Фу. Чуть не влипла. Кто бы мог подумать, что упоминание о бублике с черникой способно так разозлить мою мачеху? Наверно, стоило на всякий случай упомянуть клубничный сливочный сыр. Нелегко смириться с тем, что ты не оправдала надежд женщины, которая тебя вырастила, но, черт возьми, я сделала все, что могла. Она осталась бы недовольна, даже изобрети я колесо. Или стикеры для записок. Или костный мозг.
Папа поднялся со стула, чтобы меня поцеловать, и тихонько вздохнул, увидев синяки. Я уверена, что Дениз тоже заметила - ее глаза расширились на сотую долю дюйма, потом она справилась с собой, - но поскольку мачеха предпочла притвориться, будто все в порядке, я тоже решила не заострять на этом внимание.
Я приспустила очки и кивком позвала папу поговорить. Он замолчал, поднял брови, обиженный, что я не хочу ничего объяснять при моей противной мачехе, а потом чмокнул меня в лоб.
- Сейчас поднимусь.
Он дал понять, что все равно ждет объяснения.
- Буду наверху, - ответила я, открывая дверь лифта, - если ты меня дождешься.
Папа рассмеялся.
Дениз вздохнула.
Воспитателя из моей мачехи не получилось. Наверно, все душевные силы ушли на мою старшую сестрицу, поскольку к тому времени, когда Дениз принялась за меня, заниматься воспитанием ей уже было лень. Правда, она поделилась со мной кое-какой житейской мудростью. Именно она сообщила мне, что у меня внимания не больше, чем у комара, - имелось в виду, что я слышу только то, что хочу слышать. По крайней мере, мне кажется, она так сказала. Я не слушала. Ах да, еще мачеха предупредила меня, что всем мужчинам нужно только одно.
А вот за это спасибо небесным силам. Мне от мужчин, в общем, тоже ничего особо не надо.
Но, положа руку на сердце, можно ли винить Дениз? Ведь у нее была Джемма. Джемма Ви Дэвидсон. Единственная и неповторимая.
Соперничать с ней было трудно. К тому же мы с Джеммой - полная противоположность. Она голубоглазая блондинка. А я нет.
Джемма всегда училась на "отлично". Я же получала в основном четверки.
Пока Джемма зубрила, я прогуливала уроки.
Пока сестра занималась иностранными языками, я занималась кое-чем другим со смазливым итальянским парнем с нашей улицы.
Наконец Джемма поступила в колледж и спустя три года окончила его с отличием, получив степень бакалавра психологии. Я тоже поступила в колледж и спустя три с половиной года стала бакалавром социологии - с наивысшим отличием.
Джемма так и не простила мне, что я поставила ее в неловкое положение. Но это подстегнуло сестру продолжить образование - как часть нашего бесконечного соперничества за звание лучшей, похожего на борьбу за выживание, только не с такими благородными намерениями. Став магистром, Джемма не остановилась. Ей нужна была ученая степень. Она ее и получила в лице женатого профессора по фамилии Роланд. А потом и диссертацию защитила - как раз к тридцати годам.
Ей явно стоило больше внимания уделять профессору.
Дениз тоже меня не простила. Когда Джемма оканчивала колледж, в глазах нашей мачехи блестели слезы радости. На моем выпускном Дениз закатывала глаза чаще, чем героиновый наркоман со счетом в трастовом фонде. Наверно, она злилась, что из-за меня пришлось пропустить субботнюю встречу в клубе садоводов. А может, ее взбесила футболка с надписью "Маладец", которую я надела под блестящую выпускную мантию.
Но папа мной гордился. Долгое время я делала вид, что этого достаточно. Думала, что в один прекрасный день Дениз обнаружит в себе сверхчеловеческую способность гордиться более чем одним человеком.
Этот день так и не настал. И я нарочно сделала то, чего и ждала от меня Дениз. Я ее разочаровала. В очередной раз. Мачеха считала, что место женщины - в классе у доски. Я же отправилась на встречу с будущими работодателями, которую устраивали в университете, и завербовалась в Корпус мира. Мне было намного проще огорчить Дениз, чем выбиваться из сил, чтобы соответствовать ее ожиданиям. К тому же косые взгляды и печальные вздохи так не ранят, когда они заслужены. Не говоря уже о том, что мне несколько раз доводилось работать с военными, и оказалось - кто бы мог подумать! - среди них полным-полно мужчин в форме. Буквально каждый первый. Красотища!
Наконец лифт дополз до второго этажа. Я помахала папе и шагнула в коридор, который вел к задней двери моего офиса. С парадного, наружного входа, которым я обычно пользовалась, посетители попадали в приемную; за ней находился мой кабинет.
Был еще и третий вход, пользоваться которым было чуть сложнее, - пожарная лестница за домом. Поэтому, когда я увидела в коридоре Гаррета, который ждал меня, прислонившись к двери моего кабинета, я подумала, что он, наверно, вскарабкался именно по ней и влез в окно.
Пижон.
- Ты разве забыл, что мой папа - бывший полицейский? Что тебе здесь надо? - раздраженно осведомилась я. Гаррет был в белой футболке, темном пиджаке и джинсах, которые сидели на нем отлично.
Он выпрямился и вопросительно приподнял бровь.
- С чего это ты решила предпочесть лестнице лифт, который ползет медленнее, чем кукурузная патока?
Черт возьми, Гаррет просто красавец - смуглый, с дымчато-серыми глазами, - вот только мне до этого не было никакого дела. Если на мгновение я и прониклась к нему симпатией, то теперь это чувство подавили возмущение и злость. И я понимала, что так будет всегда.
Я скорчила сердитую гримасу, отперла тяжелую деревянную дверь и посмотрела мимо Гаррета на трех дожидавшихся меня призраков.
- Рада, что вы с нами, - сказала я Барберу. - Стоя вы гораздо выше.
Сассмэн шутливо толкнул его локтем, а Гаррет стремительно прошел в мой кабинет, очевидно, чтобы не наблюдать, как я разговариваю с обоями.
- Прошу прощения, что так себя вел, - извинился Барбер. - Я просто немного растерялся.
От его извинений меня охватило чувство вины за собственную грубость. Может, мне нужно научиться вести себя деликатнее. Однажды я записалась на уроки самообладания, но преподаватель вывел меня из себя.
- Не мне вас судить. - Я похлопала Барбера по плечу. - Я-то не умирала. По крайней мере, официально.
- Официально? - переспросил Сассмэн.
- Долгая история.
- Да-да, - вмешалась Элизабет, - можно нам войти? Думаю, у меня осталось не так много времени, и хочу наглядеться на этого высокого темнокожего красавца. И почему я его не встретила вчера? Умерла бы счастливой.
Я понимала, о чем она. Те же чувства я испытывала к Рейесу.
Мы вошли в кабинет, служивший также выставочным залом моей подружки Пари. На стенах висели темные абстрактные картины, запечатлевшие жизнь Сентрал. На одной была изображена жуткая девушка-гот, отстирывающая кровь с рукавов. Девушка похожа на меня; шутка художницы - я ненавижу стирать. К счастью, меня трудно было узнать в буйстве оттенков серого.
Еще Пари делала татуировки; ее салон находился неподалеку. Это она придумала татуировку, украшавшую мою левую лопатку: маленькая смерть, закутанная в просторный плащ с капюшоном, из-под которого смотрят большие невинные глаза. Пари обожает шутки, понятные только своим.
Гаррет повернулся ко мне. Я постаралась не встречаться с ним взглядом. Вместо этого повесила сумку, включила кофеварку, и тут вошла Куки.
- Ты уже здесь, дорогая?
- Я вернулась! - крикнула я. - И включила кофеварку.
Я держу в офисе кофеварку якобы для того, чтобы следить, сколько кофе пьет моя подруга. На самом же деле - вместо сухих духов.
- Кофе. Слава богу, - произнесла Куки, открыв дверь между кабинетом и приемной. - Ой. - Она заметила Гаррета. - Мистер Своупс, я не знала…
- Он уходит, - отрезала я.
Гаррет улыбнулся мне, затем обрушил всю мощь своей асимметричной ухмылки на Куки.
Ублюдок.
- Вот это да, - восхищенно протянула Элизабет. - Вот об этом я и говорила.
Подавив беспомощный вздох, я наблюдала, как Куки, пробормотав что-то о работе с документами, помахала мне и закрыла за собой дверь, оставив нас наедине.
- Я понимаю, что она чувствует, - промурлыкала Элизабет.
Я плюхнулась за стол, а Гаррет уселся напротив.
- Ну? - начала я.
- Ну? - передразнил он.
- Я тебя сюда не приглашала. Чего тебе, Своупс? У меня три убийства, мне надо работать.
Похоже, его развеселила моя дерзость.
- Я просто думал, что мы могли бы как-нибудь сходить выпить кофе.
- Ого, - проговорила Элизабет, - вы пойдете пить кофе? Я должна это видеть!
Я послала ей хмурый взгляд.
- Никуда мы не пойдем.
Гаррет опустил голову, стараясь сохранять самообладание, чем достал меня окончательно.
- Слушай, я тебе уже все сказала. Хочешь, верь, хочешь, не верь. Второе предпочтительнее. Дверь там. Всего хорошего. Убирайся к черту.
Своупс поднял голову; лицо его было серьезно, но, вопреки моим ожиданиям, он не разозлился, хотя я его послала.
- Во-первых, - устало произнес он, - не хами. Я никак не могу поверить в то, что ты мне рассказала. Дай мне время.
- Не дам.
- Во-вторых, - продолжал он, не смутившись, - как раз об этом я хотел с тобой поговорить.
- Нет.
- Я хотел узнать, как это происходит?
- Легко.
- Ты все время видишь призраки?
- Два раза в месяц по выходным и по праздникам.
- То есть они повсюду?
- Заливается ли вода лягушке в задницу? - спросила я, откинувшись на спинку кресла и задрав на стол ноги в грязных туристических ботинках.
Я положила ногу на ногу, скрестила руки на груди и уставилась на Гаррета, с нетерпением ожидая, что он решит. Верить мне или нет.
Я называю это "озарением" - момент, когда люди начинают задумываться, действительно ли я вижу привидения. Разумеется, их по-прежнему терзают сомнения. Большинство ломает голову, пытаясь найти объяснение - любое, какое угодно - тому, как у меня это получается.
Я жила и дышала, а Гаррет Своупс изо всех сил старался понять. В конце концов, покойники не разгуливают по улицам, расследуя собственные убийства. Привидений не существует. Все, что я рассказала, невозможно.
Озарение - как перепутье, и пресловутому страннику нужно выбрать, по какой дороге идти. К несчастью, тропка, ведущая к вере в то, что Чарли видит призраки, извилистей, чем безопасная торная дорожка к убеждению, что Чарли сошла с ума. Никому неохота выглядеть дураком. В девяти из десяти случаев именно эта причина не дает людям поверить мне.
Гаррет несколько секунд смотрел мне в глаза, потом перевел взгляд на мои пальцы. Я буквально слышала, как у него в голове скрипят колесики. Спустя некоторое время я решила, что их не мешало бы хорошенько смазать.
- Откуда ты узнала, где искать тело мисс Эллери? - наконец спросил он.
- Я не собираюсь объяснять по второму разу.
- Серьезно…
- Нет.
Помолчав, он поинтересовался:
- И ты умеешь это с пяти лет?
Я фыркнула.
- Я вижу призраки с рождения. Это моему отцу понадобилось пять лет, чтобы мне поверить. Но когда я ему сказала, где искать тело пропавшей девочки, до него дошло, что я - настоящее сокровище.
- Ты о дочке Джонсонов? - уточнил Своупс.
Я постаралась не морщиться. Не люблю к этому возвращаться. Если бы меня спросили, я ответила бы, что мне трудно найти менее приятное воспоминание. В день, когда случилась "Катастрофа с дочкой Джонсонов", как я это называю, Дениз свернула на проторенную дорожку: предпочла мне не поверить и поклялась никогда больше об этом не говорить. В тот день я поняла: то, что я делаю, - ненормально. И некоторые люди - даже мои близкие - будут меня за это презирать. Разумеется, мачеха, надававшая мне пощечин перед толпой зевак, не завоевала моей любви.
- Все в порядке? - забеспокоился Сассмэн.
Чуть не забыла, что они здесь. Я сдержанно кивнула.
- Знаете, - вмешалась Элизабет, - мне кажется, он искренне пытается вам поверить.
Я скривилась и скептически посмотрела на нее. И очень зря - она же просто хотела помочь.
- Они сейчас здесь? - спросил Гаррет.
Я вздохнула; мне не улыбалось выслушивать его обвинения. Но раз уж он сам спросил…
- Да.
Он вынул записную книжку.
- Не могла бы ты спросить мисс Эллери, когда у нее день рождения?
- Нет.
Элизабет шагнула вперед:
- Двадцатого июня.
Я взглянула на нее:
- Он знает, когда ваш день рождения. Он просто меня проверяет.
- Нет? - разочарованно переспросил Гаррет. Казалось, он хотел услышать мой ответ, хотел поверить мне. Пусть и на пять минут. Знаю я таких - они верят, пока все благополучно. С ними нужно держать ухо востро. У них есть отвратительная привычка ударить исподтишка, когда я меньше всего этого ожидаю.
- Скажите же ему, - настаивала Элизабет.
- Вы не понимаете, - пояснила я. - Такие, как он, никогда не поверят окончательно. У него обязательно останутся сомнения. Он будет вечно меня допрашивать, выуживать сведения, которые ему уже известны, чтобы посмотреть, как я сяду в лужу. - Я оглянулась на Гаррета. - Так что пошел он к черту.
- Элизабет, - вмешался Сассмэн, - может, нам лучше…
- Нет! - крикнула она так, что я подпрыгнула, и Гаррет тут же уставился на меня. - Скажите ему. - Она подбежала к столу и наклонилась ко мне. - Ему нужно преодолеть себя и поверить вам. Он не знает, что теряет. Так и проживет всю жизнь с одномерным представлением о мире. У него не будет ни ориентира, ни надежды на то, что люди, которых он любил и потерял, перейдут в лучший мир. Что у них все будет хорошо.
Я поняла, что Элизабет говорит не о Гаррете. О себе.
Я встала и подошла к ней:
- Элизабет, что с вами?
Она чуть не плакала. Я заметила, что в ее тусклых глазах блестят слезы.
- Я столько хочу рассказать сестре, но она такая же, как он… как я. Я бы вам тоже никогда не поверила. - У нее бессильно опустились плечи. Элизабет бросила на меня виноватый взгляд. - Простите меня, Шарлотта, но это правда. Я бы вам никогда не поверила. И она не поверит.
Я с облегчением улыбнулась. И это всё? С такой проблемой мне приходилось сталкиваться бессчетное количество раз.
- Элизабет, - сказала я, - из всех задач, которые нам предстоит решить, эта самая простая.
Гаррет наблюдал за нашим - точнее, моим - разговором, но, к его чести, ничем не выдал своих эмоций. Я часто думала, до чего смешной, должно быть, кажусь живым, когда разговариваю сама с собой, бурно жестикулирую и обнимаю воздух. Правда, у меня не всегда есть выбор. Раз уж Гаррет отказался уйти, придется ему познакомиться с моим миром. Я не стану сдерживать себя в угоду его изысканным представлениям о правилах приличия, да еще у себя в офисе.
Элизабет всхлипнула:
- Что вы имеете в виду? Почему это просто?
- Вы оставите записку.
- Записку?
- Конечно. Я всегда так делаю. Так меньше приходится объяснять, - заявила я, обведя комнату рукой. - Вы мне продиктуете записку, я ее напечатаю - разумеется, поставив дату до вашей смерти, - а потом она чудесным образом отыщется среди ваших вещей. Что-то наподобие писем на тему "если вдруг со мной что-нибудь случится". Вы расскажете ей все, что хотели, а мы сделаем вид, будто вы напечатали это незадолго до смерти. Если хотите, у меня даже есть знакомый, который для верности может подделать вашу подпись.
- Кто это? - поинтересовался Гаррет.
Я послала ему предостерегающий взгляд. То, о чем я говорю с умершими, его не касается.
На лице Элизабет отразилось изумление.
- Отлично. Я же адвокат. Я точна, как десятичная система Дьюи. Сестра непременно в это поверит.
- Разумеется, поверит, - кивнула я, похлопав Элизабет по плечу.
- А можно я напишу жене? - спросил Сассмэн.
- Конечно.
Мы посмотрели на Барбера, ожидая, что он тоже захочет кому-то написать.
- У меня только мама. Она знает, как я к ней отношусь, - пояснил он, и я задумалась, радоваться мне или огорчаться, что у него только мама.
- Вот и хорошо, - ответила я ему, - жаль, что немногие признаются близким в своих чувствах.
- Ага. Я смертельно ненавижу ее с десяти лет. Так что ничего нового я бы ей не написал.
Я постаралась ничем не выдать своего потрясения.
Но Барбер все равно заметил.
- Поверьте мне, это чувство взаимно.
- Хорошо, значит, две записки.
- Кстати, - задумчиво проговорила Элизабет, - когда у нас начинается лето?
- Хотите дождаться? Но еще долго, - удивилась я.
Она пожала плечами, кивнула на Гаррета и приподняла идеально очерченные брови.
- Ах вот оно что! - Я едва не расхохоталась. - Кажется, двадцатого июня.
Гаррет открыл рот от изумления. Элизабет сложила руки на груди и улыбнулась, лучась самодовольством.
- Верно, - кивнул Гаррет. - У Элизабет Эллери день рождения двадцатого июня.
Я бросила на нее оскорбленный взгляд:
- Вы меня провели.
- Я же адвокат, - усмехнулась она, как будто это все объясняет.
Да, она мне очень нравилась. Я вернулась за стол и плюхнулась в кресло под обычные фанфары.
- Она меня провела, - пояснила я Гаррету.
Он ухмыльнулся, но уже иначе. Его улыбка изменилась, и я догадалась почему.
- Нет уж. Нет-нет-нет-нет-нет, - проговорила я, погрозив ему пальцем. - Даже не начинай.
- Что не начинать? - невинно переспросил он.
- Ты так на меня смотришь, будто я знаю ответы на все вопросы в мире. Это не так. Я не предсказываю будущее. Не вижу твоего прошлого. Не гадаю по руке и прочей фигней не страдаю. Я не…
- Но ты ведь экстрасенс, верно?
- Чувак, - я наклонилась к нему через стол, - я такой же экстрасенс, как, скажем, морковка.
- Но…
- Никаких "но"!
Терпеть не могу это слово. Оно не имеет ко мне никакого отношения. Я зажала уши руками и запела.
- Что ты как маленькая.
Гаррет был прав. Я показала ему язык и опустила руки.
- Послушай, даже у меня больше вопросов, чем ответов. Я уверена, что мои способности скорее похожи на шизофрению, чем на что-то сверхъестественное. Спроси кого угодно. Если бы я была едой, то только ореховым кексом с цукатами.
- Шизофрения, - с сомнением протянул он.
- Я слышу голоса. Разве это не шизофрения?
- Но ты же только что сказала…
Я подняла указательный палец, чтобы его остановить. Хотя средний был бы уместнее. Мне нужно было кое-что объяснить Гаррету, чтобы не сдать завоеванные позиции.
- Послушай, когда люди, вот как ты сейчас, уже почти мне поверили, они начинают бессовестно этим пользоваться. Допрашивают меня, задают дурацкие вопросы, интересуются, где будет следующее землетрясение или какие числа выиграют в лотерею. Я не шучу. Ты когда-нибудь видел в газетах новость "Экстрасенс выиграл в лотерею"? Я не экстрасенс. Я даже не верю, что они существуют.
- Объясните же ему, кто вы, - взволнованно проговорила Элизабет, пока Гаррет листал блокнот.
Я послала ей убийственный взгляд. Не помогло. Наверно, потому что она и так умерла.
- Серьезно, - не сдавалась Элизабет, - скажите ему. Он почти вам поверил. Ему это понравится.
- Не понравится, - процедила я сквозь зубы, забыв, что я единственная из живых в комнате, кто ее слышит.