- Вам этого не понять. На самом деле люди совершенно не знают малый народ. Помещать иного в тюрьму… непрактично. Прежде всего, это невероятно трудно. Удержать в заключении обычного человека трудно. Удержать иного, если он не захочет остаться, почти невозможно. А пожизненное заключение вообще очень невыгодно, если вспомнить, что иные живут сотни лет. - Или даже гораздо больше, но публике об этом знать не обязательно. - Если его отпустить, он вряд ли успокоится, объявив, что справедливость восторжествовала. Малый народ мстителен. Если вы помещаете иного под арест - неважно, по какой причине, - вам лучше умереть до того, как он выйдет на свободу, или вы пожалеете, что не умерли. Человеческое правосудие просто не готово иметь дело с малым народом, поэтому он сам о себе заботится. Иного, совершившего серьезное преступление, например убийство, просто казнят на месте.
Вервольфы поступают так же.
Она ущипнула себя за переносицу, как будто у нее заболела голова.
- О'Доннелл не был иным. Он был человеком.
Я хотела объяснить ей, что люди, привыкшие к своему правосудию, не будут так стараться, если преступник человек, но решила, что это бесполезно.
- Остается фактом, что Зи не убивал О'Доннелла. Кто-то побывал в доме охранника до Зи.
Ее бесстрастное лицо не говорило о том, что она мне верит, поэтому я спросила:
- Вы знаете историю Томаса Рифмача?
- Честного Томаса? Это сказка, - ответила она. - Прототип ирвинговского "Рипа ван Винкля".
- Гм, - сказала я. - На самом деле я считаю, что это в основном подлинная история. Во всяком случае, Томас - реальная историческая личность, известный поэт тринадцатого века. Он утверждал, что королева фей семь лет продержала его у себя, потом позволила вернуться. То ли он попросил королеву дать ему знак, который мог бы показать родичам, чтобы они ему поверили, то ли просто украл у нее поцелуй. Какова бы ни была причина, свой дар Томас получил, но, как и большая часть даров малого народа, тот оказался скорее проклятием, чем благословением. Королева отняла у Рифмача способность лгать. Для дипломата, любовника или дельца это жестокий дар, но малый народ часто бывает жесток.
- Что вы хотите сказать?
Говорила она недовольно. Думаю, ей не нравится считать волшебные сказки правдивыми. Это распространенное отношение.
В малый народ люди могут поверить, но сказки есть сказки. В них верят только дети.
Сами иные всячески поддерживают такое отношение. Ведь в большинстве сказок малый народ не выглядит дружелюбным. Возьмите, например, сказку "Гензель и Гретель". Зи как-то сказал мне, что в резервации немало иных, которые, если бы им разрешили любимую диету, с удовольствием ели бы людей, особенно детей.
- Он был проклят тем, что стал как малый народ, - сказала я. - Большинство малого народа не может лгать, и Зи - не исключение. Они прекрасно умеют заставить вас поверить, что говорят одно, тогда как на самом деле говорят другое. Но лгать они не могут.
- Лгать могут все.
Я напряженно улыбнулась ей.
- Иные - нет. Не знаю почему. С правдой они могут проделывать черт знает что, а вот солгать ни-ни. Вот так. - Я вздохнула с несчастным видом. Все пыталась найти способ оградить от участия дядюшку Майка, но, к несчастью, это, по-видимому, невозможно. Мы с Зи после ареста не разговаривали; это известно. И мне обязательно нужно убедить ее, что Зи невиновен. - Я еще не разговаривала с Зи, так что не в курсе его истории…
- С ним никто не разговаривал, - сказала она. - Мой источник в отделении полиции заверил меня, что с самого ареста Зи ни с кем не разговаривает. Это разумно и позволило мне побеседовать с вами, прежде чем идти к нему.
- С Зи в доме О'Доннелла побывал еще один иной - именно он и рассказал мне, что Зи не убивал О'Доннелла. Они с Зи вошли вместе и обнаружили тело почти одновременно с полицией. Тот иной успел скрыться от полиции, а Зи нет.
- Значит, он мог скрыться?
Я пожала плечами.
- У всех иных есть чары, которые позволяют им менять внешность. Некоторые могут исчезнуть без следа. Спросите сами - хотя он, вероятно, не скажет. Думаю, Зи сделал так, чтобы полиция не искала его друга.
- Самопожертвование?
Тот, кто не вырос среди волков, как я, не ощутил бы ее презрение к моему рассказу. Очевидно, она считает, что малый народ не способен на самопожертвование.
- Зи один из немногих иных, которые переносят металл - его друг на это совершенно не способен. Заключение в тюрьму для большинства иных крайне болезненно.
Она постучала краем блокнота по столу.
- Итак, все сводится к тому, что вы утверждаете: иной, неспособный солгать, сказал вам, что Зи не убивал О'Доннелла. Присяжных это не убедит.
- Я надеялась убедить вас.
Райан приподняла брови.
- То, что я думаю, не имеет никакого значения, мисс Томпсон.
Не знаю, какое у меня сделалось лицо, но она рассмеялась.
- Адвокат защищает и виновного и невиновного, мисс Томпсон. Так работает наша юридическая система.
- Он невиновен.
Она пожала плечами.
- Или вы так говорите. Даже если друг Зи лгать не может, вы ведь сами не из малого народа? И во всяком случае никого нельзя назвать виновным, пока виновным его не назовет суд. Если это все, что вы хотите мне сказать, я пойду поговорю с мистером Адельбертсмайтером.
- Можете добыть для меня разрешение побывать в доме О'Доннелла? - спросила я. - Может, я что-нибудь узнаю о подлинном убийце.
И я постучала пальцами по носу. Она задумалась, потом отрицательно покачала головой.
- Вы наняли меня защищать мистера Адельбертсмайтера, но у меня есть определенные обязательства и перед вами. В данный момент не в ваших интересах… и не в интересах мистера Адельбертсмайтера… показывать, что вы не обычный человек. Вы платите мне за работу, поэтому полиция обратит на вас внимание. Надеюсь, они ничего не обнаружат.
- Ничего интересного.
- Никто не знает, что вы можете… меняться?
- Те, кто знает, полиции не скажут.
Она взяла блокнот и снова его положила.
- Если вы читаете газеты или следите за новостями, то в курсе, что против вервольфов подано несколько судебных исков.
Судебные иски. Вероятно, можно сказать и так. Малый народ, приняв систему резерваций, тем самым открыл дорогу попыткам провести через Конгресс закон, лишающий вервольфов гражданства и связанных с ним конституционных прав. Ирония в том, что законопроект предлагали как поправку к закону об исчезающих видах животных.
Мисс Райан резко кивнула.
- Если станет известно, что вы умеете оборачиваться койотом, суд может счесть ваши показания неприемлемыми, а это грозит вам серьезными юридическими последствиями. - Потому что они могут решить, что я не человек, а животное, подумала я. - Даже если ваши показания будут приняты, их сочтут неубедительными. Суд не оценит вашу надежность в такой же мере, в какой, по-видимому, ее оценивает Зи. Особенно если вам придется объявить себя представителем особого вида - такое признание в наше время чрезвычайно опасно.
Законопроект о вервольфах не пройдет - влияния Брана в конгрессе для этого хватит, - но ведь я не вервольф и не из малого народа, и на меня такая защита не будет распространяться.
Мисс Райан нахмурилась и беспокойно подвинула блокнот.
- Вы должны знать, что я состою в Обществе Джона Лорена.
Я взглянула на Кайла. Общество Джона Лорена - самое большое и влиятельное из тех, что настроены против малого народа. Хотя внешне это общество старается сохранить респектабельность, появились утверждения, что оно нанимает и наущает студентов колледжей, например, взорвать известный бар в Лос-Анджелесе, который посещали иные. К счастью, компетентность этих ребят уступала их убежденности, и они сумели причинить лишь незначительный ущерб и отправить несколько туристов в больницу с жалобами на отравление дымом. Полиция быстро обнаружила виновных и нашла квартиру с большим запасом взрывчатки. Ребят осудили, но доказательств против головной организации не нашли.
У меня был свой доступ к информации, которая недоступна властям, и я знала, что на счету у этого общества гораздо больше грязных дел, чем подозревает ФБР.
Кайл отыскал юриста, который не просто не любит малый народ, а стремится его уничтожить. Кайл погладил меня по руке.
- Джин не позволит своим личным убеждениям мешать работе. - Он улыбнулся. - И совсем неплохо, если твоего друга будет защищать представитель враждебного общества.
- Я берусь за дело не потому, что считаю его невиновным, - сказала мисс Райан.
Кайл повернулся к ней, и его улыбка стала похожа на оскал акулы. Он редко показывал кому-нибудь эту свою сторону.
- Можешь сказать это газетчикам, присяжным и судье - и все равно они будут думать, что он невиновен, иначе ты не взялась бы за это дело.
Она посмотрела на него с испугом, но не возразила.
Я попыталась представить себе, каково работать вопреки своим убеждениям, и решила, что предпочту орудовать гаечным ключом, во сколько бы раз больше ей ни платили.
- В таком случае, я буду держаться подальше от места преступления, - солгала я.
Я ведь не из малого народа. То, чего не знают полиция и мисс Райан, - не их забота. Койот хитрый зверь и красться умеет. И я не собиралась оставлять судьбу Зи целиком в руках этой женщины.
Я найду убийцу О'Доннелла и постараюсь найти доказательства его виновности. И при этом не должна пытаться объяснять двенадцати людям, что нашла это по запаху.
По дороге домой я купила в ресторане быстрого питания несколько гамбургеров с олениной и жареной картошки. Мой трейлер выглядел настолько элегантно, насколько может узкий дом на колесах производства семидесятых годов, рассчитанный на одиночку. Новая обшивка казалась безвкусной, поэтому я перекрасила ее в серый цвет. Сэмюэль предложил украсить дом горшками с цветами, но я не люблю мучить растения, и к тому же я плохой садовник.
"Мерседеса" Сэмюэля на обычном месте не было; должно быть, он еще на "Перекати-поле". Он предлагал пойти со мной на встречу с адвокатом… Адам тоже. Мне удалось избавиться от них с помощью Кайла: вервольфы не считали его соперником.
Я открыла входную дверь, и от запаха жаркого в горшочке мой желудок одобрительно заурчал.
На кухонном столе рядом с глиняным горшочком лежала записка. Сэмюэль научился писать до того, как пишущие машинки и компьютеры вытеснили из начальной школы искусство каллиграфии. Его записки всегда напоминают официальные приглашения на свадьбу. Трудно поверить, что так может писать врач.
"Мерси, - говорилось в записке, написанной таким красивым почерком, что она казалась произведением искусства, - прости, что меня нет. Я обещал поработать на фестивале до конца ночного концерта. Поешь".
Я последовала его совету и взяла тарелку. Сэмюэль хорошо готовит, а до темноты еще несколько часов.
Адрес О'Доннелла нашелся в телефонном справочнике. Он жил в Кенневике неподалеку от Олимпии в доме среднего размера, с аккуратным двором перед крыльцом и белой изгородью высотой восемь футов, окружавшей задний двор. Один из шлакоблочных домов, обычных в этом районе. Недавно кто-то ошибочно предположил, что, если выкрасить дом синим и поставить на окна жалюзи, он будет меньше похож на "инкубаторский".
Я проехала мимо, заметив желтую ленту, которой полицейские обносят место преступления; миновала и темные дома по сторонам от него.
Какое-то время заняли поиски удобной парковки. В таком районе люди замечают незнакомую машину перед своим домом. Наконец я остановилась на церковной стоянке, сравнительно недалеко.
Достала ошейник с табличкой, где указан телефонный номер Адама и его адрес, как мой домашний. Стоило один раз попасть в приют для бездомных собак, чтобы я не забывала об этой предосторожности. Я не похожа на собаку, но в городе нет разгневанных фермеров, готовых выстрелить в меня раньше, чем увидят ошейник.
Найти место для перемены оказалось труднее. С приютом для собак я бы смирилась, но вот штраф за непристойное поведение платить не хотелось. Наконец я отыскала пустой дом с вывеской "Продается" на двери и забралась в сарай, где хранились садовые инструменты.
Оттуда оставалось только пробежать два квартала до дома О'Доннелла. К счастью, задний двор дома О'Доннелла был полностью закрыт от посторонних глаз. К счастью - потому что мне предстояло снова принять обличье человека и снять с ошейника прикрепленные к нему отмычки.
Лето кончилось совсем недавно, ночь была приятно теплая - неплохо, потому что пришлось нагишом открывать проклятый замок, а это заняло немало времени. Когда мне было четырнадцать, Сэмюэль научил меня вскрывать замки отмычками. Я редко это делала - всего несколько раз, когда забывала ключи в машине.
Открыв дверь, я снова спрятала отмычку в ошейник: липкая лента хорошо ее держала.
Сразу за дверью оказалась раковина и сушка для посуды, на сушке - грязное полотенце. Я взяла полотенце и протерла им дверь, дверную ручку и вообще все, на чем могли остаться мои отпечатки. Не знаю, есть ли возможность снимать отпечатки босых ступней, но я вытерла и пол, на который ступила, а потом бросила полотенце назад на сушку.
Оставив дверь прикрытой, но не запертой, я снова обернулась койотом, ежась под взглядами, которых здесь нет. Я знала, знала, что внутри никто меня не видит. Мягкий ветер донес бы до меня запах любого, кто здесь прятался бы. И все равно мне казалось, что кто-то наблюдает за мной, как будто дом знал обо мне. Бр-р.
Поджав хвост, я занялась делом, чтобы иметь возможность побыстрее уйти. Но в отличие от домов иных, в этом доме недавно побывало множество народу.
Полиция, решила я, криминалисты, но и до них здесь побывало немало людей. Я не думала, что у такого неотесанного глупца, как О'Доннелл, много друзей.
Я прошла через первую дверь, оказалась на кухне, и тут количество посетителей сразу сократилось. Три или четыре легких запаха. Здесь был О'Доннелл и еще человек с редкостно гадким одеколоном.
Дверцы шкафа распахнуты, ящики торчат косо. На стойке - груды посудных полотенец.
Может, Человек с Одеколоном - полицейский, обыскивавший кухню, если только О'Доннелл не относился к людям, которые небрежно сдвигают всю посуду на один край, а средства для мытья наваливают грудой, а не укладывают в специальное место под раковиной; сейчас этот шкафчик под раковиной открыт и пуст.
При слабом свете луны (вторая четверть) виден тонкий черный порошок, покрывающий стойку и шкаф; я узнала средство, которым пользуются полицейские для снятия отпечатков пальцев. ТВ неплохо обучает, да и Сэмюэль - любитель шоу и мыльных опер на криминальные темы.
Я посмотрела на пол, но там порошка не было. Может, когда я вытирала место, куда ступила босыми ногами, меня обуяла легкая паранойя?
Первая спальня, в коридоре напротив кухни, очевидно, принадлежала самому О'Доннеллу. Все, кто был в кухне (Человек с Одеколоном тоже), побывали и здесь.
И опять такое впечатление, будто кто-то тщательно осмотрел все уголки. Всюду беспорядок. Содержимое всех ящиков высыпали на кровать, перевернув сами ящики. Все карманы брюк вывернуты.
Пожалуй, полиция не могла оставить все в таком виде.
Я попятилась и перешла в следующую комнату. Тоже спальня, поменьше и без кровати. Три опрокинутых карточных столика. Окно разбито и заклеено полицейской лентой. В этой комнате побывал кто-то очень сердитый, и я готова биться об заклад, что это не полицейские.
По возможности избегая осколков стекла на полу, я внимательнее присмотрелась к оконной раме. Рама новая, виниловая и закрывается движением сверху вниз. Тот, кто что-то бросил в окно, почти целиком вырвал из стены и раму.
Но я ведь знаю, что убийца силен. В конце концов, он ведь оторвал человеку голову.
Я отошла от окна и принялась внимательно разглядывать комнату. Несмотря на беспорядок, смотреть особенно было не на что, кроме трех опрокинутых карточных столов и одиннадцати складных стульев… я взглянула на окно и подумала, что складной стул, если его бросить с большой силой, как раз может так его разбить.
Металлическое устройство, казавшееся странно знакомым, прежде чем упасть на землю, оставило вмятину в стене. Я потрогала его и поняла, что это старая машина для упаковки почты. Кто-то рассылал отсюда обширную корреспонденцию.
Я опустила нос и постаралась прислушаться к тому, что он мне говорит. Во-первых, в этой комнате бывало гораздо больше народу, чем на кухне и в первой спальне; скорее как у задней двери и в коридоре.
У большинства домов есть свой специфический запах - в основном применяемые там средства для мытья и запахи тех, кто там живет. Эта комната пахла иначе, чем остальные. Здесь бывало - я снова посмотрела на разбросанные стулья - человек десять-двенадцать, и они бывали здесь часто, так что оставили не только поверхностный случайный запах.
Это хорошо, подумала я. Принимая во внимание, как О'Доннелл обошелся со мной, всякий, кто знал об этом, мог бы его убить. Однако - я снова посмотрела на окно - среди этих посетителей был представитель малого народа или другое сверхъестественное существо. Я в этом уверена. Человек не может так вышибить окно - или оторвать О'Доннеллу голову.
На всякий случай я запомнила все эти запахи.
В этой комнате я сделала все, что могла. Остается еще одна, последняя. Гостиную я оставила напоследок по двум причинам. Во-первых, если кто-то может меня увидеть, то лишь через большое окно, выходящее на улицу перед домом. Во-вторых, даже человеческий нос говорил мне, что О'Доннелл был убит именно в гостиной, а меня уже начал утомлять вид крови.
Думаю, именно страх перед тем, что я могу обнаружить в гостиной, заставил меня вначале вновь заглянуть в спальню - на самом деле я не думала, будто что-то упустила.
Койот - по крайней мере этот койот - в холке высотой чуть меньше двух футов. Наверное, именно поэтому я не посмотрела на картинки на стенах. Я считала их обычными постерами; размер и форма у них подходящие, и каждая в дешевой плексигласовой или черной пластиковой раме. К тому же в комнате темно, темнее, чем на кухне, потому что луна - с другой стороны дома. Но теперь, от двери, я внимательно рассмотрела эти картинки.
Действительно, постеры - и весьма любопытные для охранника, работающего в БДМН.