На этой встрече прежде всего говорили об отправке букета на похороны О'Доннелла, когда их организует семья. Тим без звука согласился заплатить за цветы.
Затем один молодой человек встал и принялся излагать способы, которые позволят надежно защититься от малого народа; среди этих способов были соль, гвозди в подошвах и надевание белья наизнанку.
Последовал обмен вопросами и ответами. Я наконец не выдержала:
- Вы говорите так, словно весь малый народ одинаков. Я знаю, что среди них есть такие, которые не боятся железа, а обитателям моря, вроде селки, не страшна соль.
Выступавший, рослый молодой человек, улыбнулся и ответил с гораздо большим жаром, чем во время самого выступления:
- Вы, конечно, правы. Отчасти проблема в том, что, как мы знаем, некоторые истории о малом народе перевраны до неузнаваемости. А сам малый народ не торопится рассказывать нам о себе: процесс их регистрации - это насмешка. О'Доннелл, у которого был доступ ко всем регистрационным документам в резервации, говорил, что точно знает: один из трех, отвечая, кто он есть, лгал. Мы по-прежнему стараемся просеять этот мусор, чтобы найти золото.
- Мне казалось, малый народ не может лгать, - сказала я.
Он пожал плечами.
- Вот уж не знаю.
Заговорил Тим.
- Многие из них, заполняя документы, использовали слова, звучащие по-гаэльски и по-немецки. Если я скажу о себе, что я хеерсберкер, то не солгу, поскольку только что придумал это слово. А по договору об устройстве резерваций нельзя при оформлении задавать никакие уточняющие вопросы.
К концу встречи я была убеждена, что никто из этих ребят не имеет отношения ни к убийственному разгулу О'Доннелла, ни к последующему убийству самого О'Доннелла. Я никогда раньше не посещала собрания групп ненавистников: полуиндианка и не совсем человек, я везде была бы не ко двору. Но я не ожидала такого накала страстей, словно в шахматном клубе. Ну ладно, гораздо меньшего, чем в шахматном клубе.
Я даже была согласна с большей частью того, что они говорили. Кое-кто из малого народа мне нравится, но я знаю достаточно, чтобы опасаться этого народа в целом. Трудно винить этих ребят, если они не верят политикам и спичрайтерам. Как сказал мне Тим, для этого достаточно прочесть истории о малом народе.
После встречи Тим проводил меня до машины.
- Спасибо, что пришла, - сказал он, открывая для меня дверцу. - Ну, что скажешь?
Я напряженно улыбнулась, чтобы скрыть недовольство тем, что он взялся за мою дверцу раньше меня. Хотя Сэмюэль и Адам, оба продукты более раннего воспитания, открывали для меня дверцу и меня это не беспокоило.
Но я не хотела его обижать, поэтому сказала только:
- Твои друзья мне понравились… и, надеюсь, ты неправ относительно того, что малый народ представляет угрозу.
- Ты ведь не считаешь нас невеждами, бегающими с криком "Небо падает"?
- Похоже на цитату.
Он чуть улыбнулся.
- Прямо из "Геральд".
- Ого! Нет, не считаю.
Я наклонилась, садясь в машину, и увидела, что дорожный посох вернулся, лежит на двух передних сиденьях. Мне пришлось сдвинуть его, чтобы сесть.
Сдвинув посох, я посмотрела на Тима, но он его как будто не узнал. Может, О'Доннелл не показывал его во время встреч "Светлого будущего", а может, и сам посох не показывался. И Тим не заметил ничего необычного в том, что у человека, который ездит в машине, на сиденьях лежит палка для ходьбы. Люди вообще считают механиков "фольксвагенов" странными.
- Послушай, - сказал он, - у меня тут нашлось время поработать над артуровскими легендами, после нашего разговора я почитал де Труа и Мэлори. И… может, поужинаешь со мной завтра?
Тим хороший человек. Можно не беспокоиться о том, что он попробует подчинить меня с помощью какой-нибудь магии вервольфов и вообще контролировать. Он никогда не разъярится и не вцепится собеседнику в горло. Не убьет двух невинных жертв, чтобы защитить меня от ненависти госпожи вампиров. Стефана с того случая я не видела, но я не вижу вампиров месяцами.
На короткое мгновение я подумала, как хорошо было бы встречаться с нормальным человеком, таким, как Тим.
Конечно, остается небольшая проблема - сказать ему, кто я. И сообщить незначительный факт, что я вовсе не стремлюсь оказаться в его постели.
Но главное, конечно, то, что я почти влюблена в Адама, хотя он меня и пугает.
- Прости, нет, - сказала я, качая головой. - У меня только что закончились отношения. И я не готова начинать новые.
Его улыбка стала шире и казалась болезненной.
- Как ни странно, я тоже. Мы встречались три года. Я отправился в Сиэтл покупать кольцо. Положил кольцо в карман, отвел ее в наш любимый ресторан, и тут она мне сказала, что через две недели выходит замуж за своего босса. И уверена, что я пойму.
- Ой! - сочувственно сказала я.
- Она вышла замуж в июне, прошло уже несколько месяцев, но я все еще не готов снова начать отношения.
Очевидно, устав стоять согнувшись, он сел рядом с машиной на корточки, так что его голова оказалась чуть ниже моей. Протянув руку, он коснулся моего плеча. На пальце было простое серебряное кольцо с поцарапанной, стертой поверхностью. Я удивилась: он не был похож на человека, носящего кольца.
- Так зачем приглашать меня на ужин? - спросила я.
- Потому что я не собираюсь становиться отшельником. В смысле: "Не позволяй ублюдкам править тобой". Так почему бы нам не поесть вместе и не поговорить? Никаких обязательств, и я не собираюсь завершить встречу в постели. Только разговор. Ты, я и "Le Morte d'Arthur". - Он криво улыбнулся. - И добавочный бонус: я учился на разных кулинарных курсах.
Еще один вечер разговоров о создателях артурианы и средних веках - звучит забавно. Я открыла рот, собираясь согласиться, но ничего не сказала: нечего глупить.
- Как насчет семи тридцати? - продолжал он. - Я знаю, это поздно, но до шести у меня занятия, а я хотел бы к твоему приходу приготовить ужин.
Он встал, закрыл дверцу, похлопал по ней и направился к дому.
Неужели я согласилась на свидание с ним?
Ошеломленная, я тронулась с места и направилась по автостраде домой. Я думала обо всем, что следовало бы сказать. Позвоню ему, как только вернусь и разыщу номер. Спасибо, но нет.
Мой отказ обидит его, но если пойти, может быть еще хуже. Адаму не понравится, что я ужинаю с Тимом. Совсем не понравится.
Проехав поворот на "Торговый центр Колумбия", я поняла, что за мной едет машина Эйдена Файдела. Он отъехал от дома Тима одновременно со мной - как и еще трое. Я заметила его только потому, что он ездит на "Порше 911", широкой машине, какую мне всегда хотелось, хотя ярко-желтому цвету я предпочла бы черный или красный (пусть это и более обычно). Кто-то в городе водит лиловую - у меня от нее слюнки текут.
Мимо прошел "бьюик", и в свете моих фар стала видна наклейка на бампере: "Некоторые подобны слинки: Ни на что не годны, но я все равно улыбаюсь, когда вижу, как они спускаются по лестнице".
Я улыбнулась и перестала думать об оказавшемся за мной "порше". Файдел, вероятно, живет в Кенневике и сейчас просто едет домой.
Но вскоре вернулось ощущение, что меня преследуют: я это чувствовала затылком. Файдел по-прежнему висел у меня на хвосте.
Файдел - из малого народа, но главная у них доктор Олтман, а она знает, что нападение на меня не сойдет им с рук. У меня нет причин нервничать.
Можно позвонить дядюшке Майку - если он не разделяет мнение Зи и ответит на мой звонок.
Дядюшка Майк может сказать, действительно ли я попусту впала в панику из-за Файдела. Я достала телефон, раскрыла его, но огонька не увидела. Экран телефона оставался темным. Должно быть, забыла зарядить.
Рискуя получить штраф за превышение скорости, я повела "кролика" быстрей. Ограничение скорости здесь пятьдесят пять миль, и полиция часто патрулирует шоссе, так что движение практически идет на шестидесяти или около того. И с облегчением вздохнула, когда фары Файдела исчезли за каким-то минивэном.
Автострада вывела меня на Канал-стрит, и я сбросила скорость до городской. Должно быть, сегодня мой вечер глупостей.
Вначале приняла приглашение поужинать с Тимом - по крайней мере не отказалась. Потом запаниковала, увидев машину Файдела. Черт побери!
Я хорошо знала, что приглашение Тима принимать не следует. Каким бы славным ни был разговор, он не стоит неприятностей с Адамом. Нужно было сразу же отказать. Теперь сделать это будет труднее.
Странно, но не мысль о нраве Адама приводила меня в отчаяние - зная, что он по той или иной причине рассердитш, я обычно специально выводила его из равновесия. Провоцировала его при каждой возможности. Что-то в нем, когда он сердится и становится опасен, зажигает мою кровь. Кажется, с моим инстинктом выживания что-то неладно.
Если я отправлюсь к Тиму домой на ужин вдвоем (а что бы ни говорил Тим, ужин вдвоем - это свидание), Адаму будет больно. Гнев - это в порядке вещей, но делать Адаму больно я не хотела.
На Ващингтон-стрит горел красный свет. Я остановилась возле грузовика с двумя двигателями. Мы ждали, когда проедет несуществующий поток машин; мой "кролик" дрожал: рядом работал мощный мотор грузовика. Мы поехали; я обогнала грузовик и посмотрела в зеркало заднего обзора, прежде чем перейти в правую полосу, а потом свернуть на Кемикал-драйв. Грузовик отстал, и сразу за ним я увидела "порше": машина блестела в уличных огнях, как лютик.
Меня охватил неожиданный, неразумный страх, свело желудок, и я пожалела о выпитой кока-коле. То, что настоящей причины бояться не было, не уменьшало страх. Койот решил, что я его игнорирую, и что ему грозит опасность.
С трудом дыша сквозь зубы, я дожидалась, пока волна паники схлынет и сменится настороженностью, готовностью к действиям.
Я готова была поверить, что домой нам по дороге. Этот небольшой участок шоссе - самый быстрый путь к восточной части Кенневика, к тому же отсюда можно попасть в Паско и Бербанк, хотя по федеральной дороге на противоположном берегу реки было бы быстрее.
Но когда я свернула на Кемикал-драйв, откуда можно проехать только к Финли, Файдел повернул следом, а я никогда раньше не видела в Финли такой "Порше 911". Он преследует меня.
Я невольно снова потянулась за телефоном, но когда достала его из сумки, вся рука у меня стала мокрой. И тут я поняла, что запах соленой воды становится все сильнее. Я бросила бесполезный телефон и поднесла руку ко рту. Вкус тины и соли - скорее соленое болото, чем морская вода.
Хотя наши с Адамом участки разделены общей изгородью, поворачивать к нему с улицы ладо на полмили раньше, чем ко мне. Я не могла вспомнить, работает ли сегодня ночью Сэмюэль, но даже если Адама нет дома, кто-нибудь там есть обязательно. И этот кто-то - вервольф.
Конечно, в доме будет и Джесси, но Джесси способна защититься еще меньше моего.
Я свернула на Финли-роуд, чтобы иметь возможность подумать. Объезд длинный, и мне придется вернуться на Кемикал, чтобы попасть домой, но я сегодня натворила немало глупостей, и мне еще нужно решить, такая ли прекрасная мысль - привести этого иного, каковы бы ни были его намерения, к дому Адама.
Волноваться не стоило. Когда я проезжала "Парк Двух Рек", где дорога пуста, а дома стоят вразброс, мой "кролик" закашлялся, захлебнулся и остановился.
Обочины не было, поэтому я просто свела машину с асфальта, надеясь на лучшее. Если оставить ее на дороге, какой-нибудь бедняга, возвращаясь позже домой, может наткнуться на нее и погибнуть. "Кролик" подпрыгнул на нескольких камнях, что не пошло на пользу моей подвеске, и остановился на относительно ровном месте.
В машине я чувствовала себя как в западне, и поэтому выбралась из нее, едва только перестали вращаться колеса. "Порше" остановился и урчал на дороге.
Пока я возвращалась, совсем стемнело, и свет фар слепил меня - один из недостатков хорошего ночного зрения. Я отвернула голову, и поэтому, когда Файдел вышел из машины, я это скорее услышала, чем увидела.
- Странно видеть иного на "порше", - холодно сказала я. - Блок цилиндров может быть из алюминия, но корпус стальной.
Машина издала глухой звук, словно по ней похлопали.
- На "порше" кладут много слоев хорошей краски, а у меня дополнительно четыре слоя воска, так что никаких проблем, - сказал он.
Как от воды на моем телефоне, от него пахло гнилой растительностью и солью. То, что я его не вижу, беспокоило меня: нужно уйти из света фар.
Я могу убежать, но бежать от того, кто может оказаться проворнее, - не самое умное. Только в самом крайнем случае. Может, ему нужен только этот дурацкий посох? Поэтому я вышла на дорогу и по широкому полукругу обошла свою машину, пока не оказалась сбоку от "порше", а не в свете его фар.
А когда ступила на асфальт, ощутила, как по нему словно катится волна магии. Сильная магия вызывает почти болезненное ощущение, словно языком касаешься обоих полюсов девятивольтовой батарейки. Сегодня в магии было нечто большее… нечто хищное.
Файдел далеко не так слаб, каким казался на приеме у Тима.
Я зашипела, ощутив сильную боль в ногах. И остановилась на другой стороне дороги. Глаза мне по-прежнему жгло, но я разглядела его: он стоял у места водителя. Выглядел он не совсем так, как у Тима. Подробности были не видны, но мне показалось, что он стал выше и шире.
Он вежливо ждал, чтобы я остановилась, и только тогда заговорил. Обычно, когда за тобой охотятся, вежливость - дурной знак. Это значит, твой противник уверен: он может в любую минуту схватить тебя.
- Значит, ты маленькая собака с любопытным носом, - сказал он. - Не надо было совать его в чужие дела.
- Зи мой друг, - ответила я. По какой-то причине слово "собака" оскорбило меня. Но было бы глупо говорить: "Я не собака". - Вы, малый народ, хотите, чтобы он принял смерть за чье-то преступление. Я единственная, кто захотел найти настоящего убийцу. - Я соображала, по какой причине он может на меня сердиться. - Я сейчас смотрю на убийцу?
Он закинул голову и рассмеялся - низким грудным смехом. А когда снова заговорил, в голосе слышался шотландский акцент, и этот голос стал на пол-октавы ниже.
- Я не убивал О'Доннелла, - сказал он, что было не совсем ответом на мой вопрос.
- У меня есть защита, - спокойно сказала я, стараясь не говорить вызывающе. - Убьешь меня - начнешь войну с вервольфами. Нимейн в курсе.
Он поводил головой из стороны в сторону, как спортсмен, разминающий мышцы шеи. Его волосы стали длиннее и влажно шуршали, падая на плечи.
- Нимейн не та, что прежде, - сказал он. - Слаба, слепа и слишком беспокоится о людях.
Он вдохнул и начал расти, когда вдох закончился, силуэт Файдела оказался выше любого виденного мной мужчины по меньшей мере на фут, и в ширину он был почти такой же, как в высоту. Мои глаза привыкли, и я увидела, что изменились не только его размеры.
- Твой смертный зов прозвучал, - сказал он. - И до сих пор мне никто не говорил, что его отменили.
Он снова рассмеялся и встряхнулся. С темных полос, покрывавших его, как обтрепанный ковер, слетела пена. Губы его стали шире, чем раньше; в темной пещере рта виднелись длинные светлые острия.
- Давненько… - Голос его звучал мокро и хлюпающе. - Человеческое мясо такое сладкое у меня на языке, а я очень давно его не пробовал. Мое нутро просит пропитаний'. -
Он заревел, как зимний ветер, и одним прыжком перелетел через дорогу.
Но прежде чем он приземлился, я, уже в обличье койота, опрометью мчалась прочь, на бегу разбрасывая одежду. Споткнулась о бюстгальтер, покатилась и в падении избавилась от помехи.
Он мог бы схватите меня, но думаю, наслаждался погоней. Наверное, поэтому и не вернулся к "порше". Ему потребовались бы минуты, чтобы уменьшиться и влезть в машину, хотя машина гораздо быстрее меня, и я не могу бежать бесконечно.
Мне пришлось держаться дороги, пока я не пересекла канал. Перепрыгнуть через него я не могла - слишком широко, а плаваю я не так хорошо, чтобы уйти от водяного.
Миновав канал, я тут же спустилась на дорогу, ведущую к реке. Перескочила через изгородь у первого дома и побежала по полю. Когда хозяйская собака заметила меня и залаяла, поднимая тревогу, я уже была на другом поле и бежала в траве выше моего роста. Пробежав с полмили, я перешла на быстрый шаг.
Почва мягкая, на поле пасутся коровы и лошади. В загоне за мной погнался разъяренный осел; но я только наддала и перемахнула через ограду загона. Лошади обычно не реагируют на койотов, коровы тоже. Куры разбегаются, а вот ослы, все до единого, нас ненавидят.
Услышав за собой копыта, я удивилась: осел перепрыгнул через ограду загона? - но тут в ужасе заржала лошадь, мимо которой я пробегала.
Келпи может принять обличье лошади, подумала я, переходя на самую большую скорость.
Кем бы ни был Файдел, железнодорожные рельсы ему не нравились. Хотя он мог пересечь их, но делал это медленно и кричал от боли. В Финли множество железнодорожных путей, и я, где могла, пересекала их по дороге к дому Адама.
На ровных полях Файдел был резвей меня, но не мог так быстро, как я, преодолевать препятствия.
Я перебралась через двенадцатифутовую решетчатую ограду вокруг одного из промышленных участков и пожалела, что она не из железа. Колючая проволока наверху делала препятствие более интересным, но я справилась.
Изгородь прогнулась под тяжестью келпи, и я услышала скрип металла, когда она рухнула. Но это замедлило его продвижение. Поэтому я не воспользовалась открытыми воротами, но и по ту сторону перебралась через ограду.
Я не поворачивала, зато повернула река, и мне пришлось пробежать с полмили вдоль берега мимо нескольких привязанных вдоль него старых барж. Келпи догонял меня, пока я не нашла большую, колючую живую изгородь.
Это один из моих традиционных маршрутов; за годы я проложила дорожку под кустами и бежала почти без задержек. У Файдела, который гораздо крупнее, такого преимущества не было.
Перепрыгнув через ограду Адама, я не услышала за собой Файдела, поэтому на бегу сменила облик. Немного не рассчитала и на гравии подъездной дороги больно упала на колени. Здесь стояли машина Даррила и "тойота" Хани. Маленький красный грузовичок-"шевроле" принадлежал Бену.
- Адам! - кричала я. - Тревога!
Мои две ноги отказывались работать так же слаженно, как четыре, и я бежала, спотыкаясь, стараясь не упасть.
К тому времени как я поднялась на порог, Даррил уже открыл дверь. Я снова упала и на этот раз просто катилась, пока не уперлась в стену под большим окном.
- Кто-то из водяного малого народа, - сказала я, отдуваясь и кашляя. - Может выглядеть как лошадь или другое животное с копытами. Или болотная тварь с машину Адама. Клыкастое чудовище.
Я была похожа на сумасшедшую, но Даррил нисколько не удивился.
- Ты продолжаешь тревожить чудовищ, Мерси, и когда-нибудь одно из них тебя съест.