Будь Зи полицейским, я бы тут же переменилась и рассказала ему, что обнаружила. Но я прекрасно знаю, что ждет подозреваемого, если я укажу на него пальцем.
Вервольфы поступают со своими преступниками так же. Я не возражаю против наказания убийц, но если я обвиняю, то, учитывая последствия, хочу быть абсолютно уверена. А тот, кого я собираюсь обвинить, мало подходит для убийцы стольких иных.
Зи вслед за мной поднялся по лестнице, выключив свет и закрыв за собой двери. Я больше не стала искать. В подвале, кроме запаха дядюшки Майка, витали только еще два. Либо селки не приглашал гостей в свою библиотеку, либо тщательно убрал за последним посетителем. Кровь оказалась красноречива.
Зи открыл входную дверь, и я вышла в ночь; уже взошла луна. Сколько времени я просидела, глядя на невозможное море?
У порога шевельнулась тень и превратилась в дядюшку Майка. От него пахло солодом и горячими крылышками, и на нем был костюм трактирщика: просторные болотно-зеленые брюки и зеленая футболка с его именем на груди, написанным белыми буквами. Это не эгоцентризм: "Дядюшка Майк" - так называется его трактир.
- Она мокрая, - сказал он с ирландским акцептом, более сильным, чем немецкий акцент Зи.
- Морская вода, - ответил Зи. - С ней все в порядке.
Красивое лицо дядюшки Майка застыло.
- Морская вода?
- Мне казалось, ты сегодня вечером работаешь.
В голосе Зи, когда он менял тему, слышалось очевидное предостережение. Может, он не хотел говорить о столкновении с морским обитателем или защищал меня - или и то и другое.
- БДМН отправило патруль искать вас. Паутинка позвонила мне, потому что опасалась их вмешательства. Я выпроводил БДМН - они не имеют права указывать, сколько времени у нас может находиться гость, но, боюсь, ты привлекла к себе их внимание, Мерси. И они могут устроить тебе неприятности.
Ничего необычного в его словах не было, но в них слышалось что-то кромешное, и это кромешное имело отношение не к ночи, но к силе.
Дядюшка Майк посмотрел на Зи.
- Что-нибудь узнали?
Зи пожал плечами.
- Придется ждать, пока она снова не переменится. - Он посмотрел на меня. - Думаю, пора заканчивать. Ты видишь слишком много, Мерси, а это небезопасно.
Шерсть на затылке сказала мне, что кто-то наблюдает за нами из темноты. Я вдохнула ветер и поняла, что наблюдателей больше двух или даже трех. Я осмотрелась и зарычала, обнажив клыки.
Дядюшка Майк вопросительно приподнял бровь, потом тоже огляделся. Обхватил ладонью подбородок и сказал:
- Мы все немедленно возвращаемся домой.
Подождал немного и что-то резко добавил на гаэльской, Я услышала, как удаляется стук копыт по тротуару.
- Теперь мы одни, - сказал дядюшка Майк. - Можешь перемениться.
Я посмотрела сначала на него, потом на Зи. Убедившись в наличии его внимания, побежала к грузовичку.
Присутствие дядюшки Майка поднимает ставки. Я могла поговорить с Зи и все же дожидаться новых доказательств, но дядюшку Майка я знаю не настолько хорошо.
Я напряженно размышляла, но к тому времени, как добралась до машины, совершенно уверилась - насколько можно быть уверенным, не видя, - что капли крови в доме принадлежат убийце. Я подозревала его с того мгновения, как нашла кровь. Его запах был во всех остальных домах, даже в том, который тщательно вычищен, - как будто во всех домах он что-то старательно искал.
Зи пошел за мной к грузовичку. Открыл дверцу, закрыл за мной и присоединился к дядюшке Майку на пороге. Я переменилась и тепло оделась. Ночь теплая, но от мокрых волос по влажной коже идет холод. Без кроссовок, босиком, я выпрыгнула из машины.
Двое на пороге терпеливо ждали, напомнив мне кошку, которая может часами неподвижно сидеть у мышиной норки.
- Могло ли БДМН по какой-нибудь причине отправлять своих людей на места преступления? - спросила я.
- БДМН может вести поиски где угодно, - ответил Зи. - Но сюда его не приглашали.
- Ты хочешь сказать, что какой-то головорез побывал во всех домах? - спросил дядюшка Майк. - Кто, и как ты о нем узнала?
У Зи неожиданно сузились глаза.
- Есть только один агент БДМН, которого она знает. Это О'Доннелл, он дежурил у ворот, когда мы въезжали.
Я кивнула.
- Его запах в каждом доме, и его кровь на полу библиотеки в этом. - Я кивком указала на дом. - В библиотеке был только его запах, кроме запаха селки и вашего, дядюшка Майк.
Он улыбнулся мне.
- Это был не я. - С той же чарующей улыбкой он посмотрел на Зи. - Я хочу поговорить с тобой наедине.
- Мерси, возьми мой грузовичок. Оставишь у дома своего друга, а я завтра утром его заберу.
Я сделала шаг с порога, потом обернулась.
- Тот, кого я здесь встретила…
И показала на дом селки.
Зи вздохнул.
- Я привел тебя сюда не для того, чтобы ты рисковала жизнью. Твой долг не так велик.
- У нее неприятности? - спросил дядюшка Майк.
- Привести ходячую в резервацию, возможно, не такая уж удачная мысль, как тебе казалось, - сухо ответил Зи. - Но, думаю, проблема решена - если мы перестанем об этом болтать.
Лицо дядюшки Майка стало непроницаемым; за таким выражением он скрывает свои мысли.
Зи посмотрел на меня.
- Больше никаких вопросов, Мерси. На этот раз тебе придется остаться в неведении.
Ага, как же! Но Зи все равно ничего больше мне не скажет.
Я пошла к машине, и Зи очень тихо кашлянул. Я оглянулась, но он только смотрел на меня. Точно так, как когда учил меня ремонтировать машину, а я что-то делала неверно. Что-то я сделала неверно…
Я посмотрела в глаза дядюшке Майку.
- Мой долг за убийство второго вампира с помощью ваших орудий теперь выплачен. Полностью и окончательно.
Он медленно улыбнулся, и я почувствовала благодарность к Зи за то, что он мне напомнил.
- Разумеется.
* * *
Если верить моим часам, я провела в резервации шесть часов, конечно, если не прошли целые сутки. Или сто лет. Ладно, оставим в стороне Вашингтона Ирвинга, проведи я там целый день или даже больше, Зи и дядюшка Майк сказали бы мне об этом. Но, должно быть, я глядела на океан гораздо дольше, чем мне казалось, подумала я.
В любом случае уже очень поздно. Когда я подъехала к дому Кайла, огни в нем не горели, поэтому я решила не стучать. На подъездной дороге Кайла было, свободное место, но грузовичок у Зи старый, и я побоялась оставить темные пятна на безупречно чистом бетоне (поэтому, кстати, и своего "кролика" оставила на асфальте). Поэтому я припарковала грузовичок на улице за своей машиной. Должно быть, я устала: только выйдя из грузовичка, я сообразила, что машина Зи не может наследить.
Извиняясь, я мягко потрепала грузовичок по капоту, и тут кто-то положил руку мне на плечо.
Я перехватила эту руку и зажала ее в прочном замке. Используя ее как рычаг, я на несколько градусов развернула этого кого-то наружу и зажала вторую руку локтем. Еще легкий поворот - и его плечо тоже в моей власти. Он готов оказаться разорванным на куски.
- Черт побери, Мерси, довольно!
Или готов принять извинения.
Я выпустила Уоррена и глубоко вдохнула.
- В следующий раз скажи что-нибудь.
На самом деле мне следовало бы извиниться. Но я не собиралась. Сам виноват, нечего подкрадываться.
Уоррен печально потер плечо и сказал:
- Обязательно.
Я бросила на него сердитый взгляд. На самом деле я не причинила ему ущерба - даже если бы он был человеком, ему ничего бы не сделалось.
Он перестал притворяться и улыбнулся.
- Ладно, ладно. Я услышал, как ты подъехала, и вышел проверить, все ли в порядке.
- И не мог удержаться, чтобы не подкрасться ко мне.
Он покачал головой.
- Я не подкрадывался. Тебе нужно быть внимательней. Так что случилось?
- На этот раз никаких одержимых демонами вампиров, - ответила я. - Только небольшое расследование.
И путешествие на берег океана.
На втором этаже открылось окно, и Кайл высунулся, чтобы посмотреть на нас.
- Если вы там кончили играть в ковбоев и индейцев, здесь кое-кто хотел бы поспать.
- Ты слышал его, Кемо Сейб. Я иду в свой маленький вигвам и вздремну.
- Почему ты всегда играешь за индейца? - с кислой миной спросил Уоррен.
- Потому что она индианка, белый парень.
Он пошире раскрыл окно и сел на подоконник. Одежды на нем было не больше, чем на героях его любимых фильмов, но в его случае это выглядело привлекательнее.
Уоррен фыркнул и взъерошил мне волосы.
- Она полукровка, а я знавал настоящих индианок.
Кайл злорадно улыбнулся и голосом Мэй Уэст спросил:
- Скольких же индианок ты познал, парнище?
- Прекратите немедленно. - Я сделала вид, что затыкаю уши. - Ла-ла-ла. Подождите, пока я запрыгну на своего верного "кролика" и уеду на восход.
Я встала на цыпочки и поцеловала Уоррена куда-то около подбородка.
- Уже очень поздно, - сказал Уоррен. - Ты по-прежнему хочешь встретиться с нами завтра на "Перекати-поле"?
"Перекати-поле" - ежегодный фестиваль народной музыки в выходные на День труда. Тройной город лежит достаточно близко к побережью, чтобы к нам собирались сливки музыкальной сцены из Сиэтла и Портленда: исполнители блюзов, джаза, кельтских песен и всего прочего промежуточного. Дешевое и хорошее развлечение.
- Ни за что не пропущу. Сэмюэлю не удалось отвертеться от выступления, и я должна его поддержать.
- Значит, в десять утра у Речной сцены, - сказал Уоррен.
- Буду обязательно.
Глава третья
"Перекати-поле" проводится в парке "Хайуорд Эймон", прямо на берегу реки Колумбия, в Ричленде. Площадки разбросаны одна от другой как можно дальше, чтобы исполнители не мешали друг другу. Речная сцена, на которой должен был выступить Сэмюэль, - самая дальняя от парковки. Обычно меня это не беспокоит, но сегодня утренняя тренировка, карате, прошла неудачно. Ворча про себя, я хромала по траве.
Парк был еще пуст, если не считать музыкантов, которые тащили инструменты по полям к сценам, где им предстояло выступить. Ну ладно, парк не так уж велик, но когда у тебя болят ноги… или когда тащишь огромный контрабас…
Разминувшись, мы с контрабасистом обменялись усталыми кивками взаимного сочувствия.
Когда я наконец была на месте, Уоррен и Кайл уже сидели на траве перед сценой, а Сэмюэль раскладывал инструменты по местам.
- Что-нибудь случилось? - спросил Кайл, когда я садилась с ним рядом. - Вчера вечером ты не хромала.
Я поерзала по мокрой от росы траве, усаживаясь поудобнее.
- Ничего особенного. Утром на карате кто-то удачно зажал мне ногу. Немного погодя пройдет. Вижу, продавцы значков тебя уже нашли.
Номинально вход на "Перекати-поле" свободный, но если хочешь поддержать фестиваль, нужно купить значок за два доллара. А продавцы этих значков очень назойливы.
- Мы и для тебя купили.
Уоррен взял у Кайла значок и отдал мне. Я прикрепила его на обувь, где он не будет слишком бросаться в глаза.
- Спорю, еще до ланча ко мне подойдет четыре продавца значков, - сказала я Кайлу.
Он рассмеялся.
- Думаешь, я новичок? Четыре до ланча - совсем немного.
Перед сценой Сэмюэля собралось больше народу, чем я ожидала, тем более что он выступал одним из первых.
В большой группе в центре я узнала несколько человек из больницы, где работает Сэмюэль. Они сидели на раскладных стульях и болтали так оживленно, что я была уверена: все они коллеги-медики.
Потом, здесь были вервольфы.
В отличие от больничных работников они не сидели кучкой, а рассыпались по всей лужайке и ее краям. Все вервольфы Тройного города, за исключением Альфы - Адама, до сих пор делали вид, что они обычные люди, и потому избегали показываться на публике вместе. Все они уже слышали, как поет Сэмюэль, но, вероятно, не на настоящей сцене, потому что так он выступает очень редко.
С Колумбии подул холодный ветер, тройным прыжком преодолел узкую пешеходную тропу - не зря сцена называется Речной. Утро теплое, как почти всегда в Тройном городе в начале осени, поэтому прохлада ветра скорее обрадовала.
Один из волонтеров оргкомитета фестиваля, украшенный множеством значков этого года и прошлых лет, вышел на сцену с приветственной речью и поблагодарил нас за то, что мы пришли. Несколько минут он говорил о спонсорах и лотереях, а аудитория беспокойно переговаривалась, и наконец представил Сэмюэля как поющего врача - жителя Тройного города.
Мы захлопали и засвистели, а волонтер спрыгнул со сцены и направился к инструментам, откуда легко следить за поведением зрителей. Кто-то уселся за мной, но я не оглянулась, потому что Сэмюэль прошел в центр сцены, небрежно держа в одной руке скрипку.
На нем была темно-синяя рубашка, в тон глазам; впрочем, из-за нее глаза из серых стали голубыми. Рубашку он заправил в новые черные джинсы, достаточно тесные, чтобы выразительно подчеркнуть мышцы ног.
Я видела его сегодня утром, когда он пил кофе, а я выбегала из дома. И он никак не должен так на меня действовать.
Большинство вервольфов привлекательно: объясняется это их вечной молодостью и мускулистостью. Но в Сэмюэле было нечто большее. И не только то, что он самый доминантный из всех волков.
Сэмюэль внушает доверие, - что-то в его глубоко посаженных глазах и в углах рта намекает на добродушие. Отчасти именно это делает его таким хорошим врачом. Когда он говорит пациенту, что станет лучше, пациент верит.
Он на мгновение встретился со мной взглядом и улыбнулся.
От этой улыбки мне стало тепло; я вспомнила время, когда Сэмюэль был для меня всем, время, когда я верила в рыцаря в сверкающих доспехах, который защитит меня и сделает счастливой.
Сэмюэль, конечно, тоже это помнил; он улыбнулся еще шире - и посмотрел куда-то за меня. Глаза его стали холодными, но улыбку он сохранил, обратив ее ко всем собравшимся. И тогда я с уверенностью поняла, что тот, кто сел за мной, - Адам.
Впрочем, я и не сомневалась в этом. Ветер дул с противоположной стороны и не давал возможности уловить запах, но доминантные волки излучают силу, а Адам не просто Альфа, он из числа самых доминантных вожаков стай. Все равно что за тобой стоит автомобильный аккумулятор, и ты подсоединена к нему проводами.
Я продолжала смотреть вперед, зная, что пока мое внимание устремлено на него, Сэмюэль не расстроится. Мне бы хотелось, чтобы Адам сел где-нибудь в другом месте. Но если бы он так поступил, он не был бы Альфой - самым доминантным волком в стае. Почти таким же доминантным, как Сэмюэль.
Причины, по которым Сэмюэль не был Альфой стаи, различны и сложны. Во-первых, Адам - Альфа столько, сколько существует стая в Тройном городе (то есть стал им задолго до моего рождения). И даже если волк более доминантен, сместить Альфу не так-то легко: в Северной Америке на это требуется согласие Маррока - волка, который правит всеми. Поскольку Сэмюэль - сын Маррока, он, вероятно, мог получить разрешение, но Сэмюэль не хотел становиться Альфой. Он говорил, что, оставаясь врачом, получает больше возможностей заботиться о людях. Поэтому официально он одинокий волк - волк, которого не защищает стая. Он живет в моем трейлере, в сотне ярдов от дома Адама. Не знаю, почему он решил здесь жить, но знаю, почему я его впустила: иначе он спал бы у меня на пороге.
Сэмюэль умел заставить других плясать под его дудку.
Проверяя норов скрипки, Сэмюэль водил смычком по струнам с точностью, выработанной за годы практики. А может, и за столетия… Я знакома с ним всю свою жизнь, но о "столетиях" узнала меньше года назад.
Он не ведет себя как старый вервольф. Старые вервольфы постоянно насторожены, вспыльчивы, легко приходят в ярость и всегда, особенно в последние сто лет стремительных перемен, охотнее станут отшельниками, чем врачами в приемном покое, набитом самым современным оборудованием. Сэмюэль - один из немногих знакомых мне вервольфов, который искренне любил людей - и обычных, и оборотней. Он любил многих из них.
Но, конечно, он пришел на фестиваль петь и играть не поэтому. Потребовался некоторый шантаж.
Не мой. Не в этот раз.
Напряженная работа в приемном отделении - ведь он вервольф, и его реакция на кровь и смерть может быть непредсказуемой, - заставила его принести в больницу гитару и играть, когда представлялась возможность.
Одна из сестер услышала игру Сэмюэля и записала его в участники фестиваля прежде, чем он сумел отказаться. Впрочем, он не очень отказывался. Пошумел, конечно, но я знаю Сэмюэля. Если бы он действительно не хотел, его сюда бульдозером не притащили бы.
Он настраивал скрипку, одной рукой держа ее под подбородком, другой трогая струны. Несколько тактов, и толпа в ожидании затихла. Но я-то знала: Сэмюэль еще разогревается. Когда он начнет играть по-настоящему, все это почувствуют: он оживает перед публикой.
Иногда слушать исполнение Сэмюэля - все равно, что смотреть спектакль, когда актер обращается непосредственно к зрителям. Все зависит от того, как он в данный момент настроен.
И вот настал тот волшебный миг, когда Сэмюэль завладел слушателями. Старая скрипка издала дрожащий звук, похожий на ночной крик совы, и я поняла, что Сэмюэль решил сегодня быть музыкантом. Шепот стих, все взгляды устремились к человеку на сцене. Столетия практики и то, что он вервольф, могли объяснить быстроту и мастерство, но музыка исходила из души валлийца. Сэмюэль улыбнулся залу, и скорбный звук превратился в песню.
Получая диплом историка, я утратила всякое романтическое представление о Красавчике принце Чарли, чья попытка получить английский трон поставила Шотландию на колени. Когда Сэмюэль пел "По морю на Скай", у меня на глаза всегда наворачивались слезы. У этой песни есть слова, и Сэмюэль поет их, но сейчас он предоставил слово скрипке.