Но если человек соберет все свои силы, любой демон не сумеет ему противостоять.
Оливер обнял ее за плечи, и они направились в сторону дороги. Доктор Крисс все еще смотрел на пожар, который сожрал добрую половину особняка, Отец Ганкель перекрестившись, читал слова молитвы. Все они медленно шли к машине, стараясь не оглядываться назад. Дом разваливался, и скоро от него остались только дымящиеся руины и воспоминания. Мечты, которым не суждено сбыться. Страдания, которые тяжелой печатью лягут на их сердца.
Анна открыла глаза, ее лицо все еще было в слезах. Она не успела, она не смогла убить ребенка, этого монстра, который обязательно вернется. Около камина сидит женщина и расчесывает длинные волосы. В камине потрескивает огонь, Анна смотрит в окно, белый снег запорошил все вокруг на тысячу километров. Она походит к окну и видит, как Оливер и Мизуко идут по дорожке, они уходят…, следом отец Ганкель и доктор Крисс.
- Они уходят, - пробормотала Анна, пытаясь открыть окно, не поддающееся, они уходят! - закричала она. Мать, сидевшая у камина, обернулась и протянула к ней руки для объятий. Анна забросила в окно тяжелым стулом, но оно даже не покрылось трещинами.
- Что происходит? Почему я? - Анна побежала вниз по ступенькам и, распахнув дверь, хотела выскочить вслед за своими друзьями и братом. За дверью начинался холл их дома, только в зеркальном отражении. Двери открывались, но они вели не в те комнаты. Лабиринт внутри дома без входа и выхода. У Анны кружилась голова, она подошла к зеркалу и увидела, что ее платье покрыто пятнами крови. Она вспомнила о ребенке.
Эпилог
Однажды мне приснился сон, я бродил по своему острову, который больше не пугал меня. Вместо хижины в центре острова стоял небольшой дом, стены которого больше не были наполнены трупами, здесь царило вечное лето и тысячи бабочек, превращавшихся в цветы.
Белокожая девочка с темными волосами что-то рисовала на песке. Я окликнул ее, и когда она посмотрела на меня, ощутил что-то подобное, как дежавю.
- Меня зовут Мориса, - она внимательно посмотрела на меня, - теперь это мой остров.
Я проснулся и больше никогда не видел этого острова, который стал для меня пристанищем в часы, когда моя душа боролась за выживание. В часы радости, я строил этот маленький дом, в котором будет, наверное, жить эта маленькая особа, потому что она не была призраком или демоном.
Я долго оплакивал Анну, я думаю, что буду ее оплакивать вечно. Если бы не ее помощь, возможно, я и остался тем овощем, вросшим корнями в инвалидное кресло. Я много думал о произошедшем - странные и ужасные события, врезались в память шрамами воспоминаний, которые не сотрутся до самого конца.
- Дорогой, я дома! - крикнула из прихожей Мизуко, - представляешь, сегодня, я была у врача на УЗИ и мне сказали, что у нас будет девочка. Ты помнишь, - она рассмеялась, - что если будет девочка, мы назовем ее Мориса.
Она зашла на кухню и налила себе воды.
- Вот, взгляни, она вытащила из сумочки фотографию, которую обычно делают на ультразвуковом исследовании. - Посмотри на это шестимесячное чудо.
Я взял из ее рук фото и, посмотрев на своего еще не рожденного ребенка, увидел знакомые черты. Этот ребенок, эта девочка, она мне напомнила,… нет, это не может быть! Я вспомнил девочку из моего сна, которая сказала, что теперь это ее остров. Девочку с глазами Анны и улыбкой Тэо Джанко. Именно ее глаза смотрели сейчас на меня с фотографии.
Часть 2
Выбор Мо
1 глава
Мо медленно шла вдоль ручья, который после таяния снега превратился в маленькую, но бурную речку, девушка задумчиво смотрела на ее мутные воды, несшие прошлогодние листья и сухие ветки, ставшими одного темно-коричневого цвета.
- Мо! Подожди! - окликнула ее Атэни. Это была кареглазая длинноногая, похожая на цаплю, девушка. Ее короткая юбка и темные гольфы на худых ногах делали ее еще более нескладной и тощей.
Мо, обернувшись, вынырнула из своих мыслей и, улыбнувшись, пошла навстречу подруге.
- Куда ты подевалась?
- Не придумывай, - Мо покачала головой, старательно пряча накопившуюся депрессию, которая поселилась в каждом укромном уголке ее души, - я просто хотела побыть одна.
- У тебя что-то случилось?
- Нет, Атэни, - солгала Мо, все еще думаю об отце. Она не хотела говорить о том, что они решили переехать из Булеша на юг Европы. Новое место, новые друзья, как ей не хотелось этого. Мориса всегда плохо ладила со сверстниками, и ей пришлось нелегко, когда она попала в начальную школу. Сначала Рэйнол, потом Булеш - воспоминания одинокого детства. Она помнила себя маленькой девочкой, замкнутым и молчаливым ребенком, который сначала вызывал любопытство, а потом агрессию сверстников. Мориса жила в своем мире, не похожим на привычный мир других детей слишком жестоких к таким, как она, птенцам семейства белых воронов.
Мама умерла, когда она только родилась, отец не любил говорить об этом. Он всегда был ласков с ней, но что-то грызло его душу, девочка стала понимать это примерно в восемь лет, задавала вопросы, не получая ответов. Позже она привыкла к странностям отца, и его привычке, порой, запираться в своем кабинете. Иногда оттуда доносились сдавленные рыдания, но она прощала ему эти тайны, слабости и странное поведение, потому, что отец заботился о ней и любил всем сердцем. Мориса чувствовала это и понимала, что дороже ее у него никого нет. Не осталось. И вот теперь они уезжают. Она не стала спорить, она никогда не спорила с ним, оставаясь для него все той же маленькой девочкой, пока ее не начали мучить необъяснимые ведения. Все началось внезапно.
Ей исполнилось четырнадцать и однажды, проснувшись утром, она ощутила легкое головокружение и боль внизу живота. Поднявшись с постели, Мориса направилась в ванную, ополоснув холодной водой бледное лицо. Болезненный взгляд карих глаз напугал ее, и девочка решила еще немного полежать в кровати. Откинув одеяло, она увидела на простыне кровавое пятно и, прижав руки к лицу, не смогла сдержать слез. Впервые за свою жизнь она испытала такой ужас, когда в животе начинают царапать когтями маленькие, но злобные кошки, а ноги словно погружаются в болотную тину. Она смотрела на окровавленную пижаму и не могла сдержать крика. Слез не было. Дыхание сжалось до пятипенсовой монеты, она опустилась на пол и, сжавшись, словно маленький зверек, попавший в клетку, закрыла глаза. Такой ее и застал отец, который, взяв на руки, отнес ее в ванную комнату и, посадив на ящик для грязного белья, успокаивал, улыбался, рассказывая, что это не страшная болезнь и не последний день в ее жизни.
- Милая, прости, если бы была жива мама, то она обязательно подготовила тебя.
- Подготовила к чему?! - голос Морисы все еще дрожал, как у попавшего в капкан зверька.
- Сегодня, ты, стала девушкой, это нормальное явление для женского организма. Прости, я даже не подумал о том, что ты так выросла…
- Но я не хочу быть девушкой! - закричала Мориса, - не хочу! Я не хочу быть взрослой, чтобы потом… чтобы потом умереть… как мама! Как все! Все умирают! Все, все!
Мо не помнила, почему она так сказала, и отец с непониманием и грустью смотрел на нее, все еще пытаясь успокаивать, понимая, что на нем часть вины за произошедшее. Он замкнулся в своих мыслях и воспоминаниях о прошлом, забыв, что его девочка становится взрослой. А теперь, видя ее слезы и страдания, понимал, что не стал для нее тем отцом, который мог научить ее жить в этом мире, полным, не только человеческой жестокости и власти темных сил, раздирающих его на части. Это был мир, в котором нужно приспосабливаться жить нормальной жизнью, от которой не спрятаться и у нее есть свои правила.
Он винил себя за то, что замкнулся на своих страхах, на своем горе. Он не замечал улыбок дочери, ее первых шагов и успехов, незаметно для себя превращая ее в маленького отшельника, такого же одинокого и отверженного большинством.
С этого дня Мо стала еще более замкнутой, и отца стали одолевать мысли, что так долго терзали душу. Гибель сестры, смерть жены, столько смертей, шлейф которых расстилался по его памяти кровавыми пятнами, не стираемыми образами и болью, что мучила его все эти годы.
Видения. Сначала они казались просто необычными снами, в которых Мориса прикасалась к темной стороне реальности, еще не понимая, кто она, что она. Они не пугали ее, притягивали и рассказывали о другом мире, мире, где нет невозможного, где смерть - лишь переход в другое измерение жизни, где плоть и страсть пишут кровью историю человечества.
Сначала она забывала эти сны, оставлявшие непонятное послевкусие. Она не помнила их, но ощущала пустоту пожиравшую ее изнутри.
Она разговаривала во сне. Ее голос становился другим, и отец, слушая ее, все больше убеждался, что его догадки становятся реальностью. Он не забыл тот день, когда жена рассказывала о том, как была у врача и то, что у них будет девочка. Он помнил фотографию их, не рожденного, ребенка с глазами того, кто уничтожил его семью, кто скрылся с младенцем Анны в преисподней и, казалось, оставил их навсегда. Нет, теперь история начиналась заново, и Оливер был готов. Он знал всегда, что Мориса необычный ребенок, но надеялся, что ошибается. Отец Ганкель повторял, что силы тьмы никогда не отступают от своих замыслов и настаивал на том, что Морисе необходимо помочь, пока все не зашло слишком далеко. Оливер боялся. Не за себя, а за то, что древнее зло вернется и заберет у него единственное, что давало силы для продолжения жизни в этом мире, наполненным равнодушием и ненавистью. Он больше никого не любил, он не верил людям, становясь, незамечая сам, противоположностью того Оливера, которого полюбила Мизуко.
Мориса повторяла его поступки, его слова. Ей было наплевать на насмешки сверстников, она жила в своем мире, пока не встретила длинноногую Мэрки, которую все называли цаплей. Атэни. Именно Атэни наполнила ее темную сторону светом и верой во что-то доброе и хорошее. Она оказалась единственным человеком не оттолкнувшим ее. В этом чужом для Мо мире, девочка стала спасительной соломинкой. Они делились тайнами, проблемами, пытались решать их сообща. Наконец-то, как заметил Оливер, Мориса стала улыбаться.
- Прости, Атэни, - Мо обняла подругу, - ты знаешь, что ты моя единственная подруга и у меня нет от тебя секретов. Я расскажу тебе, почему мы уезжаем, только ты должна пообещать мне.
- Пообещать что? - Атэни захлопала ресницами, словно крыльями бабочка, - ты тревожишь меня, Мо.
- Идем на наше место, мне там спокойнее и не так страшно… я смотрю на этот ручей с мертвыми листьями и останками деревьев, и мне кажется, что мертвая река делает мертвым все, к чему прикасаются ее мутные воды. Я ощущаю запах гнили и вижу, что не ветки плывут по воде, а человеческие останки, их лижет вода, как голодный зверь и… мне ужасно страшно увидеть в ней того, кого я люблю…
Мориса взглянула на Атэни,
- Ты понимаешь?
- Не совсем, Мо, но я хочу помочь тебе, - она обняла подругу и сжала ее в своих объятиях, - пойдем. Не будем смотреть на эту воду, мне кажется, я тоже вижу это, чувствую все то, что чувствуешь ты, идем. Там на поляне многолюдно и нам ничто не угрожает.
- Ты права, не будем терять время.